Лимонное солнце светит над головой, я иду домой. Стараюсь не наступать на трещинки в асфальте, ведь так интереснее. Смотрю по сторонам: на деревьях листочки распустились, с веточек свисают маленькие зеленые осьминожки.
- Дим, а что это за дерево?
- Какое?
- Вон, у которого висюльки на ветках.
- Не знаю, - пожимает плечами Димка, чему-то улыбается. – Ох, и достанется сегодня кому-то!
Он хмурится, еще бы… Я в розовых резиновых сапогах уже стою в луже, рассматриваю свое отражение. Русая косичка из-под шапки выглядывает, веснушек еще нет, но я их знаю - скоро появятся! Воздух свежий, чуточку влажный, прохладный, птицы чирикают, хлопают крыльями, смешно прыгают по земле.
- Вылезай, нам с тобой еще в художку, - машет мне рукой. А он красивый, высокий и глаза теплые теплые. Все девчонки в классе о нем мечтают, а он мой! - Пойдем Кнопка, чего ты там размечталась?
Шаркаю ножкой, гоню волну к ближайшей ливневке, улыбаюсь, хватаю Димку за руку. Как хорошо иметь старшего брата!
- Значит, сейчас домой, потом в художку…- шарю по карманам, ищу телефон, еле выпросила его на день рождение!
- Стой, дорога!
Пешеходный переход, бедная распятая зебра, машины по ней вжих - вжих, туда-сюда грязными колесами. Эх, где же добрый дядя полицейский, когда он так нужен. Хоть бы кто нибудь пропустил. «13:47», светится на экране.
- Не спи, зима приснится, - говорит Димка, тянет вперед. На ходу убираю телефон, машины нервно фыркают.
- Ой, - останавливаюсь на секунду. – Дим, я телефон уронила…
Мы уже на другой стороне улицы, отчаянно борюсь со слезами, смотрю, как мамин подарок валяется посреди дороги.
- Стой, не двигайся! – командует брат, высматривая как удобнее подобрать мобильный.
Водители притормаживают, машут руками, что-то кричат в приоткрытое окно. Братишка быстро поднимает потерю, а я вытираю нос рукавом, платка, конечно же, нет. Шепчу: «Только бы не разбила, только бы целый…». Сжимаю кулачки, Дима уже в двух шагах. Жуткий скрип заставляет, отпрыгнуть, вскрикнуть. Он подлетает в воздух, падает прямо на бордюр и молчит.
- Димка!
Из машин выходят люди, кому-то звонят, что-то говорят, а я сижу на асфальте держу его за руку и не о чем не хочу думать.
- Мне очень жаль, - сказал кто-то совсем рядом. – Вашему брату вряд ли смогут помочь эти люди.
Сквозь слезы смотрю на странного человека в дурацкой шляпе и коричневом пальто. Я ему не верю!
- Но Вы можете, - продолжает он. – Я дам ему еще одну жизнь, всего за одну Вашу улыбку.
Я молчу, я не разговариваю с незнакомцами, я во всем виновата…
- Что такое улыбка – один миг счастья, пустяк по сравнению с целой жизнью, - мурашки забегали по спине от его голоса. – Думайте, жизнь почти даром.
- Хорошо, - всхлипываю я.
- Позвольте Вашу руку? – и я протягиваю ладонь, словно под гипнозом. По кончикам пальцев бегут искорки. – Все будет хорошо.
- Пульс есть, если до приезда скорой протянет – может, выкарабкается, - звучало в стороне. – Девочка родителям как позвонить?
- Выкарабкается, - повторяю я, гляжу по сторонам и не нахожу незнакомца в шляпе. Только рыжий голубь вспорхнул совсем близко.
***
Сижу в перевязочной на кушетке, болтаю ногами. Тут гадко пахнет хлоркой и лекарствами, тошнит от зеленых стен и кружится голова. Димка в операционной, я уже не плачу, жду маму. Кутаюсь в длинные рукава водолазки, заботливая медсестра открыла форточку, холодно.
- А если он не обманул?
- Что? – переспрашивает медсестра.
- Ничего. Просто там, на улице был человек, он сказал, что даст новую жизнь Диме, за одну мою улыбку, – долго смотрю на нее, не моргая, мне важно знать это было или нет. Она отвернулась, не верит, и что ответить не знает. Смотрю на новый, но уже царапанный телефон, это все я…
В коридоре стало шумно, совсем рядом цокают каблуки, слышатся голоса.
- Где мои дети?! - надрывается женщина. Это мама, что-то сжимается внутри, хочется спрятаться.
Мама распахивает двери настежь, как в кино, обнимает.
- Ты в порядке, - спрашивает она, целует мои замерзшие руки. Мама не плачет, она сильная.
- Мамочка, прости меня, пожалуйста, - что-то снова подкатывает к горлу, я не могу говорить.
- Мальчик сейчас в операционной, состояние средней – тяжести. Говорить, о чем-либо пока рано.
- Да закройте же окно к чертовой матери! У ребенка руки ледяные! – такой я ее еще не видела.
Медсестра не ругается, она все понимает, капает в стакан лекарство, дает маме. Теперь мы вместе ждем врача. Круглые часы на стенке изводят своим тиканьем, в тишине оно звучит очень громко. Где-то в конце коридора скрипит дверь, тяжелые шаркающие шаги все ближе. Я жмусь к маме, страшно…Он входит, такой уставший, на носу и щеках след от маски, смотрит сквозь очки спокойно.
- Здравствуйте. Я мама Димы, Надежда Александровна.
- Здравствуйте, операция прошла успешно. Черепно-мозговая трава, конечно дело серьезное, но состояние стабильное. В данный момент он спит. Какое-то время мальчик проведет в реанимации, как только будут улучшения, переведем в палату.
Мама стоит, молча, кусает губы.
- Сейчас к нему нельзя, возвращайтесь домой. Приходите завтра утром.
«Операция прошла успешно», - повторяю слова, как заклинание. - «Значит, не соврал, значит, правда! Значит, все будет хорошо!»
Мы идем, мама молчит всю дорогу, крепко держит за руку. Солнце уже катится вниз, темнеет по-прежнему рано. Я тоже молчу, знаю – брат будет в порядке. Из головы не идет тот чудной человек, пытаюсь вспомнить лицо и не могу. Только шляпа и старое коричневое пальто.
***
Сегодня нам разрешили навестить Димку. Мама разговаривает с врачом, а я осторожненько заглядываю в палату.
- Привет, - говорю я. Смотрю на него, бедный голова забинтована, большой белый воротник удавом свернулся на шее, нога в гипсе висит на каком-то специальном приспособлении. – Прости меня, пожалуйста.
Он молчит, разговаривать нельзя. Наверное, даже отвернулся бы, если бы смог. Мамы все нет, а я на цыпочках крадусь к его кровати. Здесь все так непривычно: упрямо гудит аппарат на тумбочке, по экрану, рисуя отвесные скалы и крутые обрывы, ползет линия. Тихо шепчу:
- Хочешь? Я расскажу тебе что-то?
Дима медленно закрывает и снова открывает глаза, думаю, это значит «да». Двигаю стул от окна, сажусь поближе к нему. Сиденье и спинка теплые, нагрелись от солнца.
- Я очень испугалась за тебя тогда. Люди вокруг, они говорили, что ты умрешь, а я не верила. Знаешь, это я купила тебе новую жизнь. Ко мне подошел человек, он сказал, что одна жизнь стоит одной улыбки. Представляешь? Я теперь все время о нем думаю. Плохо, что его не было, когда умер папа.
Брат глубоко дышит, знать бы, о чем он думает.
- Может рядом с ним не оказалось того, кто смог бы отдать свою улыбку?
Протяжным скрипом жалуются несмазанные петли. Мама входит в палату, решительно, как на поле боя.
***
- Так дети, все приготовили альбомы и краски? Сегодня у нас свободная тема, рисуем все, что захочется, - в конце четверти всегда дают свободную тему, последний урок в этом году.
Учительница садится за стол:
- Если у кого-то появятся вопросы, поднимите руку, я подойду.
Я не спешу брать в руки кисть, слежу за одноклассниками: кто-то уже открывает альбом, обозначает контуры рисунка, кто-то, размышляя, грызет карандаш. Соседка склонилась над чистым листом, сопит, старательно выводит линии. Сзади шепчутся мальчишки, наверно, нарисуют роботов или машины, а может войну. Яркие пятнышки пляшут на доске, не пойму, от чего отражаются солнечные зайчики.
- Маша Тихомирова, о чем задумалась? Не знаешь, за что взяться? – голос у Марины Станиславовны тихий мягкий, никогда не кричит, а все ее слушаются.
- Знаю, я буду рисовать Димку. Его неделю назад выписали, - как-то само собой вылетело у меня.
- Вот и хорошо, работай.
Я очень люблю рисовать, мама говорит, что даже вокруг ничего не замечаю. Вот и сейчас черточку за черточкой, мазок за мазком я творю. По-моему, получается похоже, это уже не первый портрет в домашней коллекции. Любимый братишка выходит смешным. Почти лысый Димка с перебинтованной головой улыбается с рисунка. Тайком взглянула на мобильный - до конца урока еще есть время. Аккуратно вырвала лист, положила сушиться. Карандаш сам прыгнул в руку. Раз овал, два овал, тут изгиб, а здесь штрих...
- Машенька, оторвись на минутку. Сдаем работы, - Марина Станиславовна шла к нашей парте.
- Вот, - я протягиваю первый портрет. – А этот не успела закончить.
- У тебя хорошо выходит. А кто это? – она берет второй рисунок, внимательно всматривается и даже как будто узнает его.
- Это продавец жизней, он помог, когда Диму сбила машина, - я отвечаю честно, надеюсь, она меня понимает.
- Очень интересно, - упавшим голосом говорит она и идет собирать остальные работы. Нет, не понимает.
Мама теперь не разрешает мне одной возвращаться из школы, боится. Как обычно стою у окна, жду. На улице хорошо, солнце ласковое мягкое как сливочное масло, если его в холодильник не убрать. Девчонки на школьном дворе в пятнашки играют, счастливые.
- Привет, Машунь, давно ждешь? – С ходу спрашивает мама, целует в щеку, все как обычно.
- Надежда Александровна, здравствуйте, - учительница оторвалась от не поддающего замка. – У вас найдется пара минут?
- Да, пара минут, но не больше, понимаете, сын дома один, - мама смотрит недоверчиво, я пожимаю плечами.
- Разумеется, проходите, - Марина Станиславовна открывает дверь, задумчиво глядя на меня. – Маша, ты постоишь здесь еще не много? Мы не долго.
Недолго. Интересно, а недолго это сколько, я успела дважды пройти рекреацию вдоль от стены до стены. Стою у двери, есть там небольшая щель, слушаю. И, между прочим, право имею, ведь обо мне говорят!
- Маша, девочка очень впечатлительная, - полушепотом говорит учительница. – Видимо ей все еще тяжело принять аварию и болезнь брата. Она очень часто говорит о нем, и так же часто рисует.
- Да, они очень дружны, - мама не видит в этом ничего плохого.
- Вот это Маша сделала сегодня, - что нарисовано на листе, сквозь узкую щелоку разглядеть невозможно. – Она сказала, что это продавец жизней, и что он отдал ей одну жизнь для брата. Я понимаю, так она старается защитить себя от внешнего мира, выдумывает кого-то. Но я бы посоветовала сводить ее к психологу.
- Спасибо, мы с Машей сами разберемся, – мама уверено идет к выходу. Я едва успеваю отскочить. – Ну, что идем?
***
Вот уже два часа Дима сидит на балконе, как всегда занят своими делами. Собирается поступать в институт, готовится. Мне скучно, девчонки разъехались на лето. Телевизор надоел, а рисовать почему-то не хочется.
- Дим, почему мне никто не верит?
Я заглядываю из-за плеча в умную книгу.
- Маш, ты о чем? – вот вредный, знает, о чем и все равно переспрашивает!
Чувствую, как щеки краснеют, будто спрашиваю о чем-то не хорошем.
- Не забивай голову всякой ерундой! Отдыхай, кнопка, - Димка так странно взглянул на меня, вроде улыбнулся, в глаза беспокойные.
- Нет, ну, правда. Медсестра ничего не сказала, Марина Станиславовна – вообще маме наябедничала, теперь мама на меня сердится. А ты? Веришь?
- Не говори глупостей! – устало шепчет он. – Займись чем-нибудь, мне работать надо.
- А когда я согласилась отдать улыбку за твою жизнь, по руке побежали огоньки и кончики пальцев заискрились. Это было даже приятно.
- Маш – перестань, такого не бывает!
- Не веришь! Ну и ладно! – хлюпаю носом, обидно. – Больше ничего тебе не буду рассказывать.
***
На дворе разноцветная осень, дома теперь витает аромат сладких яблок - мы сушим для компота. Димка учится в университете, приходит поздно, он перестал ужинать с нами, сидит в своей комнате, говорит, что занимается. Врет, наверно. От него часто пахнет водкой, они с мамой ругаются, а потом она плачет по ночам. Я слышу через стенку.
Сегодня Димка пришел раньше обычного, я еще только собираюсь в художку. Какой-то он странный, улыбается, а мне страшно – оскал как у хищника. Раз – и нырнул в свою комнату, чем-то грохочет. Продолжаю складывать вещи, а руки трясутся, хочу зайти к нему, но боюсь.
- Димка, - как можно спокойней зову я, медленно потягиваю ручку двери на себя. Не заперся – повезло.
Он сидит на кровати, поддерживает голову руками, так будто она целую тонну вести. Меня даже не замечает.
- Дима, что с тобой? – вместо ответа булькающий хрип. Смотрю на его руки, лицо, они синеют, еще секунду назад были обычного цвета, а теперь почти баклажановые. – Мамочка!
Все как в страшном сне, когда хочется закричать, а голос не слушается. Хлещу по щекам, он заваливается на бок.
- Мамочка, помогите!
- Как жаль, что некоторые не ценят таких подарков, - из-за спины, разочарованно проговорил знакомый голос.
- Это Вы! Помогите ему, пожалуйста, вы же можете!
- Улыбнитесь, это все чего я прошу, - знакомый незнакомец протянул руку.
На пальцах заплясали огоньки и легонько дернуло током. Димка больше не хрипит, дышит глубоко, размеренно, щеки розовеют. Смотрю на него, глупый Димка.
- Не делай так больше, а то у меня совсем не останется улыбок.
- Не буду, - едва слышно бормочет он. А с балкона за нами наблюдает большой голубь цвета ржавчины.