Д А Н И Л Однажды я убил человека. В тот день я шел с работы домой. Стояла зима, и было уже темно. Фонари, как обычно, светили один к десяти, поэтому мост через нашу реку находился во тьме. Когда я подходил к нему, я вдруг услышал сзади быстрые шаги. Не успел я обернуться, как кто – то сильно ударил меня по голове. Шапка смягчила удар, и я не потерял сознание. Вжав голову в плечи, я выхватил из кармана пистолет, стреляющий резиновыми пулями, и выстрелил назад. Потом еще раз. Затем я обернулся и, разглядев в сумраке силуэт, ударил рукояткой. Человек сник и упал бесформенной массой на снег. Я отскочил на несколько шагов, пощупал голову – крови не было, но на затылке надувалась здоровая шишка. Глянул на обидчика. Он лежал, не двигаясь. Я подошел к нему. Это был парень. Молодой, не старше семнадцати лет. Мальчишка… Он был одет в темный вытертый пуховик и вязаную шапочку, которая сейчас валялась рядом с ним. Он глухо постанывал. Я перевернул его на спину, посветил зажигалкой. Лицо его было бледно, влажные темные глаза отражали свет. Глаза его странно вращались, взгляд был лишен смысла. Правая рука со скрюченными пальцами шарила по снегу. Вдруг взгляд парня прояснился и остановился на мне. Это длилось всего несколько мгновений, затем он выгнул шею и замер. Я нагнулся к его рту и не услышал дыхания. Повернул его голову и на правом виске увидел ссадину, и небольшую овальную вмятину от рукоятки моего пистолета. Я очень испугался. Я обшарил его одежду, достал из кармана студенческий билет на имя Моховикова Данила с фотографией этого парня. Больше при нем ничего не было. Поднял шапочку и сунул ему в карман пуховика. Я поднял его тело на руки и поднес к перилам, идущим вдоль моста. Оглянулся. Убедился, что никого нет, я сбросил труп в реку. Река в этом месте была глубокая и не замерзала. Труп сразу течением затащило под лед у берега. Затем я вернулся на место, где лежал парень и взбил руками и ногами снег. Гильзы в моем пистолете остаются в стволе, поэтому я поискал только пули. Нашел одну и выкинул в реку. После чего пошел домой и лег спать. Спал я в ту ночь очень крепко и без снов. Когда я проснулся, то увидел, что на подушке расплылось мокрое пятно, а лицо было влажное. Это было странно, ведь чувствовал я себя хорошо, и вчерашнее происшествие вспоминалось только как просмотренный неинтересный фильм. Я умылся, позавтракал. Затем достал из кармана пистолет, выбросил две пустые гильзы, вставил новые патроны. Достал из кармана студенческий билет. Чувств не было никаких. Хотел выбросить, но уже занес руку над ведром, как почему-то остановился. Завернул билет в газету, положил в полиэтиленовый пакет и убрал в шкаф под стопку белья. Затем ушел на работу. День я провел, прислушиваясь. Городок у нас небольшой, новостей мало и я ждал, что все будут гудеть о найденном в реке теле. Однако было тихо. Никто не заявлял в милицию о пропаже. Никто не заявлял о находке. Я подумал, что паренек выглядел не совсем благополучно, судя по своей истрепанной грязной одежде, поэтому решил, что искать его и некому. Я сходил на обед с сотрудницей, много шутил. Идя после работы домой, я остановился на том же мостике. С утра выпал снег и никаких следов, говорящих о вчерашнем происшествии, не осталось. Как будто ничего и не происходило. Это было… интересно и непонятно. Дома я поужинал и сел смотреть телевизор. Заметил, что кресло стало неудобным. Решил, что рассохлось, и перебрался на диван. Смотрел какой то фильм, а когда он закончился, вдруг понял, что не помню ни названия его, ни о чем он. Спал я опять крепко, но подушка с утра снова была мокрой. Дни шли вроде бы как обычно. Но через месяц заметил, что отношение коллег ко мне изменилось. Знакомые отводили глаза и реже стали приглашать в гости. Однажды секретарь спросила, на какой я сижу диете. Я не понял, а она сказала, что я страшно похудел. Я посмотрел в зеркало и испугался. Скулы выступили, щеки провалились, а под глазами обозначились темные круги. Потом я подумал, что как раз хотел убрать намечающийся животик и это кстати. Однажды я проснулся и увидел, что на ладонях появились раны в виде маленьких дуг и понял, что это от ногтей. Я не придал этому особого значения, потому что и раньше я во сне ударялся и скрипел зубами и подумал, что случай с ногтями из той же области. Однако внутри у меня поселилась непонятная тревога. Через месяц после того случая я начал ощущать странный зуд. Это не было зудом в привычном понимании, тело не чесалось. Просто я не мог долго усидеть на одном месте. Не мог долго заниматься одним делом. Тело начинало ломить, и я вставал, начинал ходить из угла в угол. Силой заставлял себя вернуться к делам, но снова вскакивал. Мысли блуждали. Я мог застыть на месте и смотреть в одну точку, а потом не помнить, о чем думал. Наконец, начальник не выдержал и отправил меня в отпуск, предложив съездить в санаторий. Это было еще хуже. Я часами сидел, уставясь в выключенный телевизор, ни о чем не думая. Было ощущение, что мозг замерз. Как – то пошел в ванную, увидел там резиновую прокладку и подумал про пулю, которую не нашел у моста. Мне стало казаться, что я явно видел ее тогда, но не придал этому значения; я думал, что она лежала как раз возле тропинки, по которой ходят люди и испугался. Я понял, что должен ее найти иначе – конец. Времени было около трех часов ночи, но я быстро собрался и побежал к мосту. Перевернул весь снег, но не нашел. Подумал, что ее уже подобрали. Это было очень плохо, потому что по ней меня могли найти.… А вдруг кто – то видел?! Однако, поразмыслив, я успокоился; если бы кто – то видел, меня бы уже арестовали, верно? Через несколько дней после этого случая я наткнулся в местной газете на статью о пропаже Моховикова Данила. Фотография была та же самая, что и в студенческом билете. Меня словно ледяной водой окатило. С тех пор я перестал спать. Я сидел часами на кровати и смотрел в стену. Каждый шорох заставлял меня подпрыгивать. Я ждал, что за мной придут. И очень этого боялся. Я не хотел в тюрьму. Я оправдывал себя, говорил, что парень был виноват сам, что он хотел меня ограбить, а, может, и убить!.. Это не помогало. Внутри сидело что – то холодное и склизкое, и никак не уходило. Постепенно я стал ловить себя на том, что разговариваю сам с собой. Это пугало. Я уже давно не выходил из дома. Мне стало казаться, что кто – то по ночам заходит ко мне в квартиру. Я наклеил на входную дверь несколько волосков, такие же – на решетку вентиляции и на оконные рамы, и регулярно их проверял. Возле окна, через которое была видна вся улица, я поставил стул и теперь почти не вставал с него. Это был мой своеобразный пост. Я ждал «гостей». Никто не шел. Я продолжал худеть, потому что забывал кушать, стал похож на ходячий скелет. Одежда висела на мне, как на вешалке. Посчитав дни, я понял, что с того случая на мосту прошло уже 2 месяца. На работе я сказал, что болею. Я перестал умываться и бриться, от меня дурно пахло. Я перестал читать, так как в каждой книге находил строки, в которых, казалось, автор обращался ко мне, и укорял меня. Однажды пришла соседка, постучала, а я спрятался под кровать и сидел там, пока она не ушла. Я стал хихикать без причины. Часто и вдруг. Порой я начинал плакать. Не понимал почему. А однажды посмотрел в зеркало и увидел, что виски совсем седые и сверху проглядывает серебристая прядка. Потом мне привиделся Данил. Я увидел его в той же одежде, что и тогда у моста. Он стоял спиной ко мне в углу комнаты. На голове был капюшон, но я сразу понял, что это он. Я вжался в стену и замер. Сердце тюкнуло, и повисло неподвижно на мышцах. Потом Данил обернулся, и я разглядел вмятину на виске. Кожа у него была неприятного землистого оттенка и сквозь нее просвечивали вены. Потом я моргнул и он исчез, а я понял, что это просто игра света и тени. Мне стало совсем невмоготу. Кто – то взял холодной костлявой рукой мое сердце внутри и стал выкручивать его и дергать. Я встал, подпрыгнул, но чувство это нет проходило. Я сжал грудь руками, стал тереть, согревая, но… Холодно было…Стало совсем невмочь. Я подошел к шкафу, вынул билет, опустился с ним на пол. Положил его перед собой и посмотрел в глаза на фотографии. И рвануло из меня такое нутряное, спрятанное до сих пор, что я зарыдал навзрыд. Как будто плотину прорвало. Я поклонился фотографии, коснулся пола лбом и сказал ему: - Ну прости ты меня, Данилушка…Не хотел я. Честно, не хотел. Дурак я. Пусти ты меня, видишь, места не нахожу себе. И человек я уже другой, не тот, что раньше был. Чего ты хочешь?! Чего? Все сделаю. В лепешку расшибусь! И показалось мне, что изображение на фотографии стало объемным и глаза Данила блеснули влажно. - Видишь, я и жить не живу. Есть не могу, спать не могу. Виноват я перед тобой, ох как виноват… Ну прости меня, прости, Данилушка! Слова рвались их меня сами, бурным потоком. Я словно изрыгал их. Не замечал, что слезы текут по лицу потоком. Я бился лбом об пол. Бился исступленно, в голове только: «Прости, прости, прости!». - Виноват ли ты? Нет, не виноват. Ты, наверное, на еду хотел заработать. Как хотел – не важно. А я – то живой! И еще неизвестно, что лучше – твоя смерть или моя жизнь. Я и себя уже проклял, и жизнь свою, и дела свои. Вот бы вернуть все, а? Я бы лучше сам тогда в реку сиганул. Не могу так больше! Лучше в петлю. Потом я заснул. Или потерял сознание, не знаю. Просто провалился в темноту. На следующий день я мало-мальски привел себя в порядок. На улице люди шарахались от меня, но я не обращал на это внимания. В адресном бюро я узнал адрес Моховикова Данила. Квартира находилась на окраине города, в старой, разбитой пятиэтажке, на первом этаже. Стекол в окнах не было, в рамах натянута пленка. Дверь была открыта. Я зашел туда. По квартире, захламленной донельзя, сновали несколько чумазых полуголых ребятишек. В дальней комнате на полу, на прожженном матрасе я нашел спящую мертвецким сном женщину. От нее разило спиртным. - Мамка, - сказал маленький парнишка, похожий на чертенка. Разбудить женщину я не смог и ушел. Возле подъезда стояла старушка. Она сначала брезгливо отвернулась от меня, но я обратился к ней, и она рассказала, что в той квартире живет семья неблагополучная, отца нет давно, мать – алкоголичка, в общем, беда и антисанитария. - А Данил – то, Данил? - А что Данил? Шпана шпаной… Маленьким светлый парнишка был. Пока отец с ними жил. А как отца задавило, так и… Так ведь пропал он. Убежал поди. Лихой парень. И раньше сбегал, да только ловили… Все к морю рвался. Его и не искали особо – то… Я поблагодарил ее и собрался идти, но старушка придержала меня за рукав и заглянула в глаза. - В церковь тебе надо, мил человек. Негоже так то… И ушла. Я дошел до остановки. Сел в автобус, идущий до маленькой церквушки на другом конце города. В автобусе я заметил женщину из нашей бухгалтерии, но она сделала вид, что меня не знает и отвернулась. Подойдя к церквушке, я постоял у входа. Хотел войти, но оробел. Потом посмотрел на сальную трехподбородочную физиономию батюшки и ушел. На выходе я остановился возле бабушки, просящей милостыню. Я нагнулся к ней и положил в банку несколько монет. Она поблагодарила меня, а потом достала из сумки страницу из какого – то журнала, на которой была изображена женщина с ребенком на руках. Протянула мне и сказала: - Держи. Тебе надо. Не смотри, что это страница, а не икона. Для того, чтобы покаяться, это не имеет значения… Батюшка здесь в самом деле не тот, что нужен… И отвернулась. Я постоял, аккуратно свернул страницу и положил во внутренний карман. Дома я достал ее, разгладил и повесил на стену. Потом встал перед ней на колени. Помолчал, не зная, что сказать. А потом вдруг как – то резко что – то сломалось и я начал рассказывать. Я не задумывался о том, что говорю с листком бумаги, было по – другому. Я рассказывал чему – то большему и находящемуся совсем не здесь. И было ощущение, что это что – то меня понимает и слушает. Я рассказал все. И прощения попросил несчетное количество раз. А когда закончил, то вдруг почувствовал себя облегченным. В голове прояснилось. И я был…благодарен. И понял, что этот кошмар закончился. На следующий день я поехал к матери Данила и, купив ей бутылку водки, попросил отпустить детей на время пожить у меня. Она недолго думала. Только потребовала небольшой ежемесячной платы. Когда я уходил, она хитро улыбалась, думая, видно, о том, что нашла хорошего дурака. Но я не переживал по этому поводу. Детей оказалось четверо: трое парней и одна девока в возрасте от 3 до 7 лет. Превосходные, между прочим, ребятишки, живые и смышленые. Поначалу я очень растерялся, переживал, как они меня воспримут, но, когда девочка подошла ко мне и обняла за колени, я растаял и разревелся. Как – то, прибираясь, я достал студенческий билет Данила. Заметил, что фотография снова стала плоской и тусклой. Я посмотрел изображению в глаза и сказал: - Не имеем мы права жизнь друг у друга отнимать, Данил. Не нашего это ума дело. Не мы давали, не нам брать… И показалось, что Данил на фотографии подмигнул мне.
Да, хорошо годно написано, если опустить небольшую кривость стиля. На половине текста подумал, что за Раскольников light, но дочитал не без удовольствия. И кстати говоря с тем что льют на сайт последнее время, мне не хватало чего-то именно такого. Спасибо, автор.
Однажды я убил человека. В тот день я шел с работы домой. Стояла зима, и было уже темно. Фонари, как обычно, светили один к десяти, поэтому мост через нашу реку находился во тьме. Когда я подходил к нему, я вдруг услышал сзади быстрые шаги. Не успел я обернуться, как кто – то сильно ударил меня по голове. Шапка смягчила удар, и я не потерял сознание. - как много местоимений и это на протяжении всего текста. Посмотрим, именится ли текст если их опустить: Однажды я убил человека. В тот день шел с работы домой. Стояла зима, и было уже темно. Фонари, как обычно, светили один к десяти, поэтому мост через нашу реку находился во тьме. Когда подходил к нему, вдруг услышал сзади быстрые шаги. Не успел обернуться, как кто – то сильно ударил по голове. Шапка смягчила удар, и я не потерял сознание. И так можно по всему тексту пройтись, убирая мусор. Текст оттарабанин буквально=) Как пулеметная очередь. Сухой язык не дающий возможности окунуться в переживания героя. Герой боевой такой, сориентировался после удара по голове так резво отстрелялся за спину, будто не раз убивал. Странная реакция коллег по работе на его деградацию. Растянуть бы рассказик, оживить рассуждениями, маленькими отступлениями...
"Оттарабанен" специально)))Не могу сказать, получилось ли, но так писал, чтобы дать понять как раз внутреннюю пустоту героя. Спасибо. По поводу местоимений - согласен с вами, буду учиться)))
1. "Только потребовала небольшой ежемесячной платы. Когда я уходил, она хитро улыбалась, думая, видно, о том, что нашла хорошего дурака" - мать отдает неизвестному человеку, при этом очень странно выглядящему (смесь наркомана с бомжом) своих детей за небольшую ежемясечную плату. )))))
2. рассказ хороший, с удовольствием прочитал... бесчувствие, тревога, полусумашествие, раскаяние, искупление.
1. Ситуация абсолютно реальная, хотя и кажется фантастикой. Вы не представляете. сколько у нас в стране бесприютных детишек мыкаются по подвалам, а так называемые "матери" забыли их имена... Спасибо Вам!
0
