II
На восток, так чтобы
новорожденное солнце ослепляло светом правый глаз. Три дня – без встречи со
Сном. Все прямо и прямо, и босиком. Когда пески расступятся, вынырнет, вся в
рубцах, земля. За ней – еще день – плато,
где под самыми звездами живет Мудрец.
Его Цвет – индиго. Всезнающий и
всесильный.
И, говорят, даже бессмертный.
Они и правда кончились. В
потемках, под блеклым утренним небом, когда перед глазами прыгают неясные тени.
Внезапно, хоть и ожидаемо, ноги перестали привычно утопать в песке. Тогда Лори
припал к земле, и, не веря, стал ощупывать ее. Прошел дальше. Еще.
Пески кончились.
Они потратили больше чем три
дня, чтобы сюда добраться. Не босиком, с перерывами на сон. И все же – пески
расступились.
Лори лег на спину, и стал
наблюдать, как гаснут звезды. Они стыдливо блекли, затмеваемые солнцем, сначала
те, что поменьше, потом остальные. Пропадали медленно, тихо, незаметно. Оставляя
тебе с немым вопросом – а была ли звезда? Или это обман, игра света, разума,
сна?
…Цвет далеко. Лори знал, но не
понимал, откуда это знание. Нить не ощущалась совсем, словно он один во всем
мире.
«Так и есть»
Он внезапно испугался.
Безвременье для них общее.
«Исчез. Пропал – как звезда», - метнулась мысль, и он натянул нить.
Будто бы для тебя это что-то значило… Если б не твоя жизнь, - усмехнулся
его призрак, и обжег багровыми огоньками глаз.
- Я хочу, - твердо повторил
Лори.
- Ты хочешь… Чего, ты знаешь? –
прошелестел Мудрец, повел глазами перед собой и поднял их к небу.
- Мой Цвет…
Он видит.
- И слышу, - тихо засмеялся
Мудрец и покачал головой. Потом помолчал, и с сожалением добавил. – Багровый…?
- Да, - вздрогнул Лори. Слова
страшны. Лучше их не говорить.
- Ты не хочешь… А он умрет. И ты
с ним… - шелестел Мудрец.
Цвет был напряжен, а его голод
ядом вливался через Нить прямо в душу.
Ты же не хочешь умереть?
- Я.. Не хочу, - тихо проговорил
Лори, и с мольбой заглянул в глаза Мудреца.
Жизнь на жизнь. Смерть за жизнь. Что дороже? Ты или он?
«Жизнь… Любая… Дороже».
- Ты прав, - шелест.
Ты не ответил. Он или мы?
- Нет! – метнулся Лори, но Нить не пустила.
- Сдерживай, - подсказал Мудрец.
– На себя, подавляй.
Лори беспорядочно стал подминать
свой мир, захлебываясь от боли.
Хочешь стать пылью? Я – нет!
- Узел, - подсказал Мудрец. –
сожми, повелевай.
Цвет невнятно рыкнул и подскочил
к нему.
Небо темное, предгрозовое. С
мятными кусками облаков на севере.
Кровь вкусно пахнет. Сладко,
отдавая металлом и ужасом. Багровая ли кровь? Нет. Она – капля заката, сошедшая
с неба, чтобы дать нам жизнь. Которая сейчас струится по телу, наполняя эти
чертовы легкие.
На всех заката не хватит, даже
если отдавать его по капле…
Его следует вливать в себя, отбирать в борьбе…
Так нужно.
Горизонт вертикален и странен.
Кто-то воет под ухом.
Неприятно.
Ты чувствуешь, а? Чувствуешь?
Цвет, полный жизни и света,
несется вихрем где-то на краю сознания.
А Лори уже все понял и вспомнил,
и теперь боится впустить в себя правду и жизнь.
Что с тобой?
Воет, не от боли – от пустоты. И
рассыпается серебристой пылью, мешаясь с землей своего плато, где он мог
общаться со звездами.
Лори стоит над ним, дрожа,
немея, и все никак не может отпустить его глаза – серые, бесцветные. А Мудрец,
корчась и извиваясь, водит вокруг бессмысленным взглядом, словно в поисках своего
Цвета…
Где-то гром. Ветер несет сюда
дождь, спешит смыть пыль.
Лори на коленях, ждет. Ждет –
чтобы пробудится от этого кошмара.
Теребит мягкую серебристую пыль
дрожащими пальцами, мешает с ней слезы.
Цвет. Вернулся. Остановился.
Удивился.
Для тебя так много значил этот старик, что ты плачешь о его смерти?
Сильный. Сытый.
«Не он. Я.
Кем я стал?»
По Нити бежит сила жизни.
Смерть за смерть. Его – за нашу.
«Не так. Моя смерть. В обмен на твою жизнь».
И опять не так, - скалится. – Твое
желание умереть и наша жизнь – вот за что Мудрец принял смерть.
Опять жалеешь себя, вместо того чтобы принять?
III
Солнце встает и садится, память
тускнеет. В песках привычнее. Морщинистая земля враждебна и неприятна. А еще
напоминает о серебристой пыли.
В днях пути от плато и Города.
Одни – до самого горизонта, а догадки о
застывшем времени развеивает лишь прихотливое тело.
Лори плетется по песку,
чувствуя, как каждую секунду все больше немеет его тело без влаги.
Как ты? – участливо.
Благодарность теплая и на
удавление приятная.
Не забудь, что твоя смерть убьет и меня, - усмехнулся Цвет и,
прежде чем Лори успел в раздражении сжать Нить, оторвался куда-то далеко.
Прошло мгновение. Или вечность.
Лори, лениво моргая, разглядывал
разноцветные пятна на зеленом небе, а густая кровь шептала о сновиденьях и
оглушительно хохотала. Он хотел что-то ответить ей, но не смог разжать зубы.
«Она склеила их. Чтобы только она могла говорить…»
Лори хотел перевернуться, но
забыл, что нужно сделать для этого. Он вспомнил, что небо не бывает зеленым, и
решил подумать об этом, но внезапно обнаружил, что неба нет. Ничего нет – одна
темнота.
Жди.
«Она склеила мне глаза» - пожаловался он.
Тогда Лори решил заснуть, но она
не позволила. Он попытался вспомнить, кто она, но не смог.
Подожди.
«Я не могу… Ничего»
Безвременье – это темнота.
Тишина, покой.
Это не смерть, потому что смерть
– это мгновение после жизни. А безвременье – вечность.
Оно, оказывается, было совсем
рядом, проистекало позади Нитей и душ. Скрывалось за оболочкой жизни, огромное,
бездонное.
Отпусти его.
Что-то происходит. Темнота уже
не такая полная, а нутро тяжелеет и фальшивит тишине.
Отпусти.
Он неуверенно застыл, пытаясь
выбрать направление.
Да отпусти же!
Резанула боль вырвала из покоя, взорвалась
в мозгу.
Тело дрогнуло, выгнулось,
втянуло воздух. Лори дернулся и почувствовал, что лежит в воде.
Пей, не то твоя клетка опять начнет портиться.
Лори невнятно промычал и, не
веря, глотнул воды. Потом поднял голову, убедился что небо и правда не зеленое,
нашел глазами Цвета и распустил сознание. А сон мгновенно втянул его в свои
воды.
Под утро Лори обнаружил, что не
спит. Он вообще не мог вспомнить, спал ли он, и было ли на самом деле это цветное
небо.
Он задержал дыхание и в тишине
услышал легкий шелест воды.
- Как я… - начал было он, но
замолчал, испугавшись звука своего голоса.
Оазис. Настоящий.
Лори захотел подняться, тело
нехотя повиновалось. Оно было тяжелое, неестественное.
Ты много спал.
- Много - это сколько?
Не знаю, - нетерпеливо отозвался Цвет, - солнце и луну. Или два солнца и сколько-то лун.
Наконец Лори выпрямился и
огляделся. Маленькое неглубокое озерцо, закованное в камень, а на другой его
стороне одиноко и упрямо торчало дерево.
Пристанище для томимых жаждой
путников, неуютное и тревожное, гонящее их прочь.
Сухое дерево, бессмертное, потому что давно
умерло, властвовало в этом мирке. И возвышалось гордо над камнями, словно
одиночество оно выбрало само, словно смерть явилась по позыву.
- Ты врешь, - прошептал
Лори.
Его призрак сел рядом.
- Как я здесь оказался?
Дошел, - ответил Цвет после паузы.
- Как дошел? Я же не…
У них есть Цвета. У всего есть свой Цвет.
- Я же спросил тебя, - вскрикнул Лори.
Свои Цвета. Другие. Тонкие, бездумные – под стать им самим.
- Ты… О чем?
Оно серое, - прошептал Цвет, не отрывая взгляда от дерева.
И Цвет его сер, безличен, безразличен. Не живет – тлеет. Не дает, не
принимает и воет, чтобы смерть забрала свой дар.
Уже умершее – умирает снова – бесконечно, без понимания, без смысла и
памяти.
Над камнями и зеркалом воды, под
облаками – гниет от омерзения к себе и тоски.
Ничье – и себе не принадлежащее.
Кем-то за что-то проклятое, в вечной муке застывшее.
Ждет, ждет…