3:35 Я просыпаюсь мгновенно. Словно компьютер, выведенный из режима Stand by. Мозг сразу начинает реагировать и оценивать ситуацию вокруг. Мой разум с панической поспешностью старается ухватить стремительно тающее сновидение, задержать хотя бы малую его часть. Хватаю блокнот и листаю его до первой чистой страницы, которую я ещё не успел изуродовать своим почерком. Карандаш ходит по бумаге дёрганными движениями, текст похож на кардиограмму запуганного зайца. Как будто правая рука ещё не до конца освободилась из оков Морфея. Лелея в душе надежду о том, что смогу впоследствии прочитать свою писанину, я краткими фразами создаю запечатлевшийся образ. Мужчина. Высокий, с меня ростом, и очень сильный. Дело не в мышцах. Его сила в другом. Он может сломать, подчинить своей воле. Он любит улыбаться. Но это не улыбка, а оскал. Короткие чёрные волосы. Глаза, наоборот, очень светлые, как у чухонца. Маленький шрам на правой щеке. Похож на стекающую слезу. Задумавшись на пару секунд, я пишу последнюю за эту ночь фразу. Я встречал его в прежней жизни. Много раз. Мы были близки. Не уверен, кем он приходится мне. Я ненавижу этого человека. Он причинил мне кучу неприятностей. Причинит ещё, если его не остановить. Постараюсь убить его при первой же возможности. Зачёркиваю последнюю фразу, списывая на бред. Теперь можно спать дальше. Осмыслить сон сейчас всё равно не получится. Цифры спидометра медленно, словно нехотя, меняются в большую сторону. 40… 41… 42. Каждый взятый рубеж даётся мне ценой серьёзных усилий. Кажется, что велотренажёр в любой момент сорвётся с креплений, и я на всей скорости въеду в бронированное стекло с изображением высокогорных долин. Быстро оборачиваюсь, чтобы взглянуть на часы. 10:23. Это короткое движение стоит мне 5 километров в час, но вместо расстройства приходит удовлетворение. Четыре дня назад, когда я впервые оседлал «беличье колесо», меня еле хватило на 40 минут. Сейчас же я крутил педали больше часа и после этого крепко стоял на ногах. Метафору про «Беличье колесо» придумал 2-ой. Остроумно, учитывая нашу изолированность друг от друга и ото всего мира в целом. Он – единственный, с кем я общаюсь о чём-то, кроме предстоящей ночи. Во всяком случае, общался до последнего голосования. В последний раз он счёл мои решения относительно выбора жертвы бездушными. Ей-богу, он так и сказал! Смешно. Длительная тренировка – отличный повод для того, чтобы наведаться в душ. По выходу из ванной комнаты у моих дверей меня будет ожидать горячий завтрак. Всё та же яичница с беконом и булочки с маслом. Видимо, я человек привычки. Над кроватью в хронологическом порядке вывешены семь фотографий. Это снимки тех, кто покинул игру. Утёнок, разорванный меткими выстрелами 2-го, 13-ый, лежащий у дверей моего номера, располосованный, как свиная туша, Логик. Это фото расстраивает меня больше всего. Множество неумелых ножевых ран. Порезы равные, неаккуратные. Поневоле задумываешься о том, что побудило человека выбрать холодное оружие вместо пистолета. Ведь убийца 17-го – не профессионал. Об этом красноречиво говорит та кровавая баня, в которую превратился номер жертвы. Палачу просто хотелось ощутить кровь на своих руках, вогнать полосу острой стали в живое тело. Я не был близок с 17-ым, я его боялся и желал ему смерти. Но такой гибели он не заслужил. Боюсь, что всё это звучит бессмысленно. А чего ты хотел? Чтобы его отвели на эшафот и перед тем, как расстаться с головой, он бы произнёс прочувствованную речь, а дамы на балконах заливались слезами, видя перед собой столь мужественного человека? Ты его убил, а теперь злишься на бедолагу, которому пришлось приводить в жизнь твою прихоть? Двум волкам слишком тесно в этом «Отеле». Так он сказал. Ну или что-то вроде того, не помню дословно. Все эти дни я стараюсь не высовывать носа, примеряя на себя роль серого кардинала. Оставаясь в тени, не вступая в переговоры ни с кем, кроме двух своих доверенных лиц, я лишь изредка корректирую результаты голосования. Фото 17-го, на котором так много красного цвета, служит мне напоминанием того, что бывает с диктаторами и как недолго длится их власть. Так, кто у нас дальше… Этот псих из 11-го номера. 13-ый был прав – он был настоящим религиозным фанатиком, непонятно как оказавшимся в «Отеле». Он считал 13-го чуть ли ни святым, уж не знаю почему, и обвинил меня в его смерти, увидев на мне печать дьявола. Весь следующий день после гибели Логика этот придурошный названивал мне и обещал поджечь двери моего номера сразу же, как его сделают палачом. Угроза возымела нужный эффект и уже к полуночи 11-ый покинул «Отель». На фото распластавшись по комнате во весь свой огромный рост, лежал здоровенный бугай с ручищами, как у боксёра-тяжеловеса. Зачем ему нужен был бензин? Одним ударом он мог разнести череп любому из «постояльцев» вдребезги. Классика, пулевые ранения. Не такие точные выстрелы, как у 2-го, но результат достигнут. Хорошо, что он мёртв. Так, а вот здесь я почти не причём. Это 3-ий, начинающий революционер. Судя по тому, что его фото добавилось в мою коллекцию, революционер неудачливый. С самого утра этот чудак незнамо с чего начал баламутить общественность, призывая уничтожить меня. Делал он это крайне неосмотрительно, даже не пытаясь вникнуть в детали сложившегося положения. Что в итоге? Первый же «постоялец», которому он позвонил, был настолько напуган возможностью оказаться причастным к мятежу, что тут же доложил 2-ому о новоявленном Дантоне. Я лишь пожал плечами и дал отмашку. А что мне оставалось делать? Ждать, когда этот имбецил добьётся каких-то результатов? Номер стукача из 15-го номера я записываю, как неприкосновенного на ближайшие 5 дней. Это моя личная система поощрений, о которой все были поставлены в известность сразу после смерти Логика. Вложите своего соседа, пресеките попытку переворота и получите несколько дней безопасного существования! Готов поспорить, большинство из «постояльцев» никогда в жизни не получали столь щедрого предложения. Кто из нас хотя бы неделю назад мог подумать, что это такой большой срок? 5 дней – это целая жизнь! 15-ый получил свой приз, а революционер-недотёпа из 3-го - очередь из какого-то автоматического оружия, которая чуть не разорвала его пополам. На что он вообще рассчитывал? А вот это - 19-ый. Ни капли крови вокруг, будто бы он прилёг отдохнуть у двери своего номера. Его убили позавчера. Это, пожалуй, единственная смерть, к которой я не имею никакого отношения. Постояльцы получили свободу выбора в тот день, я же лишь наблюдал за голосованием, не внося ни малейших корректив. Не стоит слишком сильно давить на глотку свободе выбора, даже если она иллюзорна. Про вчерашнюю казнь не хочется говорить. Возможно, я действительно был не прав. Енот верен своему слову. Каждый день я наблюдаю один голос, стоящий против числа 7. У мульта нет номера, он безымянен, однако я понимаю степень угрозы исходящую от него. Сейчас, когда большинство «постояльцев» ещё находятся в добром здравии, один голос, отданный против меня – ерунда, но впоследствии это может стать серьёзной проблемой. Я стараюсь не думать об этом. Зачем тратить силы на проблему, решения которой не существует? Надо принять её как данность. В данный момент моя собственная безопасность практически гарантирована. Не даёт покоя совсем другое. Жребий. За эти 7 дней я ни разу так и не стал палачом. Несколько людей погибли по моей воле, почти всегда мне удавалось убедить себя в том, что это была лишь изощрённая самооборона, продиктованная условиями игры. Но ведь это совсем не одно и тоже - оставить росчерк на приговоре или самолично участвовать в расправе. Между первым и вторым огромная разница, настоящая пропасть. Боюсь ли я взять руки оружие? Наверное, нет. Способен ли спустить курок в случае необходимости? Да. Но ведь стрелять придётся по безоружному человеку, который не сможет противопоставить смертельному свинцовому граду ничего, кроме отчаянной ярости загнанного в угол зверя. Дело даже не в убийстве. Хрупкая дамочка может так удачно толкнуть напавшего на неё в подъезде грабителя, что тот покатится кубарем по ступенькам и внезапно сломает себе шею. Будет ли она винить себя в том, что спасала свою жизнь? Ну конечно нет, ведь это же была обычная защита. Через месяц она обо всём забудет. Мало того, что я совсем не похож на худенькую девушку, ситуация в моём случае складывается иная. На протяжении всех этих дней я не раз представлял свою первую «казнь». Обыгрывал ситуацию под разными углами, старался подготовить себя к любому повороту событий. Мне очень хочется, чтобы жертва набросилась на меня, устроила засаду, оказала отчаянное сопротивление. Сделала бы всё возможное, чтобы облегчить мне задачу. Главное, не тянуть. Не слушать мольбы о пощаде и всего прочего. Стрелять без промедления. Вместе с отвращением от предстоящей акции во мне рождается и другое чувство, гораздо более гадкое и постыдное. В нём неприятно сознаваться, но и отрицать его бессмысленно. Это интерес, особая его форма. Страсть запретного, желание переступить границу, разделяющую добропорядочного человека и головореза. Именно это чувство в детстве заставляло некоторых из нас мучить животных. Это плохое занятие, очень плохое. Но от этого ещё более притягательное. «Как это произойдёт?». Этот вопрос разбивается на мириады деталей, которые можно представлять бесконечно. Что скажет жертва перед смертью? Как будет выглядеть его лицо в момент выстрела? Умрёт ли он сразу или мне придётся стрелять много раз по извивающемуся в агонии телу? Мысли о предстоящем убийстве вызывают во мне какую-то оторопь, как будто вместо крови по жилам ненадолго пускают холодную воду. В эти моменты мне хочется разбить самому себе морду. Пожалуй, я бы так и сделал, если бы знал, что это поможет больше никогда не возвращаться к ним. По ночам мне приходят видения из прошлой жизни, которая закончилась, кода за мной закрылась дверь седьмого номера. Иногда я вижу лица, иногда какие-то неясные события. Я делаю записи. Просыпаюсь среди ночи и стараюсь сохранить на страницах блокнота всё то, что увидел во сне. Я не надеюсь, что однажды увижу всю свою жизнь до «Отеля», но, может быть, что-то подтолкнёт меня в нужную сторону, послужит катализатором. Пока этого не произошло. Я часто повторяю своё имя. Иногда вслух, а иногда прокручиваю его в голове. Ведь имя не может существовать само по себе, за ним обязательно должны следовать фамилия и отчество. Это как тепловоз, за которым на жёсткой сцепке тянется вереница из вагонов. Однако, и здесь я не добился каких-либо результатов. Это просто имя. Женя. Исписанные листки блокнота и фотографии мертвецов над кроватью это не единственное, чем я успел обзавестись за последние дни. У меня появился режим дня. Кто бы мог подумать, что в таком месте, как «Отель» расписание дня может играть такую серьёзную роль? Может ли помочь человеку, заключённому в клетку помочь другая клетка, называемая распорядком дня? Оказалось, что может. Я встаю в одно и тоже время, уделяю спорту по нескольку часов в день, не уставая при этом поражаться выносливости собственного тела, стараюсь правильно питаться, а досуг посвящаю фильмам и книгам. Я неплохо разбираюсь в кинематографе. Почти так же хорошо, как и в оружии. Знаю имена многих режиссёров, самые известные их картины и большинство актёров, которые в них играют. С книгами дело обстоит чуть хуже. Чтение быстро утомляет и заставляет переключиться на что-нибудь другое. Каждый раз, перед тем, как сделать заказ у Слушаю, я выискиваю в глубинах подсознания что-то знакомое. Каждый раз, когда я запускаю диск, то с едва сдерживаемым волнением жду, что знакомая прежде картина приведёт в чувства нокаутированную память. Закончив утренние упражнения, я запускаю очередной фильм. Это старый добрый вестерн с незабвенным Клинтом Иствудом. Предчувствия у меня самые хорошие – кино я знаю наизусть. Но не успевает Туко убить и первых трёх человек, как начинает звонить телефон. Я недовольно кошусь на трубку, а потом на часы. Начало двенадцатого. Обычно в это время мне никто не звонит – всё начинается лишь после полудня. Кто бы это ни был, для его же блага надеюсь, что это очень важно! Определитель высвечивает число 29. - Да. – говорю я, вкладывая в интонацию как можно больше раздражения. - Привет! – раздаётся на другом конце линии. Заготовленная грубость застревает у меня в горле. Я не слышал этот голос раньше, и он не породил никаких воспоминаний. В нём не было ничего особенного за исключением того, что это женский голос. - Так ты и есть 7-ой? – тут же спросила… как же непривычно… моя собеседница. - Нет, я его друг. Мне негде было ночевать, вот я и прокрался к нему в номер мимо портье. Мы всю ночь пили, так что 7-ой всё ещё в отключке. – рассеянно отвечаю я, пытаясь собраться с мыслями. Какого чёрта здесь делает женщина?! Вместо ответа в трубке слышен смех. Громкий и вполне искренний. Это сбивает с толку ещё больше. Первый раз за 8 дней слышу, чтобы кто-то так смеялся. Беззаботно, не сдерживаясь. Я не замечаю, как мои губы тоже растянулись в улыбке. - Это такими вот шутками ты стараешься скрыть своё удивление? – весело спрашивает она. Её голос полностью лишён волнения или страха, к которым я привык за последние дни. Ещё раз смотрю на определитель номера. Ну да, действительно 29-ый номер. На секунду мне показалось, что она вообще находится за стенами Отеля. Хотя, вполне возможно, она просто чокнутая. В любом случае, к мысли о том, что в одной из комнат живёт женщина, ещё надо привыкнуть. - Такими шутками я стараюсь указать на абсурдность вопроса. – я пытаюсь говорить серьёзно. - Ух ты, какой важный! – она с притворным чванством передразнивает мой менторский тон. – «Указать на абсурдность»… действительно, как настоящий судья! - Кто? - Ну, судья! В чёрной мантии, с париком на башке. Твоё прозвище здесь, в Отеле! – словно несмышленому, объясняет она мне. Слишком много новостей за последнюю минуту. Вообще, я всегда считал, что соображаю довольно-таки быстро, однако сейчас мне требовалось время, чтобы привести мысли в порядок. Такого подарка мне никто делать не собирался. - Хорош врать-то! Не удивился он. Чуть заикаться не начал. - Я не заикался! - А я и не сказала, что ты заикался. Я сказала, что чуть было не начал. Ваша честь, вы способны уловить разницу или парик слишком жмёт на череп? – она едва сдерживает смех. - Я могу уловить разницу между шуткой и издевательством. - Да ладно тебе, не обижайся! Я просто волнуюсь немного, вот и веду себя так. Ничего не могу с собой поделать… Ну чего ты замолчал? - Да нет, ничего, жду когда ты расскажешь мне, зачем звонишь. - Ммм… ну в общем, у меня есть к тебе одно дельце. Даже не дельце, а просьба. Выручишь? - От просьбы зависит, соседка. - Как бы это сказать… Понимаю, что при нынешних обстоятельствах звучит странно, но ты не мог бы подарить мне хотя бы пару дней… - неуверенно спрашивает она и тут же добавляет – А лучше три. Я удивлённо качаю головой. Не то чтобы у меня были какие-то планы по уничтожению 29-ой, но такая просьба совершенно выбивает из колеи. Отношения из старой доброй коммуналки с помощью уродливой копирки перенесены на «Отель». «Заварки можешь дать?» и «штуки до зарплаты не будет?» заменяются на иные одолжения. Сама интонация вопроса, простая и обыденная, никак не вязалась с сутью просьбы. Подарить ей два дня, а лучше три… Другими словами, не убивать 29-ую хотя бы некоторое время. От этого вопроса в груди у меня что-то неприятно шевельнулось. - Ну так как? Решил чего или совещаешься с присяжными? – прежним весёлым тоном продолжает 29-ая. - Как вышло, что я до сих пор не был в курсе о том, что в Отеле есть женщина? - А нужно было отрапортовать в первый день? «7-ой, 7-ой, 29-ая вышла на связь. Докладываю, что я женщина… повторяю, же-нщи-на… как слышите меня? Приём»… Опять замолчал. Блин, что-то я переборщила. Ладно, постараюсь ответить серьёзно. В первые дни я решила, что тактика «Я плохого не вижу, и плохое меня не видит» подойдёт для меня лучше всего. Общалась с одним парнем, тот обещал, что никому не скажет о моей… половой принадлежности, а я взамен буду отдавать свой голос против того, кого он назовёт. Судя по тому, что ты так удивлён, мой знакомый сдержал обещание. - Зачем же сейчас решила раскрыть тайну личности? - Ну этот мой приятель, он делился информацией о том, как развиваются дела, кто против кого. Рассказывал про тебя и про 17-го, про вашу вражду. Я за тебя болела, честно-честно. Даже хотела трубку взять, когда ты звонил в тот вечер, когда тебя приговорили. Ты не обращай внимания, что я против тебя проголосовала тогда. - Ничего личного, просто бизнес, да? – отвечаю я и понимаю, что слишком много времени провожу за просмотром старых фильмов. – Договорились, сделаю вид, будто всё в порядке. - Правда? – обрадовано говорит она. – Ну и ладненько. Так вот, по прошествии нескольких дней я решила связаться с самым главным, то есть с тобой, судья. Очень неприятно жить, когда знаешь, что над тобой постоянно занесён домоклов меч. Так что насчёт моей просьбы? - Легко! Ответишь на пару вопросов и живи спокойно. - А если не отвечу – убьёшь, да? – укоризненно произносит 29-ая. - Не ответишь ты, и я не смогу гарантировать твою безопасность. - Это теперь так называется? Хотя чего уж там, задавай свои вопросы. - Первое: зачем тебе нужны три дня? – спрашиваю я и, чуть подумав, решаю уточнить. - Почему именно три? - Потому что я медленно читаю. – даёт она странный ответ. – Не подумай, что я какая-нибудь дефективная, просто никогда не умела быстро читать. Некоторые вот смотрят на строчку и сразу видят весь смысл того, что в ней написано, а мне надо обязательно каждое слово в голове произнести. Очень медленно выходит из-за этого, зато так лучше запоминается. - Я учту на будущее и даже спрошу ещё раз. Зачем тебе три дня? - Да книжку я одну начала читать, чего непонятного-то?! Не могу оторваться и очень боюсь того, что не дойду до конца… не успею. - Соседка, ты понимаешь, что сейчас лучше отвечать серьёзно? - Да я и так серьёзно говорю! Куда ж серьёзней-то? – обиженно восклицает 29-ая. – А что я по-твоему могу здесь делать? Подкоп рыть или заговоры организовывать? Чтобы ты меня, как 3-го, убил? Да тебя тут и так боятся, как чёрт ладана. Мой друг, когда про тебя говорит, голос понижает, будто ты его можешь услышать. Так что ты, считай, местный Волан Де Морт. Можешь меня не пугаться, просто хотела дочитать книжку. У 29-ой обнаруживается необычный талант вводить меня в ступор своими ответами. - Ты там чего, Гарри Поттера штудируешь? Она смеётся. - Нет, его я уже давно знаю наизусть. - Хорошо, тогда второй вопрос… - А это разве это не он только что был? - Нет, это был… чёрт, да сколько надо, столько и буду спрашивать! - Чего ж тогда выделывался? Два вопроса у него… Для эффекта брякнул? Давай уж, продолжай выпытывать. - В каком номере живёт твой друг? - Тебе это зачем? – подозрительно интересуется моя странная соседка. - Спортивный интерес. - А я не скажу. – не задумываясь отвечает она. - Тогда извини, никаких обещаний я тебе дать не могу. - Ну и иди тогда в задницу вместе со своими обещаниями! Так и знала, что ты очередной чмошник! Я пытаюсь что-то сказать ей в ответ, но в трубке слышны лишь короткие гудки. Вот и поговорили! Хорошо, что в моём номере лишь одно зеркало, да и то я успел расколотить. Очень не хотелось бы смотреть сейчас со стороны на свою глупую рожу. Что это вообще было? Определённо, самый странный разговор за все 8 дней. Множество вопросов, смешавшись с самыми противоречивыми эмоциями, которыми, похоже, заразила меня 29-ая, превращаются во взрывоопасную смесь, готовую разнести меня в клочья. Во-первых, я ещё не успеваю привыкнуть к мысли о том, что в одном из номеров обитает существо слабого пола. Во-вторых, я бы понял, если бы эта дамочка попыталась меня… ну не знаю, как-то обольстить. Вместо этого – странная просьба и почти сразу же ничем незаслуженное оскорбление. В-третьих, совсем неженская точность в выражениях. Я давно заметил, что постояльцы (в том числе и я) редко используют слово «убить». Чаще в ход идут его завуалированные синонимы, типа «ликвидировать», «уничтожить» и даже «нейтрализовать». 29-ая называла вещи своими именами, и я не мог понять, нравится мне это или нет. Ну, и в-четвёртых, во мне появляется яростное желание уничтожить соседку прямо сегодня. Почему? Да потому что в глубине души я знаю, что желание это так и останется лишь желанием. Не смогу я просто так взять и «приговорить» женщину, которая просила меня о трёх днях жизни, даже если под конец беседы и назвала меня чмошником. Эта слабость выводит из себя, но заниматься самообманом глупо – 29-ая сегодня не умрёт. А когда это произойдёт? Ведь это случится. Рано или поздно. Да, я знаю. Но эти три дня она получит. В силу того, что она женщина? А может быть, стоит покончить с ней прямо сейчас? Потом будет сложнее. Ничего, я справлюсь. Очень хочется в это верить. Через 5 минут телефон звонит вновь. 29-ый номер. - Может всё-таки дашь мне эти три дня? Не могу я тебе назвать имя своего знакомого. Может, без этого обойдёмся как-нибудь? – как-то совсем по-детски, безо всяких вступлений спрашивает она. Мне кажется, что она в любой момент готова расплакаться. Этого ещё не хватало. - Ладно, три дня у тебя есть. Только больше ко мне с такими просьбами не обращайся – строго говорю я, ненавидя себя за бесхребетность. – Дальше сама по себе. - Честно? А то может быть, ты, как в тех фильмах про мафию, пообещаешь, а стоит мне отвернуться, как тут же выстрелишь в затылок. - Не выстрелю. Я даже по-итальянски не говорю. Она снова смеётся. Безо всякого перехода от слёз. Как будто из-за стены дождя неожиданно вышло солнце. Да ты поэт. Может быть, ещё стихи ей напишешь? - На телефонные звонки не отвечай, бери трубку только тогда, когда звоню я или твой приятель. Может, всё-таки назовёшь его? - Неа. - Ну как знаешь. Голосуй так же, как он тебе скажет, соблюдай условия вашего с ним соглашения. - Ещё какие-нибудь указания будут? – интересуется она. - Да вот, пытаюсь сообразить… нет, пожалуй всё. - Ну вот, а я только собралась конспектировать. - Сколько тебе лет? – зачем-то спрашиваю я. - На свидание хотите пригласить, антиресный кавалер? – деланно флиртуя, интересуется она. – Мне 25, в ноябре исполнится 26. Должно будет исполниться. - Что ты здесь делаешь? – вновь любопытствую я, не забыв при этом спросить у самого себя: «На кой хрен тебе эти подробности?». - Не твоё дело. – отрезает 29-ая, но, спохватившись, смягчает ответ. – Не хочу об этом говорить. Не спрашивай меня, ладно? - Если не любишь отвечать на вопросы, то больше не звони. Сиди и читай свою книжку, ага? - Хорошо. – совсем тихо произносит она и добавляет перед тем, как я уже готов положить трубку. – Спасибо. На душе становится как-то тоскливо и скверно. В последние 5 дней я старался отгородиться от постояльцев, упорно внушал себе мысль о том, что мои соседи – это всего лишь телефонные голоса, бесплотные призраки, до судьбы которых мне нет никакого дела. Я понимал, зачем организаторы придумали эту затею с фотографиями убитых, которые я обнаруживал под своей дверью каждое утро. Этим самым они принуждали нас ощутить причастность к смерти своих соседей, заставляли чувствовать себя виновными, меняться с каждым новым трупом, становиться – нет, не злее – равнодушнее к чужой смерти. С каждым новым убийством оставшиеся в живых теряли часть себя. С каждым новым трупом все мы становились немного мертвее. Но для того, чтобы выжить в этом месте, надо быть отчасти мертвецом. Холодным и бесчувственным к чужой боли. Я снова взглянул на фотографии, которые, словно трофеи в богатом охотничьем поместье, красовались над моей кроватью. Завтра их станет больше. Почему же я так не хочу увидеть на снимке мёртвое тело девушки, которой так и не исполнилось 26? Ведь это, по сути, было бы самым правильным в данной ситуации поступком. Разобраться с этим раз и навсегда, убрать неизвестный фактор. Я могу справиться с мужчиной, но как воевать с женщиной? Она явно рассчитывала на что-то, когда пришла сюда. Девчонки, ловко машущие ногами и без промаха швыряющие нож прямо в глотку неприятеля, бывают только в кино и на страницах бульварного чтива. Значит, есть что-то ещё. А ты, стало быть, не догадываешься? Она позвонила тебе лишь тогда, когда поняла, что ты прочно укрепился в роли лидера. Вышла на связь с единственной целью – опробовать своё главное оружие на твоей броне. Все эти переходы от оскорблений к просительности… У тебя не было ни единого шанса. Твой предшественник из 17-го номера наверняка справился бы с этим лучше. Спорим, что о такой лёгкой победе она даже не мечтала. Кто же мог подумать, что ты у нас такой мягкотелый дамский угодник? Убей её, не затягивай. Я лишь усмехаюсь, поражаясь собственной кровожадности. Ну да, 29-ая воспользовалась своей женской сущностью, чтобы выбить из меня эти несчастные три дня. Вполне допускаю. Ну и что с того? Почему бы не сделать бедной девчонке подарок, раз уж это в моей власти.
Не понравилось "мы были близки" по отношению к мужчине из воспоминаний. То не шовинизм, будь они и вправду близки - хрен с ними, но ГГ толком не помнит, кем был для него этот мужчина. "Кем-то из близких" - может так? Далее, читатель проходит с героем через его мысли - на одной ноте, а можно показать как бы со стороны: раскадровкой там, флешами - не знаю. Но более динамично. С женщиной поинтересней, но она то башковитая особа, то идиотка полная, а в целом, как персонаж, ярче главного героя. Насчет "судьи" - ничуть не сбило, если нужно еще одно мнение.
Я тут стала вашей преданной поклонницей, если позволите. Не могу предложить никакой дельной критики - так увлеклась сюжетом, что превратилась в наивного реалиста. Верю всему-всему, каждому слову. Ну, почти каждому. Например, совершенно не поняла, почему героя прозвали "судьей". Как-то споткнулась об этот момент.
Эх, придётся убирать "судью". Вы не первая, кто меня в этом обвиняет, извините за каламбур) Спасибо за тёплые слова, постараюсь в будущем не разочаровать)
0
