Одна из комнат подвального помещения храма, приспособленного под складские нужды, напоминала бункер секретной службы. Все её четыре стены, увешанные мониторами, показывали совершенно разные изображения. На столе, стоявшем прямо в центре этой комнаты, был расположен пульт управления с записывающим устройством. Рома внимательно наблюдал за всем происходящим на мониторах, крутясь в своем кресле на триста шестьдесят градусов.
В дверь комнаты постучали. Рома взглянул на монитор, который изображал картинку того, что происходит за дверью, и спокойно нажал кнопку открывания.
- Ну, что нового, ноль-ноль-семь? – сразу же с порога задал вопрос Жора.
- Да вроде ничего, рабочий процесс, практически все надели наши подарки. А у тебя что? – спросил в свою очередь Роман.
- Да тоже пока всё по плану. Думаю, пора начинать фазу В.
- Не рано? Я еще не о всех всё знаю, много еще неясностей! Может, последим еще недельку, а уж тогда и начнем, так сказать, твою В-фазу? – высказал свои опасения Роман.
- Да не волнуйся ты, Рома! Эта публика такая толстокожая, что ты их вот так просто на авось не возьмешь! Они уже настолько охренели от своей безнаказанности, что ты им сейчас хоть черта вживую яви, они только за ухом у него пощекотают, улыбнутся и дальше своё продолжат! Так что времени у тебя еще больше чем предостаточно. Я думаю, фаза В продлится не меньше двух недель, и если через месяц перейдем на фазу С, я буду считать это успехом. – заключил Жора.
- Ну тогда ладно, тогда я успею, - удовлетворенно подытожил сказанное Роман и, повернувшись к своему пульту, уже весело спросил. – Не хочешь глянуть, чем наши слуги в свободное от жульничества и семьи время занимаются?
- Да на кой они мне нужны? А то я не знаю, чем их перевернутые мозги могут радость себе добыть. Нет, Рома, не хочу я на всю эту мерзость смотреть, - категорично отказался Жора от просмотра какого-то видео, по мнению Романа, чересчур захватывающего.
- А зря, я когда смотрел, раза три ссать бегал. Без слез вообще, как ты выразился, мерзость эту смотреть нельзя.
- У тебя работа такая! Всё тут внимательно отсматривать. А меня, Рома, уволь! Правда, не хочу! Ну их! Ты главный материал соберешь, вот и посмотрю, а всё подряд не хочу! – еще раз подтвердил своё нежелание Жора.
- Во, смотри! – вдруг неожиданно показал Рома пальцем на один из мониторов.- Нет, им мало выходных, они еще и в рабочее время успевают!
- Всё, отстань! –с этими словами Жора поспешил выскочить из комнаты, а Роман, увлекшись какой-то очередной сценой из жизни одного из слуг народа, расхохотался, и хохот этот Жора слышал на всем пути следования из подвала, несмотря на очень массивные двери комнаты.
«Да, надо звукоизоляцию усилить, а то дохохочется», - подумал Жора, уже подымаясь по широкой лестнице, ведущей на первый этаж храма.
Уже выходя из храма, прямо в дверях Жора столкнулся с Гермогеном. После, в общем-то, дружеских приветствий, Гермоген спросил у Жоры:
- Ты хоть объяснил бы мне, что за игру ты, Жор, на этот раз ведешь?
- Аркаш, конечно объясню, но лучше, если это будет позже, для тебя лучше, - дружески сказал Жора.
- Ну, тебе виднее, - спокойно воспринял его слова Гермоген, - всё равно я ничего в твоих делах не понимал никогда. И как это тебе всегда удавалось полную белиберду терпилам втюхивать? Которые тоже ничего не понимали.
- Ну да, только вот с рыбой красной прокол вышел, - всё же вставил Жора язвительную и очень неприятную для Гермогена фразу.
Гермоген поежился, передернув от раздражения лицо. Было видно лишь, что эти слова больно ударяли по его самолюбию.
«Ну и ладно, первый тему начал, нечего под шкуру лезть, если сам виноват. Или, быть может, он думает, что я сейчас перед ним расплачусь?», - думал Жора, провожая Гермогена, который решил удалиться молча, взглядом.
Жора молча постоял у дверей. Его внимание на время привлекли дерущиеся прямо напротив входа воробьи, расположившие свою арену на рябине.
«Ну, а вам то что делить? Небо бескрайнее, куда хочу, туда лечу! Нет, ну ты посмотри, как этот мир создан. Даже таким птахам, как эти воробьи, в нем есть за что драться!», - вновь подумал Жора, и быстро сел в свой автомобиль, стоявший тут же.
На следующее утро в газетах появились статьи о том, что президент решил ужесточить борьбу с коррупцией. В статье говорилось о том, что президент создал специальные группы, которые будут подчиняться только ему. А полномочия у этих групп сродни, может быть разве только диверсантам во время Великой Отечественной войны, действовавшим в глубоком подполье врага.
- Читал? – было первое же слово, которое задал Костя своему другу, когда вошел к нему в кабинет.
- Ну читал, - спокойно ответил ему Вадим. - Давно нужно было что-то подобное сделать.
- Нет, вы посмотрите на него… Ангел! Ему ничего не нужно! А жить-то как? – резко спросил у него Костя.
- А ты пойди, спроси у старушек, как они живут, может, что новое для себя узнаешь! – в тон ему, так же резко ответил Вадим.
Костя молча сел на стул. Он некоторое время молчал, уставившись в одну точку, потом всё же сказал:
- Ты меня этим не дави! У меня у самого родители пенсионеры. Тоже получают кот наплакал, но всё же хватает! А мы, нам же нужно жить!
- Ну не старушек, так бюджетников поспрашивай. Можешь даже к рабочим обратиться, наверняка подскажут! Они же живут как-то год целый на твою месячную зарплату.
- Да ерунда всё это! – вдруг резко сказал Костя. – Если здесь такое сделают, работать некому будет!
- Я так не думаю! – спокойно возразил Вадим. – Не все своей первостепенной задачей видят патронаж коровок, как ты выражаешься. И многие останутся!
- Да ну и черт с ними! Не знаю, запутался я совсем, Вадик! Ни хрена уже не понимаю, вот её богу!
- Дак распутывайся скорее! А то ведь и вправду, сам не распутаешься – помогут! И помогут-то не просто, они по ниточке, по веревочке вытягивать не будут! Они рубнут с плеча!
- Да ладно, ты из меня Гордеев узел –то не делай! У меня-то всё значительно проще. – Костя встал, понимая, что его друг Вадик в этом деле ему не подсказчик, и, махнув рукой на прощание, вышел из кабинета.
Все кругом гудели. Чиновничий люд, взбудораженный последней статьей, всё обсуждал, рассуждая о конституционном праве, о возвращении сталинских времен и о том, как ему, этому люду, нелегко живется в современной России. Как его никто не любит, ни народные массы, ни массы от бизнеса, ни вообще кто-либо. Один расчувствовавшийся министр стоял, облокотившись на стенку, и тихо вытирал всё выступающие и выступающие слезы. Его положение было не совсем плохое. Его вообще никто не любил: ни жена, ни пятеро любовниц, ни даже дети, всё норовившие сделать ему какую-нибудь пакость. По утрам просыпается, раскрашенный в индейца. По вечерам, торопясь к какой-нибудь любовнице, в ботинках, натыкается на собачье дерьмо, заботливо кем-то там оставленное. А тут еще такое… Президент перестал любить! Ну как туту не заплакать?
Серые унылые лица практически у всей бюрократической элиты после выхода статьи стали просто черными, отдающими синеватым блеском. Ни один представитель этой касты не мог чувствовать себя спокойно. Такая уж система взаимоотношений была выстроена во всем государстве, что чистым просто не мог остаться никто!
- Всех пересажают, а кто работать-то будет? Ладно в думах, там сейчас вообще можно по одному челу от каждой партии оставить, они каждый за всю свою партию проголосует!
- Но нас-то! Государственных менеджеров, кто заменит? – не умолкая, спорили в коридорах представители древнейшей профессии госслужащего.
- Да, перегиб какой-то получается! А перегиб прямо через колено!
- Нет, ну собрал бы всех, пожурил, как обычно. Отловили бы какого-нибудь гибэдэдэшника за взятку в сто рублей, вкатали бы ему по полной! И народ рад, и нам хорошо, спокойно, дальше живем.
- Не, гибэдэдэшники уже не прокатывают! Народ к ним почему-то лояльней стал относиться! Можно было какого-нибудь врача или училку по полной, так сказать… разоблачить.
Споры продолжались весь день. Коридоры всех властных органов собирали в себе чиновников всех мастей, и они без умолку обсуждали последние события.
К вечеру губернатор собрал экстренное заседание. Присутствовавшие на нем прекрасно понимали, о чем пойдет речь.
Губернатор, стоя на трибуне, почесал у себя за левым ухом и без вступлений, сразу же перешел к главной теме.
- Господа! Наша с вами действительность сегодня была омрачена заявлением президента! Раньше мы полагали, что он наш соратник и идейный наставник, вдохновляющий нас с вами , господа, на улучшение свое… тьфу! Нашей жизни! Но, видимо, мы с вами, господа, ошибались! Ибо он еще и заботливый папа! Ибо только папа может всыпать ремня своему нашкодившему отпрыску. Мы с вами, господа, орган… - губернатор на минуту задумался, но, поймав вновь ускользающую было мысль, еще более воодушевленно продолжил. – если уж сравнивать с телом человека, господа, то мы с вами – член! Тот тоже живет сам по себе! Когда хочет, встает, когда хочет, подставляет, а когда хочешь ты, он на тебя смотрит, хихикая и ни в какую… Да … О чем это я?
- О члене, господин губернатор! – послышались подсказки из зала. Публика была в восторге! Весь день они ходили мрачнее тучи, а под конец дня выступление! Хоть какая-то радость за весь день.
- Ну да, - продолжил губернатор. – Так вот, видимо, президенту надоело смотреть на этот полный член! И он решил всё же из этого самого органа сделать то, что и планировалось, а то есть – голову! Так что призываю всех отнестись с пониманием к заявлениям президента! Отнестись именно так, как если бы вы отнеслись к своему родителю, желающему вас наказать за шалость!
- Да если бы он нас только ремешком похлестал! Это бы было просто замечательно! Мы все здесь эту ему обожаем! – послышалось возражение из зала, - дак он же грозится всё отобрать и всех в Сибирь! А чего в Сибири своро.. делать!
- Ладно, ладно! Не кипятитесь! – остудил губернатор пыл высказывающегося. – Во-первых, статью не нужно принимать за чистую монету! Мне ли вас учить, господа, как нужно читать и слушать указания вышестоящего руководства? Там, где написано «всё отберу», это скорее всего означает, «отберу, что смогу, или по крайней мере попробую».! Там, где вас в Сибирь сослать грозится, это, скорее всего, попросит съездить в…. Командировку! Ну что вы, господа, панику подняли? Маленькие, что ли? Уже двадцать пять лет эту байду кружим, давно пора привыкнуть!
- Да, да, конечно! – раздались в зале поддерживающие слова губернатора реплики.
- В общем, идите по домам, успокойте жен, детей, сами спокойно спите… - губернатор немного помолчал, а потом всё же вставил омрачающую фразу в свою поддерживающую речь. - ,Добро, что на черный день припасено, все же советую подальше сховать… мало ли что... – Губернатор почесал за правым ухом и, не прощаясь, удалился с трибуны.
Публика поняла, что губернатор закончил свое выступление, и все на этот раз без какой-либо спешки поднялись со своих кресел и, не переставая обсуждать последние события, направились к выходу.
- Вот видишь? – спокойно сказал Костя Вадиму. – Губернатор говорит, что всё это очередная мулька, и не стоит обращать на нее внимание. Как обычно у нас всё происходит – пошумят, пожурят, найдут одного козла, навешают на него всех рогов, и его же опустят. А все остальные как жили, так и будут жить.
Вадик молча посмотрел на Костю, не желая опровергать его представление и тем более не желая с ними соглашаться, и молча же проследовал мимо.
Костя же, испытывая какую-то внутреннюю нервозность и даже страх, непонятно чем вызванный на этот раз, не стал доставать своего друга, а лишь также молча осмотрел всё вокруг и последовал к выходу вслед за толпой.
Дверь его Х5 почему-то не хотела открываться. Он несколько раз пнул свою машину. Никогда раньше не шутившая с ним так, на этот раз она будто намеренно отыгрывалась на своем владельце и вымещала свое недовольство за не всегда ласковое к ней отношение. Костя уже несколько раз нажимал брелок сигнализации. Но автомобиль не желал открываться. Наконец ему всё это надоело и он просто с взрывающейся от негодования головой упал на капот своей некогда любимой подружки.
- Что, у вас тоже не открывается? – услышал он голос сверху.
- Что значит тоже? – недоуменно переспросил он.
- Да вы посмотрите, никто открыть не может! – заявил ему обращавшийся.
Костя окинул взглядом парковку перед зданием администрации. Действительно, вся парковка кипела. То тут, то там раздосадованные непонятным поведением своих верных коней, владельцы пинали их по колесам, нещадно и не стесняясь покрывали их матом и утирали пот, льющийся с них ручьем.
- И что всё это значит? – спросил Костя, обращая свой вопрос в пустоту, потому как только что стоявший рядом коллега уже молотил свой Мерседес, приговаривая какие-то нелицеприятные слова.
То тут, то там обессилевшие от безумства техники люди махали рукой на своих любимцев и выходили на дорогу в надежде поймать такси.
Костя осмотрел стоянку. Вадима не было, не было и его машины.
«Уехал», - умозаключил Костя. Через некоторое время он вызвал специалистов из автосервиса, которые приехали очень быстро и вынесли свой вердикт: «Каким-то образом сигнал кода замков сменился, и для того, чтобы сейчас открыть машину, нужно тащить её в сервис». Точно такая же учесть постигла и всех остальных. Это было непонятно, необъяснимо, но факт оставался фактом.
Усталый, изможденный, издерганный Костя стоял на светофоре в огромной пробке. Процедура открытия замков у спецов заняла совсем немного времени, но вот нервов, нервов сожгла, пожалуй, столько, сколько еще никогда за всю прошлую жизнь ему не приходилось сжигать. Успешность, материальная независимость, политический вес, да и вообще значимость его фигуры за последние годы подняла Костю из простого заурядного хирурга до министра здравоохранения большой губернии. Ореол важности, окружавший его существо плотной, непробиваемой оболочкой, защищал его от всех перепитий и невзгод, уготовленных жизнью. Приходившие к нему за помощью бывшие коллеги и даже друзья встречали не былого озорного Костю-хирурга, некогда по пьянке забывавшего в теле жертвы-пациента разный хирургический инструмент, а уже бывалого, видавшего разное, государственного мужа, который уже в глаза-то никому не смотрел, а когда говорил, смотрел куда-то поверх того, с кем говорил, куда-то вдаль. Да и не говорил вовсе, а скорее декларировал, причем, совершенно свободно интерпретируя любую тему, видимо, осознавая, что всё равно те, кому это положено, его слова перефразируют как надо. А тут какая-то ерунда, казалось бы, вдруг вкупе со всеми последними новостями показалась ему каким-то ну очень зловещим знаком, не предвещающим ничего хорошего.
Светофор дал добро, и пробка, состоящая из машин всех стран и народов, медленно начала своё уничтожительное движение. Так и не выбравшись за границу перекрестка, Костя вновь вынужден был остановиться во всем этом общем потоке городской анаконды и на этот раз, не выдержав накала своих же переживаний и злясь уже на весь мир, а не только на светофор, столь жестоко обходящийся с ним, с большим человеком, яростно нажал на клаксон своего звукового сигнала. Вся анаконда, переживающая что-то похожее на Костино состояние, словно по команде, не сговариваясь, издала в одно мгновение дикий, безумный вой, видимо, понимая безвыходность своего положения. Вой подхватили змеи с других перекрестков, и уже весь город, оглушенный какой-то предсмертной агонией зверя, ждал, когда же всё это наконец закончится.
Очнулся Костя уже на трассе, ведущей к его особняку. Смутно вспоминая, что же всё таки с ним произошло, он вдруг явственно осознал, что это действительно всё, это конец! Что та змея, та дикая, мерзкая тварь, которая жила в нем, руководила им, наставляла, помогала, учила, сдохла вот сейчас, там, в городской пробке. И что же сейчас? Как жить сейчас? Костя не заметил, как оказался около ворот своей виллы. Охранник, следивший за всем происходящим в резиденции, открыл ворота. Костя въехал, остановившись прямо напротив парадного входа, быстро вышел из машины, сильно хлопнул дверью и быстро вбежал по лестнице в дом. Зайдя в свой кабинет, он достал уже початую бутылку коньяка, налил прямо в стакан и тут же опрокинул всё содержимое в себя. После чего он с бутылкой в одной руке и стаканом в другой опустился в кресло. Алкоголь теплом пронесся по его телу, вернулся в голову и уже там в поисках единомышленников среди клеток памяти возымел уже на весь Костин организм расслабляющее действие.
«Что это я? Совсем с дубу рухнул! Надо же, какая чертовщина в голову лезет! Раньше никогда такого не было! И вправду, что это я?», - думал Костя, вспоминая о том, что совсем недавно ему приходило в голову. – «Так, хорошо, еще по одной, дружище…», - он опять налил в стакан коньяк и заговорчески, словно со старым другом-собутыльником, чокнулся стаканом с бутылкой. – «Ты же не будешь на меня в обиде, что я то из стакана, а тебе приходится из горла булькать», - обратился он мысленно к бутылке. После второй порции ему стало совсем хорошо, и он даже рассмеялся над собой же. – «Нет, ну это ж надо было такому приключиться! Такая чертовщина в голову лезла! Честно жить! А как? Как тут будешь честно жить? Когда понимаешь, что по интеллекту, по образованию, да вообще по всему превосходишь и этих бизнес-воров, и всех коллег из забугорской жизни. А возможностей у страны нету! Надо и о народе, мол, думать! Эх, народец! Никто ни хрена делать не хочет! Только красивую жизнь подавай!». – От этих мыслей Косте стало грустно. Понимая, что он ничего не сможет сделать, чтобы его народ лелеял, уважал, работал на него и всячески восхвалял, Костя с сожалением подумал, что он не застал феодальный строй. – «вот бы где я по достоинству был оценен! И воровать ничего не надо было бы!».
С этими мыслями Косте вновь стало грустно, и он стал уже засыпать, как вдруг какая-то навязчивая мысль пронзила всё его существо:
«Блин! А ценности-то надо спрятать! Да хорошо спрятать! А то неровен час… - от мысли, что может случится со всем, что ему за долгие годы пребывания у власти удалось, так сказать, нажить, ему стало не по себе. И он вскочил с кресла, подошел к сейфу, спрятанному за картиной и нетерпеливо его открыл. Толстые пачки долларов, акции заводов и фабрик, золотые украшения с бриллиантами… Всё это он хранил дома. Он уже давно не доверял ни одному банку, и вообще, такое простому госслужащему если бы и оставила бабушка в наследство, то уж он точно давно бы простым не был, а пойди объясни в случае чего, где ты всё это взял! Костя быстро открыл шкаф, вытащил оттуда дорожный саквояж и всё содержимое сейфа аккуратно переложил в него. Затем он прошел к охраннику:
- Привет, Андрей! – весело поздоровался он, когда зашел в его оборудованный камерами слежения кабинет.
- Здравствуйте, Константин Андреевич, - поздоровался тот в ответ.
- Знаешь, что, Андрюха, я хочу тут одно дельце сделать, сюрприз, так сказать, моим. И не хочу, чтобы камеры всё это видели и тем более записали. Давай-ка, Андрюха, я сейчас всё отключу, - он говорил и делал одновременно. Он отключил пульт управления и вынул ключ, без которого его было невозможно запустить.
- Но Констан….- пытался было возразить охранник, но всё было уже сделано.
- Не волнуйся, Андрюха, - успокоил его Костя. – А для надежности я тебя закрою в твоей комнате, ты уж не обессудь, но сюрприз должен быть сюрпризом. Через час всё вернем на свои места, а пока…. Вот…- костя протянул охраннику бутылку хорошего виски. – Отдохни, расслабься.
- Моё начальство меня убьет, - только и сказал охранник, но бутылку взял.
- Оно ничего не узнает, - подбодрил его Костя. – Мы же ведь не будем друг на друга стучать?
Охранник вздохнул и отрицательно помотал головой.
Костя вышел, вернулся к себе, забрал саквояж. Он оказался довольно тяжелым, но делать нечего – надо было делать. И Костя, вооружившись еще и фонариком, быстро спустился вниз. Пробираться в темноте сквозь заросли было непривычно, но желание сделать задуманное было сильнее боли от разодранной о какой-то куст лодыжки и от вонзающих в его тело свои шпаги огромных комаров, что роились возле фонаря. Добравшись до места, которое он заранее обдумал, Костя принялся судорожно копать яму прихваченной для этого лопатой. Когда дело было сделано, он еще раз посветил фонарем вокруг и, уже окончательно убедившись, что клад зарыт надежно, а о его местонахождении знает только он один, удовлетворенно побрел сквозь заросли назад к дому. Там он открыл охранника, к тому времени уже опустошившего виски и теперь мирно похрапывающего на кушетке. Будить он его не стал, включил пульт и тихо ушел. В общую спальню, к своей супруге Костя не пошел, а вернулся в кабинет и, закрывшись изнутри, удовлетворенный сделанным, довольный сел в кресло и тут же уснул.
Утром Костю разбудил компьютер. Настроенный на прием сообщений, он автоматически включался и с периодичностью дятла издавал писк, чтобы посмотрели пришедшее сообщение. Костя открыл глаза, быстро открыл новое письмо и …. Рухнул на пол.
«И что? Ты думаешь, что спрятал?», - гласило сообщение от неизвестного ему адресата. А под сообщением красовалась фотография того самого места, где он вчера закопал свои сокровища, а также той самой лопаты, которой он вчера готовил место для этих сокровищ, и даже краешком, в самом углу, была запечатлена его нога!
- Бред! – только и смог он произнести, понимая, что такое фото мог сделать только он сам во время вчерашней процедуры устройства клада. Но он же ничего не делал! Костя судорожно перебирал все варианты, как это могла произойти, но ни одной умной мысли так в голову и не пришло. Обезумевший от непонимания происходящих вокруг него вещей, он, взлохмаченный, кинулся на улицу. На лестнице ему повстречалась супруга, которая, удивленная видом своего мужа, отпрянула в сторону, когда он, ничего не говоря, промчался около нее, но все же, совладав со своими чувствами, она крикнула ему вслед:
- Костя, что происходит? Это война?
Костя, слышавший её вопрос, лишь поднял руку и, не задерживаясь, проследовал дальше.
«Вот оно, это место», - Костя нашел его безошибочно и, хотя он вчера аккуратно восстановил растительный покров, так, что ничего не было видно, он с точностью до миллиметра мог определить местонахождение своих сокровищ. Быстрая работа лопатой, и уже через минуту саквояж вновь был извлечен на этот свет.
«Всё на месте», - облегченно вздохнул Костя. – «И куда мне это всё теперь девать? Если даже то, что я сделал вчера, один, под покровом ночи, оказалось известным какому-то пройдохе… А может и не пройдохе? Президентские коммандос!», - осенило Костю. – «Как я сразу не догадался-то, вот идиот! Конечно же, и с машинами, и с этим кладом! Конечно, только такая структура могла сделать это!». – ошеломленный своей догадкой, Костя не мог двигаться.
С трудом попробовав повернуть головой, он вдруг почувствовал на теле цепочку. Протянув руку, Костя обнаружил кулон с иконкой «Марфы-хранительницы».
«Точно! Только Марфе! До бога даже президенту далеко! Туда его команда не доберется! Ни за что не доберется!».
Осененный уже новой мыслью, Костя вскочил на ноги и быстрым шагом, не чувствуя тяжести саквояжа, направился к дому.
Растерянная Юля стояла на терассе, не зная, что и предположить. Она только с недоумением наблюдала за мужем, который, не говоря ни слова, открыл свою машину и нырнул швырнул туда дорожную сумку.
- Ты что, куда-то собрался? – задала она ему всё же вопрос, когда тот, закончив свое дело, повернулся и весело посмотрел ей в глаза.
- Собрался, Юленька! Собрался, дорогая! Не волнуйся, никуда я не денусь! – рассмеялся он, видимо, от нахлынувшей внезапно на него волны радости.
- Может, всё же объяснишь, что происходит? – на этот раз уже более строго спросила его Юля. – Я вот совсем не знаю, что думать, толи мой муж с катушек съехал и уже пора скорую с санитарами вызывать, толи перепил вчера настолько, что вчера с сегодня перепутал?
- Да всё хорошо, дорогая! Всё просто замечательно! – Костя приблизился к своей супруге и крепко прижал её к себе. Юля, видя, что её супруг вернулся в нормальное состояние, успокоилась и тоже прижалась к Костиной груди. – Слушай, Юль, может, еще успеем? – недвусмысленно сделал предложение своей жене Костя, глядя на неё блестящими глазами. Юля тут же отпрянула от него:
- Ты опять свихнулся? Костя, ты меня пугаешь своим поведением! Дети проснулись! Кругом прислуга, а ты!... тоже мне придумал, ночью-то чего не приходил? – категорично заявила она.
- Ну дорогая, - всё еще надеясь получить снисхождение, заискивающе крутил Костя излюбленную жалобно-ласкающую пластинку.- Вечером я просто с ног валился… зато сейчас готов хоть десять раз тебя завалить…
- Всё, Костя! Не подъезжай на своей козе гнилой! – Юля резко повернулась и быстро пошла с этого безлюдного места, понимая, что мужа можно успокоить, только если разрушить эту уединенную идиллию.
- Юля, Юленька, ну постой. – Понимая намерение своей жены, попытался их предотвратить Костя, но опоздал. Из дома, гоняясь друг за другом, выбежали их сыновья.
Юля с хитрющей улыбкой обернулась и, цокнув языком, окончательно разрушили, казалось бы, ровные планы Кости.
Костя тяжело вздохнул, развел в стороны руки которыми стукнул себе по бокам, и с потухшими глазами отправился принимать душ.
Уже подъезжая к храму, Костя заметил выезжающий оттуда лимузин губернатора.
«А этот то что тут с утра забыл?», - подумал Костя, но не придал большого значения увиденному. Мало ли дел у губернатора может быть? И церковь в них не на последнем месте».
Костя, въехав на территорию храма, увидел Гермогена, стоявшего у парадного входа. Видимо, проводив губернатора, он еще не успел зайти в свои покои.
- Здравствуйте, отец Гермоген, - сразу же поприветствовал Гермогена Костя, едва выбрался из своего авто.
- И вам много лета! – как-то уж очень помпезно поздоровался Гермоген.
- Отец Гермоген, у меня к вам дело… - Костя только сейчас, пожалуй, осознал всю нелепость своего положения, но деваться было некуда. – Даже не знаю, с чего и начать. – продолжил он мямлить, никак не решаясь перейти к сути вопроса.
- Да я всё знаю, сын мой! Можешь не объяснять! Лихие нонче времена! И когда только эта супостать кончится! Все грабят друг друга, уже не стесняясь! Господа никто не боится! А он всё видит! И каждому, каждому по заслугам его воздаст! Придет время, и воздаст!
- Правда? Вы всё знаете, батюшка?
- Знаю, сын мой! Неси добро! Марфа сбережет всё, такая на неё задача господом возложена.
- Ну дак вот, - Костя быстро достал саквояж и последовал за Гермогеном, удаляющимся внутрь храма.
После того как Костя передал своё добро под защиту и покровительство иконы, он как-то неуверенно стоял напротив Гермогена, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь спросить о чет-то, что терзало его.
- Отец Гермоген… - всё же решился сказать он. – А может быть, расписку какую-нибудь? – и сам, понимая, что несет бред, всё же спросил Костя.
Отец Гермоген, округлив глаза, удивленно посмотрел на него.
- Расписку? Ты что же это, отпрыщ молохольный, от господа бога расписку возжелал получить? – грубо спросил Гермоген и, не дожидаясь ответа, сам же и ответил. – Не богохульствуй, сын мой! А то вот как вдарю по темени кадилом! – отец Гермоген показал в своей руке незаряженное кадило. – Вмиг, если сам господу не предстанешь, то уж точно своих архангелов в белых халатах к тебе отправят! До конца дней своих потом расписки получать будешь.
Отец Гермоген был резок и груб.
«В другой бы ситуации я бы тебе дал кадилом! Сам бы в дурке до конца дней своих народ такой же наставлял бы», - зло подумал Костя, но наяву доброжелательно улыбнулся, давая понять Гермогену, что вышло недоразумение, и радушно обратился с вопросом:
- Ну дак что, батюшка, я, пожалуй, пойду?
- Иди уже, иди, сын мой. – величественно и благосклонно ответил ему Гермоген. – Да пусть дорога твоя тебя от греха отведет, и на путь спасения души выведет.
Костя от величественности Гермогеновской речи чуть было совсем не обезумел. Протяни ему сейчас отец руку, Костя её бы лобызал, пока Гермоген не ударил бы его кадилом всё же. Но Гермоген руку не протянул, а лишь, перекрестив раба божьего Константина, молча, улыбаясь смотрел ему вслед, пока тот усаживался в кресло своего джипа.
«Да они что, все сбрендили, что ли?», - удивился Костя, когда, выезжая, заметил приближающийся к храму лимузин мэра губернского города.