Ночь - царство Морфея и ночью положено спать. Ночью чаще всего происходят важнейшие события в жизни, как то рождение и смерть, и уж точно ночь не самое лучшее время для работы и малых радостей, приносимых ею.
     Вот одной из таких зимних ночей и подкатила «скорая» к парадному подъезду, доставив в «приемник» больницы старичка весьма почтенного возраста в сопровождении уже далеко не молодой дочери. С ее слов удалось выяснить, что уже три дня ему болит живот, но как ветеран и инвалид Великой войны он стойко отказывался от помощи, не желая беспокоить уважаемых им людей в белых халатах по пустякам. Когда стало понятно, что дело принимает угрожающий оборот, родня переговоры прекратила, вызвала неотложку и вот он тут.
     Сам пациент уже ни на что не жаловался, только смотрел на всех потухшим блуждающим взором, шевелил молчаливыми посиневшими губами невнятные извинения и тихо ойкал, когда все обремененные обязанностями мяли ему живот, подчиняясь более привычке, чем необходимости.
     Не вооруженным глазом и так было понятно, что катастрофа там.
     Хирурги подняли его в операционную для проведения диагностической лапароскопии – это такая очень полезная штука, когда через прокол стекловолоконной оптикой шарят во всех доступных местах в поисках первопричины. В данном случае долго искать не пришлось. Увиденное повергло всех в глубокую печаль и уныние. Тотальная, т.е. всеобщая гангрена, другими словами инфаркт кишечника (и такой случается), не совместимый с жизнью.
     Об «операции отчаяния» вопрос даже не возник. Это операции, за которые берутся самые отчаянные хирурги. Либо со щитом, либо, что чаще всего и бывает, на щите. Ситуации, когда никто не хотел бы оказаться в их халате, включая их самих, а по нынешним временам проще сразу диплом на стол и с вещами на выход
     При общем безмолвном согласии спустили дедушку в отделение реанимации для умирания.
     Реанимация, следует заметить, подразумевает оживление и уж точно никак не похоронное бюро. Поворчали вяло по привычке, и молча закатили в изолятор. Не отдавать же его родственникам. Назначили единственно соответствующее моменту средство, морфий и разошлись спасать оставшийся мир.
     Заглянешь по пути в ту палату, полумрак, тишина нехорошая и тусклая лампа на посту как лампада под образами. Принимаешь всю эту беспомощную суету сует на свой счет, а вдруг где-то, кто-то, прекрасно осознавая, что приговор окончательный и милости ждать неоткуда.
     Вдруг, как обычно бывает на ночном дежурстве, что-то прорвало и повалили всяческие огнестрелы, падения с высоты, инфаркты с инсультами, которые вообще поодиночке не ходят и пошел адреналин, у персонала свой у пациентов внутривенный. Экстрим такой, что «тарзанка» детскими качелями покажется, вы уж мне поверьте.
     Все места заняли, принимали в коридор на каталки, и пришлось старичка с учетом его статуса вывезти в коридорчик у «холодной». «Холодная» это такое временное чистилище перед отправкой в морг.
     К рассвету наступило затишье, отбились, отдышались и пошли перекурить, а заодно и дедушку проведать.
     Сил не осталось даже на удивление, а удивиться было чему.
     Лежит наш дедуля весь из себя такой розовый и сердечно так благодарит за то, что выспался, наконец, впервые за последнюю неделю (самим в пору морфием уколоться), только вот беда, курить сильно ему хочет и замерз малек.
     Дали мы ему сигарету, закурили, потолковали за жизнь. Оказалось, что его дочка на зимовку из деревни забрала, хотела как лучше. Сидел бы, говорит, у себя на печи, глядишь и обошлось как бывало. Озвучивать не стали, но подумали, что точно обошлось бы. Да и так грех жаловаться. Там, на своей печке он бы даже в самом кошмарном бреду не пригрезил это свое ночное путешествие туда и обратно.
     Потрогали для острастки его мягкий впалый живот, послушали как божественный орган пока еще вялое журчание внутри и закатили ветерана под фанфары назад в уже освободившуюся палату. Позвали хирургов запись в истории учинить, злорадно не вдаваясь в подробности. Пусть знают, как надо лечить, а то сразу резать да шить.
     Те пришли, догадываясь о какой записи идет речь. После увиденного молча укатили деда на контрольную лапароскопию, а через неделю выписали домой. Перекрестились ему вслед даже неверующие, коих в медицине большинство. Придержали ж его для полного обследования, раз уж попал, а то, судя по всему, в город он больше не ездок.
     И, что это было?
     Я всегда знал, медицина не математика и никогда ею не будет, какими «мелкоскопами» ее не оснащай.
     Именно таких ветеранов имел в виду поэт Н.С. Тихонов:
«Гвозди б делать из этих людей,
 Крепче б не было в мире гвоздей»
    
P.S. Полжизни прошло, а бывает такая накатит грусть-тоска, хоть плач, вспомню этого деда, глядишь, и отпустит.

*Мезотромбоз – закупорка сосудов кишечника с его гангреной, в 90-95 % случаев приводящая к смертельному исходу.