Харжевский едва успел остановиться и едва не наступил в лужу, когда увидел в двух шагах перед собой  Марину. Он посмотрел на нее, не скрывая радости, а она - на него, уже не так восторженно как раньше, но все равно, с неподдельным интересом.

    Она любила его три года назад, какою-то безнадежной и преданной собачью любовью. Харжевскому же не нравились ее ноги - вернее, крупные ступни, а еще пятки, которые были по его мнению слишком толстыми, и еще что-то, что он уже позабыл. И вообще казалась она ему тогда немного легкомысленной.

    Он хорошо помнил тот последний вечер. Был чей-то день рождения, и он во всю ухлестывал за сексапильной брюнеткой из бухгалтерии, а Марина сидела бледная, как мел. А после вызвала Харжевского в коридор и, вдруг, неожиданно прижалась и поцеловала в губы. Поцелуй был почти детский, но сумела она тогда вложить в него что-то такое, какую-то часть себя, которую он не мог забыть до сих пор.

-- На прощание, - сказала она и исчезла на три года.

За это время она изменилась: стала уверенней и приобрела какой-то лоск, какое-то свечение, какое бывает только у молодых и здоровых женщин в самом расцвете их красоты.

-- Вот так встреча! --Харжевский не сразу нашелся что сказать.

-- Да, --  ответила она, кокетливо выставив ножку в модной туфельке на шпильке. -- Тебя, я вижу, не окольцевали?

-- Нет, отбиваюсь пока, - ответил Харжевский, не отводя от нее глаз. - А ты?

-- А я вот замужем. Толик, -- она повернулась к неуклюжему парню, который нерешительно топтался возле дешевой иномарки, - Толик, подожди меня, ладно? Да, кстати, познакомься - это Алексей.

    -- Приятно, -- промямлил Толик, видимо недоумевая, почему он должен знакомиться с каким-то Алексеем, но послушно залез в  машину и захлопнул дверь.

-- Вот машину купили и квартиру в ипотеку, -- продолжала хвастаться Марина.

-- Молодец!

Харжевсий не спускал с нее восхищенных глаз и вдруг не выдержал и сказал:

-- Знаешь, ты потрясающе выглядишь, просто сногсшибательно!

От этих слов Марина стала еще прекраснее, стала как-то выше и стройнее, свет ее красоты теперь почти ослеплял Харжевского. Он даже испугался, подумав, что ТАКАЯ, как сейчас, она может быть и не обратила бы вовсе на него внимания. Он попытался найти ответ в ее глазах. Их взгляды встретились, и Харжевский понял, что позови он сейчас ее за собой, в тот же миг она забудет и Толика, и дешевую иномарку, и квартиру, купленную в кредит. И еще ему вдруг захотелось, что бы она его поцеловала, так же как тогда, в коридоре.

-- Поцелуй меня, - сказал он так непринужденно и так естественно, как будто просил ее о какой-то обычной дружеской услуге.

-- Сумасшедший, -- Марина лукаво скосила глаза на машину, в которой терпеливо ждал муж.

-- А ты не знала?

Он улыбнулся, может быть, излишне расковано, даже нагло, но  она не могла ему не ответить. Ее улыбка, милая, искренняя, широкая, жемчужная,  окончательно ослепила Харжевского.

Но от него не ускользнуло, что один верхний зуб, был кривой и некрасиво торчал впереди остальных, да еще и утолщался книзу, имея форму лопаты. Харжевский поморщился - ему это не нравилось. Прекрасный образ рушился прямо на глазах. Сразу вспомнились большие ступни  и толстые пятки и то, что он тогда считал Марину слегка легкомысленной. Да и она сама, увидев перемены в нем, вдруг как-то сникла и погасла.

Харжевский поднес запястье к глазам, как-будто смотря на часы, но они так и не появились из-за рукава куртки.

-- Слушай, у меня тут очень важное дело, - сказал он, стараясь не смотреть Марине в глаза.

-- Да, да, конечно. Пока.

Она развернулась и пошла к машине, еще сильнее ссутулившись и став похожей теперь на ту робкую практикантку трехлетней давности.

“Ч-ч-черт. Господи, - Харжевский невольно обратился сразу к двум антагонистам, - ну почему нельзя любить просто человека, а не его зубы, ступни, пятки? Просто человека!” Никто из респондентов ему не ответил. Какое-то  время он провожал глазами машину, увозившую Марину неизвестно куда. Потом постоял еще  немного в раздумьях и отправился по очень важному делу, которое еще надо было себе придумать.