Май 1311

Деревня Вышники, Литовское княжество.

Йонас рос смазливым малым. Сейчас бы наверняка бегал по всей деревне от одной юбки к другой, так думала его мать Альжбэта. Но вмешался голод. Йонас, как и все, был грязен, худ и напуган.

Пасмурное утро только начиналось. Тетка Альжбэта забралась в лес и проверяла силки, который как умел, поставил сын. В них по-прежнему было пусто. Но краем глаза в полумраке лесной чащи тетка заметила небольшую семейку грибов. Настоящих майских грибов. Она выкрутила их из земли благоговейными движениями, будто бы подбирала с земли драгоценные камни и поспешила обратно домой.

Деревню заволокло туманом. Альжбете так было спокойнее. После недавно отступившей зимы все вокруг заговорили о бандах людоедов, появившихся в лесах. Они налетали на беззащитные деревни, забирали людей в леса, где потом их и съедали.

Деревня будто бы бела мертва. Ни на улице ни во дворах не было ни души. Но тетка чувствовала, что за ней следят голодными глазами сквозь щели в закрытых ставнях. А потом у Альжбэты почти остановилось сердце.

Впереди на дороге среди тумана она различила силуэт. Это был непривычный для сгорбленных напуганных селян прямой силуэт высокого мужчины подпоясанного мечом. Мужчина стоял возле покоившейся на дороге повозки.

Первым желанием Альжбэты было снова бежать в лес и сидеть там пока вооруженные люди не уберутся из деревни. Но она не могла. Повозка стояла напротив ее калитки. Дома были ее дети: восемнадцатилетний сын Йонас и двадцатилетняя дочь Ада.

Ноги дрожали, но ступали вперед. Не дыша Альжбета спешила к своему дому. Мужчина с мечем заметил ее, но почти никак не отреагировал. Он молча проводил ее хмурым взглядом, когда она, протрусив мимо, заскочила за открытую калитку. Дверь в ее избу была открыта, в проеме она заметил заплаканную дочь.

- Ада!

- Мама… - девушка выскочила из дома и побежала к матери

- Что, что случилось? Где Йонас?

В дверном проеме над ними выросла здоровенная фигура бородатого мужика.

- Зашли в дом, быстро!

Тетка Альжбэта прижала к себе дочь и подчинилась.

Йонас сидел внутри на топчане и смотрел в пол. Некогда улыбчивый смазливый паренек теперь выглядел худой забитой собакой. Услышав, мать он поднял глаза и растерянно приветствовал ее рукой. Дочь Ада плакала.

Тетка кинулась к парню и крепко обняла его.

- Слава небу, ты живой, - тихо приговаривала она, затравленно глядя на бородатого здоровяка, который тоже был подпоясан мечем.

Громила был одет в походную одежду, сапоги и плащ. Он прислонился к стене сложив на груди могучие руки.

- Послушай, тетка, - спокойно, будто бы вяло, но в то же время непреклонно и устало произнес мужчина, - Наш великий князь Витень собирает отряд для похода на немецкие земли. Мы вернемся оттуда с едой и зерном, чтобы засеять поля. Твоего сына мы забираем в войско. Если все будет хорошо, малец вернется домой до зимы.

Хрупкая радость Альжбэты испарилась. Она беспомощно опустила руки:

- В войско? Когда?

- Прямо сейчас, тетка. Твой малец поедет с нами.

После этих слов, Альжбэту прорвало. Она какое-то время причитала и умоляла. “Он еще слишком мал, он единственный мужчина в семье, без Йонаса мы пропадем. Но бородач грозно замахнулся на нее рукой и раздраженно гаркнул:

- Молчи дура! Если не прибьют его, то недолго ждать сынка придется.

Потом он посмотрел на Йонаса:

- Бери свои вещи поскорее и идем.

Йонас не знал, за что браться. Он встал с топчана, повернулся к сундуку. Потом к деревянным полочкам у стены.

- Возьми, пару рубах и обувь покрепче. Остальное выдадут, - раздраженно произнес здоровяк.

Йонас полез в сундук и стал перебирать в нем серые полотняные рубахи. Вытащив несколько он смял их в руках и повернулся к мужчине.

- Лапти самые крепкие сейчас на мне, - сказал он, - А тулуп же брать не надо? Мы же до снегов вернемся? - попытался он улыбнуться.

Мужчина презрительным взглядом окинул новобранца.

- Не бери, - сказал он и для себя добавил одними губами: - У тебя бы его точно в лагере отняли.

Он кивнул на дверь и сильно и грубо подтолкнул парня, что тот споткнулся.

- Теперь иди на телегу быстро, - мужчина почти выкинул Йонаса из дома.

Сам же остался внутри и плотно прикрыл за собой дверь.

Дочь Ада испуганно всхлипнула и замолчала. На мужчину смотрели ненавидящие и затравленные глаза Альжбэты.

- Что тебе еще нужно? - дрожащим голосом спросила она.

Мужчина расстегнул плащ и вытащил из под него небольшой, но увесистый мешочек.

- За рекрутов Витень платит откупную. Здесь мука и рис. Спрячьте и никому не показывайте этот мешок. В некоторых деревнях уже убивали за эти откупные.

Мужчина вышел.

Они даже не успели попрощаться с Йонасом. Телега скрылась в тумане и только слышался затухающий стук копыт да поскрипывание колес.

Туман и голод остались, Йонаса больше не было с ними.

Закончилась весна и наступило лето. К июлю князь Витень собрал под своим знаменем 4 тысячи воинов и отправился в поход на земли соседствующего на западе Тевтонского ордена. Там он грабил и жег немецкие деревни пытаясь загрузить свой обоз тевтонским зерном и едой.

Два месяца о войске Витеня не было никаких вестей. Потом, к началу осени, когда начало уже холодать, в городе появились страшные слухи о том, что тевтонцы разбили Витеня и перебили почти все его войско. Через несколько дней в Вышниках снова появились вооруженные люди. Они забрали с собой всех оставшихся мужчин, от 14 до 60 лет.

Витень, вернувшийся после разгрома в Литву, за 2 недели собрал новый отряд, чтобы до зимы успеть сделать еще один набег на тевтонцев. Вышники опустели. Говорили, что даже разбойники исчезли в лесах и на дорогах, потому что тоже пошли во со вторым войском Витеня в его новый поход.

Прошли еще полтора месяца. Наступил ноябрь, шли беспросветные дожди и вот-вот должны были ударить заморозки. Обессилевшие селяне готовились встретить последнюю в их жизни зиму. На дороге перед деревней в дождевой мороси появилась подвода из трех телег.

Дружинники князя привезли в Вышники припасы. Часть разгрузили в амбар. Потом собрали у дома старосты всю деревню и выдали часть еды каждому дому.

Все спрашивали их, когда вернуться воины.

Дружинники пожимали плечами. Они рассказали что новое войско было также разбито и почти полностью истреблено. Припасы, что они привезли, были частью того немногого, что Витень успел отправить в Литву, до того как тевтонцы настигли и разбили его во второй раз.

Бабы разнесли по домам скромные драгоценные мешочки с провизией.

Наступил декабрь, пошел снег. Ни один из мужчин, которых забрали в войско, не вернулся в Вышники.

Ноябрь 1311

Надрувия, восточные земли тевтонского ордена

Мартин слегка пошевелился, не открывая глаз, и сразу почувствовал, как холод стал заползать за воротник. Ночью подмораживало. Мартин попробовал замереть, но всепроникающий холод было уже не остановить. Тело вмиг покрылось пупырышками и стало мелко подрагивать. Мартин открыл глаза и посмотрел наверх.

Он лежал в яме в лесу. Еще было темно. Над ним молча высились ели, их острые верхушки были еле различимы на фоне чуть начинающего светлеть неба. А чуть ниже елей на краю ямы над Мартином стояли 2 черных силуэта.

- Подъем, - сказал один из парочки наверху.

В яме началось вялое движение. Всего в ней плотно прижавшись друг к другу спали пять человек. После команды они, испытывая сильные мучения холодом, начали просыпаться. Тела вокруг Мартина зашевелились и далее сдерживать обжигающий холод стало невозможно.

- Как же я хочу домой… - чуть не плача подумал про себя Мартин.

Мартин был сыном литовского купца. Ему было 28, лет, за жизнь он ни разу не вкалывал. Дома его ждала жена и преуспевающий отец. Дома, где Мартин хорошо ел, спал на мягкой постели с теплой женой и не знал нужны.

Но но в начале осени где-то далеко в тевтонских землях был разбит князя Витеня. После этого к Мартину в дом, как и к многим другим, вломились дружинники и забрали его во второе войско князя. Второй поход, разгром и вот Мартин вместе с еще шестью выжившими литовцами крадется по немецким землям, чтобы вернуться домой.

- Ты чего такой невеселый? – спросил Мартина Йонас.

Он спал рядом и теперь как и все протирал глаза:

- Опять жена снилась, но пришлось просыпаться?

Мартин в ответ слегка улыбнулся. Йонасу было 18 лет и он был из тех, кто даже в такой тяжелой ситуации не прекращал подшучивать над окружающим миром. Вдвоем они выбрались из ямы.

- Неужели когда-нибудь этот ад закончится? – изможденно вздохнул Мартин.

- Думаю да, скоро, - ухмыльнулся Йонас. -– Скоро нас уже найдут наконец и добьют окончательно. И весь этот ад закончится.

Мужчины вылезали из ямы и согревались физическими упражнениями, кто-то приседал, кто-то отжимался. Все были хмурыми. Тут же скромно завтракали сухарями с холодной водой из фляг. Они сидели плотным кружком, жевали почти не переговариваясь, и молча готовились пережить еще один день.

Йонас слегка коснулся плеча Мартина и незаметно протянул ему сжатую в кулак ладонь. В руке Мартина оказался маленький ломтик вяленого мяса.

- Ого, спасибо, - удивился Мартин и украдкой закинул ломтик в рот.

Он с восторгом почувствовал, как соленое мясо тает во рту.

Йонас молча кивнул принимая благодарность. Другой такой же маленький кусочек мяса он сам принялся медленно рассасывать. Это была его последняя мясная заначка.

- Как твое плечо? - заботливо поинтересовался Мартин.

Йонас снова молча кивнул, мол летнее ранение его почти не беспокоит.

Где-то в сотне верст от пушки леса с выжившими литовцами мать Йонаса Альжбета вместе с дочерью сидели в Вышниках, по чуть-чуть ели доставленные недавно припасы и пытались убедить себя, что после двух разгромов литовского войска Йонас все еще мог остаться жив. Йонас же в это время напустил на лицо суровое выражение и жевал сухарь с последним кусочком мяса.

Пятеро проснувшихся мужчин хмуро завтракали. Те же двое, которые их разбудили, стояли поодаль настороже. Один из них, в длинном походном плаще ниже колен, с угольно черными волосами и бородой подошел к трапезничающему кружку. На вид ему было лет 40-45. Это был Бутина - главный в отряде выживших. Он начал говорить негромко, но отчетливо. Стараясь, чтобы остальные расслышали и поняли каждое его слово.

Йонас слушал и кивал с серьезным видом. Мартин больше к нему не обращался. Йонас был единственными, кто нравился ему в отряде. Он был душевным парнем любившим посмеяться над собой и ситуацией, какой бы печальной она не была. Но что-то таилось за его веселой улыбкой. Это была не пережитая боль и не пережитый ужас, это было какое-то странное и опасное зло.

Мартин знал, что Йонас участвовал еще в первом походе, где был ранен. Но ему тогда посчастливилось выжить. Также Мартин слышал краем уха, что Йонас уже из тех, кому доводилось убивать людей.

Главный угольно-черный Бутина продолжал говорить:

- В деревне нет солдат, так что сегодня туда наведаемся. Помните, что нам нужно: кресало, шкуры, наконечники стрел, солонина, соль, крепкая брага. Мы должны действовать быстро, чтобы никто в деревне ничего не понял. Если мужики сообразят, что нас всего несколько человек, они похватают вилы и там же нас и прикончат.

Мы с Ямонтом рассмотрели кузницу и амбар. И нам нужно проникнуть в оба этих места. Поэтому пойдем двумя группами. Берем все, что нужно, ничего лишнего и быстро бежим обратно в лес. На все про все 10-15 минут. Такой у нас сегодня будет расклад...

Йонас кивал, Мартин, и еще несколько человек печально уставились в землю.

- Да, конечно, - чуть вздохнув добавил Бутина, - нам бы сейчас лучше тихо ныкаться по лесам и незаметно перебраться на Литву. Но каждую ночь могут ударить морозы и тогда до утра мы не доживем без огня и толстых шкур или меха. Поэтому выбора у нас нет, придется рисковать и делать эту вылазку.

Йонас снова кивнул, не меняя сурового выражения лица. Никто из мужчин не возражал. Мартин нервно вздохнул. Она боялся идти в деревню, боялся что все это плохо кончится и случится что-то непоправимое. И без того мучительное начало этого дня теперь ему совсем не улыбалось.

- Нет, ну десять минут, это уж слишком быстро., - сказал один из сидевших в кружке мужчин.

Он немного выделялся. Был высоким и широкоплечим. Нам вид ему было за тридцать поэтому был он чуть старше большинства окружающих его оборванных и худых мужчин. На их фоне он смотрелся наиболее мускулистым и здоровым, будто бы и не голодал со всеми уже целый месяц.

- Чтобы молодуху напялить за десять минут, надо будет спешить. А это дело приятнее смаковать, чем впопыхах.

Кто-то из сидящих рядом хихикнул, но тут же спрятал улыбку. В целом никто шутку не поддержал.

Угольно-черный главный Бутина хмуро посмотрел альфа-самца.

- Геркус, если вздумаешь трогать кого-нибудь, я тебя сам там напялю. Нам главное

смотаться оттуда живыми и с нужным нам добром. Если ты хочешь нас погубить, то я тебя прикончу без раздумий.

Геркус улыбался:

- Не бзди, Бутина, я не сопля малолетняя, как вон Йонас. Я мир чутка повидал, кое-чему научился. За десять минут, так за десять. Успею, и даже не одну.

Йонас сам невольно хихикнул, но быстро поправился и снова сделал суровое мужественное лицо.

Бутина промолчал. А Геркус продолжил.

- Но предупрежу на берегу. И если кто-то из местных вздумает погеройствовать и станет на пути, я нянчится не буду.

Бутина гневно смотрел на Геркуса. Они были ровесниками, но из-за бороды и седины, Бутина выглядел на десять лет старше 32-х летнего разбойника Геркуса.

- Сейчас ты не со своей шайкой головорезов идешь жечь деревню, когда никто тебе ничего не сделает. Если спровоцируешь местных мужиков, мы все и останемся в этой деревне. Будь паинькой там. Ты же знаешь, если вздумаешь затеять драку, я с большим удовольствием рубану тебя на месте. Местные даже за вилами сбегать не успеют. Не давай мне поводов.

Никто ничего не говорил, все побаивались разбойника Геркуса, все доверялись Бутине. Если Бутина говорит идти, значит надо идти. Всем казалось, что с Бутиной во главе были шансы добраться до родной Литвы и еще раз увидеть свои дома и семьи.

Мужчины готовились к налету. Сидя и стоя полукругом они подтягивали ремни снаряжения, застегивали легкую броню те, у кого она была. Крепили к себе мешки и котомки. Старший угольно-черный Бутина стоял перед ними и давал последние инструкции.

Молодой Йонас в добавок к суровости на лице напустил также многозначительный, всепонимающий взгляд и ледяное хладнокровие, будто бы предстоящая авантюра никак не не заставляла звенеть чем-то пониже пояса. Мартин в который раз пересматривал, как перед его глазами пробегают добротный купеческий дом, широкая кровать и жена под пышным одеялом. Разбойник Геркус ухмылялся, предвкушая маленький, но все же разбой.

Самым старшим среди мужчин был не здоровенный и видавший жизнь Геркус, не угольно черный худощавый Бутина. Самым старшим был Роберт Хозяин, которому летом исполнилось 38 лет.

Как и Бутина, до похода Роберт также был худощавым. Однако если Бутина был худ, но резок и опасен, то полуседая щетина, усталые грустные глаза и прилипший к спине живот, было тем, что сейчас из себя представлял Роберт.

До войны он был управляющим в замке мелкого литовского князя. Князь погиб в первом походе и Роберт загремел во вторую волну мобилизации, когда дружинники Витеня хватали всех.

Когда в горстке выживших ребята узнали, что до похода Роберт ворочал целым замком, ему сразу дали кличку Хозяин. Но целеустремленный и цепкий характер Роберта не заматерел и не закалился среди голода, скитаний и опасности, а скорее стал очень хрупким, трещал и готов был переломиться в любую минуту.

Для налета семеро мужчин поделились на три группы. Трое пошли на кузницу, двое на амбар. Еще двое остались в лесу наблюдать за деревней и за дорогой, чтобы заранее заметить патрульные отряды тевтонцев или другую катастрофу и постараться заблаговременно сообщить о ней товарищам по несчастью.

Роберта определили в тройку, которая брала кузницу. Разбойник Геркус шел первым, Роберта за ним. И третьим диковато двигался семнадцатилетний мальчик Ямонт.

Троица настороженно кралась вдоль огородной изгороди к дому, который издалека в сумерках показался Бутине и Ямонту кузней.

Где-то в деревне слышались движение и лай собак, кто-то из крестьян уже высунулся из избы, чтобы покормить скотину. Кого-то разбудила подозрительно забрехавшая собака, и пришлось вылезать на двор по утренней нужде.

Троица с замиранием сердца подобралась к домику. Сквозь щели между ставней в маленьком окошке можно было видеть желтые всполохе. Похоже, местный кузнец тоже не терял зря времени с утра.

Роберт немного запыхался. Не столько от ходьбы, сколько от страха что-то вот-вот случиться что-то непоправимое и они сами бегут навстречу этому страшному. Лишь непоколебимость и широкие плечи Геркуса давали ему сил пересилить себя и сделать следующий шаг на встречу опасности.

- Приготовьтесь, - коротко сказал Геркус и со всей силы рванул на себя дверь.

Роберт думал, что с возрастом становится мудрее и сильнее. До войны общаясь с молодыми, он ощущал свое превосходство и невероятную мощь жизненного опыта. Однако все, что было необходимо для того, чтобы справиться с замков во все 4 поры года, не оказалось достаточным для выживание на войне. Недальновидные, несобранные юнцы зачастую были более приспособлены к тяготам и лишениям войны, чем Роберт.

Молодые ничего не нажили, молодые ничего не знали о жизни, они меньше ее ценили и меньше знали о возможных опасностях. Даже глубоко на вражеских землях, когда враги могли быть за любым холмом, молодые умудрялись шутить друг с другом и легкомысленно засыпали в палатках по ночам. Не думая, что на следующий день они очень быстро погибнут по глупости или нерасторопности командира или самого князя.

Мартин боялся и частенько хныкал. Роберт же не хныкал, но боялся и хотел домой в 100 раз сильнее Мартина.

Втроем Геркус, Роберт и Ямонт ворвались в кузницу. Не было визгов, не было хватки. Они окунулись в тепло, внутри горел огонь и немецкий парнишка лет семнадцати готовился что-то ковать. Впервые за долгие недели у Роберта в груди защекотало радостное чувство, когда он стал замечать в кузне те предметы за которыми они пришли. На столе лежали кресало и кремень. На стене висели шкуры. Он радовался, что наконец что им повезло, скоро они уберутся из деревни, спрячутся в лесу и уже наверняка переживут еще один. А значит они еще на один день приблизят свое возвращение домой.

Но все его мечты разрушились в один миг. Роберт потянулся к кресалу, когда синий огонь налетел на него справа за мгновения сжигая легкие. Он хотел бы заорать так неистово, как мог. Но не было ни крика, ни дыхания. Вилы рывком вошедшие в бок Роберта с таким же рывком вышли. Роберт по-прежнему не мог дышать и в глазах у него стремительно темнело. Во рту стоял вкус крови, ее запах заполнил все. В полумраке кухни Роберт увидел в как черные капли стали заливать пол под ногами.

В это время в другом конце этой небольшой тевтонской деревни Бутина и Йонас уже заскочили на крышу амбару, смогли быстро отломать несколько досок. Йонас прыгнул в темноту, нащупывал и кидал в мешок куски сыра, крупу, хлеб. Бутина же сверху следил за ситуацией.

Какие-то подозрительные крики раздались вдалеке со стороне кузни. Бутина помог Йонасу выбраться обратно на крышу. Они прыгнули вниз, взвалили мешки на плечи и побежали в сторону кузни прямо по центрально дороге деревни.

Становилось все-светлее и светлее. Мрак отступил, все было видно уже довольно хорошо, но солнце еще не показывалось.

В нескольких дворах яростно залаяли собаки. Из дверей или в щелях окон за ставнями то и дело показывались встревоженные и заспанные лица немецких селян. Бутина и Йонас приблизились к кузне, возле которой уже стояло человек пять крестьян. У одного в руке был топор, у второго какая-то длинная деревянная жердь. Выглядели они напугано, но в то же время настроены были воинственно и серьезно.

Дверь кузни распахнулась из нее вывалился какой-то окровавленный молодой парнишка. Двое вооруженных крестьян, которые уже подходили к кузне, со вскриком отпрянули. Йонас и Бутина стояли позади людей, собравшихся у кузницы и их пока не замечали. В бледном утреннем свете они увидели, что у мокрого от крови парнишки была отрублена рука. Парень только что упал на землю и еле смог встать на четвереньки.

Из кузни вышел Геркус держа перед собой меч. Общий испуганный вздох пронесся вокруг. Разбойник Геркус за три секунды обвел всех страшным взглядом, подходя к раненому. Потом с силой вонзил меч в спину парнишки и сразу резко вытащил его. Фонтан крови брызнул вверх. Белая рубаха в пятнах сразу почти полностью стала красной. Крестьяне, спотыкаясь друг о друга бросились врассыпную, кто-то охнул, одна баба упала без сознания. Кто-то беспомощно и ужасно закричал.

Быстро пройдя сквозь селян Бутина и Йонас оказались перед Геркусом.

- Ты что творишь?! - со всей злостью прошипел Бутина Геркусу.

Тот серьезно посмотрел на Бутину:

- Этот сморчок загнал вилы в бок Роберту. Роберт уже все, концы отдает.

Роберта положили на стол в кузне, который уже весь залило кровью. Роберту не хватало

дыхания, он сипел кашлял и пытался заплакать. Он выглядел не плохо, он выглядел страшно. Наблюдая всю кровь, страшные звуки и глаза Роберта, Йонас чувствовал, как его желудок завязывается в узел.

Полутора месяцами ранее

Конец сентября 1311

Где-то в над голодающими Вышниками стояла ночь. Тетка Альжбэта лежала на соломенном топчане и тревожно вслушивалась в звуки за стенами. Она вновь и вновь думала о двух вещах. Жив ли Йонас, от которого не было вестей, после того как сообщили о разгроме первого похода. А также она думала, как же ей и оставшейся у нее дочери прожить следующий день. Только недавно Витень выдвинулся с новым войском во второй поход. Но Альжбэте было все равно. Йонас не вернулся. Сердце подсказывало, что в первом походе случилось самое страшное. Она не ждала спасения от второго и пережить зиму тоже уже не надеялась.

В это же время, через две сотни верст, за лесами дорогами селами и несколькими городами ночь царила и над немецкими землями. Йонас стоял у дверей немецкой избы и вдыхал запах дыма. Немецкая деревня пылала. Она была большая, не меньше 30 изб. И 8 из них уже горели.

Черные толстые столбы дыма поднимались вверх. Снизу они подсвечивались красными всполохами пламени и чуть выше крыш уже полностью сливались с черным ночным небом. Под столбами дыма внизу на земле доносились испуганные возгласы селян, а также грубые окрики налетчиков и нередко их раскатистый смех. Шел второй поход литовцев на Тевтонский орден. Литовцы грабили и жгли очередную немецкую деревню. Вместе с деревней горел и Йонас.

Еще с полудня ему сделалось дурно и под вечер начало лихорадить. Причиной была еще не зажившая до конца рана, которую он получил в первом походе. Йонас стоял перед немецкой избой вдыхал запах дыма и слышал детские крики. У избы перед Йонасом лежали на земле три тела зарубленных мужчин-крестьян. В самом же доме слышались глухой женский плач и детские крики.

Часть литовского отряда во время грабежа решили немного развлечься. В одном из домов они убили мужчин и принялись насиловать женщин. Йонас слушал крики, его трясло от лихорадки и еще отчего-то.

Он направился к дому. У входа стоял на стреме один из литовцев-налетчиков.

- Тебя сюда не звали, - грубо встретил его дозорный - иди отсюда. Что в вашей избе баб нету что ты к нам щемишься?

Йонас на секунду остановился, но потом попер на дозорного:.

- Пусти, - зарычал он и попытался ворваться.

Но дозорный отшвырнул раненого парня.

- Прекратите! Чтоб вы сдохли... там же дети! - рявкнул сорвавшись на всхлип Йонас.

Он горел вместе с деревней.

- Ты что, дыма надышался, - гоготнул дозорный, - Так я тебя сейчас спать уложу.

Он отпихал Йонаса на несколько шагов от дома, в котором происходило изнасилование. - Иди поспи, чтобы башка прочухалась твоя. - сказал он снизу вверх упавшему на траву Йонасу.

В дверном проеме несчастного дома появился Геркус - сам главарь банды разбойников.

Геркус вступил в войско Витеня перед вторым походом, когда дружинники брали всех без разбору и без оглядки на прошлое.

- Геркус, - сказал дозорный литовец, - Смотри, кто тут у нас буянит, хочет к нам на огонек.

- Прекратите мучать их, - больно оскалился Йонас. - Князь вас накажет!

Геркус пожал плечами и по-отечески улыбнулся:

- Нет, я думаю он нас не накажет. Я думаю что мы хорошо умеем грабить и князь даже похвалит нас за добычу и профессионализм в налетах. Думаю так и будет.

- Вы скоты! - Йонас поднялся и вновь потянулся к дому.

Они сцепились с дозорным и тот хорошенько надавал болеющему парню кулаками по корпусу. Йонас присел и скорчился от боли. Закашлялся, так как дыхание пропало.

Дозорный рассмеялся:

- Геркус, смотри, сейчас я его еще и обоссу!

Геркус хмыкнул.

- Иди в дом. Там уже твоя очередь подходит. Лейку свою спрячь обратно в штаны, а то обольешься, палатку нам потом завоняешь.

Дозорный с готовностью развернулся, так как видимо мучительно не мог дождаться своей очереди взять женщину.

- Катись отсюда, сопляк. – сплюнул он перед Йонасом через плечо и пошел обратно к дому.

Но прошел он лишь 3 шага. Йонас вставая резко выхватил свой меч и рубанул дозорного сверху. Тот успел только обернуться, как парень наполовину разрубил ему голову. Дозорный упал замертво. Йонаса трясло от лихорадки и еще от чего-то.

Ночь стояла в Вышниках. Где-то на дереве тревожно заухала сова. Альжбэта перевернулась на другой бок и попыталась заснуть. Недалеко ощущалось чуть слышное дыхание Ады. Альжбэта не могла заснуть. Как и в предыдущие ночи она до рассвета думала о Йонасе и прислушиваться к звукам в темноте.

Противная ухмылочка Геркуса исчезла, как ящерица с нагретого камня. Собственно с лица исчезли все эмоции, а глаза заострились и заледенели.

Геркус свистнул внутрь дома, и сам ступил на землю, обнажая меч. Из дома стали выходить краснолицые разгоряченные воины. То и дело спрашивая друг друга “что за шухер” по одному стали замечать тело.

- Чего наш придурок лежит? Поднимай жопу, пьянтос! Ты живой, эй?!

Мужики вытаскивали мечи из ножен и в полнейшем недоумении стали водить взглядами с Геркуса на шатающегося Йонаса и наоборот. Геркус кивнул на лихорадившего парнишку с окровавленным мечом. “Ох как недобро ты сейчас помрешь, щенок.. Знал бы не полез бы из мамки.” - сокрушенно вздыхая разбойники хищно пошли к Йонасу с нескольких сторон.

- Стоять! Замерли, твари! – рявкнули у Йонаса за спиной.

Из темноты быстрым шагом выплыл Бутина.

Во втором походе Витеня он был командиром десятка, в котором служил Йонас. Бутина был командиром парня.

- Полюбуйся, что отмочил твой сопляк, - сказал Геркус и кивнул на труп разбойника, - твой чмошник, оказывается - ренегат. И сейчас мы будем его потрошить. А хочешь и тебя заодно.

Бутина увидел труп и бросил на Йонаса свирепый взгляд. Потом оглядел десяток разбойников уже обступивших его и Йонаса кругом. Бутина достал свой меч и проговорил поочередно оглядывая разбойников.

- Нет, не выпотрошишь, - сказал он не глядя на Геркуса, - Если не хочешь, чтобы я порезал еще твоих зверей…

Противная ухмылочка Геркуса вернулась вместе с звериным оскалом:

- Эти звери не пальцем деланые. Не тех ты решил пугать, сука. Они тебе сейчас каждое твое слова по 2 раза припомнят.

- Тем хуже для них…

Послышался звук еще одного извлекаемого из ножен меча. Из дома вслед за Бутиной вышел еще один молодой литовец. Он участвовал в набеге на деревню в одной команде с Бутиной и Йонасом.

- Паул, зайди обратно в дом, - резко сказал ему Бутина, - не встревай.

Парень растерянно смотрел на него и на вооруженных разбойников.

- Быстро пошел в дом, я сказал!

Парень медленно отступил назад в дверной проем.

Бутина посмотрел на Геркуса.

- Сейчас произойдет следующее: я порежу пятерых твоих выродков и еще пятеро убегут. А когда ты вернешься в войско, тебя схватят и разорвут лошадьми.

Геркус кивнул.

- Ага. А потом еще сошьют и снова разорвут...

- И если кто-то меня тут и сегодня пырнет, тебя все равно разорвут. Дружина Витеня тебя найдет, хоть бы ты вчера еще драпать начал. Я десять лет служил князю Давиду из Гродно. Пырнете меня и вас всех кастрируют через пару дней.

Йонаса трясло от лихорадки и еще от чего-то.

Прошли полтора месяца с той черной ночи. Был уже ноябрь и Бутина с Геркусом волокли по тевтонской деревне перепуганного деда, на которого перепуганные местные указали как на деревенского травника. Они втащили его в кузню и показали умирающего Роберта.

Роберт был плох. Когда вилы вонзились в него он испытал самую сильную в жизни досаду. Стоило бы ему лишний раз осмотреться, а не тянуться двумя руками за кресалом на столе и паренек-кузнец никак бы не застал его врасплох. Теперь скитания по тевтонским лесам казались ему беззаботной прогулкой. Ведь у него были ноги, руки, меч и сухари в кармане. А вместе с ним ныкалась еще целая шайка таких же везунчиков, среди которых были и два опытных воина, Бутина и Геркус. Не будь он так тяжело ранен, добраться до дома было бы проще пареной репы.

Но он был ранен и похоже смертельно. Было больно и страшно о того что тело и легкие начинало отказывать. Мука усиливалась, и Роберт понимал, что они будет усиливаться, пока он не умрет. Будет только мучительнее и хуже. Удушье подкрадывалось со всех сторон.

И кроме мучений, умирать просто не хотелось.

Рядом был молодой Ямонт.

Какой-то немецкий дед, трясущимися от страха руками положил Роберта в более удобное положение и стал обрабатывать ему раны какой-то мазью. Роберт мучался и хотел чтобы его поскорее вылечили. “Но кто же меня здесь вылечит?”- осознал он.

- Решила погеройствовать сопля немецкая, - Геркус хмуро сплюнул на землю выходя из кузницы на двор.

С Робертом и стариком травником остался только молодой Ямонт. Все остальные пятеро литовцев собрались на улице перед кузней. Крестьяне уже убрали тело убитого парнишки. Кровь впиталась в мокрую осеннюю землю и почти не была видна. Местные сидели по хатам и осторожно наблюдали кузней через щели в дверях и оконных ставнях. На улице они почти не показывались, видимо помнили, что в избе с разбойниками-литовцами все еще сидит их травник.

В сырой и холодной деревне было очень тихо. Иногда можно было различить женский плач. Видимо по молодому кузнецу голосила мать.

- Как Роберт? – спросил Мартин.

Случилось почти то, чего Мартин боялся больше всего. На них напали, но только умирал все же не он, а кто-то другой.

Бутина молчал. Геркус глянул на Бутину и снова пренебрежительно сплюнул.

- Роберт очень плох. Он вряд ли выживет, тем более если мы потащим его в лес. Двигаться ему сейчас нельзя, чтобы кровь не хлынула в легкие. Ему нужен покой, пока раны не затянутся..

- Так сюда же тевтонцы могут заявиться, правда? – снова спросил Мартин очевидную вещь и стал заглядывать в лица остальным.

Но люди в основном смотрели в землю.

- Разве мы можем оставаться в деревне?

Все молчали, Геркус хмыкая пренебрежительно смотрел на Бутину, который мрачно разглядывал соседние дома, избегая взглядов товарищей.

- Не вижу выбора, - наконец сказал Бутина.

- Останемся здесь на недельку, - попытался встрять Йонас, вкладывая в свой голос всю бодрость на которую был способен, - отогреемся, отъедимся. Здорово, да?

Шутку встретили оглушительным молчанием.

Бутина хотел что-то ответить, но осекся.

- Бутина, как ты скажешь, так мы и сделаем, – сказал Петряс,

Это был бородатый литовец ремесленник 26 лет.

- Скажешь оставаться мы останемся. Скажешь… - тут Петряс тоже замялся.

Главный Бутина сплюнул на траву.

- Мы не останемся. – сказал он твердо, - Берем, что взяли, и уходим. Роберта.. оставляем здесь. Мы оставляем хозяину ближайшей избы все монеты, что у нас есть с собой . Просим его смотреть за Робертом. Другого выхода у нас нет.

Йонас кивнул. Он не хотел бросать Роберта. Он был готов остаться и умереть за него если бы остались все. Если бы Бутина так сказал. Но Бутина не собирался погибать сам и губить весь отряд. Он собирался довести до дома как можно больше людей. И Йонас понял, что сейчас ему как и всем придется бросить умирающего товарища, чтобы спасти свои шкуры.

Ямонт был с Робертом. Роберт сипел и периодически кашлял кровью. Он был в полузабытье, но как будто третьим ухом слышал каждое слово на улице. Новый страх холодом залил его нутро. Он все еще дышал он не терял надежду дотянуть до дома. Увидеть жену, снова взять хозяйство. Ему было всего 40 лет, он мог бы еще столько жить, снова любить жену или других женщин. Ему нельзя было умирать. Он боялся, что Ямонта сейчас позовут, и он уйдет с остальными. И это будет конец, хотя он мог бы еще жить.

- С Робертом все будет хорошо, да? - снова спросил Мартин.

Он чувствовал, что бросать раненых нехорошо, но хотел, чтобы его убедили в обратном.

Бутина зло посмотрел на него. Мартин замолчал и взглядов поддержки не нашел.

Все услышали слова Бутины об уходе с облегчением, всем было жалко Роберта, но все хотели жить.

- Я знаю что будет с Робертом, - проговорил Геркус, - Две вещи. Либо его прирежут, как только мы выйдем из деревни. Это лучший вариант. Может быть еще другой. Его будут выхаживать день-два. А потом начнут отрезать от него куски, чтобы они еще несколько часов голосил без отрезанного хера, пока они его не запытают до смерти. Вот что будет с Робертом.

Все были злы на Геркуса, но никто не смел поднять глаз на разбойника. Мартин просил, чтобы ему сказали, что бросить раненого это нормально. Геркус же говорил, что это не нормально.

- Так поступил бы я, и так поступят они. Они все лишь крестьяне, но с полумертвым пленным они обнаружат в себе экстраординарные способности.

Роберта начал душить кровавый кашель и на какое-то время он потерял сознание.

- Если бы ты не прикончил кузнеца, они бы его не запытали, - сказал Йонас Геркусу.

Разбойник ответил презрительным взглядом:

- Если бы я не убил его, мы бы сейчас бились со всей деревни. Посмотрел бы я тогда на тебя и остальных. Это тебя Йонас, хлебом не корми, дай кого-нибудь зарубить мечем. А я спас ваши шкуры, после того как Роберт подставился.

- Мы все вернемся отсюда живыми, - сказал Бутина Геркусу. - Даст Бог, вернется и Роберт. Его могут и не тронуть. Но если мы будем торчать здесь, когда придут тевтонцы, то мы погибнем все.

Геркус пожал плечами.

- Ты у нас главный. Ты нас спасаешь, как скажешь так и будет. Но если мы уходим, я перережу Роберту глотку. Он окачурится быстро и без боли. Я не позволю ни одной немецкой сопле пытать нашего раненого брата.

Все молчали. Теперь уйти стало не так просто. Почти невозможно. Уйти и бросить друга было легче, чем уйти, прикончив друга своими руками.

- Либо он захлебнется кровью в лесу на носилках, либо я прикончу его сам здесь, - сказал Геркус.

Леша был без сознания но продолжал дышать. Ямонт ненадолго вышел на улицу:

- О чем вы тут говорите? - спросил он у собрания озадаченных хмурых мужчин.

Ему никто не отвечал, пока Бутина наконец не сказал.

- Будем обрабатывать раны Роберта крепким вином раз в час и менять повязки. Дадим ему хотя бы сутки, чтобы раны начали затягиваться. Тогда у него будет шанс не захлебнуться кровью на носилках. Уйдем завтра на рассвете все вместе и с Робертом на носилках. А пока я попробую найти в округе хотя бы какого-нибудь лекаря.

Солнце село за еловые верхушки леса. Красивый октябрьский вечер готовился перейти в холодную морозную ночь. Отряд тевтонцев растянулся по дороге. 22 всадника не спеша двигались верхом по дороге. Серые, черные и коричневые доспехи и кольчуги разбавляли несколько белых накидок с черными крестами спереди с сзади. В накидках ехали монахи-крестоносцы.

Отряд рыцаря Гинтовта патрулировал собственные земли, чтобы поскорее выловить в округе оставшихся беглых литовцев. После того, как армию язычников рассеяли в последнем сражении немногие уцелевшие до сих пор скрывались по лесам и иногда нападали на немецкие села.

Вслед за монахом шагали на конях двое молодых тевтонцев:

- Немного завидую монахам, - сказал один из них. - Монахи на ночь в монастырь, нас же снова в казарме запрут. А я вечером совсем не отказался бы от монашенки...

- Ага, и я не отказался бы, хотя бы от одной на двоих.

Они тихо захихикали, ожидая, какой будет реакция едущего впереди монаха:

- У нас мужской монастырь, - спустя время проговорил монах. - Там нет монашенок.

Оба рыцаря переглянулись сдерживая смех.

- Придурошные… - сказал монах не оборачиваясь.

Парни снова захихикали:

- Слушай, начал второй. Обозвать монаха, это грех. А если монах сам тебя обозвал, то это тебе не засчитывается как грех, или засчитывается в двойном размере?

- Не знаю, - ответил первый, - спросишь у ксендца в воскресенье на исповеди.

Рыцарь Гинтовт, возглавлявший отряд, был молод и в свои 33 года имел красивую жену и новорожденного сына.

- Сегодня еще заглянем в Браншвиг и потом все, по домам. Скоро уже совсем темно станет, - сказал Гинтовт своему помощнику помощнику-сержанту.

Сержант кивнул.

- Кажется мне, что их уже почти не осталось, - сказал сержант. - Сейчас ударят морозы, посмотрим, вылезет еще кто-нибудь из лесов или мы уже всех отловили. До Рождества уже точно со всем покончим и крестьяне смогут без опаски ходить по дорогам.

- Да, - согласился Гинтовт, - поэтому надо бы до Рождества успеть хорошо объездить округу, заглянуть под каждый пенек и кустик. Надо погонять этих воробьев как следует, - Гинтовт чуть качнул головой, указывая на едущий за ним отряд, - пока еще погода позволяет. Из них только половина была со мной в походах. Остальные до сих пор думают, что война это весело, а биться с язычниками, проще чем колоть дрова. Я буду никчемным командиром, если до Рождества у каждого из них всю задницу не займет мозоль от седла.

Сержант усмехнулся.

Впереди в лучах заходящего солнца Гинтовт и сержант различили другой отряд, скачущий рысью им навстречу. Оба напряглись, вглядываясь в несколько десятков разномастных всадников быстро приближающихся к ним.

- Похоже, что это Вилфрид.

- Он самый.

Гинтовт хотел еще что-то сказать но промолчал и с стал чернеть как туча. До ушей уже доходил гогот и шутки от встречного отряда. Скакавшие впереди воины-тевтонцы были разгорячены, смотрели друг на друга стеклянными глазами и каждый имел на лице по глупой развязной ухмылке.

Плотоядными взглядами они оглядывали встречный отряд Гинтовта, и тесно сгрудившись на дороге, фактически перегородили ему путь.

- Ну привет, сосед, - перед Гинтовтом выехал вперед Вилфрид, командир встречного отряда.

Это был огромный бородач лет за тридцать.

- Ты перегораживаешь нам дорогу, - сказал Гинтовт.

Тучный Вилфрид на крепком коне и в толстой кольчуге простодушно пожал плечами

- Так проезжайте чего вы? – начал подмигивать он, - Охотитесь на литовцев, да?

Сам Вилфрид не двинулся с места и его всадники также продолжали стоять на дороге и ехидно поглядывать на противоположный отряд.

- Есть слушок, - икнул Вилфрид, - что с холодами литовцы стали прятаться под юбками селянок, потому что там теплее. Мы едем с проверкой. Построю всех на сельской площади и заглянем под каждую юбку. Может и к вам заехать, пока вы тут по лесам топчитесь?- Даже не дыши в сторону моей деревни...

Вилфрид пьяно рыгнул:

- Ну дорогу придется уступить вам. Чтобы, как это сказать, происшествия не случилось.

Пьяные солдаты Вилфрида слегка загудели в поддержку.

- И лучше бы их не злить, - продолжил Вилфрид, - Эти парни свирепеют быстро. Вас сморкачей покрошат - не жалко. Но девчатам из села потом после драки придется долго моих парней успокаивать. Пожалел бы ты их Гинтовт.

Гинтовт молчал.

Вилфрид засмеялся ненадолго и продолжил, но свозь пьяную улыбку уже показалось напряжение:

- Если ты пес безродный не можешь отъехать с дороги перед благородными воинами Христовым, я могу счесть это за неуважение. Могу заехать в гости в твою деревню уважение воздадут мне твои крестьяне. Ты же знаешь, наш граф твои жалобы слушать не станет.

Гинтовт сплюнул перед своим конем не глядя на Вилфрида, но хмуро оглядывая его пьяных воинов. Те невольно по очереди отводили взгляды.

- Мой отец - барон, твой - солдат, сержант. Я через пол года стану бароном Гретцига, а ты за жизнь не будешь командовать больше чем тремя десятками солдат...

Гинтовт кивнул своему отряду:

- Отойдите в сторону.

Его всадники молча подтолкнули коней к краю дороги.

Вилфрид тоже довольно сплюнул. Его солдаты поехали по дороге, ухмылялись и предвкушая скорый разгул, который устроят в собственной деревне их командира. Изобьют пару парней, вдоволь наиграются с девками из тех, кто не успеет убежать в соседнюю деревню, чтобы переждать. В конце концов напьются пива как свиньи и с утра поедут обратно в замок с трещащими головами.

- Есть вещи, сделав которые уже не спасет ни отец-барон, ни стены замка, ни господь Бог, Вилфрид. Я знаю, ты очень скоро переступишь эту черту. Да, и тогда я покажу тебе веселье. Ты тварь, только приблизься к моей деревне. И ты сразу узнаешь, что такое настоящая драка. Ты узнаешь, что в последних двух походах ты отсиделся, как трус. Поймешь, что добивать раненых, это не биться с настоящим врагом. Но будет уже слишком поздно...

Вилфрид начал соображать, как бы ему погрубее ответить на эту угрозу, но Гинтовт уже пришпорил коня и поскакал вперед своего отряда.