Дзинь.

Дзиииинь.

Звонок в дверь бил по нервам. В комнате темно, циферблата часов не видно. Я накрыл голову подушкой. Гостей не ждал, с очередным свидетелем Иеговы разговаривать не хотелось.

Дзииииинь.

Кто-то за дверью был чересчур настойчив. Захотелось дать ему в морду, лишь бы убрался с лестничной площадки. Я нащупал валяющиеся рядом на полу треники, а что в пятнах и дырах – так какая разница, в чем мордобой устраивать.

Дзиииинь.

- Да иду, иду! – проорал я.

- Саня, открывай! – в дверь уже стал стучать кулаком бывший шурин. Вот уж кого я точно сегодня не ждал.

- Здорово, братан, - сказал Толик, протискиваясь в полуоткрытую дверь. – Что-то ты не в форме.

- Будешь тут, - буркнул я.

- Да ладно тебе. Я вот картошечки принес. У тебя и жрать-то, наверное, нечего? Возьмёшь?

- Продаешь или как?

- Э-э, не надо вот тут этого... я к тебе как к другу пришёл.

Я зашёл на кухню, сгрёб со стола немытые уже неделю тарелки, сгрузил в раковину. Поставил на плиту чайник, включил газ.

- Извини, Толя, из чая только "Белые ночи".

- Кипяток так кипяток. Я и самогончику принёс... – как бы в сторону сказал Толик.

- Опять из брюквы? – спросил я, припоминая недавний случай.

- Нет, в этот раз получше, свекольный.

Раз такое дело, пришлось доставать стаканы.

- Как там Зина? – спросил я, делая вид, что мне не очень-то и интересно.

- Да ничего, потихоньку. Хахаля очередного выгнала. Разборчивая она.

- Я заметил. А дети?

- Сейчас у бабушки на даче. Помогают в огороде. Парник, грядки, все дела. Начало сезона, сам понимаешь. Страну развалили, денег нет, вот и приходится народу снова на натуральное хозяйство переходить. Ельцин урод. А ты как? Работу не нашёл?

- Какое там... одни театры закрыли, в других платить нечем. Так, подрабатываю иногда, когда халтурка какая-нибудь подвернётся.

- Эх... я тогда завидовал, когда тебя в театральный взяли, а меня нет. Счастливые времена были... И Зинка на тебя такими глазами смотрела...

Я разлил самогон по стаканам. Выпили, не чокаясь, вспоминая кто что. Я – бывшую жену, какими мы тогда были влюблёнными и наивными. Прошло пятнадцать лет, и где всё это... жена ушла, забрав детей, когда работы не стало, всё под откос пошло.

- Да ты не переживай, наладится всё ещё, - попытался утешить Толик, глядя на мою кислую мину.

- Ладно, у тебя-то как дела?

- Ничего, нормально. Кручусь, правда, как белка в колесе. Но хоть работа есть.

- Угу.

- Слушай, я, между прочим, не просто так зашёл. У одного моего знакомого начальник актёра ищет на день города. На завтра, то есть. Всё-таки праздник будет, двести девяносто пять лет, юбилей, можно сказать...

- А что ставят?

- Я не знаю, честно говоря. Про тебя сказал, что ты и Шекспира можешь, и вообще кого угодно. Не разбираюсь. Мне тот мужик и говорит, мол, пусть приходит сразу туда-то и туда-то, костюм выдадим. У них буквально сегодня тот, кто должен был работать, ногу сломал, вот и ищут срочно.

В душе затеплилась надежда. Может быть, если хорошо отработать, пригласят ещё, а там и работа появится. Одно за другим, должен же этот кошмар в моей жизни когда-нибудь закончиться?

Второй стакан пошёл уже намного радостнее.

Ушёл Толик под утро, а я помылся, побрился, причесался. Всё как надо. Правда, не помешало бы ещё протрезветь.

Спать не тянуло, так что я ещё полтора часа стоял перед зеркалом, вспоминая, каково это – снова почувствовать себя актёром. И в приподнятом расположении духа вышел из дома.

Меня ждали. Два братка и мужик в малиновом пиджаке.

- О, пришёл. Не обманул твой Толик, - сказал босс одному из братков.

- Так а чё...

- Ладно, ты, - он повернулся ко мне, - работа не сложная, даже дебил справится. Наденешь сейчас костюм клоуна и пойдёшь на площадь.

Всё то возвышенное, что было во мне минуту назад, ухнуло вниз. Я смотрел на сваленный на кресле жёлтый костюм, рыжий кучерявый парик и красный нос на резинке.

- Клоун?

- Ты глухой, что ли? Наденешь костюм клоуна и будешь фотографироваться с детишками. За деньги. Вот захочет какая-нибудь мамаша, чтобы у сыночка осталась фотка на память, а ты тут как тут. Понял?

- Понял, - ответил я обреченно и взял с кресла костюм.

- Запомни, увижу, что ты стоишь с такой вот мрачной рожей, костей не соберёшь. Унылые клоуны никому на...й не нужны.

Я привычно пропустил мат мимо ушей. За последние семь лет жизнь всякому меня научила.

- Ну, всё, пошёл.

Я взял костюм, не в силах ничего сказать. Казалось бы, моя гордость давно уже растоптана в прах, но сейчас меня обуревала обида. Униженный, оскорбленный, я напялил на себя идиотский жёлтый костюм. А эти мордовороты смотрели и ухмылялись.

К полудню стало жарко. Проклятый костюм мешал нормально двигаться. Вереница детей и их родителей – весёлых или не очень – не кончалась. Хотелось хоть минуту побыть в тишине, в палатке с холодным пивом, но я старательно растягивал рот в улыбке, пытаясь хотя бы избежать проблем с "начальником".

Солнце висело высоко, и хоть бы одна тучка...

Я вспоминал своё детство. Каким же счастливым оно было. Сочные яблоки в деревне, земляничное варенье, сельская школа. Как я зачитывался русскими классиками, хотя пацаны меня не понимали.

И её – девочку на год младше меня, сестру лучшего друга. Она была прелестна.

Наше первое свидание, робкий поцелуй в щёку.

Потом я поступил в театральное училище, женился, нам дали квартиру. Родился Алёшка, снова переезд. Мы гуляли втроём, а потом и вчетвером по берегам каналов, кормили уточек.

Вот только работа выматывала. Начал выпивать с коллегами по театру, жена сначала ждала с ужином, потом со скандалом, а потом и вовсе махнула рукой. Дети подрастали, получали двойки. Я ссорился и с женой, и с тёщей, и даже с Толиком, бывало.

Но всё было нипочём, пока был театр. Вот только время шло, и я не был уже юным выпускником, а главных ролей всё не давали.

И Зинку простил, когда узнал, что она с нашим Гамлетом...

Она всё равно ушла. Когда театр развалился, настало совсем уж безденежье. И с тех пор кем я только не работал – да всё за копейки. Бывало, и за еду.

С детьми она мне не давала видеться. Говорила – на кой чёрт им с алкашом общаться. А я пил... а что ещё было делать?

И вот смотрел я на этих детишек на празднике и завидовал. Какие же они счастливые, с родителями. Рот тянул в улыбке сквозь слёзы. Ну не затем я на актёра учился!

Дети попадались всякие. Кто пнуть норовил, кто требовал покатать на плечах. Мелкие засранцы. А у кого родители побогаче – те вообще пальцы веером. Я же клоун, никто. Надо мной нужно смеяться, меня можно унижать.

Каждого такого хотелось ушатать головой о мостовую.

Иных было жалко. Таскают их родители по площади, пихают в руки сладости, а ребёнок устал, напуган. А я что? Хватаю их всех за руку, чтоб не дёргались, и улыбаюсь на камеру.

Я посматривал на часы – дешёвенькие, китайские; старые давно обменял на водку. Время шло медленно, как старуха на костылях. Голова под париком взмокла и чесалась.

Один мальчик долго наблюдал за мной. Родителей его рядом не было. Денег у него, похоже, тоже не было, с такой тоской он смотрел на ларёк с сахарной ватой. Иногда он клянчил у прохожих.

Было стыдно. Хотелось же, чтоб мои дети никогда такого горя не знали, а вот оно всё как получилось. Сажают картоху на даче, потому что жрать нечего. И одежда им нужна, и игрушки, а я... стою тут, улыбаюсь, и чувствую себя всё более и более обессиленным. Разве так должна проходить моя жизнь? А она проходит, и проходит мимо.

Нужно больше стараться. Всё, завтра же пойду искать себе работу. Хоть кем – маляром, почтальоном, да хоть уборщиком. Лишь бы не клоуном.

- Эй, ты, - раздался голос мордоворота.

- Что?

- Закругляйся, народ уже расходится.

Я вздохнул с облегчением. Пошёл за парнем обратно, к боссу.

- Давай сюда выручку.

Я честно выложил всё до последней копейки.

- Хули так мало? – недовольно нахмурился "начальник". – Ребят, обшманайте его, вдруг зажопил часть.

Это был удар под дых. Сначала метафорический, потом вполне реальный. Парни проверили все мои карманы, но ничего не нашли. Господи, я когда-нибудь увижу конец унижениям?

- Ладно, вроде не врёт. Вот твоя зарплата, п...й отсюда.

Я и рад был убраться. Пересчитал деньги в тёмном уголке, так, чтоб не на виду. Хотелось их кинуть в морду этому ублюдку вонючему, но семье нужнее.

Почтамт почти закрылся, но я успел забежать внутрь. Оформил перевод жене со словами "для детей". Себе оставил шиш да маленько. Ровно на бутылку водки.

Пришёл домой, упал на табуретку, налил стакан. Водка была тёплая. Отчаянно хотелось позвонить жене. Да что там. Я мечтал вернуться в прошлое. В то самое, где я не нищий разведённый мужик, а подающий надежды студент, влюблённый в самую красивую в мире девушку.

Но не судьба.

Прошла неделя. Работу я не нашёл, а потом и желание её искать пропало. Ел варёную картошку, оставалось её всё меньше и меньше. Зазвонил телефон.

- Санёк? – спросил знакомый грубый голос "начальника".

Александр Иванович, хотелось ответить мне. Но какой смысл теперь делать вид, что гордый.

- Да, это я.

- Короче, тут такое дело. Один мой брат торговый центр открывает, ему клоун нужен, детишек развлекать, чтоб родителям не мешали капусту тратить. По выходным. Платит нормально. Пойдёшь?

Как мне хотелось его послать на три буквы. Вот так вот смачно, некультурно. "Пошёл ты на х..й со своим братом, е...л я в рот ваши бл...ские торговые центры, в п...у эту вашу зарплату...".

- Пойду, - ответил я.