Короткое описание: Одна комната, три беседы - и начало новой эры.
Господин Трехцветных земель лорд Циката пребывал в лёгком недоумении. Начальник стражи Кереч неожиданно попросился на доклад. Без предупреждения, в обход распорядка – просто пришёл и заявил, что надо поговорить. Большинство лордов в таком случае указали бы стражнику его место, но Циката всегда отличался лояльностью. Управлял строго, за ошибки наказывал, но и на награды не скупился. И не гнушался обращаться с людьми почти на равных. Что ж, надо выслушать Кереча. Лорд уселся в резное кресло в приёмном покое и сказал: – Заходи! Дверь, расписанная лазоревой краской, открылась, и вошёл начальник стражи. Вид у него был слегка растерянный. – Моё почтение, лорд сюзерен. – Кереч, прежде чем ты начнёшь, объясни, почему ты не дождался дня еженедельного отчёта? – Лорд сюзерен, случилось такое, чего никогда не случалось. Нечто очень… странное… Циката приподнял белёсую бровь. – Вот как. Говори. – Вчера вечером я со своими людьми поймал нарушителя в вашей личной роще для отдыха, лорд сюзерен. Нарушительницу, если быть точнее. Молодая. По цвету одежды – простолюдинка. Но сшито очень качественно. У меня сшито грубее, – он покосился на свой белый мундир. – Говорит на каком-то непонятном языке. Я сам не много языков знаю, но большую часть существующих могу хотя бы определить на слух. А тут не смог. Видно, совсем издалека… Ну, в общем, мы посадили её в камеру для дальнейшего разбирательства. Всё как обычно. На ночь в тюрьме остались дежурить Кацер и Шикори. Толковые ребята. – Да, я их помню. Дальше. – Утром я пошёл проверить… и... – Кереч запнулся. – Она сбежала? – Нет, но… – Говори, как есть. Лорд непонимающе смотрел на Кереча, которого никогда не видел таким смущённым. – Она не сбежала, но Кацер сейчас лежит в лазарете, а Шикори до сих пор трясёт. Я говорил с ним утром. Долго не мог ничего путного от него добиться… Сначала девица вела себя нормально. Кричала на своём языке, дёргала прутья решётки. Надо полагать, требовала её выпустить. Потом села в уголок и расплакалась. Потом успокоилась, и дальше… по словам Шикори она стала говорить как-то… иначе. Так, как не говорят… Циката нахмурился. – Я тоже не понимаю, – виновато вздохнул начальник стражи. – Шикори не знает, как это объяснить. Но она говорила так, что у них будто помешательство случилось. Кацер слушал её, потом… потом заплакал, взял ключи и попытался её выпустить, но не мог попасть в замочную скважину – так руки дрожали. А потом схватился за сердце и упал… Его сейчас отпаивают травами. – А что Шикори? – спросил лорд, прочистив горло. – А Шикори… говорит, что в тот момент хотел сделать для неё что-нибудь, отдать ей все блага, которыми сам владеет. Это единственная связная фраза, которой я от него добился. Он, похоже, тоже захотел открыть камеру, но пересилил себя и... сломал ключ… – Сломал? Ключ?! – Он… видимо… держал его в кулаке и колотил им по столешнице в надзирательской… Ключ согнут почти пополам! А стол расцарапан и весь во вмятинах! Собственно, это всё. Из Шикори я больше ничего не смог вытрясти, Кацер ещё не пришёл в себя. Я попробовал говорить с этой нарушительницей, но тоже безрезультатно. Пока я запретил кому-либо спускаться к её камере и сразу пошёл докладывать вам, – и он сконфуженно замолчал. Лорд кусал нижнюю губу и пытался найти объяснение. – Может, она там распылила какой-то наркотический порошок? – Нет, я проверял. – Колдовство? – Тоже нет… В мире уже давно не осталось колдовства, а в ней тем более нет ни капли – я сам смотрел ей в глаза. – А что она им вообще наговорила? Душераздирающую историю из своей жизни?.. – Может и так, лорд сюзерен, но они же ни слова не понимали. Циката решил, что сам ничего не придумает. – Вот что, Кереч. Я хочу видеть обоих. Её и Шикори. Только отдельно, чтоб он с ней не встретился. Его приведи через правый приёмный коридор, её – через левый. Закупорь уши воском, когда будешь спускаться в камеру, и не вынимай, пока не заткнёшь ей рот. Не хватало, чтобы ещё кто-то помешался… Запасные ключи от камер есть у ключника. Перед этим сходишь в Дом Знаний и возьмёшь птицу-толмача. Просто так тебе её не отдадут, поэтому вот моё кольцо, предъявишь его смотрителю. И будь аккуратен – это крайне ценная птица, у меня только одна такая. Ступай. Кереч поклонился и вышел. Птицу-толмача – серебристую сову в укрытой черным бархатом клетке – он принёс уже к обеду. Циката поставил её на стол в тех же приёмных покоях. У совы искрились глаза – единственный, но неопровержимый признак присутствия волшебства. С древних врёмен, когда о могуществе чародеев слагали легенды, осталось совсем немного чудес. В том числе птицы-толмачи. Они находились в постоянной спячке, в удивительном чародейском сне, и потому не умирали с течением лет. Но только в темноте. Стоило свету коснуться искрящихся глаз, птица просыпалась. Тогда следовало дать ей послушать несколько слов на любых двух языках. И она начинала переводить с одного на другой до тех пор, пока темнота вновь не погружала её в сон. Циката не проверял, но ходили слухи, будто собачий или лошадиный язык она переводила так же легко, как любой человеческий. Через некоторое время, постучавшись, явился Кереч. – Лорд сюзерен, в левом приёмном коридоре девица, в правом Шикори. Ждут. Лорд кивнул. – Хорошо. Пригласи сначала тюремщика. Шикори, крепкий мужик, обычно такой спокойный, был мертвенно бледен, и в глазах его таилось что-то нездешнее. Лорд решил, что лучше действовать мягко, и жестом пригласил солдата сесть в одно из кресел. Сам устроился напротив. – Ты всё сделал правильно, – сказал он первым делом. – Ты поборол себя и не выпустил заключённую. Даже более того, погнув ключ, ты сделал так, что камеру никто не сможет открыть – а ведь неизвестно, на кого еще повлияла бы эта странная девица. Тебе можно доверять. Шикори нервно сглотнул, потом сообразил, что надо ответить. – Спасибо, лорд сюзерен. Циката сцепил пальцы рук и попросил: – Расскажи, что случилось ночью. Солдат быстро посмотрел на лорда и уставился в пол. Начал, умница, сразу с важного. – Она говорила как-то странно… Долго и разно. – Что значит – долго и разно? – Долго… это как если бы кричала, только спокойно. Вот так: до-олго-о. Как тихий крик, или громкий стон, только – долго, непрерывно и… разно… А разно – это как дети говорят, потом вдруг как взрослые, потом как мужчина, как женщина, как в любви, как в гневе, как в страхе – все время по-разному говорила… Но это была речь, это были слова – я видел, как шевелятся её губы… Тюремщик постоянно сбивался, повторялся, но лорд видел, что он очень старается, и слушал терпеливо. Кереч, похоже, сообщил солдату, зачем его позвали, и парень всю дорогу складывал слова, пытаясь сформулировать внятное объяснение. И сейчас, озвучивая обдуманное, он осознавал, что выходило не понятно, но с отчаянным упрямством продолжал рассказывать. Лорд не прерывал. – Но она, кажется, ничего не чувствовала… Говоря ребёнком, она не чувствовала себя ребёнком, говоря со страхом или любовью – она не чувствовала. Или, по крайней мере, говоря разно, она чувствовала одинаково… Менялись её слова и голоса, но она сама не менялась… И ещё я уверен, что она ни к кому не обращалась. Говорила сама с собой. Но от её слов… у меня сердце забилось… Мне раз довелось прыгнуть с утёса в море. Вот так же сильно забилось сердце… Мурашки пошли… Я захотел плакать, потом летать, потом любить её так, как никто и никогда не любил! Не всей душой – а тысячей душ полюбить! Только бы она продолжала… Мне никогда в жизни не было так грустно и так хорошо… Когда Кацеру стало плохо с сердцем, я понял, что он тоже… А она увидела, испугалась, кажется, и замолчала… Но её речи у меня из головы не выходили… Они и сейчас… Я только не смогу повторить, не запомнил. Мне захотелось зайти к ней в камеру, взять в руки её голову и заставить повторить всё, что она сказала. Но что-то остановило… Думал сначала выбросить ключи в окно. Но сердце так… В общем, я бы всё равно вернулся и достал их. И я решил сломать… Чтобы ни за что, ни за что не входить к ней туда… Я взял их, и бил об стол, руке стало больно, а я бил, и бил, пока были силы… Увидел, как она смотрит на меня, будто на безумца… Бросил всё и убежал оттуда… Шикори замолчал, стиснув дрожащими руками подлокотники. А лорд напряжённо вглядывался в его бледное лицо. – Тебе трудно было… – тихо отметил он. – Но ты молодец. Я думаю, что тебе нужно отдохнуть недельку-другую. Я распоряжусь. Солдат, заново переживая вчерашнее, не ответил, но лорд отнёсся с пониманием к такому непочтению. – Скажи… Ты хотел бы снова увидеть её? Прямо сейчас? – спросил он. – Да!.. Нет!!! – вскрикнул Шикори, и, увидев недоумение в глазах сюзерена, сказал хрипло: – Хочу! Страстно хочу! Но умом… не хотел бы. Я теряю себя… Не могу контролировать. Циката кивнул. – Что ж, я понял. Завтра же ты отбудешь в Дом Отдыха с разрешением от меня лично на любые меры и процедуры. Ступай. Шикори встал, вспомнил, что нужно поклониться, неловко мотнул головой вниз и вышел. Лорд вздохнул со смесью облегчения и досады. Он ровным счётом ничего не понял, но радовался передышке. – Кереч! – позвал он, вставая, – Введи её! Темноволосая, худая и заплаканная. Ничего сверхъестественного Циката в девушке не нашёл. В глазах ни единой искорки. Во рту старательно утрамбованный кляп, руки связаны за спиной. Одета в длинное пальто необычного, но замечательно ладного покроя. Цвет простецкий, серый. Лорд сделал судорожный вдох и резкий выдох, пытаясь быть готовым к неожиданностям. Он прошёл к столу, сдернул ткань с клетки. Сова пошевелилась. – Кереч, – сказал лорд, – Сейчас ты снова залепишь себе уши. По моему знаку вытащишь кляп, и по моему же знаку снова засунешь обратно. Если я не даю знака, но ты видишь, что со мной что-то творится, тут же заткнёшь её. Понял? Начальник стражи кивнул и приготовился. Циката с надеждой глянул на серебряную сову и дал отмашку. Едва освободившись, девушка выпалила короткую фразу, лорд вновь махнул, и Кереч проворно вернул кляп на место. Секунду ничего не происходило, затем глаза птицы-толмача заискрились особенно ярко, и из клюва донеслось: – Я ни в чём не виновата! Лорд перевел дыхание. Сработало! Он посмотрел на девицу в упор и сказал: – Я буду говорить с тобой через птицу. Сова тут же перевела на язык незнакомки, и у той изумлённо округлились серые глаза. – Я задам вопрос, ты кивнёшь, если всё поняла и готова отвечать. Мой человек вытащит кляп, ты ответишь, и он снова его запихнёт. Так будет каждый раз. Если ты скажешь что-то кроме ответа на заданный вопрос, тебя оставят в камере навсегда. Ясно? Девушка с готовностью закивала. – Кто ты? – взмах. – Я просто студентка, клянусь вам! Взмах. – Неудачный вопрос… Ладно, для начала вот что. Ты должна поклясться, что не сделаешь того, что сделала ночью со стражниками. Поняла? Она замотала головой и замычала. – Не притворяйся! Ты что-то сделала с моими людьми, что у одного отказало сердце, а другой до сих пор не в себе! Снова отрицательный жест головой. Потом особенно громкое мычание и несколько энергичных кивков. – Поняла что ли? Уверенный кивок. – Клянешься? Кивок. Циката с опаской махнул Керечу. – Я обещаю, обещаю! – быстро заговорила девушка, которой кляп изрядно надоел. – Что обещаешь? – Ну… – она замялась… – Я не совсем уверена… Лорд торопливо взмахнул рукой. Пленница снова замычала, и Циката раздраженно вздохнул. Такой способ общения начал его утомлять. Он подумал о том, что при малейшей опасности Кереч снова закроет ей рот, и решился. Взмах. – Я не уверена, – продолжила девушка поспешно, – Но им, кажется, поплохело от пения, так что я обещаю не петь… – и она обречённо открыла рот, ожидая кляпа. Но Циката вдруг непонимающе посмотрел на птицу-толмача. Она не всё перевела. – Пения? – переспросил он, – Петь? – Ну да, да. – Повтори ещё раз… – Э-э… я клянусь, что не буду петь… – неуверенности в голосе прибавилось. Сова опять не перевела странное слово. – Петь… – прошептал лорд, пробуя незнакомые звуки, – Петь… пения… Что может значить, если сова не переводит слово? Его нет в языке? – Скажи мне, – осторожно начал он, – То, что ты называешь «петь», – что это? Только не делай этого! Просто объясни. – Вы шутите?.. – удивилась она. Циката смотрел на нё выжидающе и очень внимательно. – Ну это… это такие звуки… ну… как стихи, только когда человек поёт, понимаете? – …Поёт… – бесстрастно не перевела птица-толмач. Лорд потёр переносицу. – Птица не знает этого понятия… Его, наверное, нет в нашем языке. Объясни мне нормально, что это такое! Я разбираюсь в стихах – они не имею такого эффекта. – Я… я не знаю, как это можно объяснить… Неужели у вас нет никакой музыки? Ну это же… – девушка явно была в замешательстве. Похоже, эти «петь», «поёт», а теперь ещё и «музыки», были для неё чем-то таким же простым, как сама речь. Она нахмурилась и заговорила медленно и с усилием: – Пение – это когда человек делает голосом… э-э… разные звуки, высокие, низкие, иногда короткие, иногда длинные… – Длинные?.. Разные?.. – лорду вспомнились слова Шикори. – Я не знаю! – воскликнула девушка, чуть не плача. – У нас это все умеют! Циката ухватил нить: – У нас – это где? Откуда ты? Как твоё имя? – Меня зовут Лена. У нас – это в России. Да вообще везде на Земле… – Та-ак… «России» – это что за цвет? Лена непонимающе моргнула. – Россия – это моя страна! – Твои земли? – уточнил Циката. Любому земельному участку присваивался гербовой цвет. Хозяева земли одевались в эти цвета. По количеству участков лордам давались титулы. Титул правителя был – Господин Радуги. Титул самого богатого землевладельца этой страны – Господин Девятнадцатицветных земель. Циката, Трехцветный, имел в подчинении Бирюзовую землю, Лазоревую и Багровую – не слишком крупные владения, но всё же неплохие. В цветном ходили только лорды и их семьи. Вассалы же, в зависимости от степени приближенности к сюзерену, одевались в разные оттенки от белого до чёрного. Кереч, носивший белое, был самым доверенным вассалом. – Ну… в общем, да, – ответила девушка. – Это – моя земля. – А почему тогда ты одета в серое? Какой цвет твоих земель? Неужели серый? – А что такого, что я в сером? А цвет России… Э-э… Бело-сине-красный, – нашлась Лена. – Но это же твои земли? Они тебе принадлежат? – Нет… скорее, я – им. – Всё, я понял. Ты просто вассал из Бело-сине-красных земель. Лену покоробила формулировка, но она согласилась. – Объясни, что ты делала в моей роще? Там же запрещено находиться. – Я не знала… я случайно туда попала… Вообще не понимаю, как это вышло… Я шла по улице. Потом меня схватил за руку какой-то мужик, и я оказалась в лесу… в роще то есть. Я испугалась сначала, стала кричать, искать того мужика. А потом меня поймал вот этот, – она дёрнула плечом в сторону Кереча. Лорд в который раз за день вздохнул. Он снова перестал понимать. – Что за мужик? Как это ты… оказалась? – Я не знаю… Чудик какой-то, глаза бешеные, прям горят… Внезапно Цикату осенило. – Глаза как горят? Как у совы? – И правда! – обрадовалась девушка. – Так же! – Вот что, Рь… Ре… Ве… – Лена. Лорд сморщился. – Такого звука нет в языке… Не важно. Рена, тебя в мою рощу перетащил чародей, это очевидно. – Чародей?! – Ты разве не поняла? Ты же сама сказала, что у него глаза искрились! – Я что, сразу должна была всё понять? Что там у нас? Искры. О, ну конечно, значит это чародей! – съязвила она. – Ну да, – пожал плечами лорд. – Это же все знают… – Серьёзно? Наступило молчание. Никто ничего не понимал. – Ясно, как ты ко мне попала, – попробовал рассуждать Циката, – Но чего он добивался, этот чародей… Зачем он тебя сюда перетащил? Лена грустно промолчала, и лорд решил сменить тему. – Что-то я не слышал про Бело-сине-красные земли раньше… Кто их государь? – Медведев Дмитрий Анатольевич. Час от часу не легче. Циката неплохо ориентировался на карте мира. Он не знал территориальное деление других стран, но сами государства и их правителей помнил наизусть. Все. Медведева Дмитрия Анатольевича среди них не было. – В мире нет такого правителя. – Это у вас, может, нет, а у нас есть! – обиженно заявила девушка. Снова пауза. – Значит… – на языке лорда вертелся ответ. Невероятный, но объясняющий всё. – Значит, мир… Если есть место, где не знают об искрах в глазах, то точно не в этом мире. А для странной нарушительницы, кажется, не существовало места, где не знали бы про «петь». Циката прокашлялся, вертя в голове догадку. Внезапно он открыл ящик стола, выдернул из него сложенную втрое бумагу и развернул перед Леной. – Что это? – требовательно спросил он. – Похоже на карту. – Карту чего? – Не знаю… У меня всё хорошо с географией, но я никогда не видела ничего похожего… – Это – общая карта мира, – сказал лорд, довольный. Девушка, кажется, тоже поняла. Но не слишком удивилась. Видимо, этой ночью ей уже приходили в голову похожие идеи. Да и запас удивления подходил к концу… Циката устало сел в кресло, бросив карту на пол. – Ну и что мне с тобой делать? Куда тебя девать? – Домой… – грустно, без надежды сказала девушка. – Если бы я умел… Думаю, тебя может вернуть чародей. Найти бы хоть одного!.. Кереч, развяжи её… Лорд показал на свои уши, и начальник стражи вынул восковые затычки. – Развяжи, – повторил Циката. – Но лорд сюзерен! – Я кое-что понимаю в людях и вижу, что она не опасна. Стражник нахмурился, но подчинился. – Кереч, тебе поручаю найти чародея. – Но лорд… – Они же не совсем вымерли… Я только что получил тому подтверждение. В лепёшку расшибись, но хоть одного найди мне. Никакого насилия. Обещай награду за помощь. Ищи, ищи, ищи. – Простите за дерзость, лорд сюзерен, но это чушь. Их же нет! – Прощаю. Ищи, – Циката умел был непреклонным. – Начинай как можно скорее. Задействуй все ресурсы. Всё, можешь идти. И скажи страже за дверями, чтобы были наготове, если позову. Кереч с плохо скрываемым недовольством вышел. – А ты, Рена… Ответь мне, что за могущественная сила это «петь»? Каковы же ваши государи, если даже простолюдинка обладает таким невероятным влиянием на окружающих! – Не «петь», а «пение», – поправила она. – Ну… Петь – это как ходить, пение – ходьба, песня – шаг. Лорд покивал. Это было не трудно. – У нас это вообще не сила… – продолжала Лена, – Это самая обычная вещь! Но очень хорошая. У вас, например, есть живопись? – Есть. – Ну вот. Пение – это нечто того же рода, что и живопись. Рождается где-то внутри, выплёскивается… а потом люди смотрят… слушают то есть, и думают – как красиво! Лорд жадно внимал. – А иногда смотришь на картину, смотришь, и внутри всё переворачивается, такая она чудесная, столько в ней чувства! В этом и есть вся сила. А пение, наверное, ещё сильней… – Значит… – Циката осторожно искал слова, – Пение – это могущественные чувства, нарисованные голосом?.. – Наверно. Хотя нет… Не совсем. Иногда бывает, что сильное чувство становится песней. Но чаще всего наоборот – песня делает чувство более сильным. У нас это умеют почти все. Кто не умеет – всё равно знает, как это делается. А есть люди, которые поют очень хорошо, и их знает весь мир. Они ездят по странам и поют. Им за это очень много платят, миллионы людей приходят послушать. Есть те, кто плохо поют, но их быстро забывают. А есть люди, которые не поют сами, но сочиняют песни. Некоторые из них тоже знамениты. Есть ещё песни, которые поются веками. У всех народов свои собственные. Уже не узнать, кто придумал такую песню, но её поют все, поколение за поколением. А ещё можно петь вместе. Вдвоём, или толпой. И это здорово… – куда пропала простая девушка в сером пальто? Невольная вестница чего-то неземного стояла перед лордом, такая маленькая, такая ясная... – Песней можно столько сделать… Усилить влюблённость, разбудить воспоминания. Можно примирить врагов, а можно наполнить воинов храбростью, самоотверженной и победительной… Мы поём! Мы поём, когда нам скучно, и становится веселей. Поём, когда работаем, и дело ладится. Поем, когда нам грустно, и грусть становится светлой. Поём, когда страшно, и страх отступает. Поём, когда радуемся, и радость разливается вокруг. Поём – когда больше ничего не остаётся! А ещё – совсем особо – мы поём Богу… Циката слушал, и с каждым словом в нём крепло желание познать. Почувствовать на себе неведомую и прекрасную мощь, рвущую сердца тюремных надзирателей необоримым стремлением любить. Мощь, которая рассеивает тоску и преумножает радость. – А ты, – начал он, но голос сорвался. Он кашлянул и продолжил: – А ты… Ты можешь мне петь?.. Не сильно, чтобы я не умер… Просто чтобы узнал… Не сильно, пожалуйста! И если мне станет плохо, прекрати… Лена открыла и закрыла рот. Она вдруг ощутила особенно ясно, что перед ней человек, который никогда в жизни – никогда! – не слышал музыки. Что должно будет случиться в его душе от первой песни… Она подошла, уселась на бирюзовый ковёр у ног лорда и тихо запела первое, что пришло в голову. – Чёрный ворон, что ты вьёшься над моею головой… Дома всегда говорили, что она поёт хорошо. Лорд замер. Всё было именно так. Девица говорила иначе. Как люди не говорят. Ребёнком, женщиной. Жалостью, страхом, любовью говорила. Обо всём на свете одним лишь звуком. Говорила – саму судьбу. Так долго и разно произносила слова… И у Цикаты ожило сердце, обычно такое размеренное и предсказуемое – оно творило что-то невообразимое. Замирало на бесконечные секунды, обрывалось и пускалось в безумный бег. Оно жило, оно смеялось, кричало; оно было – само пение. Пение, неизведанная сила чужого мира, проснулась и колотилась в груди лорда Трехцветных земель. Он полетел бы сейчас же, если б мог! Не колеблясь – прямо в небо. Волосы зашевелились на его голове, всегда такой холодной, спину и руки волнами накрывали мурашки. Жизнь остановилась, разрастаясь, раздаваясь вглубь и вширь невозможной красоты цветком. Так – о, разве не так же расцветала его душа, когда впервые влюбился? Разве не так же задыхался, провожал мать?.. – Я всё волшебство Древних продал бы за это! – сдавленно простонал Циката, осознав себя горячо плачущим, утопившим дрожащие пальцы в волосах. – Вам плохо? – тут же прекратила петь девушка. Он глухо всхлипнул и отнял руки от лица. Бледное и влажное, оно светилось. – Мне никогда не было так хорошо, – прошептал он, счастливый, бессильный, – Как прекрасен должен быть твой странный мир, если вы умеете… такое!.. Лена смотрела на него жалостливо и нежно, как на маленькое несчастное чудо, которому не объяснили, как оно чудесно. Так переживать песню! У неё самой перед глазами засеребрилось и поплыло. Она порывисто обняла его ноги. – Как прекрасен должен быть ваш мир, – вторила она его словам, – Если ваши души так чутки… – Клянусь тебе, – окрепшим голосом сказал лорд, – Клянусь тем, что почувствовал сейчас, я все силы отдам, чтобы вернуть тебя домой. – Спасибо… – Но пока я еще не сделал этого… Научи меня петь. Чтобы я мог научить других. И расскажи ещё о Боге, которому поют… Где-то вдалеке счастливо засмеялся неизвестный чародей, патриот своего мира. Изнутри вселенной пробивался росток чудесной новой силы, которую невозможно было обернуть злом. Исчезни всё, и останься только это – мир бы не погиб. В нём уже родилась новая Эпоха.
Не буду разъяснять что-либо по техники писания. Скажу лишь о сюжете. Я расстроен, расстроен той банальностью, которую получил в середине текста. Начало действительно завуараживало, но когда дошло до истинной сущности девушки, то вся атмосфера интриги рухнула. А дальше интерес пропадает всё больше и больше.
Этот мне рассказ понравился .В нем отчетливо автор предал волшебство музыки, и то что музыка способна убить и наоборот полегчать душе .Это я давно знаю .Да и мне это тоже известно что, если бы на земле пели только единичные страны, то другие страны обязательно этому научились. Но вы в отличии от темы плохо передали содержание, и есть ошибки смысловые , но вообщем там все понятно но с трудностью . Надо со старанием писать и чтобы можно было легче читать а то мне трудновато было читать и от этого возможно и есть чувство что вы все передали плохо.
Лорд кусал нижнюю губу и пытался найти объяснение. – Может, она там распылила какой-то наркотический порошок? Стоп! Это средневековье (судя по стражам, отпаиванию травами, лорду итд) или как? Откуда у него в лексиконе такие слова? - – Та-ак… «России» – это что за цвет? - – А почему тогда ты одета в серое? Какой цвет твоих земель? Неужели серый? Ну блин, ну годнота же! Такой тонкий стеб... - Потом меня схватил за руку какой-то мужик, и я оказалась в лесу… в роще то есть. Это был мастер - – Это – общая карта мира, – сказал лорд, довольный. Эм... "довольным тоном, сказал лорд" или как-то так, но то, что у вас... я запнулся ай-яй-яй! - – Они же не совсем вымерли… Я только что получил тому подтверждение. В лепёшку расшибись, но хоть одного найди мне. Никакого насилия. Обещай награду за помощь. Ищи, ищи, ищи. Увас не лорд, а няшечка какая-то) Как он на троне удержался вообще? И как он там оказался? Или в том мире все такие добрые, а вместо мечей носят цветочки... - – Простите за дерзость, лорд сюзерен, но это чушь. Их же нет! – Прощаю. Ищи - Сер, вы мудак! - Прощаю, ступай с миром - - Лорд, я т...нул вашу жену и дочь, а еще насрал вам в еду - Прощаю, ступай ищи волшебника -\ – Значит… – Циката осторожно искал слова, – Пение – это могущественные чувства, нарисованные голосом?. Рейтинг! Самое классное и емкое определение песни из всех, что я слышал! - А ещё – совсем особо – мы поём Богу… Ну... молчу (молитва это не песня, а религиозные песнопения в подавляющем большинстве звучат ужасней, чем я в душе!) - – Мне никогда не было так хорошо, – прошептал он, счастливый, бессильный, – Как прекрасен должен быть твой странный мир, если вы умеете… такое!.. Да, и как же он прекрасен...
- Она порывисто обняла его ноги. Это как? Что? К чему? - – Но пока я еще не сделал этого… Научи меня петь. Чтобы я мог научить других. И расскажи ещё о Боге, которому поют… Где-то вдалеке счастливо засмеялся неизвестный чародей, патриот своего мира. Изнутри вселенной пробивался росток чудесной новой силы, которую невозможно было обернуть злом. Да... невозможно... - - Ч - Вы как всегда на высоте! П - А у вас есть еще что-то о попаданцах? Надо будет поискать, это определенно ваше! Р - Я одного не пойму, зачем вы приплели сюда бога? Так бы вышел очень годный рассказ о силе песни. Ну серьезно, очень ломает кайф от чтения. Одно дело утверждать, что песня - сила, которая изменит мир (к тому же прекрасная сила), другое дело говорить то же о религии (которая себя скомпрометировала еще в эпоху средневековья...
Йожег, это у меня все светлое и доброе, м?)) Почитай-ка "обвиняется в самоубийстве"))
А по поводу "просто песен"... Попробуйте вообразить людей, которые не просто не умеют петь, а у которых даже нет в голове такого понятия. Просто пустое место. Которые НИКОГДА не слышали о таких возможностях голоса. Которые не могут даже представить себе, что это такое - не в метафорическом, а в самом прямом смысле. И если даже мы, всю жизнь сопровождаемые песнями, иногда наполняемся радостью, или грустью всего лишь от музыки - то что должны чувствовать они, у которых... у которых даже слова в языке такого нет! Я смогла это представить только потому, что знала, что представлять...
А безумный "патриот своего мира" выцепил не первую попавшуюся, а именно её, умевшуюю хорошо петь. И сделал это потому, что решил (естественно впечатлившись музыкой так же сильно, как и его соотечественники) что миру её (музыки) не хватает. Я думала, это будет понятно... Придется уточнить))
По поводу декораций... думаю, стоит добавить. Но чуть-чуть. Небольшими вставками по одной детальке по ходу, и немножечко в начале. Про Медведева в принципе и должно было улыбнуть)) Многоточия тоже пересмотрю. Х большинство из них означали не более, чем устную запинку, а не пошаркивания ножкой. Просто человеку трудно представить то, что он говорит, и поэтому он говорит неуверенно. Как-то так... Но, Виктор, ты прав. Их многовато получилось)
Очередной бредовый комент. Все имхо, разумеется. Авторы бывают разные: кто-то очаровывает красивым языком, кто-то завлекает интересным сюжетом, кто-то поражает бешеной эмоциональностью. А вот в произведениях этого автора всегда светло и добро, и даже нравоучительно слегка (или не слегка?) Здесь мне больше видится религиозная тема, чем что-то другое. (Почему-то возникает ассоциация с крещением Руси). Простая девушка Лена, которая искренне верит и поет, смогла увлечь за собой феодала, заразить его своей верой. И вот так легко, без страданий, крови, войн, началась новая эпоха. И не надо было ломать старое... Есть в этом что-то наивное и детское. А может быть так должно быть в идеале? Убедить, увлечь лишь песнями, в которых есть все чувства на свете. *пишу какой-то бред* Теперь по самому рассказу. Да, нет декораций, описаний и прочей бла-бла, но это не кажется мне недостатком. Наверное, потому что ассоциация с проповедью (имхастое имхо). Соглашусь с Виктором насчет персонажей - не совсем естественные, даже идеализированные, наверное. улыбнулась, когда читала про Медведева )) Интересные детали вроде птицы-толмача, цветов одежды. В общем, впечатление хорошее - рассказ самобытный, интересный и светлый. Вот
Циката всегда отличался лояльностью. Управлял строго, за ошибки наказывал, но и на награды не скупился. И не гнушался обращаться с людьми почти на равных. - по личному опыту говорю, что в лоб такие вещи не пишутся. То есть, конечно, пишутся, но читатель их не воспринимает. Лучше будет, если лорд по ходу текста и говорит ласково и очами сверкнуть может так, что любой в угол забьётся. И слово "лояльность", по-моему, имеет несколько другое значение. Язык хороший, текст особо ковырять не хочется. Единственное что: многовато многоточий в диалогах. Понятно, зачем они, но обычно паузы в репликах делаются атрибуцией. Ну там, можно вставить, что герой нос почесал, посмотрел в окно, неуверенно шаркнул ножкой. Эффект тот же, но красивее на мой взгляд. У нас это вообще не сила… – продолжала Лена, - ну а вот в таких случаях можно просто удалить нафиг. Даже не можно, а нужно.
Мне немного неестественными показались персонажи. Лорд странно мягок для феодала, но это можно списать на упомянутые личные особенности. Но вот его правая рука, а тем более солдат. Пожёсче надо бы. И девушка - раз она так бесстрашно ведёт себя с феодалом, то какого лешего, она всю ночь проревела? Хотя бывают и такие личности. И петь в камере... Далеко не самый естественный поступок. Ещё мне показалось забавным, что стражники цветного мира ведут себя в точности как наши расейские менты. Грести всех подряд в обезьянник, потом разбираться, кто зачем и куда. Что по сюжету. Значит, некий колдун с горящими глазами, мироходец и альтруист шёл по парку и вытащил первую попавшуюся под руку студентку неизвестно куда. Зачем? Чтобы та обучила его соотечественников музыке и пению. И тут мы подбираемся к главному вопросу: это всё? Ежели так, то моё сердце требует дополнительных сюжетных разъяснений. Да и вообще, если в качестве завязки повести текст смотрится вполне приемлемо, то в качестве уединённого произведения не очень. Много лишних подробностей: магия неизвестных Древних, государственное устройство мира и прочее.
1. Идея интересная. Трёхмерное видение и попытка нестандартного решения темы. Как по мне так и не очень, но сам ход - хороший, этого нельзя не отметить 2. Бедный язык. Как такого формата в тексте нет. Льётся сплошной диалог, изредка перетекая в некие размышления. 3. Интересный конфликт. Интересные находки, с песнями, например. Философия сентиментальная, однако лжефилософией это назвать нельзя - такое чувство, будто у автора действительно были некие искренние мысли которые он хотел преподнести миру/читателю. 4. Отсутствие атмосферы и декораций. 5. Динамика. 6. Отсутствие художественности.
Это не баян. Думаю, с содержанием вы работать умеете, а это главное. А формат... знаете, это техника уже. Оно само придёт.
0
