Короткое описание: в серию выдуманных биографии и да, если борхесу можно было то и мне не запрещено
Мяса!
" ... шутки кончились." У. Майнкоф
Камень ножницы бумага, шник - шнак - шнук. Она сотрясает воздух кулаком, пытаясь не угадать то, что сама же выдаст. Рука не желает автономии и слепо следует приказам сверху. Кааамень! Ульрика без капли сожаления бьет кулаком об стену. Белоснежную, как и три остальные, как и потолок, как и выложенный кафелем пол. И небо за зарешеченным окном белобрысое. Только ее тело алеет живым пятном в этой искусственной бесконечности. Ульрика оголилась на третий день пребывания здесь и ей уже казалось, что ее слишком смуглая кожа выцветает под яркой лампой. Красный остался там, снаружи, в бурлящих потоках происходящей жизни. Ульрику выловили как диковинную рыбку и посадили сюда, в этот белый аквариум покоя. Ее оторвали от того, в чем она считала себя незаменимой, той самой деталью без которой, все встанет. Остановится процесс трансформации укладов и мерил и благо человеческое скроется вновь в недрах земных. Горький самообман. Тут сидела лишь маленькая девочка, в наказание за ушиб, бьющая стену. А снаружи, там, взрослые продолжали жить своими жизнями и топтать привычные тропы.
Выпал камень, булыжник, оружие пролетариата. Совсем как тот, что той самой осенью, влетел в витрину супермаркета и они всей бандой, как их окрестила пресса, пробрались внутрь и подожгли его. И еще четыре таких же символа буржуазии были преданы огню. Жертвоприношение, а тогда это казалось протестом. Зарево окрасило небо золотом. Они поздравляли друг друга обнимались, пили трофейное вино и клялись в скорой победе. Пляски вокруг костров. Ритуальные фото и манифесты. Золотой манифест, золотое небо, золотые кудри близняшек...
Шник-шнак-шнук, бумага. На нее ложатся слова, так же предвиденные как и любая из трех незамысловатых фигурок. Невозможно отчуждение от собственных мыслей, пусть даже продиктованных, пусть даже противоположные самой своей сути. Бумага, белая как эти стены, Ульрика, слюнявит палец и выводит на стене слово мир. Мокрый след уже слово, но вскоре стена впитывает мир. Ночами после лекций она корпела над текстом манифеста, старательные слова строили ровный новый мир. Весть об аресте их лидера настигла ее с рассветом. И это был призыв к действиям. Настал ее час. С этого момента мир уже не тот. Красный, цвет крови, цвет жизни, цвет победоносной армии. Первая кровь пролилась там, снаружи, в коричневом зале городской библиотеки. Освобождение одной жизни ценой трех. Ульрика застыла тогда, при виде скрюченого мертвого тела смотрителя. Андреас подхватил и практически на руках унес ее, бледную, как эти стены здесь. Ульрика прислонилась к стене. Андреас, он говорил что это процесс, это потери, без них невозможно перерождение. Ее дед так же стал крупицей трансформации, съеденный дикарями миссионер, которым он нес слово и свет. Их цвет красный, они запросто освежевали и по-трапезничали им не вникая в суть звуков, считая за честь слопать его сердце, переполненное любви к ним. Шутка же, злая шутка рока. А она, в своем нынешнем состоянии?
Белизна камеры слепит, как Палестинское солнце, там в лагере наемников. Будущая герилья требовала основательной подготовки и ее могли дать только боевики. эти псы войны, обветренные в своем вековом спокойствии и непреклонности. Но их феодальный уклад жизни и узость мышления, шли вразрез с ее золотым манифестом. Они попросту ее не замечали. Им ни к чему были слова и свет. Их цвет был черный, цвет непроглядной ночи в пустыни, цвет их путаных бород и цвет, той большой жирной мухи. Муха, за которой десять минут наблюдала Ульрика, запросто садилась на паутину и отдохнув так же запросто улетала, передразнивая тем самым паука, который был вынужден каждый раз прервать свой естественный порыв. Муха прилетала, качалась на паутине и улетала. Аккуратный треугольник волос тоже чернел в ложбинах ее тела. Там рождалась жизнь, путем безукоризненных, отточенных процессов. Оттуда она повлялась, из казалось бы грязи. Ей всегда казалось что это насмешка творцов. Кем бы и чем они не были. Все предвосхищавшее жизнь считается пороком.
Шник-шнак-шнук. Ножницы, они режут пуповину, отделяют Ульрику от дочек-близняшек. Золотые кудри, она вспомнила только сейчас. Тогда, казалось, она делает все для их будущего счастья и оставила их, отдав в пансион только ради их блага. А девочки росли в непонимании, им не нужны были слова, им не нужен мир в котором их мать мученица. И вряд ли они ее поймут. Она попросту сбежала не сыграв с ними ни разу в камень ножницы бумага. Золотой это цвет кудрей и побега. Золотого цвета были инкассаторы и охранники в банках.
Роллеты на окне опустились, свет стал приглушенее, что означало наступление ночи. В мертвых коридорах, только эти факторы означали движение времени. Еще одним был прием пищи, но Ульрика голодала. Снова общий протест. Только теперь по истечении двух недель голодовки она плохо понимала смысл протеста. Ее мысли спутались и высохли. Она просто хотела есть. Голодала по инерции, может потому, что больше не оставалось сил просить еды, сил для того чтобы понять, что надо есть для жизни, для золотых кудрей, для золотого манифеста, для иного мира. Весь ее мир был ограничен камерой и в ее слабеющей вере жизни вне не было. Ее сожрали. Теперь она хотела есть, хотя голод и носил платонический характер . Ульрика , вдруг поняла чего ей не хватает, для чего все произошедшее. Что походило больше на выдумку чем ее жизнь. Мяса!
Она, встала и подойдя к дверям, забарабанила. Мяяса! Подошедший охранник, отворил дверь и тут же пропустил ее в огромную залу с хрустальной люстрой под сводом потолка. на окнах краснели портьеры, столы были укрыты алыми скатертями. Ульрика в недоумении посмотрела на охранника, который черным официантом стоял рядом, облаченный в ливрею, поверх которой была натянута набедренная повязка. - Все уже собрались, товарищ Ульрика. - сообщив это, отрастил себе бороду и осмотрел ее - а вы совсем не одеты. - Мяса! - Секундочку - он хлопнул в ладоши и тут же из-за портьеры появился портной, с метром и булавками в зубах. - Ну-ка, милочка, давайте оденем вас.- пробубнил портняжка и стал вертется вокруг ульрики - Эй вы там тащите материю. - Мяса! Вереницей в зал вошли официанты, облаченные как и первый. Они несли корзины с филейной говядиной. Установив на один из столов швейную машинку, портной стал строчить шов за швом из мяса наряд. - А помните милочка, сказку о том как портной попал в рай? Хаха. После долгих уговоров его все таки пропустил Святой Петр , но приказал сидеть за дверью...Так вот значит нагулявшись вдоволь пришел он к месту где было много кресел а одно самое большое и золотое а к нему стульчик был, для ног. Значит, с этого кресла то сам Бог правит и смотрит на землю. -Мяса! - Ааа, так все таки знаете эту сказку, прелестная и комичная ситуация. А карать здесь только я могу! хахаха. Ну все , готово. Иди-ка сюда, милочка. Ульрика подошла и портняжка ловко нарядил ее, холодное влажное полотно неприятно обволокло ее. Лучшее платье для королевы слова. Мясо стало теплее и платье плотно легло на ее тело. - А теперь всем приятного аппетита! Все к столу! Блюдо дня! Черно-красное облако лиц окружило Ульрику, она села в реверансе и потонула в журчащем чавканье собравшихся. шник-шнак-шнук! --------------------------------------------------------------------------------------------------------- Ульрика Майнкоф обнаружена повешенной, на веревке сплетенной из платков, в своей камере, в Штутгарте.