Паранойя росла, как чирей. За мной неслись пули, и даже когда пробежал нехило километров, они все еще догоняли меня. Им помогал лесопарк, городя заслоны из деревьев, кажущихся человеческими фигурами, хватал руками-ветками. Невдалеке ругливо лаяли собаки, будто затравливая, гудел электровоз. Полустанок встретил меня сторожевыми огнями, таращившимися из темноты. Я притаился между товарными вагонами, слившись со стенкой цистерны, каждый раз вздрагивал от грохота проходящих мимоходом составов. В шелесте дождя чудился топот сотни ног, а пустота платформы вглядывалась ищущими глазами. Иногда кто-то высовывался из-за заколоченных касс, и душа, обрываясь, падала, но лишь ветер трепал клочок порванного плаката. Я не мог заставить себя не смотреть во тьму - откуда, наслаиваясь, приближались тени. Не разбирал, реальны ли они или созданы воображением. Мерещился оружейный прицел, и когда меня ослепил фонарь, счел его за выстрел, громко вскрикнув. - Ничего себе, вот удача, - возник на свету зубастый рот. Тени, оказавшиеся людьми Борща, сбросили меня со сцепки и поволокли за шкирку к машине.
Но и тут фобия не отстала, погналась следом волнистыми змеями провисающих между столбами проводов, влажным глянцем рельс, тянущихся рядом с дорогой. Темнота, словно собака Баскервилей, скакала за автомобилем, огибающим жилой квартал. Впереди чернел овраг, замкнутый поверху бетонным забором и насыпью железнодорожных путей с другой стороны. Машина остановилась возле еще пары припарковавшихся. Скользя по тропе, я начал… меня начали спускать вниз. Спину буравили фары, забор школы нависал упреком в троечном дипломе, стена библиотеки тоже не отставала, вспоминая невозвращенную книгу. Окна дальних домов гасли, как и моя бодрость духа. Пальцы ног замерзли так, что почти не ощущались. Я отсырел до трусов, а вокруг блестели неровные кругляши луж, из-за них глубокий овраг напоминал пробитую полузатопленную лодку. Мы спустились на дно, там ожидала группа не слишком освещенных, но угадываемых фигур. И я врубился – это не паранойя. Меня одолевало отчаяние.
Мент-отморозок мокнул чуть в стороне и моим появлением, как ни странно, не заинтересовался. Он наблюдал за тем, как водила бандюка волочет упирающуюся Аннушку, а сам Борщ, единственный при зонте, расставляет акценты. - Эта пара нам должна. С кого из них начнем? - обратился к менту бандос. - С тебя. Наверно, только я не удивился, поскольку подробно доложил, как убили Барби. Зато у Борща задергался глаз. Мент сделал шаг. Остановился. - Что-то не то? Подошел ближе. - Ну? Еще шагнул. - Деньги вернешь или как? Мне почудилось, бандюк выдохнул. Через секунду все Борщевские мордовороты, кроме моих конвоиров, колотили Аннушку, я старался не смотреть, хотя в душе ухмылялся. Так ей и надо, суч…е. Дура Анька ныла, вопила, но про бабки не кололась. Уж было засомневался, она ли взяла, пока братки не вздумали ломать ей пальцы. - Под полом… в туалете… дача…Макс. - Будем считать, долг я отдал, - Борщ сделал отмашку своим людям. - Этого… Он кольнул меня взглядом. - …дарю тебе. Аннушка хлюпала, сидя на земле, и стонала. Я-то знал, что мучиться не буду – пах и все, но как-то не успокаивало. Лучше со сломанными пальцами стонать вместе с Анной. - Подожди. Мы не закончили, - мент подошел к Борщу совсем близко. - Люблю, знаешь ли, «Поле Чудес». Я кручу барабан, - он достал пистолет, направил в бандита. Ответно щелкнули предохранители оружия братков, но менту было словно по фигу, - ты отгадываешь слово. Приз в любом случае. Итак, внимание! Чьи тупыри мочканули мою сестру?
Все произошло очень быстро. Меня отбросили к Аннушке, братки рванулись вперед, а мент уже прикрывался их боссом, приставив к его башке ствол. И во въедливых доселе глазах Борща я прочитал дикий ужас. Он, как мог, извивался, стараясь добраться врагу до горла, но только отодрал пуговицы воротника. - Убери своих псов, - скомандовал ментяра. Хлопок. Другой. Третий. Еще. Мордовороты повалились с дырками в головах, не от пуль милицейского пистолета. Сверху струйкой стек гравий. - Пойдет? – чей-то силуэт отделился от стены, стал спускаться, держа наперевес оружие. Черт! Я мог поклясться, что Борщ его знал. И по тому, как ахнула Аннушка – она тоже, но лишь отчаянней завыла, а бандюк, воспользовавшись заминкой, уже целился в фигуру. Пулей Борщу раздробило кисть, он, айкнув, осел, зажимая руку. Мент наклонился за выпавшим стволом, зацепив лицо бандита чем-то висящим на шее, и тот вдруг забыл про ранение, пистолет, даже про стрелка, сопровождая взглядом медальон. Кажется, это были часы. - Вы сговорились! Скоты вонючие! – взвизгнул Борщ. Уж сколько рассказывали о его железном характере, видать, все неправда. Бандюк дрожал, взбивал грязь здоровой ладонью и чуть ли не лбом, вспоминал какого-то Кима. Истерил по-черному. А вот глаза мента все шире открывались. - Ипаааать! В следующий момент обоймы пистолетов разрядились в Борща, а ментяра по-заведенному щелкал затворами. Пустые стволы легли вместе с бандюганом.
Визитер прочавкал сапогами мимо Аннушки, попутно погладив ее спину винтовкой, постоял возле меня. Подмигнул без задора. В нем было что-то от Бабая, если бы тот похудел и накачался одновременно, а еще напялил странный наряд из вельветовой, рубленной по краям куртёнки и обычных трико, заправленных в болотники. На ускоглазой морде вился какой-то узор, а по телу бряцали феньки. Современный Чингачгук, мать итить. - Помоги, а..., - шепнул я ему. Стрелок глазами согласился. Затем приобнял ссутулившегося, скрипящего зубами мента, будто утешая. -Ты здесь и по мою душу, - ментяра не спрашивал, констатировал как факт, - наркоша гребанный. Он вывернулся и в подкате схватил оружие погибшего братка. Выстрелы жахнули одновременно, но у стрелка разве что на щеке зарделась полоска, а вот мент рухнул, харкаясь кровью. - Я был чист, - вторично послышался голос «чингачгука», его фразы легко считались по пальцам. Тут заголосила Анюта, поползла на коленях к стрелку, загребая земляную кашу. - Санечка, миленький, прости. Я все для тебя сделаю, любить буду, жить с тобой. Азу готовить. - Врешь. - Врет, - поддакнул я.
Мент оказался живучий, закашлялся, приподнялся на локте, утирая с губ кровавые пузыри. Стрелок опустился перед ним на корточки. - Знаешь, каково сидеть за наркоту? Когда нет друзей – ни в тюряге, ни на воле. Повезло. Нашлись добрые люди, и вот я вышел по УДО. А ты… Он ткнул в мента. - Ты…, - указал на Аннушку. - И ты…, - пнул труп Борща. - …думали только о себе, а на меня насрали. Но я не такая скотина. - Ниночку воспитаю, - стрелок опустил бандюку веки. Вновь наклонился к менту. - Что попросишь? - Мать… - просипел тот, - операция на сердце… И сдох от пули в черепушку. - Заметано, - сказал стрелок. Аннушка все ползла, сопливясь. - Сашенька, я ж родила от тебя, у нас сыночек в детдоме. Ему мама и папа нужны. Выстрел. - Только папа. А за сына благодарю.
Да уж… Офигительно я прогулялся. Дождь смывал с меня брызги чужой крови, в прибывающей воде тонули тела, и отнюдь не спасательной шлюпкой качался перевернутый зонт. В живых задержались только мы с «чингачгуком». Он достал клещи и, открывая рты мертвецам, вырвал у них по зубу. Потряс страшным ожерельем, как бы оценивая – хватит ли на нем места, сунул трофеи в карман. - Мужик, спасибо тебе, - я готов был целовать ему сапоги. – Спасибо тебе, родненький! Стрелок неожиданно улыбнулся таким же темным, как и сам, ртом. - Вообще-то, ты мне и нужен. Вел тебя со станции. А эти просто удачно подвернулись - можно сказать, мой день. - За что? – промямлил я. «Чингачгук» стряхнул влагу с лысой головы. - Холодно. Купил шапку. Ты уверял - норка. Повстречал шпану, шапку сняли. Хотел задать трепку хулиганам, но они мне эту хрень вернули и оборжали. Не норка это. Обыкновенная крыса. И насрать, что крыса – не срать, что запозорили. Им не простил и тебе не прощу. За крысу. Я рад был оправдаться, только понимал – бесполезно. Кокнет, один х..р. Из-за какой-то норки или не норки, меня - простого перекупщика, хорошего человека, приравняет к мразям, что полегли тут. Но по правилам киллера-волшебника, оставалось последнее желание. - Брат, мне просить не о ком. Только о себе. Жизнь за новую шапку, а? Стрелок помотал головой. - Хочешь водки? – достал из нагрудника флягу. Я припал к горлышку, глядя в черный кружок дула. Спирт не согревал, даже не пьянил. Вот как получается - всем было что хотеть, о ком беспокоиться. А я, выходит, пустой. И перед смертью, кроме водки, желать нечего. Думал так, а сам пил. Старался не частить, но жидкость уже плескалась на дне, и каждый глоток приближал меня к вечному одиночеству.
Вот так я удачно на текст налетела. Стала читать с середины, и срочно полезла искать откуда рога растут, то есть где начало. Реалистичность порадовала, герои, характеры... И как это в конце все вместе соединилось. Я про шапки уже забыла. А они всплыли. Да еще так в каком-то роде даже забавно, хоть и произошедшее не особо радует. Не знаю нуар или нет, никогда их не читала, но тона серые и мрачные, даже черные. Рейтинг. И спасибо за рассказ.
Зы. Все читалось вкусно и интересно, а вот стрелялки я глазами проскакала. Мб просто не нравятся перестрелки.
Опять же, про отчаяние хорошо написано. Лучше бы рассказ был выдержан в экзистенциализме, вся это боёвщина мне кажется здесь личной. По стилю не хочу придираться, ибо написано отлично. Читается хорошо, картинка есть (и даже ВИДЕО), что от стиля и требуется. В общем, сочувствую Сэю. И в дуэли кинули, и комментить не хотят. МНОГАБУКАФ А произведение хорошее.
Хотелось бы узнать, почему не пошла Вторая жизнь? Мейстримно? За то, что осилил до конца - вообще спасибо из спасиб, а то, что что оценил - спасибише! И да, насчет жанра в дуэли были четкие рамки, можно было бы вписать экзистенциализм... ? Честно говоря, акцентировался на понятии "нуар в литературе" по Вики.
0
