Дрожащий блеск свечей, трепетно колыхавшийся от любого сквозняка, окрашивал залу золотым свечением. Отражаясь от драгоценных люстр и канделябров, с которых уже каждый служащий прихватил по блестящему камушку, свет умножал изобилие своих тонов. Он тонкими лучами проникал сквозь прозрачные вуали сигаретного дыма и своим теплом словно смягчал гул двух сотен голосов, стук каблуков, звон бьющихся бокалов с вином и неприлично громкий хохот тех джентльменов, которые уже к середине церемонии умудрились прилично напиться.

Данте, застыв с подносом около самого спокойного столика на этой ярмарке безумия, именуемого свадьбой, одним ухом слушал сказки Сальвадора, а другим – голоса более старших прислужников, не устающих гонять неопытного юнца по любому поводу.

-… И ведьма широко раскрыла глаза от удивления, в то время как мы громко смеялись над тем, как же ловко у нас получилось ее обмануть! – Сальвадор сам захохотал, поставив точку в очередной сказке, а собравшиеся за круглым столиком детишки на мгновение приглушили общий шум звонкостью своих восторженных голосов. Никто из двух сотен собравшихся во дворце Сальвадора не поражался подобным историям так же чисто и искренне, как они.

На секунду Сальвадор повернул голову, чтобы глянуть на свою новую жену: благодаря гротескно большому белому платью, с фатой, похожей на застывший фонтан, ее легко было заметить из любой точки зала, через десятки столов, свечей, слуг и гостей. Тем более платье светилось неестественной чистотой настолько сильно, что Сальвадор, наверное, увидел бы ее и через стену. И несмотря даже на ее природную красоту, на правильность всех черт ее лица, на изящное тело и непоколебимую, холодную уверенность в своем взгляде, от нее веяло чрезмерным чувством собственного совершенства с оттенком змеиной надменности. Ясные, молодые глаза Сальвадора, менявшего седьмой десяток, потеряли внезапно свою яркость и уверенность под налетом серой, непрозрачной грусти. А ведь прошло лишь мгновение после того, как добрый сказочник повернул голову в ее сторону… Через очередной десяток лет с ней его глаза наверняка превратятся в камень.

- Дядя Сальвадор, а ты расскажешь нам еще сказку? – спросил кто-то из детей.

- Да-да! – поддержали остальные, - расскажи еще сказку!

- Ну дети, дядюшка Сальвадор немного подустал и выпил вина чуть больше положенного, так что в сказке своей новой он может вам наврать, - улыбнулся сказочник, осушив очередной бокал вина. Видимо, даже несмотря на плывущий перед глазами мир, он не собирался останавливаться на своем пути к абсолютному мраку опьянения.

Данте тут же поспешил подойти поближе к столу немолодого жениха с очередной бутылкой вина на подносе, но стоило ему только появится перед глазами Сальвадора, как старик тут же изменился в лице, сверкнув на мгновение яростным гневом, преисполненным необъятной ненавистью.

- Ты что творишь?! – рявкнул он, заставив детей кругом вздрогнуть, - а ну отойди от моего стола со своей чертовой бутылкой!

- Слушаюсь, - покорно кивнул Данте, скрипнув зубами. Выполняя роль прислуги все годы своей жизни юноша привык к подобному отношению, и не удивлялся даже самым извращенным видам хамства и унижения.

- Интересно, а ваша дочь такая же … как и вы сами? – отходя на прежнее место Данте шепнул эту фразу одними губами, продолжая выискивать ту самую красавицу, ради которой он продолжал служить в чертогах этого дворца, гротескнее которых было только живущее там безумие.

Но стоило юноше наконец-то хотя бы краем глаза зацепиться за мелькнувший в толпе силуэт Нелли, как перед глазами снова появился Сальвадор. Низкий, пухленький старичок, рассказывающий детям сказки о том, что злая колдунья перевернула его лицо – теперь волосы растут не на голове, а на щеках и подбородке густой, длинной бородой, в то время как макушка Сальвадора была абсолютно лысой и даже отражала блеск свечей.

- Ты за кого меня принимаешь? – буркнул старик. Данте же спешил отвести взгляд от очередного пьяного богача, стремившегося облить грязью каждого, кто был ниже по статусу. – Ты что это обо мне думаешь?

- Приношу свои извинения, сэр, - прошипел Данте, как вдруг…

- Ты думаешь я что, сам не могу к тебе подойти?! У меня что, ног нету?! – Сальвадор не сменил тона, не менял громкости голоса, не изменился в лице… но вся злость и серость, которой окружил его Данте, внезапно начала растворяться, - я нанимаю прислугу для них! Этих ленивых… - сказочник окинул рукой зал, но внезапно прервал свою речь неожиданным вопросом: - сколько тебе лет, сынок?

- Семнадцать…

- Гм… значит тебе еще нельзя слышать того, что я бы хотел о них сказать. О всех этих… гостях. Да, это все-таки гости. Я могу сам к тебе подойти, взять вино, налить столько, сколько мне нужно и более того ходить с одним бокалом всю ночь, чтобы не пачкать другую посуду. Кстати бокал я сам и помою, так что даже посуду у меня забирать не смей. Ты понял?

Ошарашенный Данте кивнул.

- И вот еще что, - добавил Сальвадор, - дочь моя куда лучше меня, дряхлого безумного старика. Она не такая же. Не бойся.

Данте несмело улыбнулся, заставляя себя поверить в то, что каждое слово вырвавшееся из уст Сальвадора – прозвучало на самом деле, а не было начерчено волшебными палочками добрых фей на полыхающем блеске свечей.

- Не обращай внимания, он давным-давно обезумел, - прокомментировал произошедшее проходящий мимо официант, одетый точно так же, как и Данте.

- А в глаз? – буркнул юноша, не отрывая взора от сияющего старичка, что с упоением рассказывал детям сказки.

- Потом как-нибудь! Пошли скорее к сцене, сейчас Даниель выйдет!

- Даниель? – переспросил Данте, но разговаривавший с ним официант уже скрылся за спинами людей, что поднимались на ноги, вставали на цыпочки, вытягивали шеи, лишь бы хотя бы краем глаза взглянуть на то, что сейчас будет происходить.

На импровизированную сцену, освещенную жарким пламенем двух факелов, поднялся молодой человек, облаченный во фрак цвета ясного зимнего вечера. От одних его движений уже веяло мистичностью и сюрреализмом, так что каждый шаг Даниеля, каждый изящный жест его рук привлекал к нему все больше и больше взглядов.

Лишь только Данте воспользовался его выступлением для совсем иной цели, нежели восхищение творчеством Даниеля: Нелли, как дочь виновника столь грандиозного мероприятия, должна была стоять в первых рядах собравшейся вокруг сцены толпы, а сам юноша, как прислуга, должен быть пропущен всеми пьяными гостями свадьбы Сальвадора.

- Как вы думаете, в чем самая большая сила? – Даниель уже начал свое выступление, выкрикнув эту фразу и, изящным взмахом руки, выдернув из-за спины огромных размеров голубой платок. – Сила в свободе? – говорил он, размахивая первым примененным реквизитом. Ткань платка была такой нежной, что извивалась словно морские волны, когда божественно красивый молодой человек крутил его вокруг себя. – Как по вашему, он свободен? – отпустив платок и заставив его медленно опускаться на землю подобно опадающему осеннему листу, Даниель хлопнул в ладоши над совей головой и в руках у него внезапно появился белый, растерянный голубь, ошарашено осматривающий все вокруг.

- Сеньорита, - шепнул Данте на итальянский манер, - мне кажется это вы обронили, - Нелли обернулась, и юношу охватило парализующее сознание того, что еще никогда он не был ближе к подобной красавице. Он хотел вечно любоваться на ослепляющий блеск ее голубых глаз, на то, как темные волосы, извиваясь стройными кудрями ложились ей на грудь. На черты ее лица, каждая из которых была удивительно неправильной, полностью противоположной той форме, о которой мечтала каждая девушка этого века, но при этом все линии сливались в удивительном изяществе губ, щек, лба, бровей, и имена такая красота, неясная с первого взгляда, завораживала и не давала больше покоя.

Но план требовал другого: вложив ей в руку серебряный медальон, Данте уверенно двинулся прочь от сцены, вслушиваясь в каждое слово за своей спиной, в каждый вздох и звонкий стук каблуков.

- Смотрите, он сам сидит у меня на руке, - продолжал Даниель, выставляя вперед ладонь, на которой гордо смотрел на мир уже ставший уверенным в себе голубь. – Он в праве взлететь, ему не нужно выбираться не из какой клетки, он может просто вырваться вверх, - Даниель подобрал платок и аккуратно замотал в него голубя, который принялся усердно сопротивляться. – Но прежде чем вырваться из клетки, разглядите сначала… - Даниель резко растянул платок между руками, прикрывая себя словно шторой, - разглядите сначала ее прутья, - одергивая платок в сторону, фокусник открыл зрителям следующую картину: некогда свободный голубь ныне бился в огромной, позолоченной клетке, что висела в воздухе примерно на уровне пояса Даниеля.

- Постойте, постойте, - люди расходились перед Нелли не так быстро, как их расталкивал Данте, оттого догнала она юношу только в тот миг, когда юноша уже отошел на достаточное расстояние от сцены, чтобы их беседе не мешали столпившиеся кругом люди.

- Сеньорита? – юноша обернулся, словно только сейчас услышал, как девушка выкрикивала «постойте».

- Вы ошиблись.

- Я ошибся? – Данте попытался как можно выше поднять брови, чтобы изобразить искреннее удивление, словно он не ошибался никогда в жизни.

- Это не мое, - девушка протянула юноше медальон, но он, не отрываясь от ее глаз, сделал вид, словно не заметил этого.

- А мне кажется, он висел на шее у вас, у сеньориты…

- Нелли, меня зовут Нелли, - нехотя представилась девушка, ибо юноша нарочно взял слишком длинную паузу.

- Очень приятно, Данте, - юноша поклонился, желая в тот момент лишь об одном: чтобы девушка протянула ему руку для поцелуя, и тогда бы, как только его губы коснуться шелка кожи, сердце Данте забьется так сильно, как не билось никогда прежде…

…но этого не произошло, девушка просто настойчиво продолжала протягивать юноше медальон, глядя через свое хрупкое плечико на завораживающее представление, что давал Даниель.

- Может быть, сила в мышцах? – выкрикнул тем временем фокусник, приглашая на сцену уже второго добровольца – самого огромного гостя этой безумной свадьбы, пьяного громилу, пробившего себе путь к богатству и власти используя лишь кулаки и иногда, наверное, ноги. На данный момент верзила изо всех сил пытался переломить пополам тоненькую тростиночку, что дал ему Даниель. Лоб уже покрывался испариной, на руках выступали голубоватые вены, да и эта крошечная сцена, приют творчества на ярмарке тщеславия богатеев, уже готова была расколоться на множество частей от одного веса человека, что рычал и мучался от задания Даниеля.

- Официант Данте… не очень звучит, - Нелли не улыбаясь повернулась обратно к юноше.

- Вам нравятся фокусы? – поинтересовался Данте. И хотя Нелли предпочла промолчать, тот восторг с ароматом страсти в ее глазах, обращенных к Даниелю, прошептал Данте ответ на свой вопрос. – Так вот, я тоже фокусник. И первый свой фокус я вам уже показал.

Интерес к Даниелю внезапно стал еще слабее, и девушка уже полностью повернулась к Данте, озарив свое личико любопытством.

- Какой же?

- А может, сила в мысли? – прогоняя со сцены разъяренного верзилу, способного пробить стену одним дыханием, но тщетно потратившим тонну сил на тоненькую тростиночку, Даниель выставил ее перед собой и, под заинтригованные взгляды выжидающей публики, переломил ее пополам… без единого движения, без единого вздоха.

- Мой фокус заключался в том, что я вытащил самую прекрасную девушку во всем дворце на разговор с официантом, - улыбнулся Данте, - а продолжение фокуса…

Девушка внимательно посмотрела на Данте, озаренного спокойным блеском свечей, пламя которых больше не колебалось: все люди, бросив свои столики, стояли у стены и не тревожили огонь пустым шумом своих речей.

- …продолжение фокуса в том, что ровно в полночь, когда гости уже начнут уходить, ты придешь к нему навстречу, на аллею перед дворцом.

Лицо Нелли озарила улыбка, игривость которой так дополняло страстное любопытство в ее глазах.

- А если не приду? – произнесла девушка, когда Данте, развернувшись, уже начал отходить в сторону кухонь.

- Тогда парой фокусов, которые ты увидишь за всю свою жизнь, станет меньше.

- Стой! А медальон?! – девушка уже прокричала эту фразу, чтобы сквозь грохот оваций Даниелю она прорвалась к Данте, но юноша лишь махнул рукой ответив «в полночь отдашь» и скрылся в тех помещениях, где дочери Сальвадора было не принято находиться.

- И помните, люди, - обращался в публике Даниель, - самая большая сила не в свободе, не в мышцах, не в мыслях, не в руках, - склонив голову фокусник хлопнул над собой в ладони, вызывав оглушительный фейерверк, на мгновение ослепивший своей радужной яркостью весь зал и пустивший волну глубоких вздохов, словно люди пытались впитать в себя хотя бы капельку расплескавшегося по зале волшебства. – Сила, друзья, в наших СЕРДЦАХ!

За полчаса до полуночи Данте уже стоял около комнатушки, которую Сальвадор отвел своему давнему другу Даниелю. Облокотившись на стену, юноша крутил в руках взятую в погребе бутылку вина, чей нежный вкус должен был походить на вкус льющейся на землю страсти самых горячих объятий и поцелуев. Но когда дверь в комнату Даниеля все-таки открылась, Данте сделал вид, словно просто проносил эту бутылку мимо, ибо потрясающему фокуснику уже и так хватало всего, что мог бы ему преподнести столь изящный и редкий напиток: Даниель вывалился из комнаты в потертом гриме, перекошенном цилиндре и во фраке, у которого он уже умудрился прожечь рукав до самого локтя. В одной руке он сжимал полупустую бутыль куда более крепкого напитка, чем вино, а другую – закинул на свою жену, Марию, одетую в грациозные шелка темного платья. На ней, опьяневшей до такой же степени как и муж, громко смеющейся и уже разучившейся переставлять ровно ноги, облаченные в туфли со сломанными каблуками, платье это казалось все равно восхитительным, что заставило Данте остановиться.

«Она себя сейчас так же ведет, как и пьянчуги с севера нашего города… - думал он, - но только из-за одежды они – даже до безумия пьяные все еще прекрасно смотрятся», юноша остановился, когда замужняя пара, с чудовищным грохотом пролетела мимо него куда-то в сторону зала, упав несколько раз на своем нелегком, наверняка расплывающемся и кружащемся пути. Сразу стало ясным, что научится у Даниеля за эти полчаса хотя бы одному фокусу не получится, ровно как и произвести этим впечатление на Нелли.

Юноша колебался, придумывая новый план, как удивить девушку, и уже через минуту набрался достаточного количества наглости, чтобы войти в незакрытую комнату Даниеля в момент его отсутствия. На душу не проливалось ни капли стыда, когда Данте кинулся к шкафу, заполненного вещами фокусника, чтобы выбрать себе подходящую одежду: вся душа была твердо закована в захватывающую дух любовь.

К великому счастью, Даниель обладал таким же тощим телом, как и Данте, так что первое же пальто, темно-багрового цвета, идеально село на юношу, спешившего удалиться с места кражи. Оставив в комнате бутылку вина, которую он хотел отдать Даниелю за пару уроков волшебства, Данте, чувствуя себя не жалким воришкой, а членом богоподобной элиты, которая, шатаясь от вина расползалась по домам, грациозной походкой двинулся к назначенному месту встречи.

Проходящие мимо кивали ему головой, словно были знакомы с этим юношей, а некоторые слуги даже останавливались, предлагая еду и выпивку, и лишь жена Сальвадора, Магрета, обратила внимание на незваного гостя, окинув его пристальным, пренебрежительным взглядом. Лицо у нее было такое, словно даже этот взгляд, направленный на юношу, стоил ей неимоверных сил и должен был составлять Данте честь. Юноша лишь улыбнулся и, махнув Магрете рукой, прошел через весь зал к выходу.

Нелли уже стояла на аллее, сияя в своем изящном платье и пушистом полушубке среди раскрашенных во все краски ночи садов Сальвадора. Освещенная лишь призрачным блеском луны, она сумела светиться ярче звезд, ярче снега, застелившего все кругом, ярче инея, что окутал тонкие ветви деревьев в лоскуты белых снежных одеял.

- Вы опоздали, - нарочито серьезно сказал юноша, прекрасно осведомленный в том, что до полуночи оставалось еще больше двадцати минут, – я уже устал вас ждать.

Девушка улыбнулась, снова протянув Юноше серебряный медальон:

- Вообще то это он устал тебя ждать.

- Это волшебный медальон, - говорил Данте все таким же серьезным тоном, - ты обязана мне его отдать ровно в полночь. Иначе нельзя.

- Тогда… с тебя обещанный фокус! – девушка, убирая сверкающее в перламутровом свете луны украшение, не собиралась скрывать всю симпатию к волшебству и загадкам, ей не хотелось, чтобы Данте выходил из загадочной роли непризнанного волшебника.

- Хорошо, только это опасный фокус, - юноша отошел от девушки ровно на десять шагов, и, выпрямив спину, расправил руки, глядя в самое сердце ночного неба. – Кинь в меня снегом, - сказал он.

- И что будет? – поинтересовалась девушка, натягивая теплые меховые рукавички и комкая снежок.

- Я не расскажу, на что способно мое тело, - на этой фразе Данте уже и сам улыбнулся, отчего закинул голову еще выше. – Кидай!

В юношу полетел первый снежок, но, не достигнув цели, разбился около его ног.

- Вот видишь? Я отражаю снег!

Нелли рассмеялась, тут же слепив второй снежок.

- Вот и нет! Просто я промазала! – вот вторая попытка заставила снег крошечной бурей рассыпаться прямо у груди вздрогнувшего от неожиданности Данте.

- Все ты врешь, - сказала Нелли, - я в тебя попала!

- А вот и не вру! – юноша быстро ответил девушкой тем же: слепленный им снежок угодил ей в плечо. Нелли сначала возмущенно вскрикнула, но тут же расхохоталась, когда Данте объяснил совершенно им: - Видишь! Я отразил снег!

Уставшие, пьяные гости, недовольные скучнейшей свадьбой и обсуждавшие лишь «помешательство» Сальвадора, вяло рассаживались по каретам и, засыпая прямо в них, разъезжались по домам. Никто из них и не замечал всего волшебства детской радости, которое охватило молодых людей на аллее: они перекидывались снежками, бегали по высоким сугробам, выкрикивая, что они короли мира самых маленьких снежных гор, а их звонкий, абсолютно чистый смех, заполнял сияющей радостью мрак сгустившейся зимней ночи. Всего лишь в нескольких шагах от серости набивших оскомину баллов начиналась настоящая сказка.

- Посмотрим, как ты это отразишь! – воскликнула Нелли, запрыгнув на Данте, когда тот стоял на одном из самых больших сугробов. Юноша, повядший покалено в снегу тут же потерял равновесие и вместе с девушкой кубарем покатился вниз, глотая снег, что уже давно заполнил все пространство в сапогах и забился под пальто. Несмотря на чудовищный холод, пронизавший тело, облаченное в промокшую до нитки одежду, несмотря на снег, который уже начинал жечь лицо и почти онемевшие руки, Данте, лежа рядом с Нелли, еще никогда не чувствовал себя так сладко и уютно. Тепла ее дыхания хватало, чтобы согреть его полностью, чтобы лечь жаром на замершую кожу; блеска ее глаз было достаточно, чтобы осветить самую густую ночь самых темных времен, и Данте, чье сердце билось во всю грудь, так страстно желал ощутить, насколько же будет приятен и нежен вкус ее губ. Лежа рядом он больше не мог совладать с собой, он все ближе и ближе придвигался к девушке, каждый раз все сильнее обжигаясь о жар ее частых вздохов.

- Ой! – Нелли внезапно встала. …И словно весь мир внезапно рухнул вниз…

- Что такое? – спросил Данте, тоже недовольно поднимаясь.

- Ты обронил это, - девушка подняла с земли ключ. – Видимо, он выпал у тебя из кармана.

- Да черт с ним, я уже не помню откуда он, - соврал Данте, вообще не имеющий представления, что это за ключ. Даже если бы он пропал, Даниель, имея одно из самых больших в городе состояний, вряд ли бы очень переживал.

- Постой. На нем написано «оуе де долорос». Это означает «ключ от всех дверей». Этому языку меня папа учил, - Нелли внимательно рассматривала большой серебряный ключ, наполняющий ее глаза огнем такого же сверкающего взгляда как и тот, что зажигался  в ней когда речь шла о колдовстве и фокусах.

- А что это за язык? – поспешил перевести тему Данте, но Нелли, прыгая по сугробам и периодически теряя равновесие от обильного количества снега, уже стремительно направлялась куда-то в сторону самой глубины сада своего отца.

- Я всегда мечтала, - кричала она юноше, - заглянуть в домик нашего садовника. Я в детстве очень хорошо знала этот сад, знала каждый овраг и каждое дерево. Но вот домик… ммм! Это до сих пор для меня загадка.

- Да постой ты! – как назло в этот раз у юноши не получалось передвигаться по снегу так же шустро, как получалось у Нелли: будучи тяжелее девушки, юноша вяз в снегу гораздо глубже, оттого и падал гораздо чаще, больше всего опасаясь потерять Нелли из виду в темноте сегодняшней ночи.

Так и получилось. Свет фонарей с аллеи и блеск сотен свечей, что лился из окон дворца Сальвадора, уже не доходили до этой части парка, и юноша застыл по колено в снегу, громко выкрикивая имя «Нелли». Даже коротких мгновений без нее теперь хватало пустоте, чтобы заполнить всю душу влюбленного юноши.

- Нелли! Нелли! – кричал он, пока внезапно не услышал где-то слева грубый мужской голос:

- Эй ты! Закрывай уже дверь!

Нелли стояла около того самого домика садовника. Дверь крошечного строения была распахнута, и с ее порога на белый снег лилось дрожащее сияние нескольких факелов. Пробуя бежать как можно быстрее, встревоженный юноша, продолжая звать девушку, кинулся к тому самому домику. Он приблизился на достаточное расстояние, чтобы увидеть как ошеломленную красавицу внутрь затаскивает сильная мужская рука. Она же и захлопнула дверь прямо перед носом Данте, сильно ударившего в нее двумя кулаками.

- Эй! Открой! Сукин сын, открой быстро! – орал он, дергая за ручку и никак не в силах поверить, что можно человеческой душой ощущать такой животный страх.

Ключа в замке уже не было: дверь была прочно заперта. Данте, не теряя не секунды, тут же принялся биться об нее плечом, пробуя выломать. Первые несколько ударов не принесли ничего, кроме чудовищной боли. Остальные – вывихнули юноше плечо и выбили пару щепок, которые больно вонзились ему в лицо. Продолжая кидаться на дверь и уже роняя слезы, которые выпускали наружу мучения его слабого тела, Данте наконец-то пробил в деревянной двери достаточно пространства, чтобы просунуть хотя бы руки. Расцарапав их в кровь, он отковыривал по щепке, колотил в дверь ногами, полностью испортив свои сапоги, и наконец-то сумел залезть внутрь.

…Но его страдания не принесли юноше ничего: темная комната, уставленная граблями и лопатами. Никаких люков, окон. Ничего. Ни мужчины…

…ни Нелли.

С того дня ее объявили пропавшей без вести.