Короткое описание: Рассказ о парне-самоубийце. Лишь первая глава Один момент: я подросток, сделайте небольшую, совсем крохотную скидку на возраст. Нуждаюсь в любых советах, особенно по поводу диалогов - кажутся слишком бестолковыми :с
– Что ты будешь делать на каникулах? – Ещё только начало года, а ты уже говоришь про каникулы. До них целые три недели! – Ну и что? От учёбы, знаешь ли, быстро устаёшь! – Ага, особенно, если учитывать, как ты учишься… – Да перестань. Так что ты планируешь? Саша пожала плечами – на самом деле, она ещё над этим не думала, но потом вдруг спохватилась и, с подозрением покосившись на Диму, поспешно ответила: – Скорее всего, к деду поеду. С удовольствием наблюдая, как лицо одноклассника приобретает разочарованный оттенок, она про себя отметила, что это действительно неплохая идея. «Будем считать, что я не соврала, как обычно», – мысленно успокоила Саша свою совесть и, кинув учебники в сумку, поднялась с места. Дима между тем, краснея и нервно теребя ворот рубашки, пробормотал: – Жаль… Я вот думал тебя в кино позвать… – Кино – это, конечно, неплохой выбор, – согласилась Саша, выходя из класса, – настоящая классика жанра. Но я всё-таки предпочла бы провести свидание в другом месте. – И как? – с новой надеждой спросил Дима и поплёлся за девушкой следом. – Ну… Может быть… Сашка больно прикусила губу, ругая себя за то, что ляпнула такую глупость. Что бы теперь придумать, чтобы Дима отстал? В сумке зазвонил телефон. Обрадовавшись неожиданному спасению, Сашка торопливо полезла в боковой карман и вытащила мобильник. Сделав серьёзное лицо, как будто ей звонил кто-то очень важный для какого-то очень важного разговора, девушка повернулась к однокласснику: – Знаешь, я бы не отказалась от свидания где-нибудь на краю света. Но ты такое не сможешь устроить. А теперь извини, мне пора! Саша изобразила виноватую улыбку, буркнула «до завтра» и, оставив Диму в полной растерянности посреди коридора, выскочила на школьное крыльцо. Там она с облегчением вздохнула, но, испугавшись, что он выйдет и догонит её, и предложит проводить до дома, торопливо сбежала по ступенькам и метнулась через школьный двор на улицу, в толпу. Мобильник до сих пор противно визжал в её руке, и Саша, глянув на экран, решительно нажала кнопку выключения. Вот уж с папой ей говорить сейчас не хотелось даже больше, чем с Димой. «Наверняка опять напился и ради исключения решил вспомнить обо мне», – устало подумала девушка. Город утопал во внезапно пришедшей осени. Деревья оделись в золото, люди – в куртки, а воробьи стали хохлиться больше и утратили прежнюю разговорчивость. Небо стремительно бледнело, туманы по утрам застилали глаза, а холодные ветры чаще трепали волосы. Солнце тоже словно бы изменилось: стало равнодушнее и постоянно прогуливало свою работу, скрываясь за хмурыми облаками. Избавившись от компании назойливого Димы, который вот уже целых два месяца пытался пригласить её на свидание, Саша теперь думала, куда ей пойти. Домой не хотелось – мама сегодня снова допоздна будет на работе, а, значит, в квартире снова пусто, темно и неуютно. В гости к собственным подругам Саше тоже не хотелось, по двум внушительным причинам: во-первых, таких подруг, к которым можно прийти в любое время дня и ночи, у неё не было, а, во-вторых, у той, которая была, и без неё проблем хватало. И вообще она переезжала. В другой город. В общем, Саша чувствовала, что беспомощно тонет в пучине своего одиночества. Она неторопливо шагала по улице, слушала музыку в наушниках и строила рожицы своим отражениям в магазинных витринах. Белокурая девушка на зеркальных поверхностях идеально повторяла все жесты: недовольно морщила нос, смешно высовывала язык и удивлённо выпучивала глаза. А люди по ту сторону стекла почему-то думали, что все гримасы, которые делала Саша, предназначались им и грозили ей кулаками. Но Сашку это только раззадоривало, и она начинала смеяться и изображала забавные рожицы с двойным старанием. Наконец, ряд глянцевых витрин закончился, и девушка растерянно остановилась на перекрёстке. Саша всё ещё не знала, куда ей пойти. Но, недолго думая, она решила просто отправиться гулять по городу – не стоять же весь день посреди тротуара, не раздражать прохожих. «Или можно пойти в парк, – подумала девушка. – Да, точно, пойду в парк!» Саша ещё немного потопталась на месте, решая, какой дорогой пойти и не удобнее ли вообще доехать на автобусе, но потом всё-таки пошла пешком. Она вернулась на несколько витрин назад, зашла в переулок и пошла через дворы, сокращая путь. Первый дворик на её пути оказался почти таким же шумным, как и улица: старушки на скамейках, мамаши с колясками, малыши в песочницах и детвора постарше. Саша, шагая мимо, вдоль припаркованных у подъездов машин, с отвращением наблюдала, как два мальчугана лет десяти пытались разворотить муравейник под старым клёном. Нет, насекомые ей вовсе были не противны. Раздражали эти мальчишки. Саша, глядя на них, с тоской подумала, какими жестокими иногда могут быть дети. Неосознанно, правда, но всё равно. Маленькие мальчики ломают свои игрушки, чтобы узнать, что внутри, а маленькие девочки мучают котят и щенков, думая, что ухаживают за ними. Даже вот этих двух мальчишек взять в пример: ну, живут себе муравьи, никому не мешают, чего лезть? Муравейник – их дом, а они его разрушают. «Вот поставить этих ребятишек на место насекомых, вот я бы посмотрела», – со вздохом подумала Саша и, отвернувшись, пошла дальше. Следующий двор утонул в пустоте и одиночестве. Сашка поразилась, насколько тут было тихо, даже лысеющие деревья не шумели от ветра. У подъездов стояла лишь пара стареньких колымаг, устало глазеющих на непрошенную гостью грязными фарами. В песочницах валялись несколько забытых игрушечных совков и формочек. Древние скамейки с облупившейся краской испуганно прятались в тени серых десятиэтажных домов. Здесь всё как будто застыло во времени. Как будто неизвестный волшебник, заставляющий жить и развиваться всю Вселенную, случайно забыл про этот маленький дворик в центре шумного мегаполиса. Саша осторожно опустилась на сиденье старых качелей. Те уныло скрипнули под её тяжестью и послушно замолкли. Девушка обняла свою сумку и облегчённо вздохнула: кажется, это было то самое место, в котором ей хотелось бы сейчас остаться. В этой тишине можно было спокойно подумать, поразмышлять, но самое главное - побыть в одиночестве. Саша устало откинулась на спинку сиденья и, раскачавшись немного, уставилась на бледное небо. Мысли потекли в свободном направлении, медленно, вяло, скучно. Саша думала о том, что завтра снова в школу, снова отбиваться от Димы, снова слушать однообразные лекции учителей… Вспомнила о папином звонке и с грустью вздохнула: всё никак не оставит маму и её саму в покое. Раз ушёл из семьи, так не лез бы обратно. Всё равно толку никакого не будет, будут только возвращения домой в пьяном виде и новые ссоры с мамой. А мама? Мама практически каждый день пропадает на работе. А когда она дома, то успевает лишь прибраться, приготовить обед и задать дежурные вопросы типа «Как дела в школе?» или «У тебя хватает карманных денег?». Саша привыкла ко всему этому и никого никогда в этом не винила. Просто старалась подстраиваться и жить дальше. А теперь, сидя на старых скрипучих качелях в чужом дворе, она вдруг поняла, какая вся эта жизнь скучная и однообразная. Как вот небо над головой. Такая же серая. Девушка, качаясь, продолжала смотреть на бледное полотно над головой, окружённое рамкой из крыш домов и веток деревьев. Вдруг что-то шевельнулось на одной из крыш. Саша резко притормозила, пятками прочертив борозды в песке, вскочила и снова задрала голову вверх. Нет, ей не показалось: на крыше кто-то стоял. У самого края. Стоял, как будто хотел спрыгнуть вниз. Саша дико закричала и сорвалась с места. Она понеслась к тому дому, изо всех сил надеясь, чтобы этот человек не прыгнул сейчас. «Нет, только вот прыгать не надо! Не надо! Он же разобьётся!» - прыгали в голове мысли. Вскинув голову на бегу, она заметила, как самоубийца наклонился вперёд… – Стой! – в отчаянии закричала она. – Стой! А затем увидела, как он падает с огромной высоты, свободно раскинув руки, словно птица. Птица, у которой нет крыльев.
Когда Исай проснулся, за окном было раннее утро. Солнечные лучи лениво скользили по одеялу, поднимаясь по тонким пальцам и белым рукам к подушке, чтобы потом запутаться в волосах цвета ворона крыла. Солнце отражалось и на потолке, где играло зайчиками, и на гладком полу, покрытом белой плиткой, и на круглой металлической спинке кровати. Исай хотел повернуть голову и оглядеть комнату лучше, но, едва он пошевелился, ощутил резкую боль в висках и, нахмурясь, закрыл глаза. В голове было пусто. Исай не помнил, что было до того, как он проснулся в этой белой комнате. Не знал, почему он здесь оказался. Даже имя своё с трудом припомнил. «Где я? В больнице? Но что я здесь делаю? Что со мной случилось?» – роились мысли. Но неожиданно Исай почувствовал, как по телу распространяется дрожь, а вместе с ней – немой ужас. Он вдруг вспомнил равнодушное серое небо над головой, холодную бетонированную поверхность крыши и маленький двор внизу. В нём было пусто и тихо, всё как будто замолкло в ожидании ужасного события: не ворчали старые бабки, не кричали дети, не лаяли собаки, даже ветер не хлестал ветви деревьев. Прыгать было не страшно. Голова опустела на мысли, сердце – на чувства, и Исай ничего не ощущал: ни радости, ни тоски, ни грусти. Только холодное, спокойное безразличие ко всему вокруг. Словно он тогда, стоя на самом краю, уже умер, а навстречу вечной тьме шагнула лишь пустая оболочка. Да, это был уже не он. Он умер ещё раньше, умер внутри себя, тихо и безмолвно, когда осознал, что смысла существовать, любить и верить больше не осталось. Тогда… почему же сейчас он жив? Исай судорожно сжал пальцы, настолько сильно, что они задрожали от напряжения, смяв толстую шероховатую ткань одеяла. Но картинка в голове уже исчезла и уступила место больной пустоте. Исайя снова открыл глаза и вновь попытался шевельнуться. Он, превозмогая взорвавшиеся болью виски, повернул голову и взглянул на белый прикроватный столик. И с удивлением обнаружил на нём стакан с букетом мелких, ярко-оранжевых цветов. «Откуда?» - растерянно подумал парень и, как бы надеясь услышать ответ, взглянул на две тощие капельницы у своей кровати. Но они, конечно, не могли ответить и продолжали лишь равнодушно молчать. За дверью вдруг послышались шаги, в следующую секунду она распахнулась, и в палату вошёл высокий бледный человек в белом халате. Он был немолод, лет сорока, и серое лицо его покрылось сетью тонких морщин, под глазам синели круги усталости. Исай, глядя на него, рассеянно подумал, что, наверное, этот человек видел много ужасов, работая врачом. Мужчина, заметив, что парень проснулся и смотрит на него, прокашлялся и присел на соседнюю пустующую кровать. – Ну, что ж, доброе утро, – спокойно начал он, не обращая внимания на то, что Исай отвернулся и старательно изображает полнейшее безразличие. – Я ваш врач, Степан Олегович. Как вы себя чувствуете? – Голова сейчас взорвётся, – нехотя отозвался Исай и удивился собственному хриплому голосу. – Ну, это ещё повезло, что она при падении не взорвалась, – заметил врач, усмехнувшись, и продолжил: – Вы помните что-нибудь, что было перед тем, как вы проснулись? – Вроде бы. – Хорошо. Значит, и имя своё помните? – Да. – Что ж, и это хорошо. А то мы вас как положили, так до сих пор ваших имени-фамилии не знаем. Думали, если вообще не очнётесь, проблем куча возникнет. Исай недоумённо покосился на врача. Тот, смутившись, виновато пожал плечами и продолжил: – У вас перелом двух рёбер, ноги переломаны в нескольких местах, вывих плеча, сотрясение… Но калекой не останетесь, хотя удивительно, как вообще выжили. Удачно, можно сказать, упали. – Сколько времени я был без сознания? – прервал доктора парень. – О, сравнительно недолго, почти неделю, – ответил Степан Олегович. – Вам повезло, что рядом оказался очевидец… скорую сразу вызвали. – Очевидец? – хмуро переспросил Исай. – Там никого не было. Там было пусто… – Ну, видимо, кто-то всё-таки успел оказаться рядом... – Врач поправил шапочку и снова спросил: – Так что, не соизволите ли назвать своё имя? Надо ведь родственникам сообщить… – У меня нет родственников. – Но хоть кто-нибудь есть? – Нет. – Но фамилию мне всё-таки надо знать. А то ведь непорядок… – Исайя Камински. Мужчина кивнул, принимая это к сведению, снова начал поправлять свою шапочку и хмуриться, задавать вопросы и говорить что-то о том, что Исайе очень повезло, что не останется калекой, что он вообще в рубашке родился, а, следовательно, он – счастливчик, и, значит, непонятно, зачем надо было прыгать с крыши, потому что теперь столько проблем и придётся проходить долгое лечение… – Вы меня потом в психушку упечёте? – равнодушно поинтересовался Исай. – Почему сразу туда? – наивно удивился Степан Олегович. – Просто несколько визитов к психологу – проверить состояние психического здоровья, убедиться, что вы впредь не будете пытаться совершить самоубийство… – А если буду? – Ну, молодой человек, чем же вам ваша жизнь не нравится? – всплеснул руками мужчина. Исайя отвернулся и красноречиво промолчал. Врач вздохнул, понимая, что он не станет отвечать на этот вопрос, и продолжил: – Что ж, тогда вам предстоит лечение у психиатра… – И почему люди никогда не позволяют другим уйти из жизни? Всё пытаются убедить, что жить – это хорошо, замечательно… А если наоборот? Тогда всю жизнь мучиться из-за того, что кто-то не хочет, чтобы ты умер? – вздохнул Исай, не обращаясь ни к кому конкретно. – Вот разрешили бы эвтаназию по желанию… – Но-но-но, голубчик! Эвтаназия – это вам не шутки! – погрозил указательным пальцем врач. Он хотел, видимо, разразиться гневной тирадой, но в дверь неожиданно постучали, и в палату заглянула молодая медсестра. Скользнув равнодушным взглядом по больному, она посмотрела на Степана Олеговича и сообщила: – Вас в реанимацию вызывают. – А, иду, иду, – заторопился мужчина и поднялся с кровати. – Что там опять?.. Метнув на парня красноречивый взгляд – мол, на этом разговор ещё не закончился, он кивнул женщине и вышел вслед за ней из палаты. Исайя снова остался один. Виски не переставали ныть, к ним добавились ещё волны дикой, пронзительной боли в ногах, когда Исай попытался согнуть их в коленях, и жжение под бинтами на запястьях – видимо, старые порезы заботливые медсёстры тоже решили подлечить. В голове отчётливо и ясно горела одна мысль: «Выжил». Вопреки всему, Исайя ей нисколько не радовался. Его настроение становилось всё мрачнее и мрачнее по мере того, как он медленно, с упрямством и неохотой понимал, что попытка самоубийства не удалась, и вместо долгожданной тишины, спокойствия и умиротворения его ждут серые стены психбольницы, врачи, которые будут смотреть на него с жалостью и презрением, и куча ненужных, бесполезных лекарств. Он до сих пор жив! От осознания этого Исайе хотелось кричать и биться головой об стены, хотелось снова на крышу какой-нибудь многоэтажки – в этот раз повыше, чтобы точно завершить начатое, чтобы не угнетать себя мыслями, что он не справился, не сумел совершить даже такое простое дело, как суицид… Солнце между тем исчезло из комнаты, слезло с окна и спряталось в густых грязно-серых тучах. В палате сразу стало как-то пусто и скучно, воздух словно потяжелел от запаха лекарств, а капельницы неожиданно грозно обступили кровать, на которой лежал юноша. «Да уж, даже небесному светилу я противен», – с лёгкой самоиронией подумал Исай. Отвернувшись от окна, он ещё немного поглядел на яркие пятна цветов в стакане, пытаясь понять, от кого они, но потом закрыл глаза и моментально провалился в чуткий, болезненный сон.
Недурно даже без скидки на возраст. Тут взрослые дяденьки пишут стоглавые новеллы о буднях гомосексуалистов, и при этом не скромничают как ты.
Советы:
1) Существуют интуитивные правила литературы, которые сложно обобщить, но можно почувствовать.
Например, туман может застилать глаза как некое проявление дурноты. Туман, как погодное явление, мешает видеть, закрывает обзор.
Лицо не может принять разочарованный оттенок. Выражение - бесспорно. Оттенок - бывает у эмоций. Или, непосредственно, как цвет кожи. Тогда следует писать: парень побледнел, или покраснел, в зависимости от того, как ты представляешь его разочарование.
"С двойным старанием" - то из серии "более лучше". Можно написать с "удвоенным рвением" но даже эта форма в контексте будет звучать неудачно. Рекомендую использовать "еще выразительнее".
"Старые бабки" - без комментариев.
2) Распространенная ошибка начинающих - использование жаргонизмов. Мобильник. Отталкивает. Мгновенно снижает заинтересованность читателя. Ты не поверишь, мой дорогой друг, но сейчас уже можно писать просто "телефон". Никому и в голову не придет, что он не мобильный, а стационарный с барабаном и рычагом, который делает "клац".
3) Мнимая насыщенность языка за счет перегруженных предложений.
Вот к примеру: Его настроение становилось всё мрачнее и мрачнее по мере того, как он медленно, с упрямством и неохотой понимал, что попытка самоубийства не удалась, и вместо долгожданной тишины, спокойствия и умиротворения его ждут серые стены психбольницы, врачи, которые будут смотреть на него с жалостью и презрением, и куча ненужных, бесполезных лекарств
Омерзительно. Сейчас нельзя писать как Лев Толстой. На деле нужно быть проще. Короткие исчерпывающие предложения спасут мир.
Исай мрачнел. Он понял, что ничего не вышло. Серые стены, врачи, жалость и презрение. Лекарства. А хотелось иного.
Мобильник до сих пор противно визжал в её руке, и Саша, глянув на экран, решительно нажала кнопку выключения.
Телефон звонил. Саша посмотрела на экран, и почти сразу отключила его.
4) Упомянутая тобой классика жанра.
Город утопал во внезапно пришедшей осени. Утопал он, видите ли. В осени. Во внезапно пришедшей. Потом у нас утонул двор. В тишине и одиночестве. Затем мы наблюдаем как у Саши текут мысли.
Стыдоба.
Нужно уяснить, что подобные обороты очень устарели и демонстрируют отсутствие вкуса и совести.
5) Диалоги.
Диалоги действительно очень посредственные. Чтобы показать насколько они таковы, я обращусь к цитате.
– Но фамилию мне всё-таки надо знать. А то ведь непорядок… – Исайя Камински. Мужчина кивнул, принимая это к сведению, снова начал поправлять свою шапочку и хмуриться, задавать вопросы и говорить что-то
Серьезно? Степана Олеговича не заинтересовало имя Исай Камински? Ему, что, действительно не интересно, откуда в городе где живут Иваны Олеговичи, взялся Исай Камински? Который без документов. Вдруг решил самоубится. Нет? Индифферентно ему, Степану Олеговичу? Он настолько толерантен и сдержан, что игнорирует бытовое любопытство здорового человека к Исаям Каминским?! ТАК ЧТО ЛИ?!!
+1
