Наверное, самое удивительное, это когда ты смотришь на ночное озера, вокруг зеленеет листва растений, шелестящих листьями на ветру, ухает кукушка где-то глубоко в дебрях леса. И самое прекрасное, что от этого ты чувствуешь удовлетворение, совсем не такое, какое чувствуешь скажем от еды или секса, удовлетворения своих потребностей, а настоящее, чистое удовольствие.
Но сейчас, сидя под мостом и смотря на блестящую гладь реки, в то время Московской зимы 2009-ого года, когда только ещё выпал тоненький слой снега, не до конца скрывающий даже мусор, но сама река ещё не замёрзла, не смотря на двадцать пять градусов мороза, лишь по краям покрывшись ледяной коркой, когда в небе сиял диск луны, выглядящий ещё более ледяным, чем сам снежок, диск, походящий на драгоценность, а не пустую бутафорию этого мира. Но что-то было не так, смотря на всё это, казалось бы прекрасное зрелище, с которого хороший художник обязательно нарисовал бы пейзаж, я не чувствовал ничего, совсем ничего.
У меня было только два желания, вогнать в вену иглу и спрятаться в тепло. В стороне от меня, не мешая наблюдению за миром, горел бак, о который я грел правый бок, не думая о безнадёжно замёрзшем левом. Коробок, которыми я кормил огонь, было мало, но мне этого хватало, чтобы хоть немного погреться, скоро надо было уже искать ночлежку, где-нибудь поближе к теплу, наверное в очередном подъезде, похожим на задницу мамонта, но там примерно минус десять градусов, а это всё равно холодно.
Если бы были наличные, я бы взял дозу и наверное спал бы под ней, в сладких снах, тогда бы было плевать на холод, но денег не было и надежды на их скорое обретение тоже. Я встал и направился к жилым домам, должно было быть где-то двенадцать ночи, значит все разумные, обычные люди должны сидеть в своих тёплых квартирах.
После того, как я ушёл к жилым домам, машины ездили редко, а пешком в такой холод никто по ночной Москве не ходил, кроме меня. Я вошёл в первый же подъезд, где было заметно теплее, горело освещение, что несказанно радовало, я ненавидел спать в темноте, это страшно и похоже на смерть, а я ждал её от каждого прохожего, от каждой скалящейся бродячей собаки, от каждой новой дозы. Я поднялся по ступеням входного проёма и направился к лестнице, которая была отгорожена от коридора к лифту перегородкой. Хорошо, что здесь никто не сидит и не смотрит за входящими в подъезд. Хотя наверное, на таком морозе, кто бы вообще решился сидеть в маленькой каморке и мёрзнуть за гроши?
Я поднялся на мрачную, закиданную бычками площадку между лестницами второго и третьего этажей и осмотрелся вокруг, здесь было действительно теплее, чем я думал, сидя на улице, с первого этажа на верхние шли трубы с горячей водой, окна были плотно закрыты, в переходе с первого на второй я даже заметил по пути, что щели между окнами и стенами проклеили. Наверное кому-то нечего было делать на старости лет, но я лишь мог за это ему сказать спасибо.
Пол казался холодным, хоть и не таким, как земля на улице. Я расстелил одну из своих двух шуб на кафеле. Не знаю, кто выкидывает такие дивные, хоть и дырявые, поношенные вещи, но эти люди уж точно добрые. Нашлись бы ещё нитки и иголки, зашить их, стало бы совсем прелестно.
Я закрыл глаза, к удивлению согреваясь в своей переносной постели. Мышцы всё ещё подрагивали, а в голове начинала крутиться идея о наркотиках, предвещая скорую ломку, настолько глубоко заседая между сном и реальностью, что у меня уже не оставалось шансов заснуть. Следующая пронёсшаяся мысль была уже о естественном снотворном. Рука сама по себе полезла в штаны, грязные, но без дырок, с подштанниками, расстёгивая ширинку и залезая в трусы. Так мастурбировать было не удобно, поэтому пришлось трусы со штанами немного стянуть, почувствовав не зачехлённый нож, кольнувший ногу, с тупыми краями, но острым концом, предназначенный только для пробивания плоти колющими ударами.
Член встал и я стал быстро двигать рукой, надеясь получить скорый оргазм и наконец заснуть. Иногда рука становилась заменителем героина, как например сейчас, погружала меня хоть и не в счастливые сны от наркотиков, но всё равно в сны, местами даже лучшие. Я начал тихо постанывать, чувствуя, как скоро достигну пика, мышцы руки начинали болеть, неудобно гонять шкурку лёжа на боку, когда шуба трётся о руку, мешая движению, но я стерпел усталость и через несколько секунд кончил, замирая, пуская белую струйку прямо в шубы. Быстро натянул трусы и штаны с подштанниками и теперь уже вознамерился заснуть.
─ Скотина, да я тебя ненавижу, пьяница, убирайся отсюда! ─ Послышался громкий голос из-за стен, заставивший меня вздрогнуть. Я вдруг вспомнил, как однажды меня, похоже обозвав, избили трое молодых дебилов, не знающих, каково это жить на улице. Вот бы их выгнали из дома или они в приют попали, приюты это такие места, что я бы наверное больше предпочёл тюрьму, чем приют.
─ Сучка, заткнись, я деньги зарабатываю, хочу и пью!
─ Да тебя с работы уже скоро уволят, идиот несчастный, выкинут и ручкой помахают, сдохнешь на улице у меня, ты понял?
─ Заткнись. ─ Удар кулаком по дереву, наверное по столу. ─ Это не твоё дело, потеряю эту, найду новую! И это моя квартира! Это тебе выметаться отсюда, а не мне!
─ Ну и пожалуйста! ─ Мощный удар дверью, звон разбивающегося стекла. ─ Я в эту квартиру, к такому козлу, как ты, больше не вернусь! Ясно тебе? Сволочь проклятая.
Раздался злобный топот по полу, потом крик уже совсем из-за двери на лестничную клетку, женщина была в коридоре:
─ Я больше не вернусь, тварь, слышишь? Я уезжаю к маме жить и буду искать мужика, а не тряпку, пропитанную водкой!
─ А ну стой тварь! ─ Мужской голос и опять топот, но куда более тяжёлый, как будто он там обутый ходит. Входная дверь открылась, дальше меня по лестнице. Я продолжал лежать, смотря в стену, не двигаясь, делая вид, что продолжаю спать. Чужие склоки меня не касаются.
─ Ай! Что ты делаешь, отпусти! ─ Женщина, только сделав шаг из квартиры, сразу зашумела топотом обратно в комнату, как-будто её туда затаскивали. ─ Отпусти сукин сын!
Раздался глухой удар и ещё один вскрик женщины, испуганный, полный страха, уже лишившийся злости. Её затащили в квартиру, раздался звон бьющейся посуды, падение стульев, кажется там завязалась драка, а потом наступила тишина, резко, как будто выключили звук.
Наконец-то, можно поспать. Я устроился поудобнее, закрыв глаза и собираясь погрузиться в сон, но теперь мучали не мысли о наркотиках, теперь мучало беспокойство и интерес. Не выдержав, я обернулся и посмотрел на дверь, она была всё ещё открыта. Сон улетучивался, я понял, что пока не посмотрю, что случилось, не засну, а если посмотрю, уже не смогу заснуть здесь, замучает что-то вроде совести, ощущение, что о тебе здесь кто-то знает. Знает, что по неволе ты не можешь спать дома, но всё-таки спать на улице запрещено человеческой моралью, особенно в подъездах, где вроде бы эта территория принадлежит обычным людям, у которых есть постоянная крыша над головой.
Я поднялся и решительно направился к двери, заглянул внутрь, в коридоре квартиры всё было нормально. Откуда-то из глубины шёл свет, освещая шкаф, зеркало на тумбочке, крючки с висящими пальто и куртками. В зеркале отражался я, небритая щетина, длинные чёрные волосы, гладкое до неприличности молодое лицо с тёмными мешками под глазами. Порванная грязная, серая футболка под очень маленьким для меня зелёном свитером, грязные штаны, кроссовки в такую погоду. Ужасно, в приюте мне даже было немного лучше, в плане одежды.
На самых носочках я заглянул внутрь, осторожно переступая по побитому временем линолеуму. Заглянул из прихожей в главную комнату. Обыкновенная однушка, во всю комнату огромный, зелёный ковёр, постеленный на проступающий в некоторых местах паркет. Здесь лампы были выключены, свет бил из разбитого окошка в двери, ведущей на кухню. Осколки стекла разрозненно лежали на полу, поблёскивая на свету, особенно мелкими кусочками, въевшимися между ворсинок ковра. Я посмотрел в проём, в котором ещё торчали узкие куски и увидел мужчину, сидящего на побитом временем, оранжевом диванчике. Он был выбрит, но его лицо было рожей настоящего алкоголика, в глубоких морщинах, с синюшным носом. Мужчина неподвижно сидел, глядя перед собой, на пол. Рядом на столе лежал нож, в чём-то красном, напоминающем кетчуп.
Осознание, что это за красная жидкость на самом деле, пришло не сразу, я долго простоял, смотря на этот нож, потом продвинулся чуть дальше, посмотрев на пол кухни, на котором лежало тело девушки в голубой блузке, джинсах и тапочках. Непонятно, как она хотела в таком лёгком наряде уйти из дома. Рана была куда-то в живот, на котором она сейчас и лежала, поэтому кровь лишь лужей растеклась по линолеуму, предпочитая, едва заметные глазу вмятости и желобки, утекая куда-то под плиту. Девушка была мертва.
Я перевёл взгляд на мужчину и мы встретились взглядом, я стоял, смотря в его тёмно-карии глаза, а он смотрел в мои серые, видимо не знаю что делать. Моя рука сама потянулась к шероховатой, обмотанной искусственной кожей рукоятке ножа и легла на неё. Ладони начинали потеть, нервы медленно натягивались, что бы я сделал на его месте? Убил свидетеля и убежал, в состоянии аффекта? Но его знали соседи? Что он сделает? Что лучше мне сделать? Правильно, что лучше сделать мне?
Изобразив убийственное спокойствие, я развернулся к нему спиной и направился в коридор. Напряжённо прислушиваясь, я не слышал ничего за спиной, наверное мужчина продолжал там сидеть, а меня это никак не касалось. Я уверен, что кто-нибудь уже вызвал милицию. Всё будет улажено, а я должен отсюда убираться, чтобы не попасть под раздачу.
Громкий удар двери о косяк вывел меня из равновесия и собственных мыслей, я сбился со спокойного шага, подскочив на месте и выхватив нож, сзади послышались тяжёлые шаги.
─ А ну иди сюда мразь, что ты здесь делаешь? ─ Я развернулся, увидев мужчину, несущего в правой руке увесистый, местами поржавевший, топор с побитой деревянной рукояткой. Жену он умертвил ножом, не готовый ещё к убийству, а на этот раз, держа топор, был вполне готов. Этот человек был совершенно невменяем и я понял, что остановить мне его словами или испугать ножом не удастся. Он бросился на меня заведя топор за спину и ударяя по длинной дуге, сверху. На рефлексах, я скользнул в сторону, прижавшись к стене спиной так, что топор пролетел мимо, одновременно ударяя сумасшедшего ножом в живот. Лезвие ушло в мягкую плоть по рукоятку, застревая своей вытянутой, листообразной формой во внутренностях. Падающее тело, за рукоятку ножа потянуло меня за собой, и я свалился на мужчину сверху, прямо в брызжущую из живота кровь. Рукоятка, всё ещё врезающаяся обмоткой в мою руку неприятно ударила в моей собственный живот и я порадовался, что это именно рукоятка, а не лезвие.
Так я и лежал на нём, раздумывая о том, что произошло. Грудь мужчины какое-то время поднималась-опускалась, как-будто я лежал на надувном матрасе, плавая по мелким волнам, но после одного из выдохов, вдоха не последовало. Наступила тишина, в которой слышались только удары моего сердца. Я был готов так и уснуть, пригретый последними остатками тепла мёртвого тела, тёплой крови мочащей мой свитер и майку, которая в будущем станет ледяной коркой, если я выйду отсюда. Когда я уже собирался встать и действительно уйти, дверь квартиры, противоположная той, в которой я лежал открылась и на лестничную клетку выбежала бабка, лет восемьдесят на вид, встала прямо между дверьми и дико заголосила, дрожа поднятыми руками, прямо как в кино.
Совсем не думая, я кинулся из квартиры и пробегая мимо неё, к лестнице вниз, ударил бабку, дважды ножом в живот, отчего та сразу заткнулась, она была свидетелем, единственным, ей то всё равно помирать, а я в тюрьму не хочу. Нет, всё-таки действительно не хочу, даже если иногда думаю об обратном, там плохо, там всякие козлы, как раз те, что были в приюте, ненавижу. Тело грохнулось на пол, когда я уже добежал до промежуточной между лестницами этажей площадке и в тот же момент, я увидел, как прямо около последней ступеньки открывается дверь и из неё выходит плечистый, широкий, накачанный мужик в тельняшке и тёмно-синих шортах. На его плече красовалась татуировка в виде якоря, мне не надо было оглядывать его дважды, чтобы понять безысходность своего положения, хоть нож, всё ещё был в руке, шансов у меня не было, даже если я вгоню в него лезвие. А по моему кровавому свитеру и ножу можно было легко понять, что я в чём-то замешан, в чём-то мрачном и плохом, как в сериале «Она написала убийство», который мы часто смотрели в приюте. Да и синяки под глазами тоже выдавали во мне наркомана, а такие очень любят совершать разные преступления, по мнению обычных людей конечно же.
Я бросился назад, к спасительной квартире и под грозный рёв моряка, влетел в помещение и захлопнул дверь, повернув ключ в замке, защёлкнув щеколду и повесив цепочку. Странная защита для стальной двери, здесь хватило бы и одного замка.
Опять в голову, откуда-то с неба свалился вопрос, что делать? В квартире лежат два трупа, на лестничной клетки лежит треклятая бабка, которая завизжала, сама же обрекая себя на смерть, разве я виноват в том, что другие люди меня раздражают? Такие твари. Но, что же делать то?
Раздумывая, я пошарил по карманам мужчины, находя четыреста рублей и ощущая себя маньяком-грабителем, мобильный телефон, из которого вынул аккумулятор, и бросив его на пол, засунул сам телефон в свои штаны. Но там же, на промежуточной площадке ещё и шубы мои остались! Где же я ещё такие найду? Теперь мёрзнуть придётся. Я огляделся и довольно выдохнул, здесь висела одна, женская, но шуба, совсем не дырявая и чистая.
Я поднялся на ноги, прошёл в главную комнату, включив свет, здесь ничего ценного не лежало, а долго задерживаться на поиски не хотелось, милиция должна быть с минуты на минуту. Поэтому, я быстро скользнул через коридор в ванную, смыл кровь с рук и лица, и опять увидел окровавленный в районе живота, свитер. Пришлось стянуть его вместе с майкой и кинуть в ванную, у этого мужчины должны быть шмотки по моему размеру. Я вернулся в главную комнату и пошарив в шкафу, нашёл чёрную рубашку и серую толстовку, напялив их на себя, я накинул сверху шубу и посмотрел в окно. Третий этаж, высоковато прыгать. Прошёлся до застеклённого балкона и увидел дерево, ветви которого пытались пробиться сквозь стёкла, будто желая найти здесь кров. Конечно, на улице то холодно, кто не попытается кров найти, только деревья тупые, как птицы и пытаются прорости сквозь стекло. Тщетная попытка.
Дверь легко отворилась и я, вытащив цилиндрики защёлок из пазов в балке, открыл окна, осторожно, чтобы подозрительно не скрипнули. Зацепился за ветку и медленно, рассчитывая каждое движение, не спеша перебрался на ствол. В голове на какое-то мгновение помутилось от недоедания и я выругался про то, что не заглянул в холодильник. Когда пролезал второй этаж, свет в квартире напротив дерева был выключен, я вдруг подумал, что если в течении ближайших двадцать минут милиция вовсе не приедет, я окажусь полным идиотом, я ведь мог воспользоваться ещё тёплым телом убитой, она даже окровавлена то толком не была. Я расслабился думаю о том, что мог бы с ней сделать и перестал концентрироваться на основном занятии — попытке спуститься с дерева, отчего нога на очередной ветке соскользнула, а рука лишь ухватила воздух. Пролетев пару метров я спиной грохнулся на мелкий слой снега, в поясницу впился огромный камень.
Охнув, перевернулся на живот, понимая, что этим незадачливым падением выдал своё местоположение, надо было сматываться, пока тот моряк не понял, в чём дело и не прибежал. Чёртовы моряки, он всегда создают проблемы, был бы это какой-нибудь программист, я бы его вместе с бабкой положил. Я оглянулся, замечая, что лежу в небольшом садике, окружённом кустами, под окном первого этажа, на самом углу дома. Между кирпичом и кустами был просвет, в который я ринулся низко пригнувшись, почти не задевая тонкие, лысые прутья, выскальзывая на тёмную улицу, с одиноким, застывшим фонарём, напоминающим тонкого великана, который должен хранить покой людей, при жизни. Но теперь он был мёртв и это играло мне на руку. Я перебежал дорогу и ринулся через дома к ближайшему подвалу, прячась под небольшой крышей входа под дом. Через пять минут всё-таки приехала милиция, всё же не зря, я забыл про ту девушку, ведь девушку то всегда можно найти и на улице, здесь столько бездомных, которые дадут за десять рублей. А десять рублей настрелять, плёвое дело.
Особенно не таясь, я спустился глубже по ступенькам и свалился на пол, тут лежали гнилые листья под снегом, от чего лежалось не так твёрдо. Наконец, я закрыл глаза и заснул, сегодняшняя ночь была очень плодотворной, когда я продам мобильник, у меня наконец будут деньги на новую дозу.
0
