От автора (на момент начала написания)
Писатель, блин, из меня никакой, но, как видно, непреодолимое желание застолбить в печатном виде, определенный этап жизни моего хорошего знакомого, тем более, по всей вероятности, он (этот этап) скоро закончится, начнется другой, и писать о безвозвратно ушедшем станет мучительно и до невозможности больно. Это повествование о некоем жизненном опыте, который примерного семьянина, я надеюсь, подвигнет по-другому взглянуть на свой брак и, по возможности, укрепить его. Ну, а молодых, не женатых, хотя бы насторожит, заставит задуматься...
От автора (на момент окончания написания) Созданное детище вызывает весьма противоречивые чувства. Эмоционально - любовно - эротическая лабуда с элементами секса. Главный герой - застенчивый Казанова. Кобелино, верный, как пес, добрый, но кусачий. Настоящий мужчина с поэтической душой, влюбчивым сердцем, расчетливым компьютерным мозгом и... возможно, слабый...
Вместо эпиграфа: Его сексуальное кредо - ВСЕГДА!
Глава 1
Он ехал по ночному городу. Был конец мая, где- то в начале двадцать первого века.
Он был одинок, душа его была пуста и пустота эта давила и ранила. Как одинокий, голодный волк ищет добычу, так и он рыскал по городу в надежде приглушить характерную для одиночества тоску. Учился управлять новеньким автомобилем, почти задаром подвозил подвернувшихся пассажиров. Время от времени подъезжал к ларькам, покупал очередную бутылку пива, пил, как будто требовалась подзаправка и колесил дальше, с трудом разбираясь в дорожных знаках. Что же он хотел - ничего, просто ехал. Усталость брала свое, шел второй час ночи и, увидев на одной из окраинных улиц длинное крепостеподобное кафе, он решил выпить кофе. Что есть кафе в два часа ночи в выходной день? Клоака. Вертеп. Помойка человеческих душ. Пройдя через непомерно длинный и узкий зал, битком забитый слегка трезвыми людьми, некоторые выглядели так, как будто забыли, кто они и как их зовут, он приблизился к танцпятачку.
Грохот стоял такой, что казалось, никакого другого звука здесь быть не может. Однако шум, производимый толпой, не сдавался. В клубах дыма предметы и лица отдыхающих искажались, теряли реальность. На небольшом пятачке, в метре от огромных орущих колонок, было несколько танцующих. Из-за мигающего света цветных фонарей их танец больше запоминал дерганье обкуренного шамана. У железной решетки, частично прикрывающей сцену, кривлялась сама с собой девица
лет семнадцати.
Он посмотрел на танцующих и опытным (еще со времен службы в армии) взглядом, выделил двух овечек. Овечки были маленького роста, что придавало ему уверенности (женщины, любят тех, кто выше, хоть застрелись). Одну он отмел сразу. Пляшущая булочка - это слишком. Другая - стройная с узким станом и стройными ножками. Светлые волосы до плеч и необычайная одухотворенность в танце, которому, казалось, она отдавалась сполна.
Возраст особого значения не имел. Лишь бы не крайности. Тем более он и предположить не мог, какую судьбу избрал себе тогда. Тонкости знакомства вспомнить трудно до невозможности, но, вероятно, было приглашение на танец. А затем он подсел за их столик, стоящий тут же с краю танцевального пятачка, заказал по пиву (куда девалось желание взбодриться кофе), потом еще. Куда делась подружка-пампушка, а фиг ее знает. Он не придал этому значение. У него появилась цель. Добиться поставленной цели у него в крови. Вышли, сели в машину. Как-то чудом, он выехал задним ходом из ряда, заждавшихся своих, по-разному усталых от отдыха, хозяев машин и покатил по улице, названной при коммунизме в честь какого-то летия осеннего месяца. Смею утверждать, что большинству людей на нашей планете, в три часа ночи, после долгого возлияния пенного напитка, однозначно хочется спать. Ему тоже захотелось и ей, белокурой миловидной незнакомке, тоже. Он, конечно, узнал ее имя и успешно забыл.
Кому первому пришла мысль попить горячего чаю теперь уже не важно. Первенство впоследствии безоговорочно отдано ей, как более трезвой или трезвомыслящей на тот момент. И они поехали, поехали помалу, тем не менее, почему-то машина плохо слушалась руля и то и дело наезжала на, несомненно, для этого случая и поставленные, бордюры. Он до сих пор не знает, где это место, где они пили чай, кажется, только чай. Поехали снова в направлении к ее дому и он, не смотря на отягощенность, не забывал стремиться к поставленной, казалось уже близко выполнимой, цели.
Надо отдать ему должное, ехал он весьма осторожно. Однако именно это весьма и сослужило ему плохую (впрочем, по прошествии времени он оценил полученный опыт как неоценимый) службу. Не успел вой сирены дойти до утомленного мозга, как его более чем скромно одетую машину, блокировал, словно петух, разукрашенный разноцветными огнями, ГИБДД - шный автомобиль.
Оба-на, вылезай, приехали.
Радость гаишников была такой неподдельной, что его охватило небывалое умиление и только нежелание расставаться, с еще пахнущими свежей краской правами, омрачало торжество момента. Кроме нежелания оставалось еще и желание, желание добиться поставленной цели, а так же джентльменское (он по жизни всегда был таким) доставить женщину до постельки, как обещал.
- Ребята, не забирайте, ради всего чего-то там и т.д. и т.п., - что-то в этом роде плел он. Сошлись на полторы тысячи, а больше и не было. Зато была обретена свобода, как оказалось ненадолго. Проехав с километр и ободрав, при остановке у обочины, фиолетово-баклажанную краску на крыше машины, он ринулся в кусты акации душистой. Сказывался выпитый стаканчик чая. Ключи и его попутчица остались в кабине.
- Вот он, держи, ключи здесь в замке. Вторая стая вечно голодных гаишников праздновала победу. Катастрофа, подумал он, денег не было. Гаишники ребята хорошие, только голодные, что с них взять. Надо кормить.
В непродолжительной, но конструктивной беседе, пришли к консенсусу. Гаишник обязался сначала на машине водителя доставить женщину до подъезда ее дома, предварительно записав ее адрес, но без имени, а затем доставить, уже практически трезвого водителя, на другой конец города за деньжатами. Так все и было. Его кошелек полегчал еще на три тысячи рублей. В ту ночь водительские права стоили четыре с половиной тысячи, с учетом сервиса, конечно. Такое было начало...
Глава 2
Недели две прошло, пробежало, пролетело. Жизнь разгульная набирала обороты. Чему-то учила, но видимо без особых успехов. Однажды он нашел спичечный коробок и прочитал - Батискафная, 67я. Мазутная поверхность коробка содержала только это - свидетельство фиаско. «Однако, не маловато ли за такие деньги?» - подумал он, и назойливая мысль достичь цели, новым пламенем осветила его сознание.
Покружив по улочкам-переулочкам, пару раз обогну какую-то тюрьму, он нашел то, что искал. Дом оказался вполне приличным, даже с лифтом. Поборов невесть откуда нахлынувшую робость, он позвонил. Тишина за дверь громко отозвалась в его мозгу. Был ли он трезв, уж стерлось, но судя по тому, что он вскоре оказался ближайшем пивном баре, не был. Проезжая по ушам бармен туда-сюда, он потягивал пенный напиток, кружку за кружкой. Бармен слушал и, время от времени, кивал головой. Бармены, вообще хорошо слушают, если у них берешь выпивку.
Часа два пролетело незаметно. Подорвав или поправив здоровье, что в определенные мгновенья жизни не поймешь, он опять принялся колесить по узким улочкам дворов. Бордюры, однозначно, стали ниже. Идти по натоптанному следу легче. И вот он снова у металлической давненько не крашеной, открывающейся не стой стороны дверью. Впрочем, сии наблюдения в тот миг были ему не доступны. Дверь без вопросов отворилась. Возникла маленькая, ну очень маленькая женщина. По-домашнему растрепанная, в простеньком халатике на пуговичках. «Надо было еще выпить кружку пива… или три» - подумалось ему (впрочем, прежде чем судить, на себя рекомендуется в зеркало поглядывать, хотя бы изредка). Ну, вошли. Описывать квартирку что ли, да ну ее, потом. Все ограничилось небольшой кухней, почти без мебели Женщина была явно не та, которую он так героически вез сквозь бесчисленные кордоны гаишников, но что делать, отступать мы, не приучены. Вперед!
Язык заработал словно пулемет. Слова патроны, предложения очереди. О чем? Да ни о чем. О красоте, которая спасет мир, наверное. Помнится про свои золотые руки, которые все могут. И, даже, про погреб, который обязательно выкопаем. Пришла сестра, количество ушей прибавилось. Он вдохнул воздуха и с удвоенной силой продолжил свою вдохновенную речь (Остап Бендер отдыхает). Однако, препятствие в виде сестры, на пути к заветной цели, было, явно, не преодолимым. А ведь чуть ранее, до ее прихода, его руки уже проникали вдоль стройных ножек под халатик и, хотя были мягко отторгнуты, но эта мягкость недвусмысленно говорила о возможности выброса белого флага. Ну что ж все позже, а пока та цель все так же далека. Пора ретироваться. Хорошее отступление перед главной атакой не повредит, тем более, что трубы уже пересохли и требовали свое.
Ораторский дар иссяк вместе с июньским днем. Пора.
Глава 3
Трезвость - норма жизни. Он протрезвел. Сколько же можно. Пьянка самая трудная работа, после войны. Ура! Да здравствует свежевыбритость! Руки уверенно держали руль. Машина плавно катила по душному городу. «Моя любовь живет на пятом этаже...»- неслось из динамиков. Жизнь налаживалась. Пошла по выбранной колее. А правильная ли эта колея, моя ли она. Вскрытие покажет. Войдя к ней на трезвую голову он вдруг отчетливо осознал, что не знает ее имени, «вот это сука номера»- вспомнилось знаменитое выражение мужичка, подрядившегося забросить их партию с берегов реки Камо, дальше в тайгу, на своей личной древнейшей газушке. После долгой и безуспешной борьбы с зеленым змием в виде технаря, он ходил за начальником и канючил: “Ну налейте же сто грамм - еб—й в рот - также не делается - начальник, за что ты меня невзлюбил?”
Хозяйка неторопливо собиралась, при этом наклонялась, как бы невзначай, оголяя, и без того слабо прикрытые халатиком, прелести. Сердце бешено забилось, естество его напряглось, приятное тепло потекло по телу. Казалось, он сейчас бросится на нее, сожмет в своих объятиях и овладеет яростно, дико. Но неисправимый романтик по натуре, он сдержался. Он часто по жизни сдерживался и теперь уже точно знал, что женщины этого не любят, считают слабостью, а слабых мужчин они отвергают. Парадокс, который еще Саня Пушкин просек, а Миша Жванецкий перефразировал: «чем больше женщину мы меньше, тем меньше больше она нас». Точность не гарантирую, но смысл сохранен.
Куда везти даму? Поехали, а там видно будет. Город гудел, вечерняя прохлада еще не взяла верх над дневным пеклом. Машина шустро бежала, боясь обжечь свои ноги об раскаленный асфальт. Из придорожных кофе доносилось громкое подобие музыки, замешанное на запахе подгорелых куриных крылышек. Смесь запахов и звуков иногда возможна.
Он что-то говорил пока ехали, а сам думал, как же ее зовут. Кафе со свободными местами нашли не сразу, и было оно (кафе), скажем прямо, хреновое. Забегаловка еще та. Кофе непьющему подали в пластиковом стаканчике. А девица-официантка, одетая, как будто собралась выносить мусор, сновала, как белка, и нигде не успевала. Дама пожелала курицу, по причине трудности ее испортить даже неумелыми поварами, и пива. Скромность украшает женщину на первом свидании, на втором настораживает, на третьем удивляет, на четвертом умиляет, на пятом... По опыту, если женщина на первом свидании жрет и пьет по принципу - дорвалась до бесплатного - это не женщина, это мужчина. Беседа (а вернее монолог), шла своим чередом. Сладкие, как патока, речи без препятствий вливались в свободные уши, а руки, свободные от пустословия, прокладывали себе дорогу под короткую облегающую юбку.
Руку убирали на всякий случай. А она повторяла свой путь снова и снова.
Без имени становилось все труднее.
И тогда он предложил познакомиться снова, оправдывая свою забывчивость захлестнувшими его чувствами, сам себе верил, а потом еще долго восхищался ее именем. Имя действительно прекрасное - Наташа. Полегчало. Все стало проще. Выпитые две порции безумно отвратительного кофе с одной стороны и две бутылки пива с другой, сделали свое дело. Физическая сопротивляемость тела пошла на убыль и она, видя мое дальнейшее тупиковое состояние, сама предложила посетить Часовню. Он с радостью согласился, хотя в тот момент еще никак ни связывал эту точку земного шара с достижением поставленной цели. Уже стемнело и город предстал во всей красе. В воздухе витало предчувствие чего-то нового неизбежного и прекрасного. Женщина, несомненно, была более опытна в амурных делах и запросто смогла создать романтическую атмосферу, а надвигающаяся ночь, огни большого города внизу, звездное небо и легкий июньский ветерок, довершили сюжет.
Потом родились стихи. Ему ничего не оставалось, как просто записать их.
На красной горе мы встречали рассвет,
Немножко случайно, а, в общем-то, нет.
Средь тонких деревьев, красивых вполне,
Мы жизнь познавали во всей новизне.
Полет моих рук невозможно унять,
Хочу обнимать, целовать и ласкать.
Запретов нестройных твоих череда,
И в ласковом НЕТ слышу твердое ДА!
Рождается утро, забрезжил рассвет,
Но нас на земле в те мгновения нет.
В полете любви наши души, тела,
Любовь к синим звездам, их подняла.
Бурной рекою чувства в ночи,
Слова не нужны, помолчу, помолчи.
Что было уже никогда не забыть,
Я буду любить!
А ты будешь любить?
Глава 4
Эта женщина не была первой после его развода. Не разве можно сравнивать ее с теми мимолетными, хотя и они сыграли свою положительную роль в его возрождении после дикого сокрушительного развода с женой, с которой прожил семнадцать лет.
С приходом женщин приходила и уверенность в себе. И счастье и горе все от них - женщин. Первой была Татьяна разведенка с двухлетним стажем и приданным в виде двух дочерей. Он кинулся к ней на встречу с открытой и еще непорочной душой:
Татьяна плюс Сергей,
Быть может.
Запавший в сердце уголек,
Зажжет огонь, который нам поможет,
Забыть печаль заплаканных дорог...
Но два года, даже два года, так называемой свободы из большинства представительниц прекрасного и слабого, именно слабого пола, сделают порядочных стерв, которые только и делают, что наслаждаются своей свободой, а потом делают вид, что наслаждаются. Но за что их осуждать. За то, что их благоверные оказались козлами и, спившись, попросту исчезли в угарном тумане.
Они (женщины), при всех невзгодах живут и воспитывают детишек, в противоположность его бывшей бросившей, по сути не его (его, как оказалось, она осчастливила), а своих детей.
Он был искренен, но она не поверила ему, и они расстались вполне мирно. Много стихотворных строк родилось благодаря ей:
Да, я уйду, не надо лишних слов,
Один лишь взгляд пустой и равнодушный.
Одно движенье или жест ненужный,
И я уйду, не надо лишних слов.
Да, это мы мужчины, выбираем,
Мы любим, преклоняемся, страдаем.
Но выбирают все же нас,
Поэтому, молчанье как приказ.
Уйти. И мы уходим.
В вине мы истину находим.
А может новую любовь,
И мы живем, пылаем вновь.
Все также: «ЗДРАВСТВУЙТЕ», все также:
«ЭТО ВЫ? »,
Все также: «НЕ МОГУ, МНЕ НУЖНО ВРЕМЯ ».
Все также тяжело сближенья бремя,
Все также опасаешься молвы, УВЫ!
Да, я уйду, нельзя тихонько тлеть,
Томиться в бесконечном ожиданье.
Свидание проходит за свиданьем,
Осталось лишь о будущем жалеть...
Интима не было и, если бы не случайное, знакомство с Людмилой в кафе «Заповедное», где, по сути, его сняли, все кончилось бы гораздо раньше. Педагог Людмила, женщина, несомненно, умная, жила с дочкой в общаге самого крутого (в плохом смысле) пошиба, писала женские стихи о любви и мечтала выйти замуж и вырваться из кошмарного бытия. Пару ночей любви, отъезд на север, обещание писать, обещание отвечать. Он написал, она не ответила. Пролетели пару месяцев. Он пришел к ней и по взгляду и поведению все понял. Хорошо поговорили за бутылочкой сухача. Откровенно. Как старые друзья.
Он тогда не мог дать, того, что так было нужно ей, но, как ему казалось, послужил катализатором для кого-то.
Старый знакомый предложил ей что-то конкретное, и он стал не нужен. Ариведерчи! На Красрабе много свободной любви, перетопчемся. А опыт - сын ошибок трудных, все прибывал и прибывал, делая из подкованного в делах любви теоретика в прожженного практика.
Были еще, какие то совсем мимолетные. Продавщица из мясного отдела. Он заходил к ней в магазин на пути к сестре, обязательно под хорошим шефе. Но никакое количество выпитого не могло убить в нем чувство прекрасного и, что-то втирая, глядя на ее молотоподобные руки, он уходил восвояси с трудом сдерживая желание побежать. Бесконечные безинтимные знакомые по кафе (куда он заглядывал, чуть ли не каждый вечер). Знакомства, телефончики, проводы на тачке до дому (он старался не садиться за руль нетрезвым), где, обычно, спал сынок. На том и расставались. Номера телефонов, записанные, на чем попало, полежав, исчезали в небытие.
Глава 5
Особую страницу жизни бывшего примерного семьянина, ныне неразборчивого ловеласа, составляют его деревенские похождения.
Близ славного города Кырска, километров, эдак, в шестидесяти, стоит ну очень большая деревня Шила. Видно в древности какая-то Матрена шила, шила чего-нибудь, да так и назвали. В этой деревне жила сестра героя, женщина балагур и хохотунья, не идущая, а летящая по жизни без особых забот и проблем. Первого мужа съел медведь, что поделать, нашла другого.
Но, в конечном счете, она была вовлечена в неравный бой с зеленым змием и круто изменила свою жизнь к худшему, но это совсем другая песня. Пожалуй, уместно будет привести один ее рассказ об одном незадачливом бабнике, ее старом знакомом, гостившем у них на какой то праздник. Кажется Новый год. Весьма незавидный, застарелый, где-то тридцатипятилетний, холостяк, назовем его Сеня, крутясь у зеркала, верещал: «Надька, найди мне бабенку. Бабенка нужна». Ну ладно, пообещала Надька. Только ты волосы в носу постриги, а то женщины не любят этого. Сказала, да и ушла по своим делам. Когда пришла, чуть не упала от смеха. Сеня, картинно изогнувшись, выстригал носовые заросли. - Дурак. Если баба захочет иметь с тобой дело, ее будут интересовать такие мелочи? - сквозь хохот спросила она. Вечером, часов за пять до наступления Нового года явилась соседка через дорогу, замужняя, но как видно не очень. Глаза Сени сверкнули небывалым светом. Загадочно - алчным и похотливо - откровенным одновременно. Спелись голубки так быстро, что Надька только и успела крикнуть им в след: - Люська! Что ты делаешь? Скоро твой муж из города приедет. Но сладкая парочка уже входила в ворота дома напротив. Напарив репы на новогодний стол (шутка конечно), Надя вспомнила о подруге. Долго стучала в дверь и окна. Наконец выглянула Люська, раскрасневшаяся и растрепанная и заявила, что она спала и, мол, совсем ни с кем даже. Вот. Упорно настаивая на этом, лукаво улыбалась.
Только сестра ушла, явилось возмездие в виде высокого здорового мужика, по совместительству являющегося мужем непутевой Люськи. И ему пришлось изрядно потрудиться, прежде чем на пороге его дома нарисовался Сенька с отчаянно наглой мордой и в одних трусах. Преимущество рогоносца в весе и росте было два к одному, что и подтвердили дальнейшие события. Получив ровно промеж глаз, любитель дармовщинки упал на холодный пол сенец и затаился. Цепляясь могучими рогами (как видно, новая измена, как божественный эликсир, дала рост уже застарелым рожкам, и те резко заколосились) муж ринулся воспитывать жену. Эта сцена никому не известна и только незапланированная, яркая синева под глазами смелой похотливой бабенки являете немым доказательством аксиомы - за удовольствия над платить, даже мнимые. Прошло какое-то время. Федя допустим, так звали мужа Люськи, пришел в Надькин дом. Хмурый и неопровержимый, с порога бросил, как дуплетом из берданки выстрелил:
- Забирайте своего ебаришку. Вон в сугробе валяется. Замерзнет нах...» (здесь и далее выражения герое максимально правдивы).
Надька и ее второй муж Ленька, пошли за гостем. Притащили, чуть живого, но не сдающегося, борца за свободную любовь. Наполнили ванну и положили худое трясущееся тело полового гиганта, отмокать. Умеют у нас н Руси жалеть падших, убогих и пьяных. Ну что, согрелся, кот мартовский? Пора в постельку. Сердобольно уложили Сеньку на диван. Отдыхай. Ближе к ночи (Похоже, это все же не был предновогодний вечер, да не все ли равно. На селе, что ни вечер, то и праздник, лишь бы бутылочка была), как побитая собачонка, притрусила соседка.
- Надюша, пусти переночевать. Федька паскуда выгнал - причитала доморощенная путана.
- Да куда же я тебя положу. Мест свободных нет. Вон разве что с Сенькой на диван - отвечала Надюха. Все посмотрели в сторону Сеньки. Тот натянул одеяло выше. Так, что торчали одни глаза в темно-фиолетово-сини разводах.
- Меня не кантовать! - надрывно заблеял тот из-под одеяла...
Через несколько дней, подметая полы в доме, Надежда обратила внимание на какие-то шкурки. Изрядно помаявшись вопросом, что же это могло быть, она, наконец, поняла и зашлась в истерическом хохоте ...- это были куски кожи с отмороженных пяток ебаришки...
Глава 6
Мой герой катил на своем, еще не помятом авто в поисках все того же. Под действием хмеля, приглушающего чувство опасности, но не желание обладать (сех - это такая штука, что когда его много, он делается малозначимым, чувства притупляются, а когда его нехватка, начинается голод. По большому счету сех и голод равнозначны) женщиной, он успешно миновал пост ГАИ, подобрал на трассе парня, как оказалось потом работающего в милиции, завез его в село, находящееся в стороне от Енисейского тракта (надо быть большим чудаком, чтобы подбирать ночью кого-нибудь), купил в ларьке пива, поправил здоровье и все же доехал до ворот. И даже успешно въехал в них. Сестра не долго ломала голову, над тем, где взять братику даму сердца, точнее нисколько.
- А вон Любка из соседнего дома - как профессиональный музыкант, сыграла она с листа. Молодая, чуть больше тридцати, муж живет с другой, квартира большущая. Ну, полноватенькая (не приветствовалось им сие обстоятельство. Этакая привереда), так что же. Под низ как говориться... тем более под шефе. Любка сидела за столом, раскрасневшаяся после бани и гоняла чаи с Надькиной дочерью. Телеса так и выпирали из под тоненького халатика. ПолуПамелыАндерсоновские груди рвали пуговицы, просились наружу. Куда с добром, как говорит моя бабушка, желая подчеркнуть нечто весьма хорошее.
Далее, к сожалению, было все просто, без предисловий и лирики. Она захватила его как ураган Катрина и понесла, закружила. Только вместо воя ветра были охи и ахи, как в немецком порнофильме. Он мог бы подумать, что он половой гигант, но точно знал, что это не так. Ну, разве что гигантик, да и то с большой натяжкой. Развязка была как в Санта-Барбаре. В очередной приезд он отправил сестру к Любке, пригласить ее в баню и та застала ее в объятиях мужа. Это уже ни в какие ворота.
Сестра была возмущена, а он снисходительно улыбнулся (как пришло, так и ушло) и объявил, что желает другую пассию. Не в баню же он приехал за десятки верст. Заодно и помоется, он потом. «Со мной работает одна в кафе. Согласиться после ста граммов»- сразу откликнулась сестрица. Постоянно пытаясь не садиться за руль под мухой (пил, в то время, он только пиво), он выдвинулся на боевые позиции пешим строем. Кафе в Шила хорошее. Женщина тоже оказалась молодой, чуть за тридцать, привлекательной, только взгляд ее был усталый без искорки.
Посидели, выпили, он что-то говорил. Она реагировала слабо, однако и не сопротивлялась. Шла, покорно, как кролик в пасть питона. По прошествии какого- то времени он осознал, что без машины будет тупик и пошел нарушать табу. Наказание последовало незамедлительно. Ворота двора сузились, не желая выпускать машину с водителем, находящемся в легком алкогольном опьянении. Но что может удержать разгулявшегося русского мужика.., Раз пошла такая пьянка - режь последний огурец! Ворота устояли. Свежие царапины вызывающе белели. Помятый задний бампер и часть заднего левого крыла бедолаги автомобиля, болью отозвались в мозгу и сердце искателя приключений на свою, свой..., но не остудили его, а напротив подстегнули. И вот он снова в кафе. Бабе мерзавчик водки, мужику пива, такое сейчас время, и поехали. Куда ехать? Проехали деревню, или село (там есть, загаженная при коммунизме, церковь), выехали на трассу. Свернули проселок, потом на полевую дорогу.
Колесили между свежевспаханными полями, огибая небольшие березовые рощи. Наконец, несмотря на ее вялые, от выпитого, протесты, он остановил машину и вышел отлить. Накрапывал мелкий нудный дождик, клубы серых низких облаков бежали по своим делам. Гнусность ситуации была налицо. Допив свое пиво, и с трудом дождавшись того же от «случайной» спутницы, он овладел ею. Едва перекусив, по-другому это быстродействие и не назовешь, они задремали. Ничего не изменилось после дремоты.
Бескрайние черные поля, вспаханные и пробороненные тракторами, управляемыми мозолистыми, мазутными руками крестьянина, разбавленные клочками берез, простирались одинаково во все стороны. То же небо, тот же дождь. Куда ехать. Трубы сохли. Мотор радостно урчал, рвался вперед. Он вгляделся в горизонт и далеко, далеко разглядел деревянные столбы линии электропередач. Выжал педаль сцепления и поехал в направлении столбов прямо по полю.
На первой передаче машина уверенно ползла по сырой рыхлой плодородной сибирской земле, кормящей простой рабочий люд и остальных козлов прихлебателей. Русская машина проста, неприхотлива и надежна. Посмотрел бы я на заморских машин-барышень в таких экстремальных условиях. Машина выбралась к проселку, переехала через глубокую придорожную канаву и, весело пробежав пару километров, вырвалась на тракт. Не зная, куда ехать дальше, он, по привычке, повернул налево. Угадал. Вот село и знакомый двор. Захотелось продолжения банкета. Но сестра неожиданно наотрез отказалась пустить его спутницу к себе во двор. Во дела. Поехали к ней или ее родне, он не разобрался, предварительно купив по ее просьбе литруху водяры, пива и папирос для дедушки. Подъехали к каким-то воротам. Незнакомые ему люди довольно быстро въехали в ситуацию и гостеприимно распахнули ворота для машины и двери дома для, имеющего пропуск в виде спиртного и, поэтому желанного, гостя.
Затхлый запах убогости отрезвляюще ударил в ноздри. Комментарии излишни. - Открывай ворота! - резким, не терпящим возражений голосом, крикнул он. Отчаянные, разочарованные взгляды, попытки уговоров, сменились пониманием, после того, как он, по царски, даровал им принесенные напитки. Двери и ворота сразу растворились. Уезжая, ему показалось, что вслед махали платочками и даже уронили слезу. Все. Спать, спать, спать. Японо мать. Ничего не было, все приснилось. Однако вмятины на машине остались, как напоминание о совершенных глупостях. Он то приехал и уехал, а женщина, по словам сестры, пустилась во все тяжкие, ушла в запой, потеряла работу. Совесть время о времени терзает его, хотя другая его половина разума отмечает - не ты, так другой.
А пьющий всегда найдет причину.... Приехав в очередной раз в обильную на падших женщин деревню и, как всегда хлебнув кваску (чтобы не красивые стали красивыми), он опять взялся за старое. На этот раз ему подогнали совсем молодую, лет девятнадцати, пухленькую, упругую девицу, успевшую, однако, вкусить все прелести жизни. Он усадил ее в машину, выполнив ее просьбу купить плитку шоколада и пива. Он был почти трезв и не очень то желал во чтобы, то ни стало добиться своего. А как говорили японские самураи, на поединок нужно идти в полной уверенности в своей победе, иначе ты заранее проиграл. Не смотря на более чем развратную характеристику девицы, он все же видел в ней еще ребенка. Попивали пивко. Его рука, тем временем, знала свое дело. Но и ее рука была свободна. Спокойная беседа и борьба рук сменилась борьбой четырех рук и шумным дыханием. Борьба носила характер любовной игры. Щеки ее разрумянились, в глазах метались дьявольские искорки, она ни чуть не была против происходящего, но, тем не менее, не уступала ни пяди своего молодого тела. Едва его рука достигала ее паха, прочно упакованного в колготки типа Омсо, ее рука была уже там. Едва успев ощутить упругость молодой груди, его рука вынуждена была вступать в бой с ее рукой. Казалось вот- вот он возьмет верх, ведь он зрелый мужчина, а она всего лишь девушка. Но не тут то было. Ее руки были необычайно сильны и, знали, несомненно, крестьянскую работу не по учебникам и кинофильма, а из жизни. Да и опыт борьбы с желающими посягнуть на ее честь имелся в не малом количестве. Он отчетливо чувствовал усталость. Надо было больше взять пива. Хотя, повторюсь, он проиграл это сражение еще до его начала. Расстались, договорившись на завтра. Но завтра, конечно же, ничего не было.
Он никогда не возвращался к пройденному. По прошествии нескольких лет он точно знал, что такой финал его устраивает больше. Количество побед неуклонно перерастало в качество...
Вот житие мое.
Хочу поставить в известность возможных читателей, что описанные события происходили давно, года четыре назад. Начальный этап, обретенной после развода свободы, характеризуемый как этап самоутверждения и отрезвления (духовного и физического), закончился.
Но вернемся к нашим баранам.
Итак, приобретен бесценный опыт, пена ушла, и он остался наедине с единственной женщиной, святой и порочной одновременно.
Глава 7
Сближение шло неспешным таким шагом. Он приезжал через один, два, иногда три дня. Приезжал без договоренности. Домашних телефонов тогда еще не имелось, а владельцы трубок считали себя высшей кастой. Дураки идиотские.
Он часто не заставал ее дома, шел (ехал) в кафе, где работала барменшей ее подруга. Находил ее там, у стойки. Присоединялся. После литра пива мир постепенно менялся, делался лучше. Если он заставал ее дома, то, зачастую, пытался дождаться ухода дочери или обеих сразу. Дочери чередовались. Когда одна уходила (настоящее продолженное время, то есть уходила, уходила, но еще не ушла), приходила другая. И так могло длиться весь вечер. А мужики, ну практически все, думают не только головой, а и головкой. И он внутренне накалялся, то и дело порываясь уйти. Потом он трубил сбор в поход куда-нибудь. Он и она выходили на улицу. Шли не зная куда и зачем, но в конечном счете оказывались за столиком летнего кафе. Пили пиво, закусывали маленько, и беседовали. Соотношение выпитого пива и произнесенных речей составляло, где-то, десять к одному в его пользу. Говорили, как и везде на Руси, за жизнь. Он начал привыкать к ней, привязываться.
Однажды речь зашла об отношениях между ними. Может быть, пора как-то определяться. Но женщина мудро заметила, что пока надо оставить все, как есть. Это - как есть - будет длиться еще очень долго. Переходя из кафе в кафе, по мере их закрытия, часам к трем ночи они добирались домой. Предварительно, несмотря на ее протесты, он заходил в ларек и затаривался - чтобы было! А потом была любовь. Такая любовь, что вспоминая, порой не вериться, было ли это на самом деле или только в его воображении. Такое трагическое, как казалось когда- то, событие, именуемое разводом, начало приносить свои вкусные плоды. Иначе ему бы никогда не узнать, что такое настоящий секс. Так проходили дни, недели, месяцы.
Постепенно вырисовывался ее характер. Молодая женщина жила без мужа лет шесть. Ходила с подружками в кафе, любила танцевать (танцевать она не только любит, но и умеет. Ее танец как бы говорит: «Я свободна, я доступна, позови меня...»).
Как я уже говорил - женщине хватит и двух лет, чтобы ей понравилась такая жизнь и разонравилась другая - семейная. Ну и мужички, разумеется, то один, то другой, то на раз, то (по ее словам) на год, два.
Некоторые мужички еще какое-то время мелькали. Где-нибудь поздоровается хмырь, да так радостно, но увидев улыбку, приготовившегося к прыжку льва (его улыбку), ходко ретировался. А было и покруче. Он приходит, а она ему с порога: - Ты не пугайся там у меня в зале мужчина. Действительно в зале на диване сидит пухленький мужчинка, там же правда и дочка сидит. Она зовет есть пельмени, он сразу за стол, а это подобие мужика в отказ и, чуть ли не бегом, за дверь. До сих пор неизвестно, что это было. А разок было и еще покруче. Он и она на кухне за столом. На столе пиво, рыба. И вдруг (да почему вдруг, он всегда знал, что это случится, да и сейчас знает, почти наверняка, что будет дальше) раздался звонок.
Она открыла. Нарисовался очередной из бывших. Она его пригласила зайти?! Вот что обидно, блин. Он напрягся, пожалел, что не сам открыл дверь. Было бы. Она предложила присесть к столу.
Бывший деловито, по хозяйски, помыл руки и присоединился к ним. Подал полусырую руку моему герою. Ну что ж, раз сразу не тормознул, посмотрим, что будет дальше. Чувак оказался не гнилой, выпил стаканчик пивка и отвалил навсегда. Как - будто.
Она рассказала, что он женат, но встречался и с ней. То, что она впустила своего бывшего любовника, больно била по ЕГО самолюбию. Ну, был до него - пожалуйста. А при нем-то, зачем пускать.
И так будет всегда. Когда он начинает думать, что их отношения уже достигли определенных высот, она выкидывает какой-нибудь номер, который ярко и однозначно опускает их отношения ниже городской канализации. Внутренним чутьем он понимал, что его выбор, пусть и случайный, не тот желанный, к которому он стремился после развода. Он хотел встретить женщину, которая бы потянулась к нему, захотела бы жить с ним долго и счастливо. Умирать в один день не обязательно. Проще говоря, он хотел создать новую семью, жить поживать, да добра наживать. А его женщина (громко сказано) видела жизнь иначе. И когда он доставал ее своей серьезностью и заумностью, она делала что-нибудь этакое. Например, пробегал мимо какой-то ее коллега по работе (билеты на поезд брал, что ли), да и забежал на чаек. Она их не познакомила. Убежала переодеться и начала хлопотать у стола. Ничего особенного. Но он то, памятуя о недавнем визите бывшего, которого она так же радушно встречала, подумал, что это очередной, ушел на балкон, от чая отказался. Лежал там, кляня себя в том, что сразу не разобрался в ситуации. Невольно слушая их оживленную беседу и смех, порывался уйти навсегда.
Дипломат хренов. ООНовский наблюдатель. А потом, на его замечание, она довольно резко и грубо выпалила, что мол плевать ей на меня и мои чувства и, вообще, кто я такой. А вот он, эта фигура, он оказывается, бытовуху ее ремонтирует. Ну, чайники там всякие, утюги... Отношения их опять на стартовой черте.
Таких, на первый взгляд мелочей, было вагон и маленькая тележка. От неминуемого разрыва, пожалуй, спасали частые и продолжительные командировки.
Но ростки чувств упорно пробивались, боролись, цеплялись за хорошее, которого также было не мало, не хотели верить в неизбежность очередной засухи или бури. Или бычка, пожелавшего их скушать. Но время лечит любые раны. Раны заживали. Рубцы от самых глубоких ран пока не тревожили. И снова их отношения наполнялись значимостью и чувствами, которые с некоторой натяжкой можно было назвать любовью. Очень хорошо к нему относились ее дочери. Две красотульки. Без косых взглядов и намеков. Мешали только остаться наедине. Им то, невдомек было. Приходилось изыскивать, оправдывая профессиональные навыки, всяческие возможности. От «снятия» гостинки, до поездки на Красную гору.
Бисером рассыпаны звезды над горой,
Вечность мироздания, да и мы с тобой.
Маленькие звездочки у тебя в глазах,
Брызги лунных отблесков
бродят в волосах.
Дрожью обнаженных тел,
согреваем мир,
Он наполнен музыкой
ста волшебных лир.
Медленных, любовных,
мгновений череда,
Любишь, хочешь, будешь?
Отвечаешь: «ДА!»
Пусть даже все неправда,
но в мгновенья те,
Забываем напрочь о бренной суете.
Звезды над часовней потеряли свет,
На горе на «красной» - Встречали мы рассвет!
Нахождение в состоянии ощущения легкого сексуального недоедания весьма благотворно сказывается на качестве и чувственности самого процесса.
Быт убивает любовь.
Вечная неопределенность рвала и терзала его душу и, тем самым, питала мысль, что надо искать другую. И он в очередной раз уезжал от нее навсегда, не веря себе до конца. Уж слишком большим прагматиком он был. Сначала найти, а уж потом уйти.
Но это противоречило его же принципу - по возможности, быть честным.
Глава 8
На фоне нервных срывов, возрастала скорость перехода от трезвого образа жизни к нетрезвому, что в свою очередь приводило к совершению до крайности неразумных поступков. Был ли это сон, или это имело место на самом деле. Сейчас не ответить.
Однажды, уезжая от нее в недобром расположении духа и тела, он тормознул возле двух голосующих парней. С одной стороны - подработать (глупость номер раз), с другой стороны - пообщаться (общаться с незнакомой современной молодежью, глупость номер два). Договорились проделать некоторую работу за определенную плату. Поехали. Ребятишки вызывали доверие и он, уже дважды попадавший в переделки, грозящие смертью, из-за доверия к людям (точнее современной молодежи), опять попался. У одного имелись права. Появилась возможность выпить пивка (после вчерашнего горели трубы и дурман обволакивал мозги). Надо заметить, все происходило по обоюдному согласию. Ему предлагали съездить куда-то, он соглашался. Спешить было не куда. Он потягивал пиво, изливал душу незнакомым людям.
Легчало, съездили на рынок, продали какие-то зеркала. Где-то, когда-то подсадили третьего красномордого здоровяка, в трико, по пояс голого. Вернулись в Свердловский район, под гору, практически в деревню.
Внезапно здоровяк начал молча умирать. Растерянность длилась секунды. Начали действовать. Выволокли большое, безвольное тело из машины, подтащили к колонке, обливали, растирали виски. Не помогло. Начали делать массаж сердца. Он лихорадочно перебирал содержимое обязательной автомобильной аптечки - ни ху... в ней не находя. Нет там ничего. Человек умирает. Значит ли это, что это кому-то надо? Быстро, насколько хватало сил, загрузили тело на заднее сиденье, всего в опилках. Сидя, как живого, для нас он был еще живой. Рванули к скорой помощи.
На входе стояли люди в белых халатах. Никто не кинулся спасать человека. Медленно, ну очень медленно, подошли к машине, не прикасаясь к телу вынесли вердикт - да он уже мертвый, вон уже и трупные пятна проступают. Профессионалы, мать вашу... Короче, не наш клиент, везите в милицию. Труп, теперь уже точно, бездушная субстанция, так сказать, продолжал сидеть в машине. Один из двоих пареньков куда-то сдернул. Другой, выступавший в роли шофера, сказал, что пойдет купить минералки и, тоже испарился. Однако!
Теплый летний вечер, открытая машина с мирно сидящим трупом, толпа праздно любопытствующих медиков и медичек и он один, владелец машины.
Какая-то медичка обратила внимание на пакет в ногах у мертвеца. Заглянули. Прозвучало, как приговор, - возможно наркотики! - ну ты встрял. Выкинь. Черт, а ведь разумно. Он, не в страхе, нет, но загружен, дезориентирован в пространстве и времени. Схватил, именно схватил, пакет и бегом кинулся за дом к помойке.
Выбросил и прямиком к автобусу. Сел в первый попавшийся. Хватило одной остановки, чтобы прийти в себя. Что ты делаешь, придурок? Куда бежишь? Разве от этого сбежишь. Труп, он и в Африке труп. Только не говорит ничего, а так бы сказал ментам, что хозяин машины сейчас подойдет. Пересел. Вернулся.
Все, как прежде. Труп надежно охранял машину. Протрезвленное сознание заработало четко и слажено. Вернулся "личный шофер" с бутылкой пепси. Ну, надо же! Предложил глоток. Видимо чувак тоже все правильно осознал. Бывалый. Иллюзий по поводу милиции не имеет. Найдут позже - хуже будет. Опять сели в машину и тронулись к районному ментовскому улью.
Дальше было просто, только долго и нудно. Допрашивали только чувака. Тот рассказал, что его знакомый зачем- то умер и тому подобное. А владелец машины просто их вез. Собственно так и было. Наконец- то, труп "вышел" из его машины и отправился восвояси. Хорошо, что сиденье еще было в полиэтиленовой пленке. А они, теперь уже со следователем, поехали к жене усопшего. Заполнялись бумаги. Человек умер, а бумаги еще долго летят ему в след. С огромным трудом ему удалось избавиться от шофера, но обменявшись телефонами. Потом было пару звонков, с предложением встретиться, но он, все уже понявший и правильно оценивший произошедшее, был непреклонен. Вновь приобретен бесценный жизненный опыт. Но жизнь имеет столько подводных камней, что приобретенный опыт, увы, не спасет от новых, не менее крутых, испытаний...
Опять куда-то унесло...
Глава 9
Но его компьютерный, как он говорил, мозг хранил все прошлые негативные моменты отношений (его компьютерный мозг, увы, не мог стирать ненужные файлы). Еще в первый Новый Год, после шести не полных месяцев знакомства, он пришел к ней домой. Заранее намечалось застолье, на котором кроме них присутствовали ее подруга с мужем.
После обильного фуршета на работе, он поехал к себе домой, привел себя в порядок и на тачке с подарками рванул к ней. Настроение отпадное, то есть хорошее. Умеющий слушать таксист не портил картины и по первому требованию тормознул у ларька. В те относительно далекие времена он употреблял спиртное весьма и весьма умерено, не крепкое, типа пива, но и пьянел быстрее. Бутылочки пивка хватило закосеть к моменту появления перед честной компанией. Да, он был под градусом. Да, согласен, что на фоне других, только ожидающих праздника, это всегда нечестно. Но он, однако, был в полном сознании, элегантен и скромен. А, если бы и у них на работе было торжество? Ну ладно, допустим, вышло не очень.
И вот бьют куранты, шампанским наполняются фужеры, всем, кроме него. Че за дела? - Ты не будешь, тебе и так уже хватит!
- Я выпью за Новый Год и все.
Но все его попытки налить не прошли. Она ставила свой бокал и хваталась за бутылку. Пробило двенадцать часов и он, не желая мешать, отступил. Такого унижения, а он до сих пор считает это унижением, он не испытывал никогда. Все повторилось и при втором тосте. Тогда он встал, раздал небольшие подарки. Гости отводили глаза. Им было глубоко до лампочки, что он нетрезв, но вмешиваться не хотели, знали характер хозяйки. Она же была непреклонна, на подарок отчеканила - спасибо - и... не задумываясь, закрыла за ним дверь. Произойди это сейчас, он бы рассмеялся и ушел навсегда, а тогда, обида, глубочайшая обида залегла в его душу. Он принимал самое непосредственное моральное и материальное участие в подготовке праздника и такое презрение. Можно было, конечно, обозначить свое отношение к нему и иначе. А тут, несомненно, была попытка показать - кто есть ху.
Он вышел на праздничную улицу, побродил вокруг елки. Эх, судьба злодейка, взяла бы, да и подкинула ему кого-нибудь. Все могло бы быть по-другому. Но на то она и судьба. Ей видней. Купив сухача, он отхлебнул треть и обдумал ситуацию. Час ночи. Поехать домой, там никого. Сестра с семьей в деревне. К друзьям без звонка (телефона еще не было) поздно, пока доедешь, да и не с руки, как-то. Один вариант - вернуться. Авось наступит оттепель. Оттепель не наступила, наоборот. И он снова ушел. Достал из под лестницы сухое. Отхлебнул еще треть и опять погулял возле елки. В лесу родилась елочка, в лесу она росла...
От холода и выпитого, захотелось спать. И он вернулся еще раз, разбудив ее. Втиснувшись, между не желающим подвинуться, маленьким стройным телом и стеной, впал в тяжелый сон униженного и оскорбленного человека...
Сколько было времени, когда он встал, он не знал. Но быстро собравшись, произнеся на пороге - ладно, поедем трезветь - умчался навстречу неизвестности. Неизвестность состояла в том, что он отрывался, назло всему, с какой-нибудь дамой наилегчайшего поведения, медленно трезвел, чистил перышки и появлялся перед своей дорогой (помните историю их знакомства) избранницей. К чести ее, она больше не терзала его, и отношения их вновь приобретали смысл. На второй Новый Год тоже что-то не сложилось. Точно уже не помнится. Но он, после размолвки, связанной, скорее всего, с липшей выпивкой с его стороны (в те времена она выпивала до умиления мало), опять терялся в известную неизвестность.
Вообще его поведение с ней было довольно раскованным и необязательным. Он, как бы, сам не верил в долгие отношения с ней, тем более при постоянном мелькании каких то мужичков. Разговаривал с ней с позиции свободного, независимого и сильного мужчины. И вот именно эта, казалось бы, обидная для женщин позиция, как ни странно устраивает их (то бишь женщин). Что они видят в ней (этой позиции). Скорее это природный инстинкт - подчиняться более сильному. Так какого же черта нужно было бороться за идиотскую эмансипацию?
Нет, его компьютерный мозг помнил не только плохое. Не забывается, например, и тот момент, когда он застрял на своем вседорожнике на Базаихе. Она и ее дочка толкали машину, стоя в грязи. А, когда дочка, милейшее создание, хотела под красивым предлогом улизнуть, она твердо сказала - Нет. Вместе до победного! И победа была, выехали.
Или, как-то на шашлыках, у костра, она сказала, казалось бы, обычную фразу - А это для нашей семьи. Он подумал тогда - Ну надо же, до семьи еще как до Китая ползком. Но почувствовал что-то сладко щемящее в районе сердца. А когда они попали в ДТП, она просто спасла его поддержкой. Была и ревность с ее стороны.
Когда все кончилось? Этот вопрос до сих пор висит у него на языке.
Глава 10
Отношения развивались несмотря ни на что. Совместные планы, покупки, фруктово-овощные заготовки на две семьи, создавали иллюзию благополучия и счастья. Потом была долгая, в три месяца командировка, частые звонки, любовные письма, безоговорочная вера в верность, готовность отдать всего себя этой женщине.
Закончилась длиннейшая из командировок, и он вернулся с победой. А через месяц, после очередного проигранного боя с зеленым змием, он расстался и с этим недугом. Она восприняла это более чем спокойно и до сих пор только за это. Сразу после данного события он заявил ей, что по опыту знает, что теперь их отношения будут ухудшаться. Что теперь ему не так интересно ходить по кафе, как раньше. Но она, как казалось искренне, утверждала, что ей это уже тоже не нужно. Мол, находилась я и мне это уже не интересно. Она говорила ему то, что он хотел от нее услышать. Верила ли она сама в то, что говорила. Спросите у нее.
Потом была поездка по озерам с младшими дочерями и многое другое взаимно приятное. Он жил у нее.
Обычная семейная жизнь, почему он уже тогда заранее знал, что произойдет? Может потому, что сущность человеческая неизменна на протяжении веков.
Долго взбираться на гору, да быстро скатываться. Трудно строить, да быстро разрушать.