Короткое описание: Марья Андреевна Лисицына вышла замуж за сгусток предрассудков и комплексов.
Марья Андреевна Лисицына вышла замуж за сгусток предрассудков и комплексов. Всё вроде бы, как у всех, но предрассудки её супруга носили чисто индивидуальный характер. Загвоздка крайне хитроумная. Дело здесь в следующем, невероятно комфортном различии между двумя видами человеческого субъективизма: если предрассудки носят общественный характер, пусть навязаны хоть церковью – разницы нет, то их надо отстаивать. И это как минимум. Но если нечто вложено воспитанием, и пребывает в состоянии застоя испокон веков – то есть, с детства, когда и началась жизнь человеческая – то вытравить это мало что невозможно, но более того, запятнанный подобным изъяном носитель оказывается правым всегда, и чем дальше от жизни находится его взгляд, тем более прав Аркадий Константинович Узколобов. Да, предрассудки данного субъекта никогда не поддавались логике обусловленности и, как следствие, были неоспоримы.
Когда Узколобов вдруг, в сотый раз перечитывая статью, обнаружил в ней остро заточенный камень, невзначай брошенный в огород одного многоуважаемого деятеля, то мгновенно и невозвратно впал в депрессию, продлившуюся у него аж целый вечер. Казалось, так неожиданно и глубоко в него ничего не западало уже давно. Вся прежняя жизнь показалась старцу настолько незатейливой и доброй, что он удивился, как раньше не понимал этого. Выскребав из себя остатки депрессии, он пришёл за ужин. Овощной салат был уже на столе. Аркадий Константинович брезгливо вскинул глазами на жену:
— Ничего нету, что ли?
— Нет. А откуда я знала, что ты встанешь?
— Ты без меня не знаешь, что питаться надо, из дому выходить, в туалет ходить? — Назидательно перечислял, уставившийся в затылок жены, скаред.
— А какие претензии? Вперёд, выходи!
— Угу, чтобы пристрелили? А ты этого только и ждёшь.
— И ты! — Под тон мужу вставила Марья Андреевна.
Это был привычный ужин в семье Узколобовых. Мерцание семейного идола бликовало на лицах супругов. Корреспонденты красноречиво вещали о страшном геноциде, за репортажи о котором получали потом красноречивые суммы. Аркадий Константинович на канун опасных командировок специально сопоставил зарплату корреспондента с месячным минимум за проживание человека, пришёл к выводу, что после каждой такой командировки следует, по совести, забирать, самое меньшее, двух подпавших под угрозу мирных жителей, а если нет – ведь коллеги засмеют – то уж извините, никаких командировок, никаких репортажей на всю страну!
— Короче, есть вариант с проверенным издательством... — Начал разговор глава семейства.
— Подождать не хочешь? Обещали же…
— Если бы талант заметили, уже бы и перезвонили! А если не видят, чего теперь нам, до зимы ждать? Аркадий Константинович продолжал смотреть в спину голой жены.
— Надо уже определяться с нюансами. Надо всё узнать ещё раз…
— Ты из-за той главы?
— Да при чём здесь та глава! Ты пойми, что чем скорее определюсь, тем лучше! Ты меня случаешь сегодня?
— Чего ты тогда хочешь, я не пойму…
— Ты издеваешься, что ли? Ещё раз, для некоторых, повторяю: это надо обязательно издать. Так понятно? Как тебе ещё объяснить?
— Вот и я говорю, что можно не торопиться и подождать нормальные издательства… — Тьфу ты! — Задёргался на стуле Аркадий Константинович. — Ты что издеваешься, что ли! — Возопил он, подняв весь свой писклявый бас. Из глотки его завоняло. — Ты что, прикидываешься тут, я не пойму? Отвечай! Поняла ты, или нет!
— А что ты так…
— Да ничего! Достала! По три раза тебе всё надо повторять?
Разраставшийся афронт прервал телефонный звонок. Затишье длилось десять минут. — Позвонили из бесплатного издательства. Готовы к работе, — возвращаясь за стол, объявил Аркадий Константинович. Он, как ни в чём не бывало, посмотрел на остолбеневшую подле него жену:
— Я не пойму, есть не будем сегодня?
— Аркаш, что ты им ответил? Это правда оттуда?
— Ой, господи… Господи, пощади меня. За что мне всё это, господи!
Вдруг, облокотившись о стол, он страдальчески просунул лоб в полость между большим и указательным пальцем. — Господи, за что мне все эти муки…
— Ты можешь сказать по-человечески? Ты отказался, что ли? — При этих словах что-то дрогнуло в голосе Марьи Андреевны.
— Да, я, отказался. — Членораздельно отчеканил позеленевший супруг.
— Как отказался… С этими словами Марья Андреевна рухнула на стул. Муж при иэтом стал потихоньку оправляться, даже глаза приподнял.
— Господи, дурак-то какой…
— Что-о? — Акрадий Константинович буквально возрос над ней.
— Повтори, что ты сказала!
— Твоего издательства больше нет! Я боялась, что тебя это… Аркаша! Аркаша!
Аркадий Константинович брякнулся на стул и уронил голову металлическую спинку. Глаза его закатились... Через пять минут, аккуратно приложив совок и приспособив веник, чтобы самой невзначай не дотронуться до склизкой поверхности, Марья Андреевна достала глаза из-под холодильника, с облегчением вздохнула и проговорила в пустоту: — Неужели, мир станет выглядеть немного лучше?
Так вроде интересно-интересно, потом бам - запутанное предложение, на котором и не хочется концентрироваться, потом бам - немного неудачно оформленные диалоги (немного), потом бам - уже догадывайся, что к чему, что за издательства и так далее... Но это все нормально (поистине не устраивают только громоздкие предложения). А вот закатившиеся глаза - жесть какая-то. ))
Опережая вопрос (или нет), вот одно из таких предложений: "Аркадий Константинович на канун опасных командировок специально сопоставил зарплату корреспондента с месячным минимум за проживание человека, пришёл к выводу, что после каждой такой командировки следует, по совести, забирать, самое меньшее, двух подпавших под угрозу мирных жителей, а если нет – ведь коллеги засмеют – то уж извините, никаких командировок, никаких репортажей на всю страну!" Что Вам с этим делать, автор, решайте сами. Можете и ничего не делать, просто возьмите на заметку - можно строить такие же громоздкие предложения, но делать это с бОльшим изяществом. Или попроще. Как-то так.
В целом - здорово. Мне понравилось. Х) Необычно немного, странновато, а слог хороший, фантазия - тоже. И имена доставили. Молодца.
0
