Московский рассвет казался сегодня поразительно похожим на Лондонский. Проведя пять лет в Англии, Иннокентий Михайлович отчетливо разделял свою жизнь на то время и это, на период "там" и период "здесь". Мысли и воспоминания о «той» жизни не оставляли его и теперь, спустя уж десять лет с тех пор, как пришлось вернуться.

Пыльная, шумная, суетливая Москва утомляла и напрягала своим многоликим эгоизмом. Однако слишком много сил было отдано уникальному проекту – психиатрической клинике особого типа, которую Иннокентий Михайлович создал с нуля. Внешне его детище напоминало стеклянный многогранник. В солнечные дни клиника была настоящим гигантским бриллиантом сложной огранки со строгим соблюдением пропорций и точно рассчитанными углами наклона граней. Такой бриллиант способен отражать практически весь свет, попадающий на него.

Клиника была во всех смыслах бесценным бриллиантом в карьере психиатра Иннокентия Михайловича, да, пожалуй, и не только в его карьере. Весь штат клиники маэстро отбирал сам, по крупицам по всему миру, используя связи, знакомства, дружбу и просто личный авторитет. Каждый его сотрудник был ученым с авторскими методиками, научными разработками и именем в научной сфере. Каждым врачом клиники Иннокентий Михайлович гордился лично, и каждого лично уважал. И все же, при всем доверии к коллегам, самые необычные и сложные случаи он забирал себе - вел пациента от и до. Как раз сейчас должна была прийти такая пациентка. Иннокентий Михайлович не решался доверить ее никому...

В кабинет тихонько постучали. Иннокентий Михайлович переставил на подоконник недопитую чашечку утреннего кофе, убрал раскиданные на письменном столе листочки в ящик и, критически глянув на блестящую полировку очищенного от всего лишнего рабочего стола, удовлетворенно произнес: «Войдите».

Алина – девушка четырнадцати лет, милая, хрупкая, немного не складная в полудетских формах, излишне худая, осторожно вошла и медленно села в приготовленное для пациентов мягкое глубокое кресло у стены, справа от стола. Кресло стояло специально таким образом, чтобы свет из окна не бил в глаза, лишние предметы мебели не мельтешили в зоне видимости, а также, чтобы врач находился не лоб в лоб, а немного в стороне. Алина вежливо и очень тихо бросила дежурное приветствие доктору и уставилась на свои черные ботинки с толстыми подошвами. В руках она держала мягкую игрушку, изрядно потрепанную и отдаленно напоминавшую собаку. Выкрашенные в глубоко черный цвет длинные прямые волосы девушки, чистые, но как будто брошенные хозяйкой на произвол судьбы, устало висели прядями, обрамляя вытянутое лицо, тонкую длинную шею и подчеркивая болезненную бледность узкого лобика. Черный цвет явно доминировал во всем ее облике. На ней был невнятный черный балахон, плавно переходящий в длинную черную юбку. Ботинки и юбка в своем диком сочетании придавали ощущение нарочитого эпатажа. Хотя, взглянув в ее голубые глаза, невозможно было представить столь взрослое понимание своего внешнего вида этим ребенком.

Иннокентий Михайлович изучал Алиночку пристально, замечая каждый нюанс, каждую деталь, мгновенно анализируя изменения, произошедшие после пяти сложнейших сеансов глубокого гипноза. Сегодня предстояло пройти шестой. Еще более трудный.

Если бы обычному человеку, несведущему в психиатрии, рассказали, что это милое создание убило собственную мать и двух младших братьев, он наверняка не поверил бы. Более того, агрессивно протестовал и защищал ребенка от клеветы. Однако это было объективной и несоизмеримой со здравым смыслом реальностью. Алина с трех лет страдала патологической привязанностью к игрушечной собаке, которую получила в подарок от отца. Отец вскоре трагически погиб. И привязанность переросла в тяжелейшую маниакальную форму. Пол года назад Алиночка обиделась на братьев за то, что они поиграли ее игрушечным песиком в футбол и нечаянно его порвали. Она жестоко забила братьев папиной гантелей, хранившейся у нее в вещах. А потом, когда мать в состоянии аффекта напала на дочь, Алиночка схватила кухонный нож и всадила его маме в печень.

С тех пор Алина совершила три попытки суицида и собиралась их повторять до победного конца. Обычная реабилитация не давала никакого эффекта. Психиатры отказались от Алиночки, разводя руками и уповая только на Бога. И тогда за нее взялся Иннокентий Михайлович. Он был приверженцем старой школы Юнга. Продолжив идеи учителя, ему удалось найти ключ к подсознанию, он разработал новую методику очищения подсознания от тяжелого родового наследия. С помощью глубокого гипноза врач мог формировать у пациента сновидения, обладавшие терапевтическим эффектом. Требовался курс из двадцати шести сеансов. Каждый раз сновидение было одним и тем же, но с незначительной коррекцией мелких деталей. Главное, что нужно было суметь сделать психиатру – остановить сон на четком стоп-кадре и оставить его в долгой памяти больного. В этом был весь тончайший фокус метода.

Игрушечный пес Тоби для девочки был живым. Беленький, но с рыжей головой и рыжим пятном на боку. Хвоста не было – видимо оторвался во время трагических событий. Но, несмотря на его отсутствие, Алина могла часами рассказывать, какой белый, гладкий, благородный хвост у ее собаки. Она воспринимала его как живое существо и общалась с ним как с настоящим одушевленным другом. Ходила с ним гулять, кормила, мыла, чесала шерсть, разговаривала. В одной из бесед с пациенткой доктор выяснил, что она даже специальным шампунем травила на нем блох. Произошла подсознательная замена мертвого отца живой собакой. Алиночка не отдавала себе отчета, когда и как это произошло. Подсознание сыграло с ней злую шутку. А мама и брат встали на пути между ней и близким существом, ради которого Алиночка жила с момента смерти отца. Для психиатра ужасающие действия пациентки вполне оправданы. Если понимать ее логику, ее странный внутренний мир, то все укладывалось в рамки адекватности. Однако, проблема была в нестыковке ее мира с реальным. И нужно было соединить эти миры. Тонко и филигранно сшить каждый нерв, каждый сосудик. Иннокентий Михайлович собирался подружить живую собаку Алиночки с ее мертвой мамой и братьями. Тогда включится механизм обратной цепной реакции, и пазлы в голове пациентки сойдутся.

Доктор вытащил из кармана пиджака блестящий предмет, внешне похожий на спортивную серебряную медаль, только вместо ленточки она держалась на длинной тонкой цепочке. Он поднялся и прошелся по кабинету из одного угла в другой. Потом обратно. Он предложил Алиночке на время забыть про сеанс и рассказал ей смешной анекдот. Но она даже не улыбнулась. Хотя доктор знал, что она прекрасно поняла смысл. Дальше Иннокентий Михайлович принялся рассказывать историю про одного знакомого, который поехал с дочкой отдыхать на море. Слова ловко цеплялись одно за другое, уводя мысли пациентки в область воображения картинок. Доктор все ходил и ходил, рассказывал и рассказывал, одновременно вертя в руках медальку, то наматывая цепочку на палец, то разматывая. Голос его становился более равномерным в интонациях, слов становилось все меньше, говорил он все медленнее. Алиночка прикрыла глаза и пыталась следовать смыслу слов, зовущих ее на пляж, к морю, манящих синевой неба, теплом ветра… Сознание поплыло - она заснула.

Перед глазами появился уже знакомый длинный коридор, уводящий перспективу вверх, будто приглашавший Алину выйти на свет, наверх из темного подземелья. Она – трехлетняя девочка с коротко стриженой головой в черных мальчишеских брюках и в той любимой новой кофте, которую привез папа из командировки вместе с Тоби. У нее на руках теплый и милый щенок… Он нежится в ее ручках, виляет хвостом, лижет ее нос, повизгивает от счастья. Вокруг грязные и влажные стены коридора, под ногами вытоптанный липкий грунт, осколки стекол хрустят под подошвами. Алине очень страшно. Она смотрит вверх, видит свет и выход, но на пути ее встали братья и мама. Алина боится их. Она уверена - они убьют Тобика!

На самом верху невнятный силуэт мамы, которая как две капли воды похожа с дочерью, она так же коротко подстрижена, у нее темные волосы, похожие черные брюки и кофта. Лицо размыто в белое пятно. Мама строго смотрит на нее сверху вниз и ждет. Братья чуть ближе. Младшие братья - близнецы Артур и Марик – темными густыми кудрями волос прижались каждый к своей стенке и тоскливо смотрят вниз, хлопая большими глазами, недоумевая, как можно не хотеть оттуда вернуться скорее к маме?! Они защищают маму, они за нее. В любую секунду они готовы расправиться с Тобиком. Если только мама об этом попросит.

Алина стояла в нерешительности. Ей хотелось броситься к маме в ноги, умолить, уговорить полюбить Тобика. Хотелось показать маме, какой он теплый, живой, милый и родной. Но белое пятно маминого лица снова и снова прожигало Алину своей неумолимостью и холодностью. Алина хотела умереть ради друга, готова была стать жертвой мамы и братьев ради его жизни. Ее тянуло убежать вниз, обратно в сырую мглу подвала и там задохнуться. Она начала уже поворачиваться в сторону тьмы, как вдруг мама крикнула сверху: «Алиночка. Иди ко мне. Я люблю тебя, доченька. Иди ко мне, солнышко мое, я тебя очень жду. Беги скорее…» Сердце Алины сжалось, затрепетало, клапаны задергались, не успевая прокачивать кровь. Она начала задыхаться. Всем телом, всей душой она потянулась к свету и к маме, ей неудержимо захотелось побежать туда и как можно быстрее, не замечая серых заплесневевших стен, грязи, не оборачиваясь к зияющей смертью тьме. Где-то глубоко внутри родилась искорка надежды на мамину доброту и радость, когда она познакомится ближе с Тобиком. И братикам он тоже понравится. Главное, не сразу его показывать. Нужно постепенно. Из искорки разгорелась целая идея. Маленькая Алинка спрятала пухлого щенка за спину и решительно шагнула вверх, мысленно обращая к Богу свою неосознанную детскую молитву…

- Стоп-кадр! – интонационно четко произнес пароль для записи в долгую память доктор.

Алина ощутила во сне яркую вспышку. За ее спиной будто спрятался фотограф и неожиданно щелкнул видение на пленку. Братья, мама, Тоби, облезлый мусорный коридор и свет в конце. Таких кадров хранилось уже пять. И это был шестой. Все они немного отличались. В прошлый раз не было чего-то…. Какая-то новая деталь… Да! Есть! В стенках появились грубо сколоченные деревянные двери. Точно. Их не было раньше… Это намек на запасные выходы. На шансы уйти от конфликта, найти другой путь, если вдруг не получится этот.

Алина поняла это где-то глубоко внутри своего «Я». Не мозгом. А скорее инстинктом самосохранения. Она найдет другой выход. Поэтому не нужно умирать, бросаться с головой во тьму, если не получится выйти к свету.

- На счет три ты проснешься, - завершал шестой сеанс Иннокентий Михайлович. Он щелкнул пальцами – Алина открыла глаза. Внешне она вся будто бы просияла, глаза прояснились, взгляд стал чуть добрее и внимательнее к окружающей действительности.

- Уже все? – тихо спросила девочка, прижав к себе Тоби.

- Да, все на сегодня. Ты умничка, все отлично у нас идет. Я доволен тобой, - сказал учтиво и доброжелательно доктор, профессионально изобразив нежную добросердечную улыбку, - Мы прощаемся до четверга. Буду тебя ждать.

Губы Алины слегка дернулись, но так и не смогли улыбнуться в ответ. Осторожно поднявшись, девочка поправила складки длинной юбки, уложила пару прядей волос за ухо и сказала:

- Хорошо. Но… я наверное не приду. Мне надо наверх. К маме.

- Я как раз тебя в четверг туда провожу. Приходи обязательно! – спокойно и как можно непринужденнее ответил Иннокентий Михайлович.

Дверь за Алиной закрылась. Доктор налил себе нового кофе из кофеварки и подошел к широкому во всю стену окну. Глядя на Пушкинскую площадь, он вспоминал Трафальгарскую…

Сегодня стало очевидно то, чего он так опасался вчера, - Алина абсолютно безнадежный случай. На следующий сеанс она не придет...