Короткое описание: Еще один авантюрный рассказ из серии "Аферисты".Этот рассказ,в отличии от предыдущего,"Лицом"от 20.04 и 24.04.,совершенно реалистичный,хотя и вымысел.Забавная история,в какойто степени поучительная,но в большей степени развлекательная.
Теплое приветливое южное солнце весь день греет чистейший Кавказский воздух, прибрежный песок и гальку, обнаженные тела прекрасных особ и лысые головы местных мужчин, к огромной радости всех приезжих отдыхающих и далеко не всех местных жителей курортных городов. Его тепла с избытком хватает, например, для того, чтобы отдыхающим не брать с собой горелки для приготовления пищи, а варить супы и жарить яичницу прямо на раскаленных камнях. Местные же мужчины вообще никогда не покупают спичек и зажигалок, прикуривая сигарету прямо от своей лысины, ну, на худой конец, от лысина товарища или соседа. Нагретый за день воздух ни на градус не остывает ночью, и это уже, к всеобщей радости приезжих прекрасных особ и местных лысых, позволяет им, сдружившись каким-то образом днем, всю ночь совершенно голыми, прямо на прибрежном песке заниматься тем, за чем, собственно сюда и ехали. Ночью, в домах местных жителей выключают свет и открывают окна. Старые бабушки, которые здесь живут уже больше ста лет, говорят, что это традиция завелась очень давно, может быть, тогда, когда в домах появилась первая лампочка, якобы, чтобы свежий морской воздух мог свободно проникать в помещения и делать сон и сновидения находившихся в этих помещениях людей прекрасными и здоровыми. Но молодежь утверждает, что бабушки лукавят, свет они выключают и окна открывают для того, чтобы легче было залазить и красться незамеченным тем самым лысым, кому не хватило места на песке. Так или иначе, но традицию эту никто не отменяет и каждую ночь вышедшая на смену луна заглядывает своей добродушной располневшейся физиономией с округлыми щеками, во все подряд окна и неудержимо хохочет от увиденного там. Вот и в этом небольшом двухэтажном доме, все жители которого являются членами одной дружной семьи, а спят на втором этаже каждый в своей комнате, глава семейства Рубен перед сном выполняет свой последний ритуал и согласно традиции, открывает окно и выключает свет. После чего оттягивает резинку трусов, как бы проверяя, может быть, надежность, а может, просто посмотреть, насколько еще можно увеличить размер своего живота, чтобы не порвать эту резинку. Отпускает, издавая характерный щелчок, и мчится к своей двуспальной кровати, в которой уже притаилась жена, в темноте по памяти воспроизводя маршрут. Он запрыгивает в кровать и почти тут же становится слышным голос почему-то не очень довольной жены: - Рубен, ну ты куда там полез, что ты там забыл, или, может, ты что-то там прятал? Ты скажи мне, я достану и отдам. - Ну дорогая Гаянэ, милая, я соскучился… - Соскучился, напиши письмо, легче будет. Отстань, говорю, да! Убери свои волосатые руки, не щекочи меня. - Ну дорогая, ты так вкусно пахнешь, я не могу сдерживать свои руки. В комнате слышится вошкание, скрип кровати, шуршание простыней и уже более громкийи гневный возглас: - Слушая, ты хочешь, чтобы я встала?! - Нет! – четкий и лаконичный возглас Рубена и после этого в комнате воцаряется тишина. За окном в саду слышится стрекот сверчка, где-то далеко рокот мотоциклов каких-то юнцов, рассекающих тишину ночного города. Но это всё далеко, далеко, не здесь, здесь тишина, клонящаяся ко сну тишина. Вдруг в комнату врывается противный, нарушающий уже казалось бы установившуюся идиллию, стрекот жирной, большой мухи. Муха, по всей вероятности, не желавшая залетать в этот дом, а попавшая в него по чистой случайности, видимо, перебравши в своём пункте питания чего-то забродившего, или у кого-то неусвоенного организмом, и оказавшаяся там, искала выход. - Слушай, Рубен, поди встань, убей эта муха, да, она сэйчас всэх разбудит, спат, понимаешь, не дает. - Хорошо. Слышно, как встает мужчина, кряхтя, опять щелчок резинки. Мужчина, в темноте выставив вперед руки, чтобы ни на что не наткнуться, передвигается по направлению к выключателю, но слышит предупреждающий голос жены: - Рубен, cвэт не включай, да, дэдушку разбудишь. - Хорошо. Мужчина всё так же крадучись подбирается к шкафу, слышно, что он что-то ищет. Раздается громкий стук падающей на пол книги. - Э-э-э, Рубен, ну потише, говорю, дедушку разбудишь, он как мэдведь прямо. - Гаянэ, где фонарик? – раздается раздраженный голос мужчины. – Сколько раз тебэ говорил, не бери фонарик, пусть на полке лежит в одном мэсте, да, вот где он? - Фонарик твой, у него батарейки кончились! - И что, поэтомуон исчез? - Он улетел в окно, в сад. Дэдушка смотрел его, сказал батарейка нет, и туда его выкинул. Э-э-э, я твой рот жевал, э-э-э я его нюх топтал! Недовольное ворчание мужчины, его крадущиеся шаги, а, скорее всего, простая усталость мухи, вынудили её сесть отдохнуть. Муха, обессилевшая от поиска выхода и мужчина, не желавший выдавать себя раньше времени, установили гробовое молчание, притаившись каждый в своем месте. Вдруг муха, видимо, решившая вновь попытать счастье, взлетела, издавая еще более противное жужжание чем раньше. И тут дом содрогнулся от выстрела, вначале одного, следом за ним еще одного. Гаянэ, внимательно отслеживающая происходящее, но никак не ожидавшая такого, резко вскочила с постели и быстро добежав до выключателя, включила свет. В комнате в цветных семейных трусах, крепко сжимая в руках двустволку из стволов которой шёл дымок, стоял её муж Рубен и внимательно, словно охотник на льва в африканской саванне, осматривал помещение в надежде увидеть тело. Во всех комнатах второго этажа загорелся света, и жильцы, готовившиеся ко сну, скорее всего, не успевшие заснуть, а если и успевшие, то однозначно разбуженные, взволнованные громкими выстрелами, спешили своими глазами увидеть, в чем дело. В комнату вбежала дочь Флора и вкатился в инвалидном кресле дедушка. Там, уперев руки в бока в ночной сорочке, видимо, уже успевшая сказать мужу всё, что в таких случаях она должна была сказать, стояла Гаянэ и слушала объяснения Рубена. - Я что, по-твоему, птичка? Я что, за ней с тряпка летать должен? - Нет, стрелять? Еще бы пушка выкатил, - грозно и с очевидным сарказмом ответила Гаянэ. Но тут раздался восторженный возглас их дочери Флоры. - Вон она, вон, смотрите! – она показала рукой в направлении пролетающей прямо перед собравшимися мухи. Рубен быстро переломил ружье, выхватил из стволов стрелянные гильзы и уже хотел вставить патроны, но Гаянэ, ухватившись обеими руками, с силой вырвала у него ружье. - Хватит! Пусть летает! Она никому нэ мешает! Устроил в доме болото, муха что гус по-твоему, да! – Гаянэ явно не в настроении, оглядела всех сбежавшихся и продолжила свои напутствия уже персонально. – Что вы суда собрались? Почему нэ спите, ночь на дворе, все люди спят, они смотрят ходят. Флора, почему не спишь, тэбе рано вставать, иди спать. Дедушка, у тебя сердце, а ты не спишь, давай укладывайся, а то таблетку дам. Взглянув на мужа, Гаянэ ничего не сказала, но тот всё понял, и быстренько прыгнул в постель. Флора и дедушка предпочли также отправиться восвояси. Гаянэ, погасив свет, легла рядом с Рубеном. В доме опять наступила тишина, несмотря на то, что муха всё еще летала, её уже никто не слышал. Но эта тишина была недолгой. С визгом у дома остановилась машина, из неё вышел водитель и сильно хлопнул дверью. Послышался скрип открывающейся калитки, а затем тихое шуршание травы, что растет у тропинки, ведущей к дому. Гость остановился прямо перед открытым окном, устроившись под ветвями инжирового дерева. Было слышно, как он переминается с ноги на ногу, но вот видимо собравшись , он тихо зовет, выдавая наконец-то причину своего появления: - Флора! Пауза, в ожидании которой слышно его топтание и, видимо, чесание о ствол дерева. Не получив ответа, гость, увеличив звук своего зова на пол-оборота, повторяет его вновь: - Флора! Но никто не отвечает ему, он увеличивает еще громкость, видимо, уже давая всем понять, что будет увеличивать её до тех пор, пока не получит ответа, кричит вновь: - Флора, это я, Армен, тэбе кричу! Рубен, слышавший все эти позывы, нервно переворачивается с одного бока на другой. Достаточно громко, чтобы его услышала дочь, находящаяся в соседней комнате и , безусловно, еще не спавшая, он распоряжается: - Флора, встань, подойди скажи этому своему конструктору, пока он всех соседей не разбудил, что тебя сегодня нету, пусть завтра приходит, да! - Хорошо, папа. – Флора послушно подымается с кровати и, шурша ногами по паласам, подходит к открытому окну. - Эй, Армен! – негромко говорит она в окно. - Ой, Флора! – обрадовался Армен, что его услышали и отозвались, полон счастья, но Флора, не обращая внимания на это внимание, продолжает: - Флоры сегодня нэт! - А когда она будет? – спрашивает вмиг огорченный, но совсем не растерявшийся Армен. - Завтра приходи, днем. Скажешь, что хотел. - Хорошо, Флора, я приду! – И они, не смея задерживать друг друга, расходятся по своим дислокациям. Флора запрыгивает в постель и, укрывшись простыней, тихо, счастливо хихикает о том, что её вот так ночью прямо у отца под носом может похитить влюбленный джигит и увезти в поле, горы, да куда угодно, где они вдвоем будут счастливы. А Армен, шурша по дорожке шлепанцами о камни и траву, идет к машине и думает, где же еще можно перезанять денег, чтобы завтра подремонтировать свою антилопу и спокойно отработать день. После того как его машина трогается и уезжает, в доме наконец-то наступает тишина, даже муха, найдя, видимо, себе дорогу на свободу, а может, просто вконец устав, нашла наконец-то укромное местечко и решив, что «утро вечера мудренее», перестала жужжать. Всё! Расслабляющая тишина, всепоглощающий сон. Дом, вместе со всеми своими постояльцами, погрузился в ласкающий воображение, приятный и полезный сон, со…,с… Вот только Армен, управляя своим джипом, собранным им же самим из разных деталей, найденных или по случаю украденных, судорожно перебирал всех своих знакомых, у кого можно было разжиться деньгами. Но у большинства он уже был, а те, кто на мгновение всплывали в его голове в роли помощников и спасителей, после короткого резюме-заключения «Э-э-э, да откуда у него деньги, да!», выданного им же самим, пристыжено опускали вниз глаза, поворачивались и тут же растворялись из его мыслей. «О, вот кто мне наверняка поможет – Жорик! Как же я сразу о нём не вспомнил, чтобы твоя мама лопнула. Так, хорошо, сейчас ночь, он должен быть на работе в Адлере на пляже, бздыхов, в общем то уже полно понаехало, нет, он там, точно там», - и подкрепленный уверенностью, что он обязательно найдет того, кого ищет, развернул машину. Бздыхами на местном сленге называются все приезжие курортники, которые с утра и до утра валяются на берегу и время от времени вздыхают и пукают, переворачивая своё тело с бока на бок, или с живота на спину. Мечтая за те непродолжительные дни отпуска, что им выпали, опалить свою кожу в лучах субтропического солнца, ну, по крайней мере, до цвета кожи полинезийцев с островов Океании. Чтобы затем, вернувшись в свои северные города, вызывать у завистников-сослуживцев приступы и обмороки. Армен хорошо знал, где пляжный воришка может сейчас находиться. Он сейчас или в засаде у приглянувшегося баула потерявшей всякую бдительность парочки отдыхающих, кувыркающихся в наслаждениях в пляжном песке, либо уже с приобретенным баулом в своей тайной каморке, хитро оборудованной в сантехбудке. Полотенца, игрушки, халаты в одну стопочку, деньги, украшения, золото – в другую, телефоны в третью. Если попадаются документы, то их он, упаковав вместе со всем, что, на его взгляд, не пригодится, комплектует в сверточек, открывает канализационный люк, находящийся здесь же и запускает туда, в шумно бурлящие городские фекалии, несущие свои потоки в глубины Черного моря, навсегда лишая в эту минуту , возможно, еще ни о чем не подозревающих курортников, являющихся бывшими хозяевами таких свертков, на покой и дальнейшее безмятежное существование. Силуэт Жорика он заметил издалека. Небольшого роста, неплотного телосложения, передвигая косолапыми ногами, он спокойно нёс приличных размеров сумку по асфальтовой дорожке, идущей от моря. Поравнявшись и узнав друг друга, они как истинные южане воскликнули: - О, Армен! - О, Жорик! - Брат! - Брат! Обнявшись и лобызнувшись, они начали расспрашивать друг друга о знакомых, родных, погоде, температуре воды в море, температуре воздуха в крае, политической обстановке в Никарагуа, извержении вулкана на .Гаити, о выпавшем снеге в Тибете, и еще много, много о чём, на их взгляд, очень важном и актуальном, но не забывая при этом вставить лестные фразы в отношении друг друга, вроде таких: - О, Артур, как хорошо ты подстригся, где? Или: - О, Жорик, как хорошо выглядит твой цвет лица, много на солнце, молодец! После продолжительной беседы, но принципиально не имеющей какого-либо когда-либо конца, Жорик всё же предложил Армену пройти к нему в апартаменты. - Слушай, Армен, пойдем в мою бендегу, там поговорим об остальном (видимо, он подразумевал – о мировом порядке). Я вообще сегодня устал, это пятый у меня. – Жорик кивком показал на сумку. – Интересно, что они там мне на этот раз приготовили. Но Армен, вспомнив, зачем он сюда приехал и что, собственно, ему нужно от Жорика, решил, что пора каким-то образом увильнуть от приглашения и получить наконец-то желаемое. - О, брат, Жорик! С большим удовольствием, веришь, нет, посидели бы, поговорили бы, с тобой, дорогой, одно удовольствие разговаривать, редко сегодня встретишь такого умного, эрудированного собеседника, но не могу, веришь нет, надо еще колымагу успеть до утра починить. Уром тур в горы, везу на экскурсию, люди серьезные, да, не могу в грязь лицом, понимаешь. - Э, брат, Армен, как я тебя понимаю, хороших бздыхов нынче совсем мало приезжает. А как хочется украсть что-нибудь у солидного такого, умного, красивого, уважаемого. Чтобы встал да так и крикнул: - Э, Жорик, как красиво украл! Молодец брат! - Да, Жорик, да, нынче совсем злые люди, кричат, орут, дерутся. Веришь, нет, Жорик, я уже думаю, приезжающие сейчас громче местных кричат, когда ты такое видел? - Что ты! Не было такого! - Вот и я говорю, не было. Помню… И вновь они увлеклись беседой, плавно перетекающей из одной темы в другую, стирая между собой какие-либо границы этих тем. Начало светать, и Армен, вновь вспомнив причину своего визита, всё же смог перевести разговор к деньгам, плавно перейдя к этому сразу же после разговора о морских черепахах, живущих в Австралии. - … на её панцирь можно трох дэвушек насадить, вот если бы такие у нас жили, классный бы бизнес мог получиться, насадил всех дэвушек и катай не хочу. - Э, брат, вспомнил, чуть не забыл, денег не одолжишь антилопу свою полечить? - Сколько тэбе? - Да тысяч десять хватит. - Сейчас посмотрим, что тут у меня есть. – Жорик открыл сумку и, ловко запустив туда руку, извлек кошелек. Открыв его и вытащив деньги, он восторженно воскликнул: - Ва, какие предусмотрительные! Смотри, всё знали, как шаманы, понимаешь. – Жорик, отсчитав требуемую сумму, передал её Армену. - На, брат, чини что хочешь, если больше надо, ты скажи. - Да нет, этого хватит, спасибо тебе, Жорик, отдам, через пару недель отдам. - А-а-а, к чему так говоришь, когда сможешь, тогда отдашь. - Спасибо тэбе, брат, удачи тэбе, поеду я, уже светло совсем, хотел починить, да теперь уже времени нету, поеду отвезу клиентов, наши красоты покажу. Они попрощались по местным меркам очень быстро, не затратив на это и тридцати минут, и Армен, усевшись за руль, решил всё же заехать домой перед работой, выпить кофе. Жил он в удаленной горной деревеньке, в месте, можно сказать, совершенно не привлекательном в курортном плане, для современных приезжих, которым подавай море и много солнца. Затерянная в горах деревенька стояла на возвышенности склона, по которому текла, беря своё начало где-то высоко в горах, речушка, и которая прямо перед домом Армена, дойдя до крутого обрыва, стремительно падала вниз, образовывая водопад. Нет, это, конечно не Ниагарский водопад, рёв которого слышен за десять километров, но для Армена краше и роднее его не существовало, наверное, на всеё земле. Домик, который остался им с братом от родителей, нелепо погибших во время смерча, простоял, может быть, пару лет да рухнул. Армен тогда закончил школу и старший брат стал уговаривать его уехать в Питер, но Армен ни в какую не соглашался, и тогда брат, постучав по его голове пальцем, собрал сумку и ушел по петляющей дорожке, ведущей к трассе. Больше от брата вот уже почти десять лет как не было ни писем, ни сообщений, ни слухов. Армен, с детства увлекающийся всевозможным конструированием – то он модель парохода построит, работающего на дровах, то дирижабль радиоуправляемый, то робота соберет, жарящего яичницу – не долго горевал по брату, а засучив рукава принялся строить новый дом. Он натаскал из речки камней-окатышей, древнейшего строительного материала местных жителей, навозил глины. Все бревна. Приносимые речкой откуда-то с гор после хороших бурь он вылавливал и складировал. Нелегко ему было, помогали, конечно, односельчане, кто чем мог, его очень любили, чаще жалели сироту, но больше уважали. На своей территории он устроил целую ремонтную мастерскую. Со всей округи к нему тащили телевизоры, утюги, печки, мотоциклы, трактора, и прочую технику. В его руках всё это как по мановению волшебной палочки оживало, и довольные хозяева долго и бурно благодарили Армена, восхваляя его, его руки, его родителей, родителей его родителей, родителей родителей его родителей, и так до десятого колена. Эти благодарности и были главной платой за его труд. Жители этих мест, не избалованные посещением туристов, как их земляки с прибрежных поселений, с трудом добывали средства на проживание. Работы практически не было никакой, кроме натурального хозяйства. Чайные плантации, некогда славящиеся своим высококачественным чаем, по непонятным никому причинам были заброшены либо влачили очень печальное существование. Поэтому несли к Армену только продукты собственного производства: сыр, молоко, мясо, рыбу. Но Армен не жаловался на судьбу, напротив, счастливее человека, наверное, во всей округе не было. «А что мне ещё надо!», - говорил он всем. – «Я сыт, обут, одет, всё свободное время занимаюсь своим любимым делом и одновременно нахожусь в самой красивой точке земного шара, дышу этим воздухом и любуюсь этой природой». Собеседники поддакивающе кивали головой: «Да, да, да, ты молодец, Армен, видели бы твои родители, каким ты стал – не нарадовались бы». А выходя за калитку, украдкой оборачивались и еле слышно шептали: «Сумасшедший, и строит чёрт знает что, не дом, а тазик какой-то». Людей, привыкших к классическим формам жилища, действительно будоражило при виде необычного сооружения, возводимого Арменом. Собравшись в кучку около участка, на котором вел свою работу Армен, они смеялись, фантазировали, часто, бывало, подтрунивали: - Армен, скажи, ты здэсь хочешь футбольное поле для каких-нибудь монстров-великанов из космоса сделать? Чтобы они прилетали сюда со всех галактик и устраивали матчи, играя твоим мячом, что ты из камней собираешь? Да? Но Армен совершенно не обижался над уколами в свой адрес, а просто посмеиваясь, продолжал своё занятие. И раздосадованные тем, что так и не удалось поддеть Армена, шутники уходили ни с чем, искоса поглядывая на совершенно не понятное зрелище. Так или иначе, но через три года необычное сооружение, родившееся в голове у Армена и его же руками воплощенное, было готово. Люди, устраивавшие сборища около этого строения, бурно обсуждали появление того, что они видели. Кто-то восхищался, кто-то сравнивал, кто-то критиковал, но все они в конце своего митинга, хихикая, расходились. И только когда еще через два года Армену удалось, напичкав своё строение всевозможными электронными примочками, наконец-то завершить задуманное, все в округе ахнули. Такого чуда они не видели даже в фантастических фильмах. Дорожка, ведущая к дому, в темное время суток автоматически включалась, создавая ауру разноцветного цвета. Все двери, калитки, окна автоматически открывались и закрывались только по командам, произносимым Арменом. Дубы, вязы, каштаны, росшие на участке, наверное, уже столетиями, также приобрели каждый своё неповторимое освещение. А когда Армен включал какой-то, только ему понятный световой эффект, конструкция превращалась действительно в межпланетный летающий агрегат, в настоящее время зависший и мирно раскачивающийся над водопадом, видимо, давая пришельцам, находящимся внутри, налюбоваться красотами здешних мест. Тем же из односельчан Армена, кому удалось попасть внутрь, уже выйдя из дома после просмотра, долго не могли произнести ни звука, лишь моргали глазами и кивали головой. Армен, оснастив своё жилище всевозможными приспособлениями, на его взгляд, просто необходимыми для комфортабельного проживания и полного освобождения от какого-либо физического труда по дому, будь то уборка, стирка, приготовление пищи, даже представить не мог, что для односельчан, привыкших к физическому труду с детских лет, может привести к потере дара речи при виде самостоятельно бегающего по дому полотера, или как по нажатии каких-то кнопок, расположенных на одной из стен из холодильника вдруг по прозрачной трубе-конвееру выкатывается картофель, морковь, капуста, лук, мясо и всё остальное, необходимое для варки борща, тщательно моется, чистится, режется в каком-то комбайне со стеклянными стенками, что позволяет наблюдать за процессом, а затем, согласно рецепту и технологии, всё это подается в емкость для варки. Попробовавшие такой борщ односельчане с восторгом замечали, что он ничуть не уступает по вкусу борщу, который готовит бабушка Гурама. Ну а увиденная ими трансформация помещений, а именно, как из просторной гостиной комната путем каких-то перемещений и исчезновений превращается то в большой бассейн, или та же комната вдруг становится спальней, очень похожей на королевские апартаменты, виденные по телевизору, в конец поражали глаза, волю и мозг смотрящего на всё это. И Армену приходилось нередко помогать покинуть помещение моргающему и кивающему головой односельчанину, к тому же еще с парализованными ногами. А Армен, выстроивший своими руками это чудо, хлопнув в ладоши этими же руками, довольно потер их друг об друга и радостно воскликнул: - Ну вот, наконец-то я свободен, теперь всё свободное время я могу заниматься постройкой автомобиля. И уже на следующий день он приступил к созданию этого автомобиля, который впоследствии назовет «Антилопа». Подъезжая к своему дому, Армен уже издалека заметил стоящий рядом с ограждением туристический автобус, своего коллеги Гурама, видимо, уже давно ожидавшего появления Армена. - О, моя мама, рот твой, - недовольно высказался Армен, - Тебя только мне еще сегодня не доставало. Припарковавшись сзади автобуса, Армен вышел из машины. В салоне автобуса громко играла кавказская музыка, был слышен смех женщин и радостные восклицания Гурама. Армен постучал костяшками пальцев в окно автобуса. Из-за занавески, закрывающей окно, выглянуло довольное лицо Гурама. Увидев Армена, лицо, топорща усы и округлив глаза, радостно воскликнуло: - Наконэц-то, понимаешь, да! – И тут же, скрывшись за занавеской, уже вместе со всем Гурамом, выскочило из дверей автобуса. – Слушай, мы тэбе весь ночь ждем, мобильник не отвечает, где ты, что ты, почему нет? Где ты был? – громко и возбужденно выкрикивал Гурам, при этом обнимая и как бы ощупывая тело Армена. - Гурам, дорогой, я устал, а мне через час в рейс, всю ночь не спал, заехал, думал отдохну немного, а тут ты! Что ты хочешь, Гурам? – Хотя Армен и знал, чего хотел Гурам, всё же задал этот вопрос. Гурам , работающий водителем на туристическом автобусе одного частного местного отеля, возил по туристическим маршрутам курортников. А приглянувшимся ему особам предлагал совершить особый тур на прилетающую из космоса тарелку инопланетян, его друзей, разумеется, полюбоваться красотами местных пейзажей и водопада. Куда он, Гурам, может привезти столь красивейших дам и позволить им прикоснуться к миру фантастическому и неизведанному. Дамы, безусловно, соглашались, а уже попав в зону действия арменового сооружения, вопреки сложившемуся после увиденного поведению односельчан, они не моргали и кивали головами, а тут же начинали срывать с себя одежду и предлагать им, то есть Гураму и Армену, забрать их. А они, как истинные кавказские мужчины, разве могли отказать мольбам дам. Гурам, открывший способ такого халявно-доступного секса, привозил дам каждый раз, безусловно, разных каждую неделю, по четыре или пять раз, и несмотря на ворчание Армена, которому не всегда нравились их развлечения, умел таки уговорить Армена, искренне клянясь «Вот всё, всё! Армен, дорогой! Последний раз, мамой клянусь!», каждый раз довести свою задумку до конца. Вот и сейчас, громко повозмущавшись долгим отсутствием Армена, Гурам, приблизившись своими губами к уху Армена, заговорчески прошептал: - Армен, ах, девочки сегодня – цветы с садов шейха, голубки с округлыми грудками, а глаза – бездна, в которой хочется утонуть! Откуда-то с Тюмени, беленькие, ах, пальчики оближешь. - Гурам, я устал, понимаешь, нет, через час в рейс, а потом, ты же прошлый раз обещал… Гурам, привыкший к такому началу и в общем-то готовый к этому, приступил к своей игре. Стукнув себя в грудь ладонью и, изобразив искреннее разочарование, он всё же, стараясь, чтобы его не услышали в автобусе, принялся причитать: - А-а-а, сегодня устал, вчера не хочу, завтра заболел, ты мужчина или кто, разве так можно? Настоящий мужчина должен каждый ден, каждый час, каждый минут быть готов осчастливить собой женщину! Что ты говоришь? Ты послушай себя, что ты говоришь? Через час ему надо. Ну и поедешь через час, кто тэбя держать будет? Нам хватит чмок-чмок сделать. Дамам, может, конечно, мало будет, ну да ладно. – Гурам на минуту задумался, видимо, соображая, как это будет выглядеть, не пострадает ли от этого мужская гордость, и видимо, придя к мысли, что всё будет хорошо, весело продолжил: - Ну что, дорогой, заводим? Армен, понимая, что никак не сможет отказать Гураму и что для сохранения своих же сил ему всё же лучше согласиться, Гурам всё равно не уйдет и будет применять всё новые и новые аргументы, будет то хоть час, хоть два, хоть десять. А слушать его, Гурама, это самое большое наказание, какое только может быть, даже страшнее навязанного секса. Так что, прикинув все «за» и «против», Армен нехотя сказал: - Заводи! - Гурам, весело щелкая пальцами и пританцовывая, напевая какую-то только ему известную мелодию, бросился к дверям автобуса. - Девушки, милаи! Нащ главный космонавт готов провести вас, дорогие, на борт нашего чудного космолёта, где вы ощутите все прелести земного блаженства, побывав при этом в раю. Дамы, видимо, не терявшие времени даром и уже успевшие изрядно приложиться к божественному напитку под названием «Изабелла», которую в изрядных количествах производят местные виноградари, выдавливая ногами из полусозревшего винограда, с покосившимися лицами, придерживая друг друга, вышли из автобуса, и, обнимая друг друга, обе, с Гурамом, направились к включенной уже Арменом иллюминации. На свою работу Армен опоздал на 15 минут. Подъехав на своей антилопе к туристическому бюро, откуда он и должен был забрать группу, чтобы провести её по маршруту, он увидел ожидавших его туристов и Рубена, владельца этого турбюро и его, Армена, работодателя, стоявшего рядом с ними. С упертыми в бока руками, выпирая вперед пузо, величие которого не позволяло застегнуть одну пуговицу на рубахе, Рубен недовольно взирал на Армена, приготовившись, по всей видимости, к нешуточному разносу. Армен, выйдя из машины и изобразив, затратив при этом немало усилий, улыбку на лице, доброжелательно произнес, обращаясь к собравшейся группе: - Присаживайтесь, уважаемые, космо… Тьфу, - Армен оговорился, но вовремя поправился и продолжил, - автоштурмовик кавказских вершин к вашим услугам. Группа, состоящая из нескольких мужчин и женщин, принялась с удивлением осматривать и изучать его чудо-машину. В это время Рубен с удовольствием высказывал Армену всё, что он, Рубен, о нём думает: - Что, часы не ходят правильно? Почему опаздываешь, люди собрались, ждут! Выброси такие часы об земля! Сколько раз тэбе это говорить, не опаздывай для клиента. - Да я первый раз опоздал! – пытался как-то защититься Армен от нападок. - Не важно, первый, второй! Я вообще не знаю, что в тебе моя дочь нашла? Деньги вообще не умеешь зарабатывать. Да для того, чтобы много денег иметь, а денег много иметь, для того чтобы дочь моя иметь, нужно работать, работать, работать! - Да я и так без выходных с утра до вечера туристов твоих катаю! – рассердился было Армен на незаслуженные обвинения в свой адрес, но Рубен тут же прервал его, не дав больше произнести ни слова: - Как катаешь? Опаздываешь! Нет, не пара тебе Флора, ты совсем не любишь деньги, не чувствуешь их вкус, запах. Как я могу такому дочь свою единственную и ненаглядную, Флору, доверить? Ходит шурупа конструирует, кому эта надо! Ладно, иди , клиенты ждут. Потом поговорим. Рубен, вынесший свой вердикт, уже развернулся, чтобы зайти в помещение турбюро, как Армен, выслушавший его, вдруг обратился к нему: - Рубен, я тебе вчера говорил, что моя машина нуждается в ремонте, я сейчас сделаю один рейс, но больше меня никуда не планируй на сегодня. Мне машину нужно будет починить. Рубен, округлив глаза и тяжело вздыхая, от чего его пузо увеличилось почти в два раза, отрвав при этом крайние от незастёгнутой две пуговицы на рубахе, услыхав это от Армена, захлебываясь и давясь в своих же словах, набросился на него: - Какой такой ремонт? Ты что? Ты же мне говорил, что ночью починишь? А сам вместо этого под окнами у честных девушек кричишь! Не знаю никаких ремонтов! У меня сегодня четыре рейса запланировано. Как хочешь вози! Я не могу отменить их. Армен попытался возразить: - Рубен, машина неисправна, что в горах может случиться, один бог знает! А если я с пассажирами в пропасть упаду, что лучше будет? - А без денег ты останешься – лучше будет? Как ты хочешь зарабатывать, если только ремонтировать будешь, что, железка по железке стучать деньги появятся, да? Армен, поняв, что Рубена кроме денег ничто не интересует, со злостью развернулся и, сев за руль, поехал выполнять задание. Армен, ругая и матеря Рубена за его жадность, граничащую с безумством, костерил и себя, как он, Армен, мог попасться, практически превратившись в раба, и потерявши всё то, что раньше имел и прежде всего свободу своего разума. С Флорой он познакомился года два назад, совершенно случайно. Проезжая на своей антилопе мимо университетской автобусной остановки, он увидел голосующих девушек. Подумав, что он, собственно, никуда не спешит, почему бы не подвезти, он остановился. Флора расположилась рядом с водителем и всю дорогу, пока он их вёз, она расхваливала его оригинальное авто, искренне восхищаясь возможностями этого агрегата. Потом как-то Армен подвез её уже одну, без подруг. Ну а потом он заезжал каждый день после занятий в университете и, как правило, не сразу же после этого торопился довезти её до дома. Они ездили в горы, по побережью, часто просто где-нибудь сидели в тишине, вдали от людских глаз. Много говорили, Армен рассказывал о своих задумках, о том, что он еще хочет сконструировать и сделать, Флора делилась своими впечатлениями от учебы в университете. А потом, потом об их отношениях узнал отец. Как то за семейным ужином Рубен прямо задал вопрос Флоре: - Флора, дочка, скажи мне, до меня дошли слухи, что ты гуляешь с каким-то молодым человеком, это правда? Флора, немного смутившись, но всё же не желая обманывать своих родителей, ответила утвердительно, слегка всё же покраснев при этом. - Флора, но мне хотелось бы знать, кто у него родители, где он живет, где учится, как его зовут, наконец, - продолжал расспрашивать Рубен. - Ну пока! – пыталась воспротивиться не предвещающим ничего хорошего расспросам отца Флора, но Рубен был настойчив. - Что пока, что пока? Моя дочь гуляет с каким-то мужчиной, а её родители не знают, кто он такой! В наше время так не делалось. Дети сразу же знакомили с родителями своих избранников. Гаянэ, молча слушавшая разговор отца и дочери, услыхав последнюю фразу Рубена, недвусмысленно посмотрел на него, так, что ему, по всей видимости, захотелось спрятаться под стол, но только глубоко вздохнула, ничего не сказав. - Ну хорошо, папа, - видя, что отвертеться от расспросов родителя не удастся, Флора решила немного сдать свои позиции и раскрыть кое-что, что, по её мнению, не могло нанести ущерба её с Арменом отношениям. – Его зовут Армен, он немного старше меня и у него есть шикарная машина, если бы ты её видел, папа, какая она красивая, а он её один, своими руками сделал, ты представляешь. Рубен внимательно взглянул на дочь, затем перевел взгляд на Гаянэ, а уже потом, переведя взгляд куда-то в пустоту, вверх, произнес: - Для армянина собрать машину своими руками не показатель, которым следует гордиться. Когда в семье рождается армянин – это уже специальность. И именно этой специальностью армянин добывает деньги, а не руками. А уже на эти деньги армянин покупает шикарные мащины, отели, дома, яхты, девоч… тьфу, ну в общем, всё покупает. И вот этим уже можно гордиться! Ну вот как я, например! Ну тут уже Гаянэ не удержалась, выслушивать возомнившего о себе мужа она явно не желала: - Слушай, ты, миллионер новоявленный, покупатель пароходов. Да если бы не деньги моего папы, ты бы до сих пор, поди, билеты у лотка в обезьяний питомник продавал! Восприняв весьма агрессивный тон супруги как посягательство на свои честь и достоинство, Рубен с яростью принялся отражать атаку: - Женщина! Что ты кричишь! Ты слышишь, что тебе твоя дочь говорит? Гуляет она! С Арменом! И всё! Тебе что, всё равно, с кем твоя дочь гуляет? Может, он маньяк, убийца! Я её спрашиваю, кто родители - молчит, где учится – молчит. Почему молчит? - Ну папа, - Флора, не выдержав атаки, попыталась всё же как-то остановить взвинченного отца, но этим только ухудшила ситуацию. Почувствовав, что под его натиском противник сдает позиции, даже может, вот-вот прольются первые капли слёз, Рубен с еще большей настойчивостью потребовал: - Говори сейчас же, где он живет? - У него дом в деревне, в горах, который он тоже сам построил, там он живет один, родители у него погибли, когда он еще подростком был. Поэтому привык всё зарабатывать сам. Папа, у него руки золотые, его же все знают. – Флора, выпалив всю информацию, и ту, которую хотела рассказать родителям, и ту, которой бы предпочла не делиться, замолчала и тихо ждала вердикта. Рубен, видимо, получив доказательства своей правоты, хлопнул рука об руку и вновь ринулся в атаку: - Вот! Вот! Что я говорил, живет в трущобах, сарай себе в горах из хвороста соорудил, понятно, сирота! И ты хочешь, чтобы он к нам дом пришел! Человек без семьи, без дома, без работы, без образования? А? Я тебя спрашиваю, женщина? Рубен грозно вопрошал к своей супруге, и с непримиримостью требовал ответа. Гаянэ не испугал столь грозный тон мужа, а скорее, наоборот, разбудил всеопаляющий зов предков-амазонок. Сверкнув глазами, словано желая спалить тут, на месте своего мужа, она с гневом обиженной женщины принялась метать в него свои огненные стрелы-слова: - Слушай, ты ! Мозг семьи! Что до девочки привязался? Себя вспомни кем ты был! Может, у тебя образование МГУ? Да вся Хоста знает, что ты двух шагов из Хосты не сделал, а ходишь дипломом машешь МГУ. Пять классов ты закончил, билеты продавать пошел, чтобы матери своей помогать, она вас пятерых одна подымала! Посмотри на себя, Рубен, в кого ты превратился, чего ты зазнаешься, ведь тебя здесь все знают! Зачем ты из себя корчишь какого-то босса-мафиоза, а? - Гаянэ замолчала и, уже обращаясь к дочери, дала ей своё напутствие. – А ты, девочка, никого не слушай, делай, как сердце велит и всё будет хорошо. Гаянэ вдруг обратила внимание на дедушку, про которого в пылу страстей асе позабыли. Он, сильно сгорбившись над тарелкой, отчаянно пытался подцепить что-то в ней вилкой, которую ему вручили, но ему это не удавалось, а судя по тому, что вся семья уже доедала второе, при этом еще и постоянно ведя дискуссии, ему сегодня не удалось подцепить это ничего ни разу. Гаянэ, осмотрев стол и обнаружив на нём ложку, вырвала из рук дедушки вилку и вложила ему туда ложку, что он даже и не почувствовал. - Кушай, папа, кушай. Я тебе еще салату положу. – Сказала ему Гаянэ и молча, чисто по-женски, обхватив тоненькими пальчиками одной руки вилку, другой руки – столовый нож, продолжила заканчивать свою трапезу. Рубен, пристыженный за тем ужином, но в душе не побежденный, даже и не думал сдаваться. Просто он решил изменить тактику нападений, предпочтя вместо публичного обсуждения перейти на конфиденциальное предупреждение. И теперь, как только они оставались наедине с дочерью, он тут же спускал в её адрес и адрес её лузера непристойные выражения, иногда граничащие с пошлостью. Но Флора была дочерью Гаянэ, тем более поддержавшей и одобрявшей её поведение, и она совсем не собиралась уступать отца, хотя внешне её кротость и покорность и создавали у Рубена впечатление, что вот, его победа пришла, и она навсегда забыла и думать о своём неудачнике. Конечно, такое противостояние не могло длиться долго, и рано или поздно усыпленный врожденным женским коварством своей дочери, Рубен увидел бы, что под шкурой робкой и послушной козочки с большими телячьими глазами, мирно пасущейся на лужайке, скрывается кровожадная пантера, готовая разорвать любого, кто встанет на дороге её счастья. Но вмешался его величество случай, который изменил весь ход событий, и на какой-то период завуалировал для Флоры реальность. Как-то Армен, как обычно, подвозивший Флору с университета, так увлекся с ней разговором, что проскочил то место, где он обычно с ней расставался и которое, по мнению Флоры, являлось наиболее удачным в целях конспирации от её родителей и соседей. Они проскочили до самого её дома, и только там осознали свою оплошность, но было уже поздно. Рубен, просматривающий в это время на терассе своего дома прессу и между делом отслеживающий всю обстановку на близлежащих к его дому территориях, сразу же заметил необычный автомобиль, припарковавшийся у его дома, а так как верх машины был открытый – то и свою дочь в этом автомобиле. Флора с чрезмерной нервозностью дергала за ручку автомобильной дверцы, пытаясь её открыть, но это почему то не получалось. Армен, выскочив из автомобиля, лихо перепрыгнув прямо через верх, спешил её на помощь с другой стороны. Но помощь неожиданно пришла оттуда, откуда её не ждали. Рубен мягким нажатием открыл дверь и, отвесив легкий поклон, предложил руку даме, чтобы поддержать её при выходе из автомобиля. Флора, почувствовав в эту минуту, как какой-то тяжелый маятник внутри неё, вечно бьющийся в такт её личному ритму и помогающий её ценить то прекрасное, что дарила судьба, вдруг обрывается и летит там внутри, сметая и круша всё, что попадается на пути. Она с трудом вышла из авто, и они оказались втроем все рядом. Флора, поспевший к тому моменту Армен и её папа, галантно улыбающийся им обоим. На удивление Флоры папа повел себя совсем не так, как она ожидала, а, любезно попросив её представить их друг другу, так как, видимо, видел растерянность Флоры и еще долго добродушно ругал её за то, что она раньше их не познакомила. После чего он любезно пригласил Армена в дом, и хоть тот и пытался отказаться, но убедительность Рубена не желала слушать никаких доводов Армена, и тому пришлось согласиться. Флора, не понимающая отца, потерзав себя разными домыслами, всё же остановилась на том, что, видимо, мама чисто по-своему поговорила с папой и тот навсегда переменил своё предвзятое суждение о выборе дочери. Улыбнувшись, что всё так хорошо повернулось с их жизни, она с радостью помчалась варить кофе, о котором её попросил папа. Когда она принесла свежий, терпко заваренный по особенному рецепту с добавлением перца, как любил папа, кофе расположившимся в гостиной мужчинам, то хотела остаться, но Рубен вежливо попросил оставить их двоих: - Дочка, дорогая, оставь нас, пожалуйста, ты еще наговоришься со своим джентльменом, а мне бы хотелось кое о чем с ним поговорить, чисто по-мужски. Пока они беседовали за закрытыми дверями, Флора не находила себе места, её терзало незнание, о чём они там беседуют, и очень хорошее понимание своего отца. Веселый, покладистый, добродушный, как он сам любил о себе говорить, «Я хороший человек». Искренне любящий свою жену и свою дочь, он никогда не был львом, нападающим на свою жертву, полагаясь только на силу. Лесть, хитрость, коварство – вот оружия, которыми он всегда пользовался, притупляя бдительность обреченного, которого сам же великодушно угощал. Флора знала это, и это её и пугало. Но после довольно продолжительной беседы двери в гостиную распахнулись и оттуда вышел довольный Рубен, обнимая одной рукой Армена. - Дочка, твой друг будет работать у нас! – заявил Рубен прямо с порога, ошарашив своим заявлением и без того уже поникшую Флору. - Будущий зять должен приобщаться к семейному бизнесу, так как ты у меня, дочка, одна, я должен быть уверен, что дело моей жизни попадет в хорошие руки. Так они тогда и договорились, Армен возит на своем автомобиле по Кавказским маршрутам туристов, которых собирает и предлагает Рубен. Все были довольны. Флора тому, что отец стал благодушным к её избраннику и даже сам назвал его своим будущим зятем. Армен, в общем то, тому же, чему и Флора, плюс ко всему радость самой Флоры. А Рубен, как оказалось позже, в приобретении раба, который будет зарабатывать ему хорошие деньги плюс полный контроль над своими подопечными Флорой и Арменом. Но со временем Армен всё чаще и чаще приходил к мысли об истинном предназначении себя в играх Рубена. Все доходы, что приносил Армен, совершая прогулочные туры, полностью оседали в карманах Рубена. Намеки Рубена на несоответствие Армена в роли мужа Флоры в один прекрасный момент закончились и превратились в прямые обвинения. Как то раз Армен, попросивший Рубена выделить ему денег на ремонт автомобиля, сильно потрепанного горными дорогами, просто получил грубый отказ. Армен тогда нашел выход, но впредь зарекся, что больше он никогда не подойдет к Рубену с подобными просьбами. Флора и сама понимала сложность положения. С одной стороны папа мог безнаказанно очернить Армена в глазах матери за малейший проступок, с другой – полностью манипулировать самим Арменом, играя на его чувствах к ней, Флоре. «Вот, пап, где ты яд налил», - со злостью думала Флора, ненавидя, прежде всего, себя за свою доверчивость. Но решительных действий в противостоянии двух дорогих ей, в общем-то, мужчин, она не предпринимала, отдав всё на волю провидения. Армен возвращался. Туристы, довольные и возбужденные от полученных положительных эмоций, весело щебетали о всякой ерунде. Они даже и не догадывались, с каким трудом Армену пришлось вести неисправную машину по извилистым горным дорогам. Армен, изможденный и усталый, старался не подавать вида о своем истинном состоянии. Шутил, как получалось, рассказывал истории, красивые кавказские легенды. Туристы просто балдели, они безумно благодарили своего гида и водителя за то наслаждение, которое они получили от просмотра здешних красот. Их благодарности, искренние, лишенные фальши и корысти, в какой-то мере и держали, может быть. Армена, от того, чтобы не свалиться от изнеможения.
0
