P.S. текст написан "по пожеланию" одного из авторов сайта на скорую руку. Прошу прощения за отсутствие вычитки.
Антон посмотрел на бутылку – оставалось еще прилично, но пить больше не хотелось – не лезло больше. Он знал, что он должен напиться, наклюкаться до зеленых сопелей, но не шло уже, уже под завязку, уже под горлышко. Интеллигентная натура, та самая интеллигентная натура, что поначалу так влекла к нему Иру, а теперь… - Да будет в этом доме когда-нибудь нормальный мужик! – она замахивалась тарелкой, но так никогда и не ухнула ее блестящее фаянсовое тело об пол. Жалела. Вещи она всегда берегла. Как он не заметил в ней этой куркулькой нотки, сам не знал. Вроде была нетребовательной в подарках, вроде всегда спокойно относилась к тому, что по ресторанам на свиданиях он ее не водил, а приглашал лишь в кафешки, да и дома у него, когда он все же решился на более близкое знакомство, не кривилась от утлости обстановки. Он читал ей стихи. Глупо. Так уже не делают, давно не делают, а он читал. И ей, вроде, нравилось. Он гулял с нею по вечерам под луной, она держала в руках подаренную им розу, на них лили золото фонари, а он читал стихи. Какие это были вечера, какие вечера были! Антон вздохнул, налил еще одну стопку, взял ее, подержал. Теплая, согрелась уже совсем. И пить то не хочется. Собрал волю в кулак, да и замахнул. Выдохнул резко, закусил кусочком сала. Сейчас Ира с любовником. Он об этом знает, он в этом уверен. Сейчас этот мужлан Валентин заламывает ей ее белые ляжки к такому же белому животу и наваливается на нее своим волосатым, тяжелым телом. Входит и выходит, входит и выходит – как в старом советском мультике про Вини-Пуха. Замечательно выходит! Антон попытался представить себе это действо, противно засосало под ложечкой, заскулила душа. Как это отвратительно. Таки она нашла себе того самого «настоящего мужчину», что и квасит не по-детски, что может и кулаком по столу, что и в драку, если что, не задумываясь полезет. Антон узнал об измене неделю назад. Узнал случайно. Никогда не следил за женой, никогда не страдал приступами ревности, не проверял телефон, не лез в переписку. А тут, случилось так, слетел винт. И пришлось все восстанавливать, лазить по руинам сохранившейся информации. Лазил, восстанавливал, просидел ночь перед компом и, среди безымянных, неизвестных файлов без расширений, по случайности какой-то фатальной, наткнулся на фотографию голого волосатого мужика с немалым возбужденным достоинством. Именно случайно: просто ткнул в первый попавшийся файл, а там это – судьба. Все бы ничего, в интернете и не на такое нарваться можно, вот только лицо – Валентин. Это точно был Валентин, сосед их бывший, ныне переехавший в другой район, где у него скоропостижно скончалась бабушка – опустело жилье. Наверное все это началось давно. Наверное как раз с тех самых пор, когда Ира стала закатывать скандалы истово, этак с нотками истерики. Получается, что уже почти как два года назад. Тогда он, правда, думал, что причина в том, что его понизили на работе, подрезали чуть оклад, но теперь то он видит… Теперь. Сейчас Антон знал наверняка о том, что она с Валентином по одной простой причине: он просматривал ее аську. Она привыкла за годы совместной жизни, что не полезет он в ее профиль, и потому, видимо, не стирала историю – обнаглела в конец. А он смотрел. Он прочитал, что сегодня они договорились о встрече. Прочел еще вчера вечером, и потому сегодня был совершенно не удивлен, когда Ира позвонила, и сказала, что ее зовет в гости подружка. Подружка, так подружка – хорошо. В пьяную голову пришла глупая идея: позвонить ей сейчас, услышать ее запыхивающийся голос и сказать что-то такое двусмысленное, чтобы она обо всем догадалась, чтобы поняла, что он все знает. А еще лучше – написать с ее аккаунта этому Валентину. Да, так было бы еще лучше, но… Зачем? Разве от этого станет лучше, разве сотрутся эти годы измен, будто не было их? Нет – все останется таким же, разве что его статус рогоносца станет официальным, заверенным что-ли. Нет. Так он делать не станет. Он достал телефон, пролистал записную книжку. Где он там? Вот! Нажал вызов. - Серега! Привет! Сколько лет, сколько зим. Да все работа. Ну и у тебя. Понимаю. Как сам? Ты все там же? А… На Ленинке. Ну тоже неплохо. Свое, или снимаешь? Уважаю! Ты как сейчас насчет свободного времени? Не, ну посидеть чуток. У меня, в кои то веки, вечер выдался. Ага. Жаль… Ну что, не теряйся. Звони. Давай, до встречи. Сбросил вызов, задумался. Еще можно позвонить Егорке, но вот только будет ли он в городе? Вроде сейчас на вахте. Тогда Пашке – здравый парень, не лучший друг, конечно, но парень здравый. Снова пролистал записную книжку, снова вызов. Гудки-гудки-гудки, автоответчик. Не судьба. Антон взял початую бутылку со стола, прихватил с верхней полки гарнитура пару пластиковых стаканчиков из набора, что они когда-то привезли с не сложившегося пикника, и решительно отправился в прихожую. Наскоро обулся, накинул куртку – по вечерам еще чуть примораживало, напялил теплую кепку и вышел в подъезд. Помнится там – за домом, где брошенный снесенный садик, частенько собираются мужики. Может получится хотя бы не в одного бухнуть. Спустился, еще раз глянул на бутылку, прикинул, что в кармане еще пузыря на три хватит, и только после этого вышел на улицу. Вечер выдался на радость: яркая алая полоса по-над домами, а выше уже чернота ночи и даже звездочки там тихонько перемигиваются, глазки друг-дружке строят. Он вдохнул дуновение вечернего прохладного ветерка, что так кстати встретил его на крыльце, огляделся и шагнул в сгущающуюся тьму.
Мужики были. Прямо как на заказ сложилось. Сидели, в темноте хорошо видны были огоньки сигарет, слышались пьяные смешки, прглушенные расстоянием разговоры. Судя по огонькам народу там было прилично – с десяток, если не больше. Антон вздохнул, для храбрости отхлебнул прямо так – из горла, добрый глоток водки, и только после этого шагнул через поваленный заборчик детского сада. Мужики сидели за врытым деревянным столиком на врытых же деревянных лавках. На столе стояло две бутылки, куча одноразовых стаканчиков, в середке большая жестянка банки из под нескафе – пепельница. Антон подошел к столу, замер. - Друг, че надо? - Я с вами посижу, - он понял, как это глупо прозвучало, и тут же бухнул на стол свою початую бутылку, добавил, как бы извиняясь, - дома не сидится. - О! – воскликнул тощий мужиченка в широкой, явно не по размеру, куртке, - Это я понимаю заход! - Да ты не, - его подтолкнул кто-то сзади, - не стой, в ногах правды нет. Лех, двинься. Антон уселся, достал из кармана два стаканчика своих пластиковых, тоже на стол поставил. - Запасливый! Не впервой? – спросил мужик слева. - Да нет вроде как. - Говорит как, не, ты слышал, как говорит! – хохотнул тот первый, тощий, - Я Григорий, а эта вот чувырла – Пашка. Тебя как звать, болезный? - Антон. - Ну что, Антон, за знакомство? Тут же свернули горлышко бутылке, забулькала водка через дозатор, кто-то сказал тихонько: - Зачетная бутылочка. Бахнули. Мужики закурили, кто-то протянул пачку и Антону. - Я не… - Да ты не стесняйся, тут все свои. Из темноты кто-то хохотнул, добавил: - Мамке не расскажем. - Ну, - махнул рукой, - давай! Он взял сигарету, тут же из ниоткуда появилась рука с зажигалкой, прикурил от дрожащего огонька и, конечно же, закашлялся. - Че, Антох, ты так, или не так пришел? – видать тощий Георгий у них тут был как самый авторитетный, и потому все разговоры и зачинал. - Да можно сказать, что не так. - Расскажешь? - Не. - Не в кондиции? - Можно так сказать. - Ну тогда еще по маленькой? А, народ? Еще по маленькой? За Антоху. Послышался одобряющий гул, вновь бульканье, еще замах. Георгий покрутил в руках бутылку. - Несерьезно однако выходит. Ты как, может еще сообразишь? - Я с собой… - Жалко, - Георгий еще раз глянул на пустую бутылку, легко кинул ее куда-то в темноту. Звякнуло. - Нет, у меня деньги. - А что ж ты, друг золотой! Лех! Ну-ка, метнись по быстрому.
Ночь. Фонари в их поселке – животины редкие, потому ночь темная, разве что окна немногие поглядывают на них желтым светом, ходят там люди за занавесками – жизнь. - Неа, ну ты же знаешь, Гришь, я же все для нее, ну вот наизнанку прямо, а она… - Тут, Тох, другое дело. Баба – она такая, тварь и есть тварь. Моя, вон, курва… - Да не, я же все, и для нее, ну наизнанку весь, душу перед ней, а она так… - и он кручинно свесил голову. - Тох, да ты эта, не расстраивайся, погуляет и обратно. Это ж обычное дело, это ж… - Я, - он соскочил, качнуло, едва не упал, ухнул кулаком себе по груди, - я люблю ее, понимаешь, люблю! - Тих-тих-тих, - кто-то сбоку ухватил его за плечи, потянул вниз. Вновь из ниоткуда явилась пачка, зажигалка. Антон прикурил. Тут же стаканчик. Водка на вкус уже не чувствовалась – как воду пил. А в душе была тоска. Огромная, куда как больше чем та, что была у него днем. Будто кто тоске его тормоза подрезал, и несется она теперь вниз да с горочки, да по ухабам, скорость набирает, пока не ухнется в черный придорожный бурьян. И как ему эту тоску высказать, как выплакаться, как… Он заревел, по-настоящему. Вздрагивали плечи, и истекала из него эта черная муть, и будто даже легче становилось. - Лех, ты эта, ну давай. Вишь, надо человеку. Снова стаканчик, Гриша подсел, приобнял: - Не кисни, ну че ты, давай, ну давай, давай я сказал! – он тряхнул его за плечи, сунул в руки стаканчик, - За мужиков. - За мужиков, - Антон всхлипнул и легко запрокинул стаканчик. - И вообще, - Гриша уселся повольготнее, оперся об стол, - ты… знаешь… учить надо баб. Во! В кулак их! К ногтю! Во как! – и он выставил свой жилистый, но неразличимый в ночной тьме, кулак перед носом Антона. - Че? - Дурак ты, Тоха, дурак… - он похлопал его по плечу и добавил скорбно, - И пить не умеешь. Интеллигент.
В голове ухало. Казалось, что головная боль явилась к нему куда как раньше, нежели он проснулся. А еще хотелось пить. Нестерпимо. Ему и снилось, что он все пьет и пьет и пьет, и все никак не может оторваться от крана, из которого идет такая холодная, но такая сухая вода. Он открыл глаза, сел. Его еще шатало, его еще мутило. Во рту был отвратительный вкус – блевал, определенно блевал. А еще болели руки. Он посмотрел на кулаки свои, ужаснулся – костяшки сбиты, на руках кровь. Откуда? Оглянулся. Он дома, он в зале, беспорядок. Все разбросано, все раскидано – наверное вчера он все же устроил сцену, но кровь… Тут же вспомнился Гришин кулак, вспомнилось это его: «К ногтю!». Неужели он вчера поднял на нее руку? Он встал с не расправленного дивана, глянул вниз: грязные джинсы, в ботинках заляпанных в весенней грязи – протопал как есть, не разуваясь. Да, так он никогда не напивался. Но кулаки… Оставалась надежда, что подрался на улице, но думать и даже нормально тревожиться он не мог. Его мутило. Мутило отвратительно, до безобразия. Поднялся, едва не упал, ухватился за широкий подлокотник дивана, аж в голове потемнело! Медленно, чтобы и не упасть и не блевануть, поплелся в ванную. Добрел, открыл дверь, тут же ухнулся на колени и выблевал все, что плескалось у него там, внутри, в кишках, едва желудок не выблевал в унитаз – так его выворачивало. Поднялся. Смыл. Воняло кисло и противно. Если бы он мог еще блевать, он бы от одной этой вони снова бы прильнул к унитазу. В темноте нашарил кран, включил воду припал к журчащей струе. Вода была холодная, и он то пил, то совал тяжелую голову под холодную струю – облегчения не приходило. Разогнулся только тогда, когда понял, что еще хоть капля и он снова упадет на колени и его вновь будет поласкать со страшной силой. Постоял. Вроде чуть полегче стало. Шагнул вперед, его почти не качало – легче. Все же легче. По привычке хотел выключить свет, забыл, что не включал, потянулся к белому выключателю и замер. Кровавые отпечатки на широкой белой кнопке выключателя, будто кто с размаху ухнул окровавленной ладонью по нему. Он протянул руку, положил по пальцам отпечатка – не выходило. Слишком узкие отметины, слишком мало расстояние меж пальцами – жена, Ира. Только сейчас он вдруг со всей полнотой ужаса осознал, что он мог что-то сделать, накуралесить так, что можно и в тюрьму сесть. Сглотнул, включил свет в ванной, обернулся… Ванная в кровавых разводах, будто кто кровь смывал, отпечатки на бортах – держались, отпечаток полной ладони на зеркале. Сразу видно – не его эта рука, не его! Не его! Вышел, отупело осмотрелся по сторонам. Развал. Раздрай, великое множество грязных следов, то тут, то там кровавые пятна, вешалка с куртками сорвана со стены, все на полу, входная дверь распахнута. Сунул руку в карман – есть что-то, достал – пачка сигарет. Откуда она? Бросил. Снова зашарил по карманам. Вот он – телефон! Пролистал записную книжку, нашел ее – Иру, нажал вызов. Гудки. Долгие гудки. Бесконечные гудки. Он сам не заметил, как на глаза навернулись слезы. Он просил, умолял: - Возьми трубку, солнышко, возьми трубку! – сейчас бы он простил все что угодно. Измену, предательство, удар в спину – лишь бы она была жива, лишь бы с нею все было в порядке! – Возьми трубку! Ира! - Слушаю вас, - незнакомый мужской голос, - говорите. - Кто это? С кем я говорю? - Лейтенант полиции Евгений Маслов. - Лейтенант… - он на секунду опешил, но тут же, выпалил, - С Ирой все в порядке? - Пострадавшая уже в палате. Состояние стабильное. Жить будет. Вы ей кем приходитесь? - Я муж. Что с ней? - Множественные ушибы. Перелом… - лейтенант замялся, но все же сказал, - Следы сексуального насилия… Образцы сданы на анализ, но… я не думаю. - Образцы? - Да, простите. Образцы. Насильников было несколько. Повисла пауза. Антон думал о своем, он смотрел на грязные следы на полу и начинал понимать, что тут не только его следы – разные они все, очень разные. - Алло, вы как? - Нормально, простите… - Извините, я понимаю, что момент неподходящий, но вы не могли бы сказать где… - Я все могу сказать. Где ее… где ее нашли? - Она шла вдоль дороги. В шоковом состоянии. Так вы говорите, что… - Да. Я могу все рассказать. Приезжайте по адресу улица Моховая, дом одиннадцать квартира шестьдесят пять. - Вы знаете кто это был? - Да. Одного точно знаю. Он сбросил вызов.
кроме стандартного вопроса: "А зачем?" хочется ещё узнать, как автор представляет себе оригинальность. потому что напиться из ревности и насиловать из ревности - это овер 100500 сюжетов.
Интересный текст. В плане разобрать. Вроде и написано Мастером всея Руси, а тоска смертная.
Одна из причин уже в первом предложении:
Цитата
Антон посмотрел на бутылку – оставалось еще прилично, но пить больше не хотелось – не лезло больше.
Очень смущает хвост предложения, этакое уточнение уточнения. Ощущение будто подзатыльник отпустили. А в этом куске 3 раза подряд:
Цитата
Именно случайно: просто ткнул в первый попавшийся файл, а там это – судьба. Все бы ничего, в интернете и не на такое нарваться можно, вот только лицо – Валентин. Это точно был Валентин, сосед их бывший, ныне переехавший в другой район, где у него скоропостижно скончалась бабушка – опустело жилье.
Не успеваешь голову поднять.
Второе. Само повествование. Такое впечатление, что Вы на шахматной доске отметили начальную и конечную клетку и методично движитесь от начала к концу. Не пропуская ни одной клетки, на каждой внимательно осматриваясь. Даже если на этой клетке нет ничего интересного. Цитаты из Вини-Пуха ну вообще не в тему. Неуместный и несмешной юмор.
Но иногда, между абзацами, Вы вдруг прыгаете в сторону. Что тоже способствует засыпанию.
Цитата
скоропостижно скончалась бабушка – опустело жилье. Наверное все это началось давно. ---------- Выдохнул резко, закусил кусочком сала. Сейчас Ира с любовником. ---------- Подружка, так подружка – хорошо. В пьяную голову пришла глупая идея
Диалог с алконавтами стал апофеозом. Смешались в кучу кони, люди. Зачем их было лепить десяток, если активное участие принимают двое? Речь алкашей от речи Антона не отличить.
Первый раз, когда пытался прочитать - бросил на этом диалоге. Но сейчас дочитал до конца. Не знаю, на какие эмоции читателя Вы рассчитывали. Не почувствовал ничего.
Можно было вместо рассказа написать: "Один мужик напился и изнасиловал свою жену. Не пейте, братцы!" Эффект был бы то же.
Я к Вам проникся в последнее время за помощь начписам - Ваши рецензии. Вы ведь там по большей части все правильно пишите. Иногда полезней прочитать Вашу рецензию чем само произведение.
И тут такое. ИМХО неправильно это. Вы же, фактически, лицо сайта.
лицо сайта?) Однако))) Текст написан (не рожден, потому как факта рождения у него не было) чисто для того, чтобы одному начпису показать, как пишутся бессюжетки-одноходовки. Написан за час, ну, может, за два. Само собой никакой вычитки не производилось. Должностные обязанности свои текст выполнил - человек увидел, прочитал. Посему сей текст можно считать в большей степени не произведением, а этаким раскрытым комментарием.
Текст написан (не рожден, потому как факта рождения у него не было) чисто для того, чтобы одному начпису показать, как пишутся бессюжетки-одноходовки. Написан за час, ну, может, за два. Само собой никакой вычитки не производилось. Должностные обязанности свои текст выполнил - человек увидел, прочитал. Посему сей текст можно считать в большей степени не произведением, а этаким раскрытым комментарием.
Почти поверил. А что бы было не почти, выложили бы Вы какой-нибудь хороший короткий рассказ.
смотрите историю дуэлей, тут выкладывать не собираюсь, потому как мнение прочих-многих, мне уже не интересно (за исключением отдельных личностей, но с ними я поддерживаю отношения не через сайт), а вот натыкаться на свои тексты под чужими именами в инете - ой как надоело.
Вот почему я никогда здесь не буду мастером!))) Вставишь себе полный рот золотых зубов, дык каждая козявка норовит их тебе выбить, да вместе с челюстью!...
0
