Четверо в дырявой лодке, не считая... Жизнь первая Степень критики: Как придется
Короткое описание: И вновь дуэль не состоялась. И вновь жаль.
Итак... Торгаш-алкаш, должник местного бандита, ищет способ выбраться без потерь. Но невольно тянет за собой нить роковых событий и жизни других.
Их было двое, и один пояснял мне свойства земной поверхности. Вбивая азы о критерии «глубина» коленом в живот, заставлял усвоить то, что я вполне могу ее измерить – вертикально или горизонтально, в зависимости от желания босса. Но пока щедро предоставлял возможность, сгибаясь, давиться собственной рвотой, чтобы не вывернуть пережеванное азу под сорокоградусной «финкой» на три полоски его штанов и такие же располосованные кроссовки. Второй адидасовский бычара отличался лишь тем, что, заломив мне руки, обрабатывал лодыжку острым носом неспортивной туфли, но я старался не ударить в грязь лицом во всех смыслах сразу. - Гони бабки, с…а, - басили оба под звон массивных цепей. Золота на шеях хватило бы на половину озвученной суммы. Хотя не в моем положении срывать побрякушки, чтобы затем преподнести их же боссу, но употребленная «Финляндия» таки придавала отчаянной смелости, тем более, что еще по полудню здесь рисовались точь в точь как эти, и при оплате основного ценника мы, кажется, поладили на отсрочку процентов. - Вы бы представились, ребята, - прохрипел я, сдерживая спазмы желудка. - А то неловко переходить на личности без Ф.И.О. Потому, как без чего-то там двенадцать передал Борщу с его молодчиками всё, что имел за душой. Хватка ослабла на мгновение, но тут же новый удар заставил меня лицезреть сквозь радугу и звезды полосатое трио. - Кому ты там, козел, отдал бабло - не в курсе. От Борща приходим только мы, ясно? Ясно, чего ж тут неясного… Осознание того, что пролошил, свело на «нет» тонизирующий эффект водки. Поверженный морально и физически я стек с рук быка для поцелуя с мокрым от затяжных дождей асфальтом.
А ведь чувствовал подвох, когда только брался за этот «крысиный» бизнес. «Кому шапки? Норковые шапки! Почти даром! Покупай летом, чтобы не разориться зимой!» Но массово занятые ряды с подобной ерундой на поселковом рынке, и народ, вечно отирающийся у прилавков, решили за меня – бизнесу быть! Тогда я бухал по-черному, хотя и сейчас не прочь заложить за воротник, но в те месяцы особенно, пропивая «откупные» родного завода. Останавливать меня никто не пытался, да и было некому – ни семьи, ни родни. Жить для кого-то тоже не приходилось. Свой собственный, в пустой прокуренной «однушке» с телевизором без пульта и бутылкой. Когда романсы от финансов заголосили особенно громко, я выбрался во двор, чтобы засвидетельствовать себя на халяву «третьим» в компании таких же несчастных. Под брезентовым навесом у старой березы и облупившейся детской лесенки, Бабай плеснул мне в стакан со словами: «Работа нужна? Могу посодействовать». - Знаю нужных людей, - он подсунул на закусь полколеса «Краковской». - Дадут денег на раскрутку, все оформят – на твое имя, кстати. Будешь и купец, и начальник. Место свободное есть, аренда – тьфу! Ничего особенно делать не надо, забрал товар со склада и торгуй. Через два месяца все окупишь, долги раздашь и богатей себе в удовольствие. Меха – второе золото, всегда в цене. Конечно, Бабай деловито не выглядел – поношенный пиджак на мятой рубахе, недельная щетина и осоловелые восточные глазки – обыкновенный завсегдатай дворовых столиков с домино и водкой. Но в то время весь белый свет виделся мне в блеклых, двоящихся чертах, так что я больше доверял слуху. -А не обманут? – сомнение все же проскользнуло сквозь винные пары. - Да ты что! Сам в деле. Борщ сказал: «Набери ответственных людей», ты же ответственный, так? – Бабай подал еще колбасы. Остальные мужики ломали буханку, косились на «Краковскую» и меня, уплетающего за обе щеки. Но не с завистью. Как сейчас понимаю, жалели идиота, и хоть кто-нибудь бы отговорил – так нет же!
Ох, как я хотел показаться ответственным, хотя раньше за мной такого не замечалось. Практически бросил пить, рьяно взялся за бизнес ЗАО «Русская норка». Торговля шла худо-бедно, но шла, благо, подходила осень - холодная, судя по неизменно падающей шкале термометра. С первой же выручки я прибарахлился, создав имидж успешного предпринимателя, подстриг вечно торчащие седеющие лохмы, оделся в дизайнерский костюм, купленный за валюту, и выглядел уже не обветшалым алкашом в свои тридцать пять. Стал ловить на себе женские взгляды, порой просыпаться после бурных ночей. Совершенно забыл ту худосочную дуру, на которой женился по молодости, а развелся через год «по несходству характеров» - из-за большей страсти к алкоголю, нежели к супруге и измены последней, после чего окончательно сочетался добровольными узами с водкой. Но теперь личная жизнь налаживалась, в моем доме появились женские вещи очередной любовницы, стиральная машинка, к телевизору – видеомагнитофон. Только замену потерявшемуся когда-то пульту найти я не успел и все также, лежа на постели, переключал каналы палкой от швабры.
Два месяца пробежали бегом. Бабай наставлял: «Если будут проблемы, говори, что точка от Борща». Так я сказал менту, но тот, напялив самую дорогую шапку, лопнул жвачкой мне в лицо. - А мне срать, хоть от самого Ельцина, - он ткнул в свидетельство о регистрации. - Где в графе «ген. директор» указан твой Суп? Черным по белому – Королев Виктор Викторович, значит, с него и деньги. Королевым был я, потому заплатил. Шапку мент унес с собой. Налоговики и санитарная инспекция тоже спросили с генерального директора, оценив в круглую сумму только им понятные нарушения. Бабая я больше не видел, Борща и подавно, пока сегодня не явились бритоголовые здоровяки с обозначенным долгом, превышающим всю мою наличность, долго пудрили мозги курсом доллара, за счет колебаний которого набежали проценты и, наконец, рассовав деньги по карманам, пообещали заехать на неделе. - Привет Борщу! – скатившись по ступенькам рынка под ливень, крикнул я вслед газанувшей иномарке, та обдала меня грязью и едким выхлопом. Промокшее тело просило сугрева, нутро – особенно. При пересчете заначки оказалось, что хватает на «Финляндию», а любовница Аня заботливо положила с собой азу. В их компании я скоротал время до вечера.
Вечерок оказался поганым. Впитывая мутную, окрашенную бензиновыми разводами воду луж, я оценивал возможность сближения кроссовки с лицом и всё думал – чьи старания привели сюда утрешних мордоворотов? Знал ли Бабай о сроках в договоре или же это люди со стороны? Так или иначе, долг от этого не уменьшался, а «шестерки» Борща уже прилично, хотя и не скучая, ожидали результата. - Жаль разочаровывать вас, ребят, но сегодня заканчивается в полночь. Поспешили вы, - попробовал усмехнуться. Лучше бы этот день продолжался вечно и не наступал следующий. Ради такого я даже был готов принять еще несколько напасов в душу.
Передохнувший серой моросью дождь вновь затарабанил по алюминиевой крыше павильона, подстрелил разбухшие в водостое окурки, словно играя в морской бой. Наверху звякнули ключи, тень загородила и без того хмурое небо. - Эй, «Русская норка», шапки убирать будешь? – свесился через перила сторож Петрович, с высоты крыльца глядя в заплеванный угол, где я тонул вместе с хабариками. Он как бы не замечал трагизма ситуации. - Норка занят! – гаркнул, обернувшись, один из быков. - А, ну как знаете, - Петрович гордо распрямился, выгнув насколько можно впалую грудь. Сутулый, неприметный мужичишка вне смены, ночью оставался почти за директора, и не ему трястись перед нашпигованными химией качками, коли хозяин доверяет всю торговую площадь. Мы на миг схлестнулись взглядами. «Шапки тронешь – пожалеешь», - выразил я мысль глазами. «И трону, что ты мне сделаешь? Не убрал - значит, не было», - хитро прищурился в ответ Петрович. Ветер бросил ему в лицо пригоршню брызг. - Бля, собачья мать, ну и погода! – плешивая голова поспешила скрыться. Бычары тоже изрядно намокли и уже облизывали зенками железные ворота, за которыми ждал теплый салон автомобиля. - Ладно, существуй пока. «Туфля» пнул меня, поставив на четвереньки, «кроссовок» заржал. - Вот так и приползай, чтобы деньги в зубах. Иначе, нагибаться тебе с начинкой в жопе вплоть до смерти. Был норкой – станешь раком. Долг паяльником красен. - Кому должен – всем прощаю, - буркнул я, стараясь не отстать в афоризмах. - Не прощай, а прощайся. Как там шмару твою кличут? Аня? Тоже подтянем. И натянем. На Аню мне было наплевать, но в этот раз удар вышел особенно ощутимым, и ненадежную плотину прорвал фонтан блевотины, хлынувший под ноги мордоворотам. - С…а, фирменные кроссы обрыгал. Вонючая подошва опустилась мне на голову, впечатав в рвоту. Послышались удаляющиеся шлепки и всплески. - До встречи в эфире. За воротами рявкнул мотор. Я поднялся, задрал голову к небу, умываясь дождем. Грязные скоты! Борщу несколько сотен тысяч – ни о чем, а укокошит ведь. В науку другим. Концентрат сумерек и ливня сгущался, на столбах зажглись редкие фонари, еще не сдохшие от старости. Нутро павильона тоже осветили тусклые периферические лампы. Я отряхнул костюм и по стекающей с ладоней жиже понял, насколько тот испорчен. Впрочем, он вряд ли пригодится после двадцати четырех ноль-ноль, как и не перекочевавшие в подсобку шапки. Пусть Петрович подавится каждой в отдельности.
Взбалтывая осеннее месиво с трудом волочащимися ногами, я двинулся к воротам. Слегка отодвинул створку. И замер – перед носом мелькнула пачка «зелени». Затем вторая и третья. Тонкие ухоженные пальцы принимали валюту из мужской руки и быстренько укладывали в дамскую сумочку. - Будь осторожна. - Не волнуйся, до дома два шага, - пропел нежный голосок. - Когда тебя ждать? - Позже. Дела, сестрёнка, дела. Хлопнула дверь, зарычал двигатель. Мимо моей любопытной морды в щели ворот проплыла надпись «Милиция» на боковине ПАЗика, а обладательница несказанного богатства, царапнув спицей зонта по железу, устремилась в осенний вечер. Я просочился на улицу и двинулся вслед, плохо соображая – какого фига, но долги за душой притягивали к девке магнитом. По мокрому, почти безлюдному тротуару мы прошли сквозь ряды палаток, она купила «Морэ», я взял в кредит у знакомой продавщицы бутылку «финки». За зонтом я не различал блонди девица или брюнетка, красавица или дурнушка, насколько молода - видел лишь широкий фиолетовый плащ и стройные ножки в ботильонах. А еще сумку, чертову сумку с деньгами, которые спасли бы меня. Может набраться смелости и попросить? Много не надо, всего лишь полпачки для Борща и еще чуть-чуть на жизнь. Я рванул пробку, булькнул водки из горла. Девица между тем пересекала «зебру».
Откуда взялась машина – хрен разбери, она неслась прямо на бабу, а эта дурында взяла и встала столбом. На жизнь девки мне было насрать, но только не на сумку. Подскочив, я дернул за лямку что есть силы, не удержался и со смачным плюхом грохнулся на обочину. Сверху приземлилась девица, на шоссе остался только искорёженный зонтик, а фары лихача, мигнув, исчезли в дожде. - Спасибо, - прошелестела лапуля. Еще какая лапуля! Даже повисшие от влаги кудряшки не портили очаровательного лица, этакая кукла Барби среди совковых неваляшек, коих напоминали мои любовницы. Я, растерявшись, на секунду забыл про «зелень» в сумочке, а когда очухался, девица прибрала назад свое хозяйство. - Не стоит благодарности. Гражданский долг, - поймал себя на дурацкой улыбке. Лучше бы, конечно, девка сдохла, тогда пачки перекочевали бы ко мне, хотя жаль такую красотку. Она встала и охнула. - Моя коленка! В дыре нейлоновых колготок сочилась кровь. Девица похромала к тротуару, а я подставил плечо. - Опрись, раненая, провожу. Далеко живешь? Красотка указала на пятиэтажку у дороги, мой дом виднелся несколько дальше, за аптекой. - Дай донесу, - взялся за сумку. - Я сама, - она зарыла ценность в складках плаща. - Надо бы продезинфицировать рану, - вспомнились навыки первой помощи, - а то недолго до заражения. Гангрена. Ампутация. Возможна смерть. Девица вновь охнула и согласилась. Мы поковыляли к аптеке, от Барби пахло духами и почему-то лекарством – может быть употребляла что-то внутрь для кайфа. - У меня мама больная, - словно уловив мысли, сказала она, - если увидит меня такой, опять сляжет с сердечным приступом. - А давай ко мне, - стукнуло в голову озарение. - Приведёшь себя в порядок и, ай-да, шуруй на все четыре стороны. Под негорящей аптечной вывеской я попросил денег. Не на отдачу качкам Борща – только на обработку раны, но лелея совсем другие мечты. Барби скользнула по мне взглядом, словно убеждаясь – денег нет и, порывшись в сумочке, выудила российскую банкноту. - Жди под козырьком, - через мокрую насквозь ткань внутреннего кармана я ощущал холод бутылки «Финляндии». Лишь бы девка не собралась со мной. Но она покорно остановилась у входа. - Бинт, перекись, клофелин. Сонная провизорша выложила все, как и заказывал, не спросив рецепт.
… Ноги красотки были прохладны, кожа нежна. Девица сидела на краю моей не слишком чистой ванны, я лил воду из не слишком хорошо струящегося душа, вымывая песок из ссадины, а за ширинкой набухал бугор. - Слушай, - заглянул в зеленые глаза, - я тоже невероятно грязен, может, искупнемся вместе? - Ну, если только разок, в благодарность за спасение, - Барби вытянула губки, и стало ясно, что разком дело не ограничится.
После мытья девица скакала на мне, как бешенная, аппетитные грудки прыгали вместе с ней, я ловил губами торчащие соски. По-моему, Барби кончила раз сто, а что до меня – мысли о долларах всякий раз гасили подступающий оргазм. В конце концов, корень завернулся хвостиком. - Проблемы? – спросила девица, останавливаясь. - Норма, просто надо выпить, - я потянулся к наполненным водкой стаканам, где в одном плавал клофелин. Его-то и подал Барби. - Я не пью, - оттолкнула она руку. Писец, эта целка-невидимка не бухает, а на часах уже без четверти одиннадцать! - Давай, быстренько, - я схватил ее за волосы, вставляя в губы край стакана. - Ошалел? Я брату расскажу! – девка съездила мне по лицу. Сильная дрянь, вырвалась! Но тут дверь с грохотом отлетела к стенке, повиснув на петле, а из прохода уже лыбилась пара борщевских братков. - Аня? - Аня, - кивнула Барби машинально, - Спасите. - Ща спасем.
Нас запихали в машину, не дав толком одеться, ведь смертникам не обязательно выглядеть цивильно. Гады, даже не дождались полуночи. - Деньги на хате, - лепетал я. Аня плакала и угрожала братом. - Какое, с…а, у тебя бабло на хате? У тебя, с…а, два часа назад ни х…я не было, че ты паришь? Думаешь свалить? Х…р ! Борщу будешь рассказывать, какое у тебя на хате бабло. - Да я клянусь! Мне тут же затянули скотчем рот, прозрачная лента окружила и Анино лицо, сделав похожим на зареванный череп.
Вытолкали у каких-то складов под дождь. Под этот сраный дождь, как я его ненавижу! Меня окружали закрытые двери, арматура и контейнера. Единственный фонарь раскачивался на ледяном ветру, словно маятник гипнотизера. Колотило, и не от того, что из одежды были лишь брюки, а от страха неминуемой гибели. Казалось, еще чуть и по ляжкам потечет. «Кроссовок» сдернул скотч вместе со щетиной и мясом. - Ну че, где бабки? - На хате. - Где бабки, чмырь? Я не ощущаю. Он показал пустые ладони, которые сложились в кулачищи и поочередно прилетели мне в лицо и грудь. Я тотчас захлебнулся кровью. - А твоя Аня знает, где взять бабло? «Кроссовок» вытянул на свет напуганную и босую Барби в моей футболке. Ноги девчонки опять были грязны, а коленка кровоточила через повязку. - О, что тут у нас? - он сунул руку ей в промежность, - Анечка забыла надеть трусики! Бычара смотрел на меня, ожидая реакции, и я вдруг понял, как спастись. - Пожалуйста, не убивайте Анюту, - взвыл, грохнувшись на колени. Мутная вода обдала меня целиком. - Она – любовь моя, свет очей моих. Я пополз, раздирая ноги гравием, скользя по собственной крови. Ссадина Барби – просто фигня по сравнению с этим. За мной, уткнув в макушку дуло пистолета, шествовал «туфля», а девчонка мычала и трепыхалась в железных пальцах его «коллеги». - Свет очей? – «кроссовок» ухмыльнулся, поднося к лицу девицы зажигалку. - Сейчас посмотрим. Я стал биться лбом об камни, пустил слезу. Получалось вполне правдоподобно – под дулом можно всё суметь. - Дайте отсрочку до утра, пожалуйста. Только до утра. Все принесу, обещаю, только не убивайте Анюту. Над ухом бахнуло, оглушив. Сверкнула вспышка и погасла. Я приготовился к встрече с кем-то там на небесах, но увидел, как застывают глаза Барби, а из дырки во лбу течет тонкая струйка. - Ты что, охе…л! – заорал «кроссовок», отбросив мертвое тело. - Че я-то? - В меня мог попасть, вот что! Я смотрел на труп Ани и думал, буду ли следующим. Неожиданно пелену разрезали лучи. На площадку вырулил черный «мерс», из задней двери вылез поджарый тип в коже. Раскрыл зонт, который тоже показался кожаным. - Босс пожаловал, - скорее прошептали, чем промолвили оба братка. А я-то считал, что подобные щеголяют в малиновых пиджаках, может, нестандартность Борща окажется мне в пользу? - Что тут у вас? – произнес он мягким баритоном, свойственным больше лектору ВУЗа, чем бандюку, - Это Королев? Ну как, платит или плачет? - Ревет белугой! – хохотнул «туфля», раскачивая на пальце пистолет. - Плохо. Слезы в сейф не положишь. Да и соль не в дефиците. - До утра… отсрочку…Анечку убили, - я принялся вновь наматывать сопли на кулак. - Анечку? Борщ наконец обратил внимание на тело в отдалении, оплакиваемое ливнем. Подошел, присел на корточки. - А ну, посветите мне кто-нибудь. Тут же нарисовался водила с фонарем. Борщ нагнулся, затем резко встал, пронзив братков ледяным взглядом. Теперь я дозрел, кого он мне напоминает – какого-нибудь гестаповца, замучившего кучу невинных. - Совсем выжили из ума? Голос его не дрогнул, и он не выражался, хотя судя по тому, как затряслись быки, происходило нечто серьезное. - А ч-ч-то с-случилось, Арк-кадий К-к-онстантинович, – заикаясь, выдавил «туфля». - Вы хоть знаете, какую Аню приговорили? Это Эдуарда Котова сестра.
Братки нависали над трупом Барби, пока Борщ, насупившись, молча раскуривался беломориной, по запаху не напоминающей табак. Он щелчком отбросил окурок и полез за пазуху. Два выстрела повалили качков в ноги Ане, словно вымаливать прощения за ее гибель. В этом театре смерти я почувствовал себя лишним и уже подался назад, но был остановлен цепкой рукой водилы. Борщ развернулся на звуки. - Просил же их не убивать Аню, - промямлил я. - До утра. - Что? - До утра. Утром чтобы деньги были, а сейчас пошел вон. - То есть, могу идти? - я не верил ушам. - Пошел вон! – впервые Борщ повысил голос.
Домой я несся почти над тротуаром, не замечая ни пронизывающего ветра, ни дождя, стегающего по голому торсу. Даже ноги перестали болеть, только от крови краснели лужи. Всё чудно и приятственно, денег в сумочке Барби хватит и на долги, и на безбедную жизнь. Входную дверь открывать не понадобилось благодаря почившим мордоворотам. Я прошел в комнату - там царил беспорядок. Нет, квартиру не громили, беспорядок был частью моей жизни, никто из женщин не сумел бы привить мне охоту к чистоте и строгим линиям. Вперемешку валялись кассеты, журналы, пустые сигаретные пачки, швабра для переключения телевизора. На тумбочке стояла забитая пепельница, «финка» и два стакана. Клофелин я выплеснул прямо на пол, выхлебал чистую водку и еще полбутылки, повертелся в поисках сумочки. Черт, я заглянул всюду, но она испарилась! У этой гребанной сумки выросли крылья с портретом Франклина! На кухне обнаружились следы виновника пропажи - красный лифчик Барби под запиской «Кобель», а в переполненном мусорном ведре бумажная трубочка и фольга со следами жжёного героина. Я рухнул на кухонный уголок. Аннушка, любовница, драная наркоша! Вот кто улетел на крыльях бабок! Да может быть, когда-нибудь я женился бы на ней хотя бы ради азу, а теперь желал самой мучительной смерти. И вообще, лучше б остался опустившимся алкашом без копейки в кармане, без шапок и долгов! Живой алкоголик здоровее дохлого бизнесмена. Теперь все это не вернуть, жизнь не станет прежней, и всё-таки хорошо, что я заботился только о себе, а по мне некому убиваться. Мать Барби, наверно, теперь сляжет с сердцем, брат тоже будет горевать. Что делать мне – загадка без отгадки.
Я допил водку, в голове зашумело, холодильник поплыл за раковиной, но стало легче. - Королев, вы дома? – раздался голос из коридора, ко мне приближался низкорослый чудила в ментовской форме. - Ну, дома и что? Какие проблемы могут быть у меня с родной милицией? Собственно, о том и спросил. - Велено доставить вас в отделение. - Зачем? - Велено и все. - Продолжается…, - горько выдохнул я. - А уже начиналось? – удивился мент.
Жестко, четко и предельно ясно. Стиль мне нравится. читать интересно. Конкретный такой текст. Как те (как их в девяностые называли?) " Конкретные пацаны"? Зачет.
Язык для меня трудноват. Столько много инфы, она сложена кирпичиками, и даже цемент подмазать некуда ))) Реально сложно. Сжато, как пружина. Я предпочитаю более напевно или менее концентрировано.
Немного режет, что стиль 90-х, Ггерой не особо интеллектуально развит, а его речь с деепричастными оборотами ))))
Многа букаф, прости, как и обещала, не дочитала. Только первое впечатление (для разминки меня, а то отвыкла, и глаз у меня болит что-то. Но я не оправдываюсь, нееет...)
Начало отличное, подцепляет. Довольно читабельно. Будто записано со слов персонажа. "Свой собственный, в пустой прокуренной «однушке» с телевизором без пульта и бутылкой." - такое маленькое предложение, и такой ёмкий образ. Я щитаю, это отлично, это стоит десяти предложений в сальных описаниях и облизанной "души персонажа" до костей. ГГ насквозь омерзителен, его вымочили в жиже из пива и окурков. За перекличку взглядами тоже + Да и вообще, тошнота в концентрированном виде. Жаль, что я не могу добавить эту штуку в рейтинг.
0
