…Некоторое время назад…
- Жора! Я устал заниматься этой мелкой аферой! – Произнеся эту фразу, мужчина нервно бросил удилище в лодку, в которой они, покачиваясь на волне, находились вдвоем.
Тот, кому эти слова предназначались, спокойно держал в руках удилище и, словно не слыша ничего, внимательно следил за поплавком.
Большая надувная лодка, удерживаемая на воде двумя якорями, беспечно качалась посередине озера, издавая совершенно неповторимые звуки разбивающихся о борт, периодически накатывающихся волн.
- Жора, ну что ты молчишь? Ты что, считаешь как-то иначе? – от раздражения мужчина вскочил на ноги, отчего лодка немного накренилась, и его собеседник от неожиданности резко потянул на себя удочку.
- Оппа! – воскликнул Жора, почувствовав на другом конце снасти характерное упорное сопротивление попавшейся на крючок добычи. – Сядь, сядь, Родик! Не качай лодку! – решительно приказал он своему нетерпеливому другу.
Карп килограммов на семь, упираясь всем своим мощным корпусом, бороздил водную поверхность, лавируя то влево, то вправо.
- Ах ты, хороший мой! – восторженно воскликнул Жора, таща к себе добычу. – Сачок, Родик! Давай сачок! – приказал он растерявшемуся другу, так и не смогшему усесться на лодочную лавку из-за сильной качки.
С трудом он всё же умудрился ухватить в руку сачок и, изловчившись, переминаясь с ноги на ногу, поддеть им всё еще упорно сопротивляющуюся рыбину.
- Ах, хорош, зараза! – воскликнул он, когда с трудом опустил в лодку бьющегося в сачке карпа. - Вот ведь как бывает! А я ведь даже не видел, когда он клюнул! – как бы оправдываясь, сказал Жора. – Видимо, он только-только подошел, и в этот момент ты качнул лодку, и он зацепился, а я в этот момент потянул удочку, почувствовав, что она не пуста.
- Да ладно, Жора, - весь мокрый, Родик упал на лодочную скамью и, вытирая пот со лба, посмотрел на своего друга искрящимися глазами. – Что мы с ней делать-то будем?- вопросительно воскликнул он, когда Жора принялся выпутывать из сачка добычу. – Я вот тебя, Жора, спросить хочу… Как рыбак рыбака… А ты рыбу-то любишь?
Жора, увлеченный выемкой всё еще бьющегося из последних сил карпа, не задумываясь, ответил:
- На дух не переношу!
- Ну и куда мы её тогда пристроим? Может, отпустим? Вроде как не по понятиям тварь убивать, если сыты… - вновь спросил его Родик.
- Нет! Ты что, не знаешь, рыба после такого шока уже обречена. Он всё равно уже не жилец, и что же нам, извиняюсь, озеро трупами загаживать. Отдадим кому-нибудь. – Жора с трудом отцепил карпа с крючка и, перевернув его брюхом вверх - в таком же положении рыба цепенеет – аккуратно уложил ее в садок, предусмотрительно подставленный Родиком.
- кому ты его отдашь? – задумчиво произнес Родик. – И вообще, с каких это пор ты таким милосердным стал? Раньше ты у всех всё забирал. – с какой-то иронией и даже злорадством произнес Родик.
Жора недоуменно резко вскинул голову и округлыми глазами уставился на Родика.
- Ты чего, Раджа? – со злостью спросил он у друга. – Когда это я сирых и бедных обижал? Я же не говорю, что мы этого карпа какому-нибудь жирному сучонку отдадим… - он на мгновение задумался, и лицо его, только что перекосившееся от злобы, моментально приобрело доброжелательный и даже несколько глуповатый вид, что в прошлом всегда помогало ему моментально входить в доверие к любому, пусть даже очень недоверчивому и осторожному индивидууму, которого Жора определял в свои жертвы. – Слушай, Раджа! А это интересно! – воскликнул он, блеснув своими озорными глазами. – Ты же знаешь, сицилийская мафия своим жертвам в качестве устрашения рыбу посылала. Точно! У меня, кстати, есть один на примете, кому этого карпа мы отдадим!
- Ерунду ты, Жора, городишь! – раздраженно воспринял слова друга Родик. – Разве мы с тобой об этом мечтали на нарах? Лохов зажравшихся разводить? Да на кой это надо? Я уже год как в интернете мелочь сшибаю, ты вообще пропал непонятно куда. Мы же с тобой о другом думали, Жора! – с искрами в глазах воскликнул последнюю фразу Родик. – Когда к серьезному делу приступим? Надоело мне всё уже! – после этой фразы Родик достал сигарету и закурил.
- А вот прямо сейчас и приступим… С этой вот рыбы, так сказать, и начнем….- спокойно произнес Жора и, перевалившись через борт лодки, ополоснул в озерной воде руки, вымазанные слизью, которой была покрыта рыбина....

Батюшка Гермоген, в миру Аркашка Юловский, резко открыл глаза. Солнечный луч, скользящий через плотно закрытые тяжелыми шторами окна, словно ранний вор, всё же отыскал в них щель и сейчас, пробравшись украдкой в покой отца Гермогена, спешно искал в них что-то. Батюшка несколько раз моргнул, стараясь размять слипшиеся за ночь глаза и лениво проследил путь следования этого незваного гостя. Солнечный зайчик больно ударил ему в глаз, когда его взгляд, описав весь маршрут луча, остановился в его последней точке. Что-то большое, серебристое лежало в его ногах и именно от этого серебристого луч и хотел сбежать, неожиданно на это наткнувшись.
Гермоген вздрогнул. Тяжелое ощущение чего-то недоброго, словно удар клинком, пронзило его тучное тело. Медленно он повернул голову в сторону своей попадьи, ничего не подозревающей и продолжающей мирно посапывать рядышком. Затем приподнялся, оперевшись руками в матрац и тупо уставился на это самое серебристое. Огромный зеркальный карп, покрытый серебристой чешуей, неподвижно лежал в его ногах.
- Это что такое? – недоуменно только и смог воскликнуть он, сильно удивившись увиденным. – Откуда это здесь взялось? – Герман резко откинул одеяло, открыв при этом и свою супругу. Она поежилась и тоже медленно открыла глаза. – Маша! Кто эту дрянь сюда притащил? – резко скорее крикнул он, чем сказал.
Маша, ничего не понимающая, медленно приподнялась на кровати и, всё еще ничего непонимающим взором, оценивающе осматривала то Гермогена, то рыбину, то Гермогена, то…
- Ааааа! – дико завопила она, когда сознание её после сна пришло в норму.
-Да не ори ты, дурра! – резко прервал её Гермоген. – Я спрашиваю, кто эту дрянь сюда приволок?
Плохо понимающая, что происходит (впрочем, как всегда), блондинка сидела на кровати, раздвинув ноги и уперевшись руками в матрац, и тупо моргала, не в силах что-либо произнести.
- Я, я, я то откуда знаю. – наконец смогла она выговорить, и, всё еще моргая глазами и не сумев закрыть рот после последней фразы, смотрела на Гермогена.
Аркашка Юловский, мелкий коммерсант, прожил скучную и совершенно непримечательную жизнь, поставляя на городские рынки рыбу с местного рыбного завода. Он то и дело попадал в переделки, связанные то с протухшей рыбой, то с обманами покупателей продавцами его точек, то с отсутствием необходимых документов. Семейная жизнь его также была на грани дефолта. И хоть он всячески и пытался выкрутиться от предложения супруги разделить с ней супружеское ложе, придумывая такие небылицы, что если бы Гомер был жив, то, несомненно, вручил бы Аркашке свои гусли, а сам бы отправился скитаться по свету, проклиная судьбу.
Но работа на рынке научила Аркашку такой изворотливости, которой не смогли бы его научить все евреи мира вместе взятые. А самое главное, используя свою природную пронырливость, он наладил хорошие связи с местной милицией и очень хорошие связи с местными папами криминального мира. И вот, в один прекрасный день, после очередного скандала с какой-то старушкой по поводу какого-то непонятного запаха, испускаемого копченой ставридкой, Аркашка, проклиная всё и всех на этом грешном мире, пошел в местную пивнушку под звучным названием «Ветерок» и надравшись там до того состояния, когда у самого уже не хватает сил передвигаться вообще никуда, а явиться могут только лишь черти или люди в милицейских панамках, вдруг осознал, как неправильно он живет, и вообще вся эта мирская жизнь лживая и беспринципная, порядком ему надоела, и что он намерен с этим тут же немедля покончить. Будучи человеком рассудительным, он тут же отмел варианты,которые предусматривали покончить с этой самой никчемной жизнью , раз и навсегда. А поскольку перспектива уйти в отшельники или постричься в монахи его вообще не прельщала, он вдруг ясно осознал, что он, Аркашка, сотворен для более значимых дел, нежели рыбой торговать. Может быть даже, создатель лично занимался его воспитанием для того, чтобы учил он народ уму разуму, да идеи высшего разума в миру распространял. А то обстоятельство, что эти идеи можно за деньги распространять, ну так просто вдохновило его на поступок. Уже на следующее утро, пробудившись с глубочайшим похмельем в прихожей своей квартиры, около входной двери и чувствуя под собой лишь одну старую курточку, видимо, из сострадания брошенную ему супругой, Аркашка, не раздумывая, добрел до ванной и уже через каких-то полчаса он, прыская себе в рот дезодорантом, уже четко представлял последующий план действий. Через какой-то, может быть, час, он уже сидел в офисе местного авторитета Вани Ложкина и рассказывал ему о заблудших душах, о карах за грехи, и то, как эти кары можно не только смягчить для грешной души, но и полностью избежать. В общем, уже через пару часов Ваня, руки которого были по локоть в крови тех, кто в девяностых уверенно шагнул в новую жизнь, но столкнулся именно с этими самыми ваниными руками, сам оценил гениальный замысел Аркашки и, сопоставив свой генитальный орган к своему же носу, также как и Аркашка, проникся идеей строитеьства храма.
Когда решение принимается спонтанно, по зову души, то на удивление и дело идет очень быстро… «Здесь вам не Америка», - как сказал один из героев повести о современной России, и со всего размаха ударил кувалдой по бамперу мерседеса,свернутого после какойто небольшой аварии, устанавливая его в положенное место.
Храм был построен. А Аркашка, отрекшись от прошлой жизни, сменил имя, квартиру на загородный дом, москвич-каблучок на внедорожник «Лексус», старую сварливую и толстую жену на молодую и бестолковую блондинку, и стал настоятелем этого храма.
- Может, это мой Масик её сюда притащил? – всё еще находясь в недоумении, спросила у Гермогена жена.
- Ага! На улице поймал! С мышкой перепутал! – раздраженно вскипел Гермоген. - Да ты посмотри на эту рыбину! Она по крайней мере в два раза как минимум больше твоего кота! Она бы сама его смогда куда хочешь утащить. А вот ему с ней точно не сладить, даже с дохлой.
- Масик сильный, он бы смог. – неуверенно заступилась за своего любимца супруга.
- Ох, не смешите меня, сильного нашла. Да он после того как ты ему яйца отрезала, кроме как нежиться на твоих сиськах, ничего и не хочет. Да и зачем ему всякую дрянь в постель к нам таскать? – еще больше раздражаясь, возражал своей супруге отец Гермоген.
- Он рыцарь, он меня любит, может, это он мне дает понять, как сильно он меня любит, и на какие подвиги готов ради меня пойти.
Отец Гермоген, не желая больше спорить со своей чересчур чувственной женой, только тяжело вздохнул, мельком бросив взгляд на её тело, задержав больше чем где либо на её неокрепшей голове. Промелькнувшая было уже в его голове мысль заняться сексом, когда его взгляд еще скользил по интимным местам свой супруги, туту же, словно спугнутая ворона, упорхнула прочь, каркая и чертыхаясь.
Гермоген осторожно, словно опасаясь, что она вот-вот оживет, ухватил рыбину за голову и, стараясь держать её подальше от своего тела, понес из спальни. После того как он выбросил рыбину в помойное ведро и помыл руки, он мельком взглянул на часы и взял мобильный телефон.
- Здорово, Ваня, - начал он разговор со своим главным спонсором, когда соединение было установлено.
- Привет, Герыч. Ты чего это с утра пораньше решил позвонить? Что-то случилось?
- Случилось! Представляешь, просыпаюсь, а у меня в ногах дохлая рыбина валяется. Представляешь? Огромный такой карп килограмм на пять-семь. Я ума не приложу как он ко мне попал. И вообще, что это всё такое значит?
На другом конце некоторое время царила тишина. Видимо, что-то обдумывая и сопоставляя, собеседник искал объяснение всему этому.
- Ты кино-то смотришь, Герыч? – наконец раздался вопрос с другого конца трубки. – Помнишь, фильм такой был, Крестный отец? Так там перед тем, как замочить жертву, ей дохлую рыбу ночью в постель клали. Чтобы эта жертва пострадала перед смертью, а не просто – чик и на небесах. У тебя враги, Герыч, есть? – спросил у него собеседник.
- Да какие, на хрен, враги? – раздраженно и взволнованно ответил отец Гермоген. – Бабки, что ли, меня отыскали, коим я три года назад тухлятину впаривал? Дак они сейчас все мои прихожанки, надо им это…
- Вспомни, может, наступил на кого, может заложил, или кинул по-серьезному? – настаивал собеседник.
Вдруг у Гермогена отчетливо всплыла история десятилетней давности, когда он, втираясь в доверие к местной милиции, рассказал тогдашнему майору о крупных махинациях на рыбном заводе. О том, как из дешевых карпов, судаков и щук путем несложных, но очень оригинальных процедур получали цельное мясо красной рыбы. Заправлял этим его одноклассник Жора. Тогда Жору посадили, впаяв очень большой срок, скорее всего, за то, что он наотрез отказался с кем-либо и чем-либо поделиться. Но он уже вроде как года три назад должен был освободиться и, скорее всего, уже куда-то уехал. А мясо ценной рыбы, полученное с помощью Жориной технологии, сейчас во всех магазинах продается. Пожалуй, и отсидел-то Жора ни за что. И другого, кто мог его, Аркашку, ненавидеть, тоже не было.
- Да нет, вроде никогда.., - соврал Гермоген своему товарищу Ивану. Да и как он мог рассказать ему такое. Воспитанный на понятиях Иван однозначно осудил бы его.
- Ну ладно, Герыч, ты не дрейфь. Тут вам не Америка, если бы хотели замочить, то без всякой рыбы бы замочили. Так, кто-то решил просто жути тебе нагнать. А ты думай, кто, вспоминай. Если они пошли на такое, то, значит, серьезно кому-то насолил. И они так просто это не оставят. Ладно, Герыч, звони, а сейчас пока.
Связь прервалась. Гермоген молча сидел, уставившись в одну точку, прокручивая в своей голове события той истории.
- Значит, это ты, Жора, игру против меня начал. Ну ладно, ладно, поглядим. – спокойно пробормотал Гермоген и пошел на кухню заваривать утренний чай.

- Ну и зачем всё это? Объясни хоть, я вот ничего не понимаю в твоей игре. – допытывал Родик своего друга, когда они вечером пришли в один из стриптиз-баров и тихо, не спеша, потягивали какой-то коктейль с дурацким названием «Сердце дракона». Внутри пойла плавала крупная вишенка, периодически то опускаясь под своим весом на дно, то, нацепляв на себя пузырьков газа, всплывая на поверхность напитка.
Жора молча наблюдал за этой процедурой, лишь изредка бросая взгляд на танцующую у шеста заманчивого вида фройлен, уже успевшую поскидывать с себя все одеяния.
- Ну чего молчишь? Ответь! Я уже не знаю, что и думать. Ты случаем не слетел с катушек? Последнее время ты какой-то ну совсем странный, - не переставал смотреть на Жору и вопрошающе ждать от него ответа Родик.
-Слушай, Раджа, не мешай мне, я думаю! – резко ответил ему Жора, не переставая наблюдать за вишенкой. – Ты же сам торопишь меня с серьезным делом. Вот и не мешай, кажется, я придумал такую грандиозную аферу, что если мы её реализуем, то это будет афера века.
Родик от удивления услышанным сделал большой глоток своего коктейля и вишенка влетела ему в рот. Он, боясь подавиться, лишь только и успел отвернуться в сторону, чтобы выплеснуть содержимое своего рта.
Народу в баре было немного. А те, кто были, так увлеченно смотрели за вконец распоясавшейся танцовщицей, что никто ничего и не заметил.
- Ты придумал что-то, Жора? – наконец придя в себя, выпалил терзающий его любопытство вопрос Родик.
- Кажется, да, - утвердительно ответил Жора, не отрывая взгляда от своего бокала. – но нужно еще детали отполировать, я и говорю – не мешай!
- А когда приступим? – совершенно не слыша просьб своего друга, сгорая от любопытства, задал очередной вопрос Родик.
- Вчера, Родик, вчера, мы с тобой приступили к этому делу. Когда карпа на озере поймали…

День у отца Гермогена был напряженный. Несколько венчаний, крещений, освящений. Да еще как назло одно отпевание. Не любил отец Гермоген эту свою сторону работы, покойников отпевать, да куда денешься. Как обычно, в два часа по полудню кортеж прибыл к месту действа, и люди в траурных одеяниях проследовали за гробом усопшего в зал отпевания.
Безутешная вдова, непереставающая рыдать, то и дело бросалась на тело, но всякий раз её оттаскивали родственники, как могли успокаивали, и всё же через некоторое время вдова вновь оказывалась на теле покойного. Отец Гермоген, настроив свой инвентарь и зарядив кадило ладаном, вышел нести свой долг, когда совсем обезумевшая вдова умудрилась таки влезть в гроб к покойнику, и, сдвинув его с места, улеглась рядом с ним, оповещая всех присутствующих, чтобы её хоронили вместе с её горячо любимым мужем.
Гермоген, уже успевший привыкнуть к разного рода выходкам убитых горем людей, и на этот раз особенно не удивился, и, не обращая внимания на то, как несколько крепких мужчин вытаскивали из гроба женщину, приступил к своей службе. Пройдя несколько раз вокруг гроба, опахивая его кадилом, отец затянул заупокойную молитву, уже не обращая вообще никакого внимания на присутствующих.
После того как отец восславил упокоившегося раба божьего Георгия, и предрек ему благостное сосуществование в царстве отца своего, этот самый раб, который, по представлениям Гермогена, должен был уже подходить к вратам господа нашего, вдруг приподнялся в гробу и, протянув вперед руки, мертвенно белыми губами прошептал:
- Только с тобой… с тобой… с тобой…
Бабулька из числа церковных служителей, помогающая Гермогену управляться с его же аксессуарами, беззвучно рухнула на пол. Церковный хор, состоящий из таких же бабуленций, тянущий в этот момент букву «о», резко, как по команде, перешел на «ааа», и бросился врассыпную. Отец Гермоген, видимо, с постоянным общением с господом приобрел, как казалось ему самому, определенный запас мужества. В одну секунду это самое мужество было растеряно, и, выронив из руки кадило, с открытым ртом и быстро моргающими глазами смотрел на оживший труп. Труп тем временем, видимо, под влиянием когда-то, еще при жизни прочитанного Гоголя, попросил кого-нибудь из присутствующих об одолжении:
- Откройте мне веки…
Вдова, после такого преображения своего супруга, туту же втянула глазом выкатившуюся было очередную слезу и, метнувшись к своему незабвенному, стараясь не проткнуть ему глаза, своими длинными чересчур наманикюренными ногтями приподняла ему веки.
- Ага… вот он ты, христопродавец… - гробовым голосом возвестил оживший труп о своих намерениях. – Ну и что…
Гермоген, не переставая моргать, потеряв в своей голове последнюю мысль о происходящем, всё же сумел выдавить из себя не то вопрос, не то констатацию, что именно он и сам бы не смог сказать:
- Что…
- Я тебя спрашиваю – «что». Что ты мне чтокаешь?
Последняя фраза трупа была произнесена обыкновенным человеческим голосом, с весьма ироничной интонацией. А собравшиеся вдруг разразились таким неистовым хохотом, держась за свои животы, что зал, где отпевают умерших, в одно мгновение стал походить на концертный зал выступающего Петросяна.
Гермоген, постепенно заражаясь этим всеобщим буйством веселья, а втайне просто радуясь, что не случилось самое худшее из его предположений, также принялся по-идиотски хихикать, крутя головой в разные стороны.
Труп, улыбаясь, выбрался из гроба, вытащив откуда-то из того же гроба шток с водкой, и уже подойдя к подиуму, на котором стоял хихикающий Гермоген, налил полный стакан (непонятно откуда взявшийся в его руке) водки и протянул его Гермогену.
- Выпей, Аркаша, а то на тебе лица нету.
Гермоген беспрекословно принял протянутый стакан и одним залпом его опустошил. Протянутый Жорой маринованный огурчик, опять невесть откуда взятый, тоже пришелся кстати, вмиг покрасневшему и прослезившемуся Гермогену.
Жора, уже не обращая внимания на тщательно жующего Гермогена, жестами распорядился, чтобы убрали весь цирк, и уже громогласно, на весь зал, заявил:
- Спасибо, господа артисты, за это представление. Мой старый друг по достоинству оценил шутку. Все свободны! Гонорары получите у моего помощника.
Гермоген, всё еще находясь под впечатлением только что пережитого им, чуть не подавился еще не прожеванным огурцом от услышанных слов про шутку:
- Ну что, батюшка, пригласишь старого друга? – весело спросил у него Жора и, уже показывая ему початую бутылку, добавил. – Надо же, так сказать, и мне святой водицей грех смыть.
- Шутник, едреный корень! Ну, Жора, что, по-другому то никак, что ли? – Гермоген, постепенно приходил в рассудок, видать, выпитый стакан возымел своё действие, и сумел упрекнуть Жору за его невиданное нахальство. – То рыбу мне дохлую подкинешь, то в гробу явишься. А по-простому нельзя? Мы же друзьями когда-то были…
Жора зло взглянул в глаза Гермогена и тут же резко высказался:
- Вот именно, когда-то были! И что ты сделал с этой дружбой? Уничтожил восемь лет моей жизни! Ладно, пойдем куда-нибудь, разговор есть, - Жора разнервничался и уже не глядя на Гермогена, принялся рассматривать свой заупокойный наряд, не сильно ли он повредился во время пребывания на пути к господу.
Гермоген, разогретый водочкой, уже совсем позабывший былой страх, весело показал Жоре на дверь в глубине зала:
- Ну что же, пойдем, в келью мою. И хоть господь бог строго карает за принятие в святых палатах спиртного… Но… Что ради друга не сделаешь…
Жора взглянул на Гермогена сверкающими глазами, но ничего не сказал, а лишь молча проследовал за хозяином в узкий темный коридор.
Зайдя в келью, отец трижды перекрестился на образ какого-то чудотворца и молча присел за грубый деревянный стол, на котором стояла одна лишь бутылка минеральной воды.
- Присаживайся, Жора. – Хозяин спокойно показал гостю на свободный стул. – Расскажи, что привело тебя ко мне.
Жора, водрузив бутылку на стол, сел на предложенный стул и, окинув скромное убранство кельи, перевел взгляд на Гермогена:
- Да всё то же, Аркаша, всё то же. Мне вот интересно знать, как это ты сукой стал, что без колебаний меня в кутузку отправил?
Гермоген тяжело вздохнул и, подставив стакан, стоящий в единственном числе на столе, сказал:
- Налей, что ли, еще. Первая-то в лабиринтах моих уже потерялась, надобно на поиск гонца вслед отправить.
Жора молча налил стакан.
- А огурец где? – спросил Гермоген, уже держа стакан перед ртом.
- А огурцов больше нету. Один и был, я его в кармане держал. – пояснил ему Жора.
- Ну да ладно, нам не привыкать. Помнишь, как в юности, вообще без ничего пили, волосами друг друга занюхивали. Эх… Не прими, господь, за пьянство, посчитай здоровья для… - с этими словами Гермоген опорожнил вновь одним залпом стакан, немного поежился и уж только затем поставил пустой стакан. Жора тут же снова налил в него огненной воды и уже сам поднял его:
- Ну что же, Аркадий, за прошлое, до того, как оно тобою осучилось… - после этой фразы Жора так же одним залпом выпил содержимое стакана и со всего маха поставил его на стол.
- Да я всё понимаю, что я тебе серьезно жизнь подпортил. – Начал свое повествование Гермоген, слегка перекосив лицо. – Но видит Бог, я даже подумать тогда не мог, что тебе такой срок впаяют! Я то думал, так, пожурят. Ну, может, условно дадут, и всё. Я то хотел просто тебя подцепить, чтобы с твоей помощью халявную рыбу с завода брать. Ты же тогда вон какой упрямый был. Откуда я мог знать, что тебя на всю катушку…. Эх, да и я уже сделать ничего не мог. Я то тогда просто настучал на тебя, а всё остальное менты уже сами раскручивали… - Гермоген под воздействием выпитого говорил очень нервно и эмоционально, то и дело путаясь и сбиваясь. Жора молчал. Нет, он уже давно не испытывал обиды, которая была у него сразу после того, как он узнал, кто стал виновником его заключения. Это тогда он был готов вцепиться зубами в горло этого самого Аркашки и грызть, грызть… А сейчас…
- Да ладно, слезу еще пусти, - спокойно сказал он, видя, как переживает его некогда закадычный друг. – Ты, Аркаша, может и не хотел, чтобы случилось то, что случилось, но это случилось, и как тут не крути и не крутись, твоя сучья позиция никакими помыслами оправдана быть не может.
- Да нет, что ты, Жора! Я разве оправдываюсь, я просто пытаюсь объяснить тебе, какой я был дурак и как я тогда думал. А простить за этот поступок я сам себя не могу… Но он был, и уже никуда от этого не деться. Остается только смириться и жить с этим…
Гермоген взглянул на водку, еще имеющуюся в бутылке, и Жора понял его без слов, вновь налил в стакан порцию отдушины.
- Ну ты, Жора, вправе на меня обижаться, как тебе это заблагорассудится. А я… я могу компенсировать свою подлость. Приход у меня хороший. Средства есть, да и спонсоры помогают… Назови сумму, Жора, я рассчитаюсь с тобой. Понятно, тех потерянных лет уже не вернуть. Но хоть как-то это, может быть, сгладит мою вину перед тобой. Да и мне легче будет….
После этой фразы Гермоген вновь опустошил стакан. А Жора, лишь улыбнувшись, посмотрел на него.
- Да я не бедный, Аркаш, чтобы деньги старушек, кои тебе на божьи дела отпускают, в свою корысть превращать. Не надо мне твоих денег. А вот помощь нужна. Поможешь, считай, что квиты, да и дружба, может, назад вернется. Еще и одно божье дело сделаешь. Хапуг и уродов, до коих у господа, видимо, руки не доходят, на место с твоей помощью поставим. Глядишь, может и вправду какая-то другая жизнь будет. Не та, что нынешняя…
- Да я всегда за, Жора! Говори, чем могу помочь, если могу, то какие речи могут быть. Говори, Жора!
Они еще долго сидели, вспоминали молодость, смеялись. После выпитой бутылки отец Гермоген принес спирт, используемый для церковных нужд, и этот спирт как нельзя лучше подошел для иллюстраций этого вечера встречи батюшки и несостоявшегося покойника…