Пряха

Занимался рассвет. Царству глубокой ночи наступал конец, и новый день вступал в свои права.

Холодный воздух, что остудил мокрую от росы землю, освещали первые солнечные лучи.

Милка чихнула во сне и проснулась. Ежась от утреннего холода, она привстала и широко зевнула, снова чихнув. Вокруг стояла тишина. Она, словно невидимый хозяин, ожидающий гостей, затаилась и ждала прихода долгожданного утра.

Совсем недалеко петух огласил своим криком, что пора вставать.

Милка знала, что уже пора. Давно пора.

Она встала с кучи сена, на которой спала, и подошла к кадке с водой. В ней плавало несколько утонувших мотыльков и маленький сухой листик. Милка выудила утонувших вместе с листиком и поплескала себе на лицо водой. Фыркнув, вымыла лицо, разгладила волосы и стала рассеяно заплетать косу.

-«Утро доброе», - подумала она, смотря, как из-за неплотно закрытой двери застенчиво выглянул солнечный луч.

Девочка встала и подошла к пустому стойлу. Рядом, на бочке для дождевой воды, лежал каравай хлеба, завернутый в ткань. Оторвав небольшой кусок, Милка спрятала хлеб обратно и быстро выскочила за дверь.

Солнце еще только-только стало выглядывать, раскидывая свои длинные лучи.

Однако у Милки не было времени любоваться красотой наступающего утра. У нее еще было много дел, которые ждали, когда же их выполнят.

Девочка обошла хижину и негромко позвала:

- Глашка, Глашка.

Секунду другую ей никто не отвечал. А затем послышался тихий звон колокольчика. Милка подхватила ведерко и побежала на этот звук.

Глашкой оказалась корова, чье большое вымя с коричневыми пятнами задевало высокую траву.

- Вот ты где, Глашка.

Милка подошла и похлопала корову по животу. Та лишь чуть повернула голову и несильно шлепнула ее хвостом.

Присев, Милка поставила ведро под вымя, взялась за соски и тихонько стала приговаривать:

- Травушка зеленая, травушка кудрявая.

Жуй моя коровка, жуй моя упрямая.

Впитываешь солнце, впитывай росу.

Много молочка домой я отнесу.

Пока Глашка тщательно пережевывала ковыль, Милка доила ее, иногда поглаживая по животу или отгоняя прутиком обнаглевших мух.

Милка осторожно вытащила полное ведро из-под коровы и хлопнула ее на прощанье по животу. Глашка удивленно повернула рогатую голову, жуя жвачку.

Войдя в хижину, девочка поспешила к печке, достала глиняный кувшин и налила туда молока. Сделав несколько жадных глотков, Милка вытерла рот и посмотрела в ведерко. Там оставалось еще чуть больше половины парного молока.

- Хоть бы маменьке хватило, - пробурчала она и выбежала из дома, прихватив с собой плетеную корзину.

Она торопилась. Времени оставалось немного. Нужно было успеть собрать необходимые маменьке травы на опушке леса.

-«Опоздаю, так маменька меня выпорет», - Милка поморщила нос и прибавила ходу.

В деревне, что носила имя Вересковка, уже просыпались люди. Мужики сонно потягивались, зевая, широко раскрыв рты, пока их жены выгоняли коров да бранились, как последние разбойники.

-Милка, Милка! Опять спешишь куда-то? – окликали ее прохожие.

-Да! Маменька сегодня ведь опять принимает!

Милка даже не остановилась, а наоборот, побежала еще быстрее.

-Эх-ты! Сегодня ж ночь после новолуния! Ай-ай! – говорили крестьяне, глядя вслед убегающей девочке.

Лес рос совсем рядом с деревней. Только рукой подать. Милка запыхалась и остановилась. Ее большие глаза таращились по сторонам, словно дикие.

Найдя, что искала, она подошла и села на траву.

- Сон-трава, три цветка.

Милка ловко выдернула цветок вместе с хрупким стеблем и сунула в корзину.

- Анис, один цветок со стеблем.

Высокий и душистый, напоминающий укроп, белый цветок отправился к сон-траве.

- Наперстянка с беленой. По одному цветку вместе, - бубнила Милка, чтобы не ошибиться.

В скором времени ее корзинка наполнилась многими растениями.

Наконец, Милка встала и шепнула себе.

- Шишка. Нужна только зеленая шишка.

Она подошла к самому началу леса. Дальше виднелись только лишь громадные деревья, чья кора блестела на солнце из-за капелек смолы.

Милка знала и помнила, что говорили в Вересковке об этом лесе. Крестьяне страшились уходить глубоко в него, ибо считалось, что вернуться оттуда уже не получится.

Маменька знала куда больше селян про этот лес, но мало что Милке рассказывала.

Зеленая шишка висела на одной из ветвей могучей ели, которая раскинулась дальше многих других своих соседок. Вокруг нее лежало множество сухих плодов. Милка подошла к ветке и уже хотела сорвать ее, как вдруг крупная шишка упала сверху рядышком с ней. Милка обернулась. Шишка валялась как ни в чем ни бывало и вся в паутине.

- Негодная. Паучку всю работу испортила, - возмутилась Милка. Паук, что так усердно плел свою паутину, теперь угрюмо висел на тонкой прозрачной нити, колыхаемый легким ветром.

Милка осторожно взялась за нить и отнесла паука подальше, посадив на лист боярышника. Паучок зацепился за лист и замер.

Девочка улыбнулась. Паук не шевелился.

Ветерок неожиданно стих, а потом вдруг подул совсем с другой стороны: со стороны леса. Милка обернулась и поежилась. Она быстро подошла к шишке, сорвала ее и замерла. Дальше, чем не десяток шагов, ничего не было видно в лесной чаще. И ветер дул прямо оттуда.

- «Маменька меня ждет».

Схватив корзинку, девочка припустила домой. Лес остался на месте, наблюдая за ней тихо и настороженно.

Милка вернулась домой за ведерком молока. Взяв его, она вышла. Обойдя хижину с другой стороны, девочка увидела еще одну. Туда-то ей было и нужно.

Она быстро и тихо вошла. Внутри пока никого не было. Милка вздохнула с облегчением, как сразу же услышала недовольный голос:

- Ты все принесла, что нужно? Ничего не забыла?

- Все у меня здесь, маменька.

Милка обернулась и отошла в сторону, давай дорогу матери. Та закуталась в цветастую шаль, словно озябнув, и неспешно вошла.

- Скоро люди придут. Я пока все приготовлю, а ты, Милка, поставь идола и свечи.

- Какого?

Маменька обернулась и хмыкнула. Прядь черных волос выглянула из-под шали.

- Любого возьми. Главное, чтоб был. А то люд боится ворожбы, что не от богов идет.

Милка понимала, о чем ей маменька говорит. Староста деревни и тот до смерти боялся ворожбы. Верил только в помощь богов пантеона.

Девочка открыла люк погреба и спустилась, чтобы тут же вернуться с небольшим деревянным идолом Перуна.

- «Он больше похож на Глашку, чем на Перуна», - подумала Милка, закрывая люк и ставя его в положенное место.

- Тут главная вся сила в свечах, - приговаривала маменька, пока Милка подала их одну за другой. Каждая отличалась от последующей не только формой, но и цветом и даже длиной фитиля, - Огонь горит ярко. Отвары начинаются действовать, и моя ворожба тоже.

Милка молчала. Она знала, на что способна ее маменька.

- Скоро Сбор будет? – тихо спросила Милка. Маменька замерла на секунду, а потом ответила:

- Да. Уже скоро.

- Каждый год его проводят, - рассеяно проговорила девочка.

- И каждый год после этого мы будем его проводить, чтобы там не болтали.

- Но зачем? – спросила Милка, хмурясь. Маменька закончила расставлять свечи и фыркнула.

- Люди, Милка, умирают по-разному. Одни сами, от старости, а других убивают. Духов надобно успокоить и отпустить, иначе беда.

-Какая беда?

-Вот неугомонная! Беда и все тут! – разозлилась маменька.

Милка замолчала. Она итак узнала очень много. Обычно маменька редко бывала в хорошем настроении, чтобы у нее можно было спросить хотя бы что-то.

Милка поняла, что пока делать ничего не нужно и села в углу этого пустого дома.

Раздался стук в дверь. Начал приходить народ.

- Доброго утреца, Бирута, - поздоровался мужик с волосами цвета соломы.

- Доброе утро, Бирута, - поддакнула его полная жена, что туповато таращила глаза.

- Заходите быстрее, коль пришли и не топчитесь на пороге, примета плохая, - каркнула маменька. Парочка, как ошпаренная, быстро подошла к ней.

-Что у вас?

-Да, Бирута, беда большая у нас. Горе всем, если не поможешь нам, - запричитала жена. Муж кивал, - у коровы нашей гной в молоке. Издохнуть корова хочет. Али еще как это объяснить, а? А без молока тугонько будет и…

-Хватить причитать, - прервала маменька и зажгла свечи. Жена с мужем смотрели на огонь, как на виселицу.

-Мы Перуна попросим о помощи сегодня, - буркнула Бирута, видя их лица. Те, увидев деревянного идола, вздохнули с облегчением.

-Перун велик! Он поможет! Убережет от ворожбы и гноя!

Милка тихонько хихикнула.

Маменька, тем временем, достала из корзинки несколько растений и поднесла к каждой свечке.

- Слушайте внимательно, что я буду говорить, - предупредила Бирута. Супруги одновременно кивнули – мол, понятно.

Маменька закрыла глаза. Милка нахмурила лоб и достала кусок мешковины, который лежал под сеном.

Свечи горели ярко и ровно.

- Мать земля наша! – крикнула маменька. Просители так и подпрыгнули, - силу я черпаю из плодов твоих, из костей твоих, из крови твоей!

Бирута снова поднесла травы к каждому огоньку. Раздавался треск, а пламя свечей негодующе извивалось. Отвары начинали плавиться, и в воздухе повис аромат самых разных травок.

- Перун, дай нам свое слово, - буркнула Бирута и дунула на травы, что держала в руке. Те моментально вспыхнули.

- Великие боги! Что это было?! – взвизгнула жена. Муж смотрел на осыпающийся пепел, словно завороженный.

Маменька отряхнула руки и произнесла:

-Болезнь я коровы вашей сожгла. Вам же нужно сегодня до заката вычистить сарай и полынью все застелить там. Завтра корова встанет на ноги.

Милка держала в руке веретено и медленно тянула на нее нить. Маменька и многие в Вересковке чаще всего называли Милку Пряхой, ведь ткать так, как могла девочка, никто не мог.

- Ах, благодарю тебя, Бирута, от всего сердца благодарю! - муж встал и поклонился, пятясь к выходу.

- Плату принесете сегодня вечерком, - бросила Бирута.

- Не изволь гневаться, Бирута, принесу! Перуна негоже гневить!

И парочка вышла из дому. Милка даже тоскливо вздохнула.

- Милка, дай мне ножичек и иди. Не нужна ты мне пока, - сказала маменька и стала бросать цветки аниса прямо в молоко. Девочка протянула матери ножичек, понимая, для чего он нужен и вышла из дома.

Солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы как следует припекать. Милка знала, что у нее будет время свободы от домашних дел, если она все успеет сделать до полудня.

Девочка вбежала в дом и достала из-за печки полное ведро зерна. Пыхтя, она выдвинула его поближе и отсыпала немного в миску. Выйдя из дома, Милка пошла на задний двор и бросила зерно курам. Те с диким кудахтаньем набросились на него, махая крыльями и толкаясь.

Милка замесила тесто на хлеб, вымыла пол и вычистила печку. После этого сходила в курятник и насобирала яиц.

- Теперь мясо, - произнесла она.

Верескова была отнюдь не крошечной деревенькой. Около трех дюжин домов стояло вразнобой, все деревянные и крепкие. Так же с трех сторон вокруг Вересковки стоял частокол. Лишь со стороны леса его не было. Говорили, что лес защищает деревню даже лучше, чем заграждения, но Милке казалось, что там живет что-то, чего боится даже маменька.

- Привет тебе, Милка, золотце мое! Ты сегодня рано пришла.

- Доброе утро, тетя Луша, - поздоровалась Милка и огляделась. Рядом с ней с воплями пронеслась стайка ребятни. Послышались озорные голоса:

- Пряха, Пряха! Айда с нами! Айда!

Милка отрицательно покачала головой и грустно вздохнула.

- Ай-яй! Ишь, Бирута, поди совсем тебя загоняла, аись? – закудахтала тетя.

Девочка рассеяно слушала ее причитания о том, что маменька совсем не ценит свою единственную дочь, что не дает должного воспитания, и что шаль Бируты ужасна.

- Утку сейчас принесу. Только что ощипала, - тетя Луша закончила словесное излияние и хлопнула дверью.

В Вересковке уже вовсю кипела жизнь. Мимо девочки прошли двое молодых парней, а за ними совсем немолодой мужик с палкой и в смешной шапочке.

Пареньки, пыхтя и потея, тащили серый валун, а мужик в шапочке командовал, куда нужно нести камень.

- Давайте, давайте. Сбор через три дня, а у нас ничего и не готово. Боги, чай, ждать не будут! Надоть нам по-быстрому работать.

- «И зачем староста деревни носит эту чудную шапку?» - недоумевала Милка.

- А вот и птичка! – тетя Луша вышла из дома, держа тушку утки за ногу. Милка молча положила птицу в корзину.

- Спасибо, тетя Луша. Маменька с вами расплатится позже.

- Иди, иди. Знаю все. Тебе же поди и придется шить мой заказ.

Милка пожала плечиками. Тетя хмыкнула и махнула рукой.

- Может и не зря тебя все Пряхой та звать любят, ась?

- Не нравится мне это прозвище, - пробурчала Милка и пошла домой.

Девочка шла, оглядываясь по сторонам. Освежеванная утка моталась в корзине, словно поленница двор в телеге. Мимо Милки пронеслась кошка, а за ней собака. С диким шипением, первая задралась на забор и теперь таращилась на собаку, что пыталась до нее добраться. Кошка шипела, дергала хвостом, но не решалась спускаться.

Пока Милка наблюдала за этой сценой, недалеко от нее из дома вышли две женщины с корытом, полным белья.

- Слышала, что случилось в Подречье, Вера?

- А что такое? – вторая, что звали Вера, встряхнула чистую рубашку и повесила на веревке. Милка, которая тут же навострила уши, притворилась, что наблюдает за дракой кошки с собакой.

- Говорят, что туда заглядывали странные люди. Грозились вырезать деревню, если те не будут платить им дань.

- Ой, мамочки! Люба, и что же дальше? Неужто…

- Вроде как спалили Поречье дотла. Ничего не оставили!

Милка широко и вдохновенно зевнула, показав если не всему миру, то всей Вересковке каждый свой зуб, так как Вера заметила ее.

- «Подречье? А где это вообще?».

Придя домой, Милка отложила утку, достала тесто, которое уже поднялось, и принялась формировать булки. Разведя огонь и дождавшись, пока печь будет готова, Милка осторожно поставила хлеб выпекаться.

-Утя, теперь твоя очередь.

Милка ополоснула птицу и разделала ее, едва не оставшись без пальцев. Довольная собой, девочка выложила мясо на дно чугунка, затем порезала лук, морковь и капусту.

Достав маленькую чашечку с солью, Милка добросала нарезанные овощи в чугунок, залила водой и немного посолила.

Когда чугунок отправился в печь, девочка облегченно вздохнула и поскорее вышла из дома, так как рядом с печью стало ужасно жарко.

Милка затворила дверь и подошла к колодцу. Медленно стала крутить цепь. Раздался глухой звук. Ведро с водой неспешно поднималось из темноты колодца к ней. Охая, она вытащила ведро и поставила на каменную стенку.

Милка захотела наклонить ведро, чтобы напиться, как вдруг увидела, как по мокрому металлу сползает паук с белым коконом на спине. Тот пытался уцепиться, но вода не позволяла. Девочка протянула руки и смахнула паучиху на ладонь.

Многие в Вересковке связывали пауков с проявлением темных сил. Маменька же всегда считала их помощниками в охране дома от несчастий.

Милка ничуть не боялась пауков. Она всегда любила смотреть, как маленькие работники плетут свои сети. Так ловко, так искусно и так чарующе.

- Беги, кроха, беги, - Милка наклонила ладонь, и паучиха повисла на тонкой ниточке паутины. Она быстро спустилась на лист лопуха и замерла на нем.

Наступил полдень. Крестьяне бросали работу в поле и возвращались домой обедать и пережидать. Существовало поверье, будто ровно в полдень духи летнего зноя начинают кружиться в неистовой пляске и живым людям лучше находиться как можно дальше от них.

Девочка вернулась домой, взяла спицы, клубки ниток и вышла. Сев под недалеко растущую березку, она начала работу. Тетя Луша не так давно попросила связать ей юбку. О таланте Милки знали все и часто обращались за помощью, ведь так можно было не дожидаться редких торговцев, что проходили через поселок и не отдавать втридорога.

Нить была тонкая, однако Милка вязала так легко и быстро, будто по волшебству.

Некоторое время спустя Милка вытащила чугунок и готовый хлеб из печки и вернулась к вязанию.

Начало вечереть. Девочка уже изрядно устала и проголодалась. Но ее труды того стоили. Юбка для тети Луши, красная у подола и зеленая ближе к талии была почти готова. Спицы, несмотря на усталость, двигались с огромной скоростью, оставляя позади петельку за петелькой.

Вскоре работа была закончена. Милка встала, потянулась и зевнула. Потом потерла разболевшиеся пальцы, взяла юбку, спицы и зашла в дом.

Маменька вернулась домой примерно через час. Милка уже накрыла на стол и ждала ее, подремывая у печки.

- Милка, вставай. Я пришла. Пойдем ужинать.

Девочка встала и, широко зевнув, села за стол.

Бирута вымыла руки и лицо, нарезала хлеб и разлила ароматные щи по тарелкам.

Пока маменька ела, Милку раздирало расспросить ее о сегодняшнем приеме. Бирута долго игнорировала нетерпеливые взгляды своей дочери, но, в конце концов, сдалась и проворчала:

- Ладно уж, спрашивай, что хотела, а то ведь не отстанешь. Мясо вон поперек горла встало!

Милка улыбнулась и спросила:

- Я слышала, что Сбор будет через три дня. Расскажи о нем, ну пожалуйста!

Маменька хмуро посмотрела на нее.

- Вот привязалась! Опять за свое!

Милка молчала и не шевелилась. Боялась спугнуть.

- Верно слышала: Сбор и правда будет через три дня. Дальше затягивать нельзя. Итак много времени прошло с прошлого раза.

- Расскажи, расскажи, что это такое?

- Через три дня все люди Вересковки соберутся вокруг серого камня, что поставят в священном месте.

- А что за место? Почему оно священное?

- Цыц! Не перебивай, пока не договорю! – рыкнула маменька, и Милка тут же затихла, затаив дыхание, - так вот! Как только солнце скроется за горизонтом мы и приступим.

Бирута замолчала, и взгляд ее словно затуманился. Милка смотрела не нее, не понимая, что вдруг случилось.

- Хмм…, - протянула она и встала, - а знаешь, ты ведь можешь и сама поучаствовать в этом году.

- Правда? – крикнула от неожиданности Милка и в страхе прикрыла рот рукой. Маменька лишь сухо рассмеялась.

- Время пришло. Я чувствую, что тебе нужно прийти.

- А почему вообще мне нельзя было раньше приходить?

- Да потому, что мала была и глупа. Детям нет нужды участвовать.

Милка замолкла и задумчиво стала водить деревянной ложкой в пустой тарелке.

Маменька встала и стала убирать со стола.

- Ты еще мало чего знаешь о жизни, Милка. Вересковка наша никому не принадлежит. Как и многие другие села на много-много миль вокруг. Нас никто не защитит, никто не поддержит. Эти земли принадлежат лишь нам. И потому крестьяне так хранят древние традиции и обычаи, ведь только они нас и оберегают от зла.

- Я слышала в деревне, что село Подречье сожгли, - прошептала Милка. Ей вдруг стало страшно. Она оглянулась по сторонам. Родные стены словно стали ей чужими и темными. Бирута кивнула.

- Да, слухи и до нас дошли. Разбойники, кочевые племена, что выживают за счет грабительства и убийств могут прийти и к нам. Но мы не ропщем, ибо знаем, что никто не поможет, не защитит в трудную минуту.

После того, как маменька легла спать, Милка вышла навестить Глашку.

-Ты не бойся, Глашка, - девочка протянула ей корочку хлеба, и корова тут же слизнула ее шершавым языком, - я тебя в обиду не дам.

Глашка лишь удивленно повернула голову.

Три дня до Сбора прошли спокойно. Милка отнесла готовую юбку тете Луше, которая похвалила ее за работу, да еще и сунула в придачу ощипанного петуха.

Крестьяне в деревне готовились к Сбору. Женщины выметали пол в домах, стирали белье, готовили различные кушанья, как на праздник. Мужчины чинили крышу, заборы и сараи, вычищали клетки с курами и свиньями, готовили дары. Милка весь день бродила по Вересковке и мрачно наблюдала за происходящим.

- Идолов готовьте! Идолов! – покрикивал староста деревни в своей смешной шапочке и венке полевых цветов на голове, - расставьте их по кругу! Надобно богам уважения выказать. И пусть не оставят нас, не лишат своей милости!

Милка точно знала, какими бранными словами на все происходящее отреагирует ее маменька.

Солнце садилось. Облака, точно помощники, помогали последним солнечным лучам скрыться с небосвода. Близился Сбор.

Маменька достала из своего сундука красные бусы и потрепанное платье, что надевала каждый год. Милка тоже принарядилась и распустила волосы.

- Сразу после Сбора у нас впереди обряд Пострижения, - кудахтала Бирута, расчесывая девочке волосы, - и тебя это тоже касается.

Милка лишь недовольно шмыгнула носом.

Медленно и неотвратимо наступила ночь, принеся с собой прохладу и туман, что стелился дымкой по полю, лугам и улочкам. Лес рядом с Вересковкой окутался непроглядной тьмой, будто предвещая беду.

Милка шла подле маменьки, опустив голову. К священному камню уже стекались люди. Все нарядные и с различными подношениями.

Маменька молча показала, куда Милке сесть, а сама подошла к камню, на ходу давая указания, куда и что нужно положить. Глянув на идолов, она громко выругалась:

- Кому бы грабли в гузно засадить!?

Никто не понял, кому посвящено ругательство, кроме Милки. Девочка хихикнула.

- Разложите березовые поленья на камне и принесите масло, - приказала Бирута. Несколько человек тотчас поспешили выполнить ее указания. Когда все было готово, она хлопнула в ладоши и повернулась к жителям Вересковки, которые расселись по скамьям вокруг камня в три ряда.

- Мы начинаем Сбор, дети мои! Сегодня мы с вами проведем священный обряд и убережем наших детей, наших мужей и жен, наших братьев и сестер, наших стариков от бед и невзгод.

Бирута повернулась к поленьям, и один из мужиков подошел с горящим факелом в руках. Милка смотрела, открыв рот, стараясь ничего не упустить. По ее рукам осторожно пополз паук. Девочка рассеяно сняла его и прошептала:

- Тебе тут не место, маленький. Спрячься лучше.

Маменька тем временем разожгла огонь. Жаркое пламя взметнулось в воздух, разгоняя туман. Она развела руки в стороны и начала говорить:

- Душам заблудшим мы рады!

- Рады! – подхватили люди. Милка огляделась. Все встали и неотрывно смотрели в огонь.

- Умершие рано иль поздно, мы вам рады!

- Рады! – хором откликнулись люди. Милка крикнула тоже, чувствуя невероятное возбуждение.

- Жаркий костер станет приютом озябшим душам!

- Станет приютом! – множество голосов прозвучало в воздухе.

- Придите из мрака, согрейтесь и обретите покой!

- Покой!!!

Это слово эхом прокатилось по Вересковке, и воцарилась тишина. Бирута замерла на месте. Никто из людей не подавал голоса. Милка почувствовала, как по телу бегут мурашки, а воздух стал ледяным.

Холодный ветер разогнал туман. Его рваные клочья пронеслись по пустым улицам Вересковки.

Девочка краем глаза заметила, как тени от домой, людей и деревьев задрожали. Она боялась даже шевелиться, но видела их отчетливо. Тени двигались к костру, словно протягивали озябшие конечности.

- Мы приветствуем неупокоенных! – прокричала Бирута.

- Приветствуем!

Милка смогла лишь пискнуть что-то невразумительное.

И тут случилось сразу несколько вещей. Тишину разорвал короткий свист. Стрела с красным опереньем вонзилась в ствол ближайшего дерева. Все разом обернулись.

Раздался топот копыт. Милка затряслась и обернулась. По улицам Вересковки к ним мчались всадники. Их было не меньше десятка, и все, как один, были облачены в черные кожанки. У каждого на поясе поблескивала сабля.

- Всем оставаться на своих местах! – приказала Бирута. В ее голосе отчетливо слышался страх.

Всадники остановились рядом с людьми. Девочка смотрела на того, кто слез с лошади, и воскликнул:

- Жители деревни! Я говорю от лица нашего атамана! Он послал нас сюда, дабы сообщить вам о своих условиях.

- Условиях? – переспросила Бирута.

- Молчи, женщина, не то худо будет! – предупредил всадник, - я хочу говорить с вашим старостой!

Староста деревни, дрожа, как осиновый лист, поднял руку.

- К-к-какие у-условия?

- Атаман приказал собрать с вас всех дань в размере двух сотен серебряных монет до конца этой недели. В противном случае мы никого не пощадим.

- Но.. у… у н-нас нет столько д-денег, - пролепетал староста и сделал шаг вперед.

Тени вокруг задрожали. В воздухе раздался вой.

- Вы мешаете обряду! – крикнула Бирута. Пламя костра стало трещать и стрелять искрами, – прошу вас, обождите немного, иначе случиться беда.

- Ворожба?! – взревел всадник и выхватил саблю. Другие конные поступили так же, - немедленно прекратите это!

Голоса становились все громче. В них явственно слышался гнев и злоба.

- Мы не можем этого сделать! Остановитесь, пока еще можно! – взмолилась Бирута, в ужасе смотря на всадников. Пламя вдруг уменьшилось в размерах.

- Ведьма! Ведьма! Убить ее! Погасить огонь!

Милка громко завизжала. Один из всадников наложил на тетиву стрелу и выстрелил. Маменька упала замертво.

- Кровь пролилась в священном месте! Спасайтесь, людиии!