Эра подснежников.

«Есть одна любовь. Та, что здесь и сейчас.

Есть другая. Та, что всегда.

Есть вода, которую пьют, чтобы жить.

Есть живая вода.»

Приближение всадников он почувствовал ещё за две ночи до их появления. Трое – закованные в тяжёлые латы, на ширских крупных жеребцах, так же облачённых в кольчужную броню со стальными пластинами на боках и тусклыми родовыми гербами. Ещё трое – скорее всего, оруженосцы на более лёгких породистых торийских скакунах. Скрип сёдел и какофония, издаваемая сбруей, действовала Дракону на нервы.

«Уже скорей бы доехали!» - думал он, ворочаясь без сна вторые сутки.

«А если ещё и заблудятся, то до меня доберутся не ранее, чем через неделю. А семь дней этого адского шума я не выдержу точно».

Но процессия двигалась верной дорогой. Их путь пролегал через густой влажный лес – кратчайший курс. Видимо дворовые маги-картографы в этот раз постарались на славу, отрабатывая своё жалование. Потом была быстрая горная река. Она доставила путникам много хлопот. К удивлению древнего ящера, рыцари не послали своих оруженосцев переносить обмундирование через стремительный поток. Всё делали сами. Профессионально. Каждый, сначала перенёс свою амуницию. Затем переправил лошадь. И только в последнюю очередь шли вассалы.

Путникам оставалось совсем немного до цели их путешествия. За ночь они преодолеют небольшой горный хребет, и выйдут на просторное каменное плато у основания поросшей душистым мхом и горными цветами скалы. Там их и встретит дракон. Он ещё надеялся, что эти люди, увидев его глаза и услышав звук его сердца, очнутся от надменного забыться. И их сердца вспомнят хотя бы отдельные частички давно утраченной мозаики. Хотя из опыта их предшественников, дракон знал, что люди давно перестали прислушиваться к своему сердцу – единственному верному советчику, способному зарождать жизнь, а не уничтожать её.

По их расчётам, они должны были достигнуть логова дракона к утру. И дракон знал, что они не ошибаются. Конечно, они не застигли бы его врасплох. Но в их поведении чувствовался порядок, профессионализм и хорошая выучка. А значит, поединок обещал быть тяжёлым. Проклятой рептилии, как называли его люди, не хотелось убивать в это время года. Он трепетно относился к периоду весеннего цветения горных подснежников. Было что-то чудесное и жизнеутверждающее в пробуждении зелёного ростка, пробивающего себе путь к солнцу сквозь твёрдую корку талого мартовского снега.

Горы, в которых он нашёл свой приют на последние сто лет, были сказочно красивы. Его взгляд ласкали пенистые снежные шапки вершин. Далёкое журчание множества переплетённых в невообразимый узор рек и ручьёв, успокаивали его расшатанные за тысячелетия нервы. И, конечно же, чистейший воздух, с тысячей оттенков аромата горных трав и цветов. Дракон мог целыми днями, нежась под нерешительным весенним солнцем, созерцать удивительную живописную долину, раскинувшуюся у подножия гор. Не шевелясь, он выдыхал кольца напалма и любовался, растворяющимся в синеве сизым дымом.

Когда солнечный диск появлялся над горизонтом, дракон, как правило, возвращался с ночной прогулки. Бесшумно, чтобы не потревожить ещё сонных птиц, он опускался на свой излюбленный склон и наблюдал за жизнью долины. С этого места был превосходно виден замок с дюжиной остроконечных башен, и внушительными стенами, смотревшими на долину своими бесчисленными глазницами бойниц. Величественное сооружение окружало поселение, которое представляло собой хаотично ютившиеся друг к другу хлипкие домишки, с вечно дымящими в холодные месяцы трубами.

Ночь дракон любил больше. Перед тем, как воспарить в небо и неслышимой тенью закрыть небо своими огромными крыльями, он, обладая идеальным слухом, с интересом слушал предания и легенды, которые крестьяне рассказывали перед сном своим непослушным детишкам. Именно из этих ночных сказок он узнал, какими их – драконов – видели современные люди.

В большинстве своём, легенды излагали о далёких временах, благородных рыцарях, прекрасных дамах сердца и кровожадных драконах, покушавшихся на людские добродетели. Десятки поколений жили, привыкая к мысли, что драконы – это зло, которое необходимо искоренять во имя светлого будущего, спокойной умиротворённой жизни, во имя любви…

Дракону становилось особенно грустно именно в эти моменты. Он знал истинное положение вещей. Людьми уже давно правило лишь одно чувство – страх.

Когда мир начал существовать, первыми жителями этого пространства обетованного были драконы и люди. Они были равны. Человечество было ещё малочисленно. Неся в себе всю информацию мироздания, облачённую в форму сказаний, первые люди на земле были богоподобны. У них не было свода законов и моральных устоев. Потому что каждый человек, вдыхавший живительный газ на этой планете, знал, что есть истина и любовь, добро и зло. И жил в согласии с заповедями вселенной. Это был прекрасный мир, просыпавшийся каждое благословенное утро с множеством идей самосовершенствования и желанием воплотить космические замыслы в реальности этого измерения.

 Драконы появились, как  носители чувственной составляющей планеты – они стали земным воплощением всех переживаний, которые могли испытывать люди.  Каждый из драконов был отдельным ароматом в невообразимом букете ощущений и чувств, живших во всех душах, населявших планету. И именно симбиоз знаний и душевных переживаний зародил эпоху Подснежников, как называл её последний дракон.

Он помнил, словно это было вчера, как появилось первое чудо света. В первые месяцы после создания, земля была ещё довольно пуста. Существовали бескрайние просторы степей и бесчисленные, отрезанные друг от друга ветвистые реки, похожие, как сёстры двойняшки. Люди – носители божественных идей – жили единственным поселением на берегу одной из таких рек. Они, будучи обособленными носителями отдельных фрагментов информации,  быстро пришли к простому и гениальному выводу: знания должны быть доступны всем живым организмам в любой момент времени в любом месте на земле.

На огромной, залитой утренним солнцем, поляне собрались все жившие на планете люди и драконы. Они смотрели друг на друга, переживая одновременно все чувства, принесённые крылатыми стражами. Это была их первая общая встреча. Расположившись большим кругом, драконы и люди живо обсуждали, каким должно быть физическое воплощение истины, и каждый, кто хотел высказать свою идею, выходил в центр. Обсуждение шло несколько дней с небольшими перерывами на отдых и еду. На поляне за время обсуждения скопилось столько идей, питавшихся бесчисленными красками чувств и эмоций, что из-за нехватки пространства, теснившиеся замысли, просто превращались в облака, и медленно поднимались в высокое голубое небо. Только позднее и драконы и люди, созерцавшие плывшие к горизонту изумительные по форме и содержанию облака, осознали истинную силу и высоту плодов единения мыслей и чувств.

На третий день обсуждения в центр поляны вышел молодой мужчина. Начав говорить, юноша ощутил на себе сотни взглядов, находившихся вокруг слушателей. Его захлестнуло множество чувств знакомых ему до того мгновения, и совершенно новых – ещё неизвестных его душе. Ожившие в нём новые грани ощущений, приводили в неописуемое волнение, и сменялись полнейшим созерцательным спокойствием. Подобные приливам и отливам, они захлёстывали его сознание и отступали, освобождая дорогу в его сердце другим, ещё более прозрачным и чистым ощущениям. И его идея, изначально мелькая и обособленная, разрасталась и крепла, впитывая в себя эти бескрайние идеи и образы. Мысль оживала, становясь единым живым организмом, наполненным до самого глубокого дна общими переживаниями, и отражаясь своей поверхностью в каждом из присутствующих людей и драконов.

От долгого рассказа, у мужчины пересохло горло. И ему принесли прохладной чистейшей воды из юного родника. Едва он коснулся губами живительной влаги, его идея, подкреплённая чувствами и желаниями окружающих, стала осязаемой. На земле появилось великое бескрайнее пространство, заполненное водной стихией. Питаемое бесчисленными реками земли, оно хранило в своих глубинах все знания и чувства. Бесконечная вода с того момента стала не только источником жизни, но и вечным хранителем первозданной истины.

Дракон был единственным оставшимся в живых очевидцем того первого собрания – первого чуда. Прошло несколько десятков веков, но планета хранила имя создателя «первоисточника». Его звали Океан.

Неминуемо приближался рассвет. Небо на востоке из чёрно-синего приобрело свинцово серый оттенок, предвещая рождение очередного весеннего дня. Из сонной, окутанной тягучим стелящимся туманом долины доносилось предрассветное щебетание пеночки-веснички.

«Уже совсем скоро…» - пронеслась успокаивающая головную боль мысль. Дракон вновь прикрыл глаза и погрузился в свои воспоминания.

После первой – общей встречи людей и драконов, были другие. Питаемые светлыми чувствами, принесёнными драконами, знания и мечты, которыми владели люди, приобретали физические очертания. В них вдыхали лучшие устремления. И мечты оживали. Вслед за океаном появился лес, ставший посредником в обмене информацией между океаном и солнцем. Питавший землю солнечной энергией жизни, и возвращавший эту энергию обратно, обработав информацию водной бесконечности до уровня фотосинтеза, лес стал универсальным переводчиком для вновь пришедших в этот мир. Люди и драконы с тех пор обрели знания воды и солнца одновременно. Позже появился огонь. Так как он был воссоздан из энергии океана - стихии богатой природными солями - изначально огонь имел ярко-голубой цвет. Уже много позже, когда люди утратили возможность общения с водой, тех, кто умел добывать «синий огонь», стали называть колдунами и алхимиками.

Затем были горы. Сейчас уже никто не помнил, что камень – это живое существо, умеющее говорить и мыслить. Горы были созданы, как дитя воды, земли и леса. И ещё много чудесных смешений стихий обрели физическую форму в те далёкие времена. Полёты – вполне простой и естественный процесс, который сейчас остался у людей только во снах. Перемещение в другие измерения – сейчас люди, забывшие знания своих предков, знали лишь четыре измерения. И то, не до конца понимали их смысла. Телепатическое общение. Телекинез. Дракон вздохнул – сейчас люди даже слова такого не знали. И сколько ещё всего было! Но прекрасный мир жил недолго.

Откуда он появился, не знал никто, за исключением одного дракона по имени Равновесие. Просто однажды, во время сильной грозы, молодой незнакомый всем дракон, прорезав рваными крыльями твердь свинцовых туч, спустился в долину первопоселенцев. Это был самый крупный из всех живших драконов. Его чешуя имела бледно золотистый цвет, с оттенком горной ржавчины. Бездонно чёрные глаза, как самая тёмная безлунная ночь. Он обладал очень уверенным спокойным голосом. Умел слушать и воду и солнце. Дракона звали Страх. Он был весёлого нрава. Любил шутить. И совсем скоро стал своим в любой компании. В этом и заключалась беда.

Лишь значительно позже сами драконы осознали то чувство, которое принёс с собой на землю этот золотистый собрат. Но тогда уже было невозможно что-либо изменить. Понимание пришло вместе со смертью Равновесия. Его останки, за ночь успевшие обратиться в прах, разносимые ветром по долине, обнаружили утром шестого числа месяца равноденствия. Поговаривали о свидетеле гибели Равновесия. Но кто он, и куда исчез после гибели дракона, никто не знал. Через несколько лет видели человека отшельника, в котором чувствовалась удивительная внутренняя сила, похожая на ту, что была присуща Равновесию. Тогда родилось предположение, что дракон умирая, передавал своё уникальное чувство свидетелю гибели – человеку, который присутствовал рядом с местом смерти ящера. Впрочем, это были лишь слухи.

Через несколько долгих дней проливного дождя, минувших с момента гибели Равновесия, драконы ощутили ртутный привкус страха в своих душах. Им было проще бороться с этим убивающим всё живое ощущением, чем людям. Оказалось, что человеческие существа не обладают иммунитетом к страху. И через непродолжительный период времени, все люди были заражены.

Тогда дракон понял, что его единственным спасением будет уйти как можно дальше на запад – в ещё необжитые края. В его сердце жило чувство под названием Любовь. И дракон знал: любовь и страх несовместимы. Страх убивает любой росток любви в душе человека. Он и его любимая, Сострадание, покинули обжитые родные места поздним вечером, и больше никогда не возвращались в эти края. Они нашли самые неприступные и отдалённые горы на границе Родинии и Пангея, разделённые многокилометровым проливом.

Те несколько тысячелетий, которые Любовь и Сострадание прожили вдвоём, далеко-далеко от других, было лучшим временем в жизни дракона. Они были счастливы. Без примеси обреченности и безысходности, неминуемо приближающегося конца. Местом их обитания дракон выбрал уютное плато, расположенное на высоте семи километров над живописной дикой долиной. Весной, у самого склона горы цвели подснежники – любимые цветы Сострадания. Целыми днями два дракона, убежавшие от умирающего мира, наслаждались едва уловимым, девственно белоснежным запахом этого скромного растения, и обществом друг друга.

Время шло. Годы, словно для человека секунды, проходили неуловимо, не задевая горы, и не оставляя следов в душах влюблённых. Пока однажды в долину не пришли люди. Драконы, затаившись на склоне своих родных гор, наблюдали за первопроходцами. Люди, их связующее звено с прошлым, уже забытым, миром, сильно изменились. Они утратили все знания своих далёких предков. Не понимали шелеста леса и шум океана. Язык Любви и Сострадания был им чужд. Будто изгнанные из рая, они были вынуждены отвоёвывать у природы – их изначального союзника - право на существование.

Дракон до сих пор не мог понять, почему Сострадание не согласилась пойти с ним на разведку другого места обитания. Она была упряма и непреклонна в своём решении, сказав, что дождётся его с вестями здесь – на горной поляне, усыпанной цветущими белыми цветами. Может быть, в то мгновение она почувствовала свою приближающуюся гибель, и не хотела, чтобы её возлюбленный видел этот момент? Чтобы в нём жила хотя бы надежда, что она – его единственная – жива. И быть может, когда-нибудь он вновь увидит её удивительные прекрасные глаза цвета полевой незабудки. Дракон не знал. Он не должен был оставлять её одну. Это было его ошибкой, которую он уже никогда не сможет исправить. Ошибкой, которую он будет пытаться исправить весь остаток своей одинокой жизни.

Три дня, ставшие для него вечностью, дракон парил над далёкими землями. Он бесшумно скользил в воздухе над землёй – детищем союза древних людей и ящеров, ища горную гряду, хотя бы мимолетно напоминающую их идеальное место. Когда же он, казалось, увидел на горизонте, покрытый голубой дымкой силуэт величественных гор, его сердце сжалось с такой силой, что дракон едва не упал в озеро. Обессиленный, он еле долетел до песчаного золотого берега, и рухнул в песок, оставив длинную глубокую борозду. Впервые в жизни дракон ощутил отчаяние. Ему не нужно было больше искать идеальный, скрытый от всего мира, уголок их будущей уединённой жизни. На земле больше не было Сострадания. Остался только он.

Дракон не помнил, сколько он пролежал без движения на берегу озера. Для него это были часы. Для людей – годы. Ещё долго ему хотелось просто перестать дышать. Чтобы его сердце остановилось. Чтобы его мир соскользнул в темноту, из которой нет выхода. Его тело за время неподвижности погрузилось в озеро и обросло водорослями и ракушками. Глаза заросли тиной и почти не открывались. Дракон был почти полностью похоронен под слоем ила. Мысли его, как вода в искусственном водоёме, стояли неподвижно, пока однажды он не вспомнил о старой легенде, гласившей, что дракон перерождается в свидетеле своей гибели. От этого воспоминания, все мускулы дракона напряглись с такой силой, что на поверхности озера пошла небольшая волна. Он рванулся всем телом. И разметая ил и тину, мощным рывком древний ящер поднялся из глубин на поверхность.

Незаметно проходили годы. Дракон вернулся в своё одинокое логово на высоком утёсе. И ночи напролёт слушал легенды и предания людей, в надежде услышать историю о гибели своей любимой, чтобы найти тех, кто своими глазами видел, как навсегда закрылись глаза Сострадания. Но всё было тщетно. Рассказы были очень приблизительными. И в них больше описывалась красота прекрасных дам и мужество отважных рыцарей, чем драконы, которые гибли от мечей доблестных воинов.

Несколько раз странствующие рыцари находили логово. Здесь их странствия и заканчивались. Дракон не помнил их лиц и имён. Ему было всё равно кто они, и откуда. Он выслушивал, зевая, долгие рассказы о мотивах их странствий, и во имя чего он – самый древний житель земли – должен быть повержен. После этого настроение дракона портилось до такой степени, что он просто без лишних слов сжигал «убивающих во имя любви», или ударом мощного хвоста, обросшего окаменелыми ракушками, сбрасывал рыцарей со скалы.

Жизнь перестала будоражить сердце дракона. Он чувствовал, что в мире уже не осталось его сородичей. Став последним мифом, на который открыли сезон охоты, огнедышащий дракон по имени Любовь лишь ждал, когда очередной охотник оборвёт его жизнь.

Первый луч утреннего солнца осветил склон горы, выглядывая из-за самой высокой башни замка. Магия ночи начала уступать своё место, обещавшему быть довольно тёплым, мартовскому дню.

Дракон открыл глаза. Его алые зрачки сузились до размера тончайшей щели в дверном проёме, и легко улавливали малейшее движение пылинок в свежем горном воздухе. Трое были уже совсем близко. Они спешились, и последний отрезок пути преодолевали без лошадей и оруженосцев.

Они шли молча. Только лязг стали нарушал тишину спящих гор. Дракон издал приглушённый рык, чтобы путники поняли – он знает о их приближении. Расположившись в центре каменной поляны, рептилия спокойно наблюдала за восходящим солнцем. Он ждал этого дня несколько месяцев. Сегодня должны были зацвести подснежники. Поигрывая мелким чёрным камнем, дракон коротал последние моменты перед появлением путников. Когда то, очень давно, он подобрал этот овальный осколок магмы со дна океана, веря, что камень принесёт ему удачу. За секунду до того, как солнце полностью поднялось над горизонтом, дракон осторожно опустил камень на пол в центре плато, и тихо отошёл к дальней отвесной стене, заняв удобную позицию для нападения.

Убийцы выбрали очень удачный момент для схватки. Солнце стояло у них за спиной. И впервые в жизни оно было помехой для дракона. Несколько минут все трое стояли, не произнося ни слова. Их дыхание сбилось от представшего зрелища. В двадцати метрах на идеально ровной из отполированного горного камня площадке сидел огромный дракон, спокойно взиравший на непрошеных гостей кроваво алыми глазами. Если бы не его острый пронзительный взгляд, можно было подумать, что крылатый исполин окаменел. Гигантское мощное тело отбрасывало солнечные блики на пришедших, заставляя их щуриться. Будто резной из ценных редких пород чёрного дерева, тёмно-зеркальный чешуйчатый дракон внимательно всматривался поочерёдно в глаза своих возможных убийц.

Первым пришёл в себя упитанный воин, облачённый в стальные латы. Он вышел вперёд и громко, видимо, чтобы его услышали и оруженосцы, произнёс: «Я сэр Оривэн из…»

Окончить фразу сэр Оривэн так и не успел. Сильнейший удар твёрдого, как стальной трос, хвоста отбросил закованного в металл лорда на сотню метров, и бесчувственная груда костей, мяса и металла исчезла в пропасти.

За секунду оценив мощь своего соперника второй воин, в изношенных латах, хранивших множество отметин былых сражений, подался в сторону. Прикрывая грудь массивным щитом, он стал описывать дугу, аккуратно шагая, и выводя острием короткого меча странные символы.

- Ты хочешь уничтожить меня, чтобы доказать силу своей любви к леди Катрине, - прорычал дракон, незаметным движением набирая в лёгкие воздух, - сэр Истверн.

- Да. Именно так, - с секундным замешательством ответил рыцарь, делая очередной шаг, - А ты действительно, как и говорили мне, знаешь всё! Тогда ты должен знать, что сила истинной любви одержит победу над любым порождением тьмы.

- Ты совершенно прав, сэр Истверн. – Струя пламени прочертила голубю линию и сожрала, не успевшего услышать последние слова дракона, сэра Истверна. Он на долю секунды успел почувствовать боль, и осознать, насколько велика сила и огонь истинной любви. На каменный пол со звоном упал оплавленный клинок сэра Истверна – единственное, что осталось от человека, никогда не знавшего, что такое любить.

Решив не медлить, дракон перевёл взгляд на третьего воина. Тот спокойно, словно концентрируясь, неспешно расстегивал лямки своих лат и клал тяжёлый металл на пол. Через несколько минут он остался лишь в кожаных штанах и льняной рубахе. Сжимая двуручный идеально сбалансированный альшпис, воин спокойно пошёл вперёд, сокращая дистанцию.

- Во имя чего ты хочешь уничтожить меня, сэр Эриэн? – спросил дракон, с интересом наблюдая за столь необдуманными действиями человека. То, что он избавился от, делавших его менее подвижным, доспехов, говорило о его наблюдательности. Они не могли спасти его от мощного удара хвостом, или защитить от пламени. И для когтей дракона металл этот был сродни листьям на деревьях. Клинок был подобран очень грамотно. Длинное лезвие позволяло держать соперника на дистанции в два метра. Достаточно, чтобы быть в относительной безопасности. И в нужный момент провести молниеносную атаку.

- Просто из сострадания, - произнёс рыцарь, с грустью в голосе, не сбавляя шага. Оставшиеся пять метров до дракона, он преодолел молниеносно, обводя клинок вокруг себя по замысловатой траектории, чтобы лишить возможности атаковать хвостом.

Уже через мгновение острие клинка скользнуло в миллиметре от шеи дракона, разрезая воздух, и оставляя за собой едва заметный сияющий след вакуума.

Соперники закружились с немыслимой скоростью. Выпады. Финты. Глухая оборона перетекала, подобно горному ручью, в стремительные атаки под разными углами. Со стороны действо уже не виделось смертельной схваткой. Движения обоих были столь синхронны, что расстояние между ними не изменялось даже на доли секунды. Снова выпад. И выгнув шею до неестественного положения, дракон, уклоняясь от косого удара снизу вверх, успел прочесть изящную гравировку на клинке.

Едва заметный глазу человека взмах лапой, и когти, точно три идеальных лезвия прочертили параллельные неглубокие линии на плече воина.

Если бы в этот момент на каменной поляне был очевидец, он сказал бы, что видит не борьбу заклятых врагов, а безумный по накалу страсти танец влюблённых душ, влекомых одной целью – соприкоснуться. Пусть это и будет для кого-то последним в жизни прикосновением.

Сэр Эриэн не прекращал движение ни на секунду. Постоянные перемещения по уводящей вбок траектории сменялись прямолинейными атаками с аритмичными ударами и финтами. Тактика была проста. Рассекая пространство вблизи головы дракона с невероятной скоростью, клинок создавал за собой на доли секунды чистый вакуум, лишая дракона возможности сделать глубокий вдох, чтобы изрыгнуть язык синего пламени температурой в несколько тысяч градусов.

Воздух вокруг танцующих дуэлянтов буквально гудел. Неуловимые широкие движения лезвия из убийственной стали, создали купол, находясь в котором оба испытывали недостаток воздуха. Сохраняя дистанцию в два метра, Эриэн мог успевать уходить с линии атаки лапами и контролировать постоянное перемещение хвоста. При этом контролируя пасть дракона, и не спуская глаз с ноздрей, он мог увидеть смертельный для себя вдох.

Лучи солнца попеременно ослепляли то одного, то другого. Рыцарь чувствовал, что и сам стал испытывать недостаток кислорода. Сквозь лён рубахи проступили тёмные пятна пота, смешавшиеся с кровью из незначительных ран. Каждый мускул изнывал от боли. Но останавливаться было нельзя. Он вёл этот танец. Он – сэр Эриэн – диктовал темп и владел пространством. Ещё немного, и дракон будет стеснён каменной стеной за спиной настолько, что не сможет уходить от срезающих взмахов по широкой траектории.

Так и было. Продолжая танцевать вокруг раскалённого клинка, ящер шаг за шагом отступал к стене. До отвесного склона оставались считанные метры, когда Эриэн понял, что пора. Он всем телом показал ложное движение влево. И в то же мгновение перенёс весь вес тела на правую ногу, очертив клинком широкую дугу. Чтобы уже в следующий момент, находясь спиной к ящеру, лёгким размытым движением перехватить меч другой рукой, и с обратным – противоположенным инерции удара – неестественным разворотом рассечь, по задумке бросившегося ему в спину противника, снизу вверх.

Уже начиная последний взмах, воин наступил на лежавший чёрный камень. И неловко поскользнувшись, чтобы сохранить равновесие, отскочил на два шага назад. Этой секундной заминки дракону хватило. Он не кинулся на отступавшего спиной к нему рыцаря. просто, оставаясь на месте, вдохнул полной грудью воздух, чтобы выплюнуть гигантскую струю смертельного огня.

Тратя последние остатки сил, рыцарь молниеносно развернулся, взмахнув клинком над головой, готовясь рубить сверху.

Их взгляды пересеклись на короткий миг. И сэр Эриэн понял, что проиграл этот поединок. Почему то в его душе промелькнула досада. Мгновение перед смертью словно остановилось. И он увидел, как отец обучал его премудростям фехтования. Как нежно посмотрела на него проходившая навстречу несколько дней назад незнакомая девушка. Он почувствовал запах молодого ириса, едва взошедшего в садах их родового замка. Перед глазами пронеслись моменты детства, когда он стал невольным свидетелем гибели красивого дракона с глазами цвета незабудки. Он вновь увидел, как после смерти, её тело обратилось в пепел бледно синего цвета, и осыпало его – маленького семилетнего мальчика – с головы до ног. Вспомнил, как с того момента он до физической боли ощущал грусть и одиночество, которые испытывал последний дракон, которому было суждено сжечь рыцаря через мгновение.

Взгляд дракона с воина перефокусировался на то, что находилось за спиной рыцаря. И резко дёрнув головой в сторону, дракон изрыгнул струю дикого пламени в небо. Начатый взмах клинка над головой, продолжился естественным броском. Убийственная сталь, сделав несколько оборотов в воздухе, как-то бесшумно и легко пронзила грудь выдохнувшего дракона.

В наступившей мёртвой тишине, сквозь которую не слышно было пение проснувшейся сойки, ящер резко поднялся на задние лапы и вздохнул так, словно освободился от чего то тяжёлого, веками тянувшего его вниз. Долгое мгновение он гордо стоял, продолжая смотреть за спину воину. Затем глаза его закатились, и последний дракон всем весом рухнул на каменный пол.

Едва коснувшись холодной горизонтальной поверхности , его тело взмыло чёрным облаком пепла вверх, и начало медленно оседать в безветренном весеннем воздухе на землю.

Несколько часов на склоне высокой горы шёл чёрный снег. Когда он иссяк, солнце вновь осветило своими нежными лучами поле боя.

Осыпанный пеплом, грязный и истекающий кровью, сэр Эриэн стоял на коленях, потеряв последние силы. Слезы сами собой текли по его щекам. В его душе зарождалось истинное как океан, и ясное, как солнце чувство. Любовь, нашедшая свою давно потерянную возлюбленную, Сострадание.

С трудом двигаясь, сэр Эриэн обернулся и увидел, на что был обращён последний взгляд умершего, и родившегося в сердце мужчины дракона. На краю поляны, засыпанные чёрным пеплом, цвели белые подснежники.

                                                                                                                      Gv3