I

Иван Кузьмич был уже человеком пожилым. Жил он одиноко в своем старом большом доме на краю одного маленького городка. Городок как городок. Таких по всей нашей просторной стране тьма-тьмущая. Летом здесь было чудесно. Пахло полевыми цветами, свежей мятой и речкой, убегающей вниз по склону прямиком в глубокий овраг. По утрам, когда солнце только еще появлялось на небосклоне, было слышно, как пастух собирает коров в стадо и ведет его в заливные луга.

Иван Кузьмич просыпался очень рано. Обычно даже не сам, а от сильных толчков жены в спину, которые сопровождалось долгим ворчанием. Это означало только одно – надо вставать и идти выгонять коров, кормить кур и собаку. Теперь все это осталось в прошлом. Свою последнюю корову он продал вчера, а кур порубил еще две недели назад, сразу после смерти жены. И вот теперь в одиночку хозяйство было просто не потянуть, да и здоровье уже не позволяло. Теперь лишь только старый пес приветствовал его каждое утро, весело прыгая и заливаясь громким лаем.

Сегодня он проснулся скорее по старой памяти, потому как делать ему особо было и нечего. Но раз проснулся, то надо встать, а дела сами найдутся. Он встал с кровати и первым делом достал из пузыречка, стоящего на прикроватной тумбе, пару маленьких желтых таблеток. Взглянул на них несколько секунд с явным отвращением и одним резким движением забросил себе в рот. Так повелось уже несколько лет, что каждое утро он начинал подобным образом, ведь сердце давало о себе знать шумом в ушах, да резкой болью, словно сама смерть пришла в гости и сдавила некогда мощный мотор своей холодной рукой.

На улице воцарилась тишина, и лишь где-то вдалеке слышалось мычание коров, удары плети и неразборчивые крики пастуха. Иван Кузьмич открыл ворота и вышел на улицу. Пес быстро прошмыгнул у него под ногами и с лаем убежал куда-то в сторону соседнего дома, где соседка уже выгнала свою корову на улицу и теперь с явным недовольством ожидала пока стадо подойдет.

- Здорово, Кузьмич,- поприветствовала она своего соседа, отмахиваясь от назойливой мошкары сорванной березовой веточкой.

- И тебе не хворать, Петровна, - ответил он, садясь на скамейку, стоящую прямо под окном дома и прикуривая сигарету,- иди, посиди со мной, покурим, в ногах правды ведь нет.

Она медленно подошла к нему, достала сигарету и присела рядом.

- Сашка твой так и не приехал? - спросила она у него и жестом попросила дать ей огня.

- Нет, но должен приехать. Надо же мать помянуть,- сказал Иван Кузьмич и протянул зажигалку своей слегка дрожащей рукой,- он позавчера звонил, говорит, занят, но выберет время и обязательно приедет.

- Плохо как. Совсем забыл он про вас. Далеко уехал. Сколько он уже не приезжал? Года два?

- Да, позапрошлым летом был как раз. А в том году летал куда-то в отпуск, а он всего две недели у него был, некогда было сюда уже приезжать.

- Ничего, Кузьмич, дождешься, раз обещал, значит должен приехать. Хоть посмотрит, где мать похоронена, а то совсем нехорошо как-то.

- Надеюсь, дождусь его. А то как-то совсем это не по-людски. Да вот еще здоровье совсем подводить стало. Иной раз как прихватит - хоть волком вой. Особенно по утрам. Ну, ничего, мы и не такое проходили. Да черт со всем этим здоровьем, я смотрю, тебе внука привезли? Вчера вроде бы в окно глянул, а там едет Танька твоя с мужем.

- Ну да, привезли вечером. Сейчас спит как сурок. Подрос за год. Через неделю одиннадцать ему уже исполнится. Про тебя со Светкой спрашивал. Как там, говорит, дед Кузьмич и баба Света? Пироги, говорит, такие вкусные у нее с грибами. Надо сходить в гости на пироги. А я ему и рассказала все как есть. Говорю, а у самой слезы прямо на глазах наворачиваются. Горе-то оно ведь для всех одно. Она же вон какая была, её же вся улица любила.

Иван Кузьмич заметил слезы у нее на щеках, тяжело вздохнул, затушил окурок сигареты о сапог, и, достав из кармана старой, потертой куртки флягу, сделал несколько глотков.

- Пусть Сашка зайдет, у меня для него подарок есть. Вот только пирогов я ему не обещаю. Чего нет - того нет.

На дороге появилось несколько коров, подгоняемых звонким собачьим лаем, а где-то чуть поодаль слышались удары кнута, рассекающего уходящую тишину ночи. Так в старом городе начался новый летний день.

                                                                                             II

Иван Кузьмич не любил цветы. Они всегда казались ему бесполезными, и понять их практическую пользу в своем хозяйстве он был не в силах. Не имея ничего, кроме своей внешней красоты, они занимают место чего-то, возможно менее красивого, но определенно ценного и полезного для нужд простого человека. Именно так он и думал.

«Их же в суп я не положу, на зиму не засолю, так зачем ты их сажаешь тут, - говорил он жене, упрекая ее в недальновидности,- давай лучше тут горох посадим или ещё чего. Пользы будет гораздо больше».

«Дурак ты, Ваня. Красота она ведь изнутри идет, если там у человека все красиво, то и снаружи у него красиво будет, да и вокруг всегда благодать и великолепие. Так что иди и сажай свой горох вон туда»,- отвечала она на угрюмое бормотание мужа и указывала рукой в направлении самого дальнего конца огорода.

И вот теперь ее не стало…

Каждый день он выходил в огород и наблюдал все это чудесное цветение пышных астр, прямых и тонких гладиолусов и изящных, словно фарфоровая фигурка балерины, красных роз. Прямо руками он рвал сорняки, рыхлил и поливал, а они благодарили его ароматом и естеством своей красоты. За эти две недели он полюбил их, а они приняли его ухаживания и зацвели еще пуще прежнего.

Сегодня было особенно жарко. К обеду солнце разошлось и не давало работать в полную силу. Подвязав яблоню и собрав ведёрко смородины, Иван Кузьмич решил перекурить и заняться цветами, пока собачья жара не забрала остаток сил. Еще и сердце разболелось опять, второй раз за день, вот только теперь и в глазах потемнело. Он присел на крыльцо, в тенёк, где можно было спастись от назойливого солнца. Дышалось тяжело, пот катился со лба и попадал в глаза. Дрожащей рукой он достал сигарету и закурил. Вкус дыма показался приятным и сладким, боль начала уходить, а дышалось теперь гораздо легче.

С улицы послышались шаги. Кто-то вошел во двор, это был мальчишка лет десяти-двенадцати. Его волосы выгорели на солнце и были светло-желтого цвета, словно солома.

- Здравствуй, дед Кузьмич. Это я, Сашка. Я вчера еще приехал на каникулы, до осени тут пробуду. Теперь станем опять с тобой кораблики в речке запускать.

- Здорово, Сашка,- с удивлением сказал Кузьмич, взглянув на своего гостя, - Ну и вымахал же ты. Какой большой стал, прямо-таки не узнать тебя, можно сказать жених вырос.

- Мамка заставляет завтрак съедать. Я не люблю совсем. Мне бы чаю попить и можно в школу, а там я пирожками в столовке наедаюсь.

- Слушай, Сашка, ты заходи, поиграй в мяч, а я чего-то устал немного, посижу сейчас тут на крылечке, отдохну чуть-чуть, а после мы с тобой ягод наберем. А пока ты давай сбегай-ка на кухню, принеси мне воды и пузырёчек, он там, рядом, прямо на умывальнике стоит, темный такой.

-Хорошо дед Кузьмич, сейчас принесу.

Сашка убежал в дом. На крыльце Ивану Кузьмичу было слышно, как мальчишка неловко копается на кухне, то роняя что-то железное, по звуку напоминавшее скорее вилки или ложки, то бабахая чем – то тяжелым об пол. Вскоре он снова появился, подал кружку и пузырек с таблетками и присел рядом. Кузьмич залпом выпил воду, поставил пустую кружку рядом. Затем он повертел в руках пузырек и убрал его в карман, не выпив ни одной таблетки.

-Слушай, Саня, я теперь один здесь остался совсем, бабка моя умерла недавно. Есть у меня сынок, его тоже, как и тебя, Сашкой зовут, вернее сейчас уже Александром Ивановичем, так что выходит вы с ним тезки. Ты его не помнишь совсем, хотя видел, он приезжал сюда, когда ты еще совсем мальцом был и по улице в одних труселях бегал. Давно он уже забыл про наши края, совсем не навещает своего старика. А когда он был чуть постарше тебя, мы с ним бывало, червя накопаем, удочки все перетянем и на речку нашу идем рыбу ловить. А тогда рыбы было полно, ни как сейчас. Закинул удочку и сразу клюет, так давай тяни и подсекай её и не щелкай клювом. А вот еще бывало мы щук как ловили…

Иван Кузьмич ещё долго рассказывал пареньку про все премудрости рыбалки. Объяснял способы приготовления ухи, да еще жестикулировал так, что у Сашки глаза становились круглыми от удивления. Мастак он был байки травить, наполняя их всякими небылицами и чудесами. Были они вымыслом, или же всё являлось чистой правдой, так никому и не было достоверно известно, но Сашка верил Кузьмичу, словно себе. Сейчас ему хотелось оказаться там, у самой реки и вытащить ту самую большую щуку, про которую так долго рассказывал старый дед.

- А мы пойдем с тобой на речку рыбу ловить когда-нибудь? Только у меня нет удочки, да и не умею я. Ты же меня научишь?

- Само собой, Саня, сходим, обязательно сходим. Удочку я тебе сделаю. А сейчас давай знаешь чего, пойдем на речку кораблики пускать. У меня ведь для тебя сюрприз есть. Я к твоему дню рождения смастерил кое-что. Подожди тут минуточку.

Он поднялся с крыльца и ушел в сарай. Сашка остался и ждал, как ему и велел старик. Очень уж хотелось посмотреть на этот сюрприз, и он тихонько подошел к маленькому окошку сарая и заглянул. Внутри было темно и кроме большого паука, сидевшего в своей паутине, он ничего не увидел.

Тут из сарая вышел Иван Кузьмич. В руках он держал небольшой трехмачтовый деревянный кораблик с черными пиратскими парусами, а на его центральной мачте красовался флаг с черепом и костями. Он был словно настоящий, именно такой, как Сашка видел в фильмах, да и в книжках про пиратов.

- С днем рождения, малой, расти большой, мать слушайся с бабкой, это тебе подарок,- с улыбкой на лице сказал Иван Кузьмич и протянул кораблик Сашке.

Тот оказался очень легким, от него пахло свежесрубленным деревом и лаком. Маленькие реечки были сбиты одна к одной, а ткань парусов была чем-то пропитана и придавала им такой вид, словно кораблик мчится прямо сейчас по морским волнам навстречу приключениям. Сашка стоял, словно завороженный. Его переполняло чувство удивления и радости.

- Спасибо дед Кузьмич. А разве его можно в реку? Он же вон какой красивый, как настоящий. В реке он же может перевернуться, паруса намокнут и все. Жалко будет.

- Не бойся, мы его с тобой, если чего, поправим. Я тебе покажу как. Не дрейфь, пошли на речку, пустим его на воду. Корабль должен плавать, а не для красоты дома стоять.

Они вышли за ворота и отправились прямиком по дороге в сторону оврага, где брала исток небольшая речка. Старый пес бежал рядом и все так же заливисто лаял, виляя хвостом. Жара постепенно спадала. Приближался вечер.

                                                                                                   III

Овраг для жителей улицы стал своеобразным краем, некой границей их крохотного городка, за которой не было уже ничего, кроме бесконечной красоты родной природы. С самого высокого холма даже без бинокля можно сколько угодно смотреть вдаль и не увидеть ничего кроме реки, бескрайних лесов, зеленых заливных лугов и кристально-чистых озер. Там дальше, на многие километры, не было ничего сотворенного человеком.

В овраг вёл серпантин тропы, выглядевший так, словно гигантская змея проползала здесь в далекие времена и вот теперь по ее следу каждый день вверх и вниз ходят обычные жители городка. Чем дальше приходилось спускаться, тем чаще и плотнее становился кустарник, словно тоже хотел насладиться видом речки. Иван Кузьмич шел первым. Иной раз он придерживал ветки и пропускал вперед себя Сашку, который с таким нетерпением нес кораблик, что чуть не упал пару раз, да и отскочившей веткой по лицу все же успел получить. Где-то впереди слышался шум воды. Кусты расступились, и перед ними словно по волшебству появился песочный берег, протянувшийся вдоль всей речки и уходящий далеко-далеко.

Иван Кузьмич присел прямо на песок, достал сигареты, фляжку и аккуратно положил рядом с собой. Затем достал из кармана сложенный пополам носовой платок, вытер вспотевший лоб и закурил.

-Ну, давай, Сашка, скидывай обувку свою и лезь в воду. Сейчас боевое крещение твой корабль пройдет.

Мальчишка быстро снял кеды, засучил штаны и по колено зашел в воду. Он взглянул на свой кораблик, затем на Кузьмича. Тот лишь улыбнулся, сделал глоток из фляги и жестом велел опустить кораблик на воду.

-Слушаюсь, капитан. Корабль отправляется в кругосветное плавание в поисках сокровищ старого пирата.

Сашка погрузил руки в холодную воду и отпустил его. Течение тут же подхватило корабль и понесло по воображаемым волнам синего моря. Паруса словно наполненные ветром гнали его в открытые просторы прочь от берега, где доблестных и отважных пиратов ждут акулы, морские сражения и остров сокровищ, который Сашке и его команде придется еще поискать среди прочих островов.

Незаметно начало темнеть. Малец никак не хотел выходить из речки. Он все еще возился со своим подарком и никак не реагировал на редкие оклики Кузьмича. Однако вскоре темнота и комары сделали свое дело, и Сашке все пришлось причалить к берегу.

-Дед Кузьмич, дед Кузьмич, а давай завтра еще придем сюда,- чуть ли не требовал Сашка, с досадой надевая кеды на мокрые ноги,- я еще Кольку, соседа своего, позову, у него есть катер на батарейках, мы можем вместе с ним играть. Давай, а?

-Хорошо, сорванец, а сейчас давай по домам. Теперь нас бабка твоя точно заругает. Темно уже смотри как, да и комары проклятые совсем жить не дают.

Иван Кузьмич отправился к тропинке, ведущей вверх из оврага. Сделав десяток шагов, он вдруг развернулся, достал из кармана стеклянный пузырек и бросил его далеко-далеко в реку. Все, теперь точно пора.

                                                                                                 IV

Ночи этим летом стояли теплые. Всякое существо радовалось им и наслаждалось жизнью. В свете фонаря кружила мошкара, коты орали за окном, а со стороны реки доносился лай собак и редкие разговоры - это рыбаки отправлялись на свой ночной промысел.

Иван Кузьмич сидел за столом. Рядом с важным видом стоял самовар и не допитая чашка чая. Он что-то писал на старом тетрадном листке. Иногда его отвлекали звуки улицы, нарушающие монументальную тишину. Он смотрел в окно, затем собирался с мыслями и продолжал писать. Было очень волнительно, а от дрожания рук буквы словно шли в пляс и прыгали по строчкам. Капля пота сорвалась с его лба и оставила большую кляксу. Он смял лист бумаги, бросил в ведро и начал все с самого начала. Ему столько всего хотелось сказать, но сейчас он мог лишь писать. Слова давались тяжело, память то и дело вырывала почву из-под ног и бросала их прямо в сердце. Каждое слово отдавало новой болью.

Наконец он закончил. На улице стояла глубокая ночь, даже уличные фонари уже спали. Иван Кузьмич аккуратно уложил письмо в конверт, что-то написал на нем, затем запечатал его и убрал в карман своего пиджака. Дома было ужасно душно, и он вышел на улицу. Здесь можно было дышать глубоко, наслаждаясь каждым вдохом. Он сел на скамейку. Отсюда сквозь забор он видел цветы. Они все так же благодарили его за тепло и заботу. Вдруг сердце снова стиснуло, а в глазах потемнело так, что он уже не был уверен в том, ночь ли стала такой темной или же его глаза сейчас просто закрылись. Собравшись с силами, он все открыл их. На улице стоял день. Было непривычно ярко и светло. Сильный аромат цветов разлетался по всей улице. За забором в саду возилась жена. Она была как всегда красива, волосы спадали вниз и ложились на обнаженные плечи, а розы и астры словно дополняли ее красоту и сливались с ней в одно единое целое.

Она заметила мужа и заговорила с ним так, словно они не виделись всего пару минут: «Кузьмич, ты чего расселся там на скамейке? Я тут одна работать в саду буду? Ишь, какой хитрый, отлынивать решил. А ну давай сюда. Работать надо. А он все курит».

Иван Кузьмич медленно поднялся со своей скамейки и пошел прямо в сад, откуда так благоухало цветами.

                                                                                                    V

Раннее утро пришло в город с минутами безмятежной тишины. Все вокруг только готовилось к пробуждению. Откуда-то издалека доносились удары кнута, мычание коров и звучный голос пастуха. Петровна, все ещё позевывая и отгоняя веткой надоедливых комаров, выгоняла свою корову. Желание выкурить первую с утра сигарету привело ее к соседскому двору, где на скамейке как всегда сидел Иван Кузьмич. Его взгляд вонзился вдаль безграничных полей, а одеревеневшая рука крепко сжимала конверт. На нем неразборчивым почерком была нацарапана лишь одна фраза - «Передать моему единственному и дорогому сыну Александру».

«Будь спокоен, Кузьмич, передам, обязательно передам,- произнесла сквозь слезы Петровна,- да и псину твою я не брошу».

На дороге появилось стадо коров. Старый пес нехотя показал свою морду из-под скамейки, жалобно заскулил и улегся у ног своего хозяина. Так в старом городе начался новый день.