Короткое описание: за кулисами МОРГ-а. Из первых рук
- Меня тоже в твоём возрасте отправили в пионерский лагерь. Лагерь «Чеучек» назывался. Как сейчас помню его обтёсанную морским ветром вывеску. И чайки. Они прилетали с отола, по одной, чаще парами. Большие, как собаки… У Светы дома жила собака. Джек. Мы вместе писали ей письма. В Мурманск. Света говорила, что у них почти всегда холодно, и что у Джека густая и плотная шерсть. Такая густая, что он мог спать на снегу. Я тогда мечтала увидеть его. Помню, в дневнике я посвятила целую главу Джеку и тому, как лет через двадцать я, мой муж, мои сыновья – близнецы Арсений и Андрей приедем в гости к Свете в Мурманск. Она выйдет нас встречать с самолёта. Она в белой шубе, муж её в бурой, дочка, она мечтает о дочери, – в меховом манто. Впереди будет стоять Джек, сильный и лохматый… Через полторы недели Света заболела воспалением лёгких, и её забрали родители. Мы больше не встречались. Конечно, были в лагере и ребята, но… Но-о… они о нас заботились. Понимаешь, Кристина, заботились…
- В руках, там, ноги не держишь? На руках ноги держишь, там? Нет? На коленях, там, пакеты не лежат с ногами? Гы-гы. Вы откуда едете? Ноги в Сергиевом Посаде забрали? Ноги. Ноги. Ноги! ..б твою! Ноги! Так их до ….. там? Ты на руках не держишь, там, ноги? Гы-гы-гы-гы. А-а, один мешок. Это …. . Ну ладно, добре. Давай. – Родион, грузный желеобразный парень лет тридцати стоял в прокуренной жёлтой комнате с решётками на окнах и кричал в трубку телефона. Разговор доставлял ему явное удовольствие. – Не слышит ни…... – с полуулыбкой обратился он к присутствовавшим: двум молодым парням в мятых медицинских халатах и пожилому мужчине, с залысиной и в таком же халате. На острые плечи его была накинута линялая мастерка. - Так… возраст. – смешно оттопыривая вздутые от хронического алкоголизма губы, произнёс пожилой Евсей Евгеньевич и вяло повёл рукой. Тут у Родиона снова зазвонил телефон. Он прищурился в маленький экран. - Хм. Катафальщик. – неопределённо произнёс он. Все в комнате несколько напряглись. - Ну, здорово. – делово произнёс он в трубку. – Ага, Сёма, тоска. Один труп с утра был и тот беспонтовый. Сидим, бухаем. Да? – он плечом прижал трубку к уху. - Диктуй адрес. – Пухлая кисть его неразборчиво записывала что-то на обрывке газеты. – Ну? – он выключил телефон. – Кто поедет? - Ты и ……. – сказал уже изрядно захмелевший Евсей Евгеньевич, прилёг на тахту и затеребил мокрый ус. Его помятый медицинский халат в разводах засохшей крови и выдранными с корнем карманами делал его похожим на грузчика в пищеблоке, но Евсей Евгеньевич был не грузчик и уж тем более не в пищеблоке – он был почётный санитар в морге Московского областного патологоанатомического бюро. - Да ты, Евгеньевич, лежи. Никто тебя «почётного» и не посылает. Тут молодёжь вон спивается. Одногодки Вадим и Артур подняли скучные лица на Родиона. - Делать всё равно не…... – прогнусавил Артур. - Вот и езжай. – ответил Вадим. – Я лучше посплю. - Ни……. ты не поспишь! – выпучил маслянистые глаза Родион. – Ракицкий сказал, если к обеду «жмуров» не подвезут, то что б стеллажи в холодильнике отдраили. Да там и в натуре уже давно пора мыть. Кровью и говном всё закорело. - ……... – сокрушился сквозь сон Евсей Евгеньевич. - Во, Евгенич ……... – прыснул смехом Артур. - И покрасить. – Родион достал из-за микроволновой печи стекляшку спирта, смерил взглядом. – Надо к Васильевне идти. – налил пол стакана и тут же выпил. Закусил селёдкой. - А средство есть, ну, это, драить?– ожил Вадим, и жестом показал, чтобы ему тоже «начислили». - Сказал, у Максимовны взять какую-то …….. – Родион прищурился, «начислил» Вадиму спирта. – Ну, короче, я звоню на мотор, а вы решайте. Хе-хе, молодёжь. - А чё, Саныч разве не работает сегодня? – Вадим выпил, не закусывая. - Ты тупой, или просто отмороженный?! – вскипел Родион. – Они с Васей за ногами на район поехали! При тебе ж разговаривал. - А-а-а.... – флегматично протянул Вадим. – Вылетело из головы. - Вы это. – активизировался внезапно выпавший из сна и едва не свалившийся с тахты Евсей Евгеньевич. – Разыграйте, кому, это… ехать. - Разыграть? - Ну. – Евсей Евгеньевич присел на тахте. – Дайте мне две спички. Вот. – он сломал одну спичку пополам. – Кто вытянет короткую, тот и едет. Первым тянул Вадим. Вытянул короткую. - Ну и ладно. – Он покрутил спичку в руках. – А там полный «бальзам»(бальзамация – прим. Авт.) или только?.. - Толком не понял. Семён там что-то хвостом крутил, ни понял ни…... – не дослушал его Родион. – Возьми всё. Там на месте разберёшься. Макс скоро подъедет. Иди, собирайся. Встав с кресла, Вадим потянулся, настороженно осмотрел своё не по годам отёкшее лоснящееся жиром лицо в зеркале: - Макс – клёво. Люблю с ним кататься.
Трупы. Трупы… делятся… Трупы… бывают. Осенние – мокрые и холодные, в грязных ботинках и длинных юбках; летние – плавки, загар, лягушки, тапки, песок; зимние – распахнутый ватник, вывернутая из под брючного ремня рубаха и майка, небритость, кальсоны; весенние – лёгкие, пахнущие одеколоном, лесной свежестью… распахнутые настежь окна секционной, шелест молодой листвы, ясное небо в прорезях решёток… Трупы… бывают. Трупы бывают… Мужские и женские. Бывают трупы одиноких людей и трупы семьянинов. Угрюмые и светлые. Трупы. Бывают. Рожавшие и нет. Это можно определить, исследовав матку. Трупы чернее ночного неба над Найроби. Трупы светлые, почти прозрачные. Трупы могут начинаться и заканчиваться, привозиться и увозиться, теряться и находиться... Трупы можно ждать, и не хотеть… Вадим сполоснулся в умывальнике и вышел из санитарской. Проходя мимо лаборатории, он машинально заглянул на «вырезку». - Доброе утро, Палыч. – поздоровался он со склонившимся над подоконником патологоанатомом. - Ага. – не глядя, кивнул тот. Вадим заглянул ему через плечо. Сергей Павлович увлечённо ковырял зажатый в тисках шейный отдел позвоночника. - Э-э… – Вадим невольно скривился, со смехом вспомнив, как вчера на выезде выделял этот кусок позвоночника у абсолютно не криминального трупа и тут же, но уже без смеха – как ему пришлось, чтобы как-то приладить голову покойника назад, выламывать в яблоневом саду сук и вставить его вместо позвоночника. - Что? – скосил мутный глаз Сергей Павлович. - Да т-так. – пожал плечами Вадим. – Вы работайте, работайте… В лабораторию зашла девочка с гистологией. Миновав холл, Вадим оказался в секционном зале. Пустые столы с кренделями зелёных шлангов встретили его блеском и вкусно пахнущей химией пеной антисептической жидкости. Спустившись в подсобку, он достал свой чемодан, проверил содержимое: инструменты, иглы, нить, косметический набор, фартук, нарукавники, тональный крем, пудра. В пустую бутылку из-под джин-тоника набрал формалина. Укутав бутыль в тряпку, убрал в саквояж. - Та-ак. Ничего не забыл? – осмотрелся он. – ….., перчатки! Вадим с досадой вспомнил, как однажды забыл взять с собой на «бальзам» перчатки. Пришлось тогда гнать таксиста через весь район в аптеку. Вскрыв новую пачку, он бросил две пары в чемодан. - Вроде всё. В санитарскую Вадим решил не возвращаться и, что б скоротать время, заглянул в холодильник. Заваленный мешками с ампутированными ногами, руками, последами и «лишними» органокомплексами стеллаж и впрямь был чрезвычайно загажен. О том, что его когда-то покрывала алая краска напоминали лишь затёртые островки вперемешку со ржой. Сам холодильник был пуст, только в углу сиротливо ютилась на каталке уже одетая бабушка «на сохранении», за которую заплатили ещё вчера. Когда он вышел на улицу, таксист Макс уже ждал. Тепло поздоровавшись, Вадим сел на переднее сиденье его «Рено». Круто развернувшись в тесном пространстве дворика и едва не зацепив бампером припаркованную у клумбы скорую, они выехали в ворота. Макс тут же, не дожидаясь, пока его попросят, включил на всю акустику ранний Cannibal Corpse, выругался на вяло тянущегося по среди дороги «подснежника» и, круто его обогнув, полез в карман за сигаретой. Время плавно шло к обеду. - Макс, у магазина тормозни! – привычно перекрикивал музыку Вадим. – Я джин-тоника зацеплю! Макс кивнул.
- Здорово.– уже добравшись по адресу, Вадим подошёл к еврею-катафальщику. Тот сидел в своей машине и расфасовывал деньги. – Что за люди-то? - Не знаю, Вадимка. Мутные какие-то. – щурился на солнце смуглый Семён. - Хата, правда, - сарай. А башляют смело. Так что дерзай. Я им там разогнал, что нужен полный «бальзам», там, с кровью и говном. – он щербато рассмеялся. – Что б ты мог гарантию дать, ну и всё такое. Ну. В общем, по ушам поездил, теперь твоя очередь. Вон подъезд, этаж третий, дверь там открыта – увидишь. А я пока за гробом погнал. – он провернул ключ в замке зажигания. Поднявшись на третий этаж, Вадим и впрямь увидал облезлую обгоревшую у коврика дверь, в проём которой просматривалась бедная и крайне захламлённая квартира. На месте дверного звонка сиротливо торчало два цветных провода. Потоптавшись в некоторой нерешительности в дверях и уже пожалев, что вообще сюда поехал, Вадим прошёл в узкую, заваленную одеждой и обувью прихожую. Тут же на его шаги выскочила бледная лицом женщина, следом за ней показался дед, в тапочках на вязаных носках и в дремучих бровях. Присмотревшись к Вадиму, они переглянулись, словно бы решая, пускать его или нет. Дед развернулся и, молча, зашаркал обратно в кухню. Послышались далёкие суетливые перешёптывания, зазвенела посуда. - Вы от Семёна? – как-то перегоревше поинтересовалась женщина. – Вот туда. – она кивнула на завешенную простынёй дверь. В это время из туалета выскользнула миниатюрная девочка, лет тринадцати. Стараясь остаться незамеченной и оттого противоестественно сутулясь, она исчезла в кухне. Послышался густой сип деда. Снова зазвенела посуда. Вадим отворил дверь и увидел до боли знакомую картину: на полу, на «проссанном» матрасе, в измятой ночной рубашке, полу боком лежала мёртвая старушка. Мёртвая старушка. Вадим вдохнул привычный его носу кислый аромат стариковской смерти. Бабушка лежала на боку, поджав ноги к груди, как чаще всего лежат умершие в кровати старики – в позе зародыша. Трупы… Бывают. Молодые и старые. Первые и посл… Вадим отогнал пустые мысли и, сделав рабочее лицо, деловито подошёл к старушке, поставил на тумбу чемодан, закасал рукава халата. Женщина прошла вслед за ним и встала в дверях. Вадим демонстративно надавил бабушке на грудину, пощупал горло. - Значит так. – на выдохе произнёс он. – Если вы хороните завтра, то тело необходимо обязательно бальзамировать. Жидкость уже стоит в горле. Я сделаю небольшой надрез на животе и через него заберу жидкость и кровь, то есть всё то, что впоследствии будет бродить. А вы ведь хотите проститься… Будет стоять… – Вадим смотрел в стеклянные глаза женщины и с ужасом осознавал, что заговаривается. – Мне нужен таз, тёплая вода и простыня или ненужные полотенца. Вы ведь завтра хороните?.. Она отрицательно покачала головой. - Послезавтра? – всё больше напрягался Вадим. - Сегодня. – наконец произнесла она после долгой паузы. – Послушайте, послушайте меня, пожалуйста. Я очень прошу. – на глазах её проступили слёзы. Тут в дверях показалась девочка, за ней, словно тень – дед. Он легонько её подтолкнул и прикрыл за ними дверь. Девочка зашла женщине за спину и потупилась. Нижняя губа её задрожала. - Только выслушайте. – продолжала лепетать женщина. – Не нужно бальзамации. Мы заплатим. Вот. Вот здесь. – она вынула из кофты замотанный в газету свёрток. – Здесь три тысячи… долларов. Всё что смогли. Больше нет. Помогите. Испарина выступила у Вадима на лбу. -Что? – спросил он. - Только обещайте, об-бещайте. – всё лицо у женщины затряслось, она вложила Вадиму в руки газетный свёрток и быстро подошла к шкафу. Порывшись, она вынула нечто крохотное, перекрученное простынёй. – Сама не понимаю, как получилась. – лепетала полу шёпотом она. – Кристинка, Крист… дочка моя. – она указала на девочку. – Она. Я недосмотрела. В общем… Здесь ребёнок. – она трясла в руках свёрток. – Никто, кроме нас с вами не знает о его существовании. Кристинка забеременела. Долго таилась. Я узнала, уж поздно было. Родили тайно, дома. Но, он… умер. Он и не должен был жить. Как ей жить с ним? Это ж всё. – она заплакала. – Пожалуйста, зашейте его в тело моей мамы. Я всё придумала. – она кивнула на лежавший на матрасе труп. – Зашейте, а к вечеру её сожгут в крематории и никто никогда не узнает об этом позоре. Прошу… Вадим ошарашено смотрел то на женщину, то на свёрток, то на вжавшуюся в стену Кристину. - Оставьте… Здесь. – устало произнёс он после минутного ступора и указал на свой чемодан. - Да-да-да. – исступлённо закивала она и дрожащими руками положила свёрток на чемодан. – Только, только ещё одно. – голос её стал ровнее и холоднее. – Есть одно условие. Я сейчас объясню. Мне нужна гарантия, что хотя бы пока мама ни будет сожжена, вы никому ничего не скажете, и что вы вообще никому ничего не скажете. Это перестраховка. Я жизнь прожила и знаю, что без этого нельзя. Вы должны переспать с моей дочерью и оставить на ней семя. Да, это похоже на шантаж, но это не шантаж. - Простите, не понимаю. – Вадим всё больше запутывался. - Просто, если вы вдруг передумаете и захотите донести на меня в милицию… я заявлю, что вы изнасиловали мою малолетнюю дочь. У меня нет другого выбора. Глупо допускать, что вы могли бы изнасиловать меня. Ведь так? Мне больно, но другого выхода нет. Вадим посмотрел на девочку. Та тут же опустила глаза и сделалась пунцовой. - Сначала она. Потом он. – глухо произнесла женщина и кивнула на свёрток. – Я… оставлю вас. Выйдя, она тихонько прикрыла за собой дверь и поправила забившуюся в щель простынь. - Вот оно значит как. – сам себе сказал Вадим. – Ты… н-наверно, раздевайся… Не отрывая глаз от пола, Кристина сняла футболку, юбку и осталась стоять в одних хлопчатобумажных трусах. Трусы очень не понравились Вадиму – такие носят в детском саду. Он жестом указал ей на это. Кристина неловко сняла и прикрыла бордовыми ладошками густой лобок. Подойдя к ней, Вадим взял девочку за руки, подвёл к окну, достал из шкафа одеяло, постелил на полу. Уложив, он, нервничая, неловко ввёл член и с большим усилием кончил ей на лобок. Кристина тут же взяла трусы и прижала семя, видимо действуя по материной указке. Тут же дверь распахнулась и та вошла в комнату с махровым халатом в руках. Кристина расплакалась. Они быстро вышли.
Придя в себя, Вадим разобрал инструмент, раздел труп, сделал разрез на животе, простриг несколько вздутый кишечник, засунул в брюшную полость свёрток с мёртвым младенцем и зашил. Через полчаса бабушка уже лежала в гробу загримированная, расчёсанная, одетая, со связанными руками и ногами, внутри неё, словно в гробу навсегда уснул внук.
Хороший рассказ. Жестковат конечно, особенно финал, но в целом, он мне понравился. Еще немного напрягло начало: - В руках, там, ноги не держишь? На руках ноги держишь, там? Нет? На коленях, там, пакеты не лежат с ногами? Гы-гы. Вы откуда едете? Ноги в Сергиевом Посаде забрали? Ноги. Ноги. Ноги! ..б твою! Ноги! Так их до ….. там? Ты на руках не держишь, там, ноги? Гы-гы-гы-гы. А-а, один мешок. Это …. . Ну ладно, добре. Давай. – Родион, грузный желеобразный парень лет тридцати стоял в прокуренной жёлтой комнате с решётками на окнах и кричал в трубку телефона. Разговор доставлял ему явное удовольствие. – Не слышит ни…... – с полуулыбкой обратился он к присутствовавшим: двум молодым парням в мятых медицинских халатах и пожилому мужчине, с залысиной и в таком же халате. На острые плечи его была накинута линялая мастерка.
спасибо Скорее всего этот монолог путают многоточия, которыми пришлось заменить матерные обороты.Их реально не достаёт Может, неясен смысл монолога. Поясняю. Одна из функций, которую выпоняет служба патанатомического бюро это утилизация ампутированных конечностей, т.е., если обслуживаюся районы, машина с санитаром ездит по областным моргам или больницам и в мешках забирает материал, чаще всего это ноги, последы, реже - руки. После это всё увозится в крематорий.
Годный, хороший рассказ, но есть нюансы. Больше наверно нужно читать, ибо видны ошибки в строении предложений, а так же смысловые. К примеру, первый абзац содержит как минимум две такие ошибки, приглядись. А так сюжет и стилистика очень даже. 4 из 5, хотя он стоит большего, конечно.
спасибо за ёмкий комментарий :)Дело в том, что я по профессии живописец, там я квалифицированный профессионал, а в прозе действую скорее интуитивно. Буду признателен, если вы укажете конкретные ошибки.Учиться никогда не поздно.
Больше читайте книг, чтобы развить технику. С самого начала, я как читатель запутался в неправильно построенных предложениях. иногда приходилось по несколько раз перечитывать отдельные абзацы, чтобы понять, о чём там вообще идёт речь. Стало скучно уже после 5-го абзаца.... Хотя, должен заметить, что вам удалось создать некую атмосферу, что втягивает в места событий, манит своими спонтанными образами... Что-то я сам погнал
Мой совет: Больше работайте над техникой. по-моему, у вас сё будет супер!
спасибо за совет - работать, несомненно, есть над чем. Но что касательно непосредственно этого рассказа - сложность его написания заключалась в том, что пришлось описывать события, касающиеся довольно узкой медицинской специализации. Действия и диалоги персонажей будут с полуслова понятны работникам СМЭ или патанатомического бюро. Обывателю сложно въехать во все эти тонкости. Но, согласитесь, если начать всё рассусоливать потеряентся костяк произведения - оно холодно, буднично, безэмоционально, в чём-то даже поверхностно.
0
Скорее всего этот монолог путают многоточия, которыми пришлось заменить матерные обороты.Их реально не достаёт 
Может, неясен смысл монолога. Поясняю. Одна из функций, которую выпоняет служба патанатомического бюро это утилизация ампутированных конечностей, т.е., если обслуживаюся районы, машина с санитаром ездит по областным моргам или больницам и в мешках забирает материал, чаще всего это ноги, последы, реже - руки. После это всё увозится в крематорий.
