По сути выдернутый кусок. Но выдернутый аккуратно.
Знакомые с "Гневом" поймут немного больше.
Разговоры за чаем
Жизнь как дорога в крутую гору. Пыжишься, карабкаешься, обдираешь руки об острые камни, а потом достаточно одного неосторожного шажка, одной маленькой ошибки и кубарем летишь вниз. Для майора Рональда Баха такой ошибкой стало всего одно слово, красноречивый эпитет, данный при свидетелях высокому начальству. Маленький коварный камушек, за который он запнулся по собственной невнимательности и неумению сдержать эмоции. Теперь расплачивайся, карабкайся в горку снова.
И казалось бы, что такого страшного, ну завернули с дронской границы на сейольскую, в звании не понизили, корабль под начало дали, но нет. Дронская граница — театр военных действий, там можно каждый год новые знаки различия примерять, а сейольская — тихая заводь, как придёшь сюда майором так и дослужишь в одном звании до седин.
Хотя есть свои преимущества: жизнь в ссылке будет поспокойнее. Враги, боевые тревоги, нервное напряжение, давящее чувство опасности — приятного в этом всём мало. На сейольской же границе довольно спокойно, торчи себе месяцами в патруле, плесенью от скуки покрывайся. Несомненное благо, если ты человек семейный, невыносимая мука, если ты в душе карьерист.
И кроме всего прочего раз в неделю приходится летать через систему Мил, а это не очень приятно. С одной стороны, система как система — маленькая жёлтая звезда, безжизненные камни, газовые гиганты и одна пригодная для жизни планета — ничего необычного. Всё дело в планете, а точнее в её давно сгинувших обитателях, которые даже сгинув не очень-то любят незваных гостей. Не по себе становится людям в окрестностях Мила, беспокоит их нечто такое, что трудно объяснить логически.
«Проклятая планета», - так называют Мил очень многие. За все прошедшие годы не было организовано ни одной серьёзной экспедиции даже несмотря на необъятное человеческое любопытство и огромное желание военных заполучить хотя бы толику милийских технологий. Научные экспедиции разваливались, так и не достигнув дальней орбиты, военные транспорты терпели аварии, подчас трудно объяснимые. Мёртвый мир допускал к себе разве что пограничные патрули, такие как рейдер «Вампир С-16» под командованием майора Рональда Баха.
– Я заметил у людей большую страсть ко всякого рода коллоидным растворам.
– Особенности физиологии. Нашим кишечникам проще всего переваривать пищу именно в такой форме. Ну и кроме того напиток, который мы пьём сейчас, оказывает лёгкое тонизирующее воздействие и создаёт доверительную атмосферу. А как питаетесь вы?
– Специально изготовленными пищевыми концентратами.
– Признаться, с трудом могу представить себе, каково это — всю жизнь прожить на таблетках.
– А я с трудом могу потреблять этот коллоидный раствор. А вообще мы придаём слишком мало значения пище, а вы — слишком много. Но ты ведь не о еде пригласил меня поговорить.
– Прежде всего позволь спросить, как мне называть тебя?
– Ты никогда не выговоришь моего имени, называй меня по должности — Третий Советник. Или просто Советник.
– Скажи, что входит в обязанности Третьего Советника?
– Мой клан Роктаг небольшой, у его главы всего трое советников. Первый отвечает за внешние связи и за военную область, Второй — за вопросы родства, ну а Третий — за всё остальное. Но в основном это хозяйственная деятельность, экономика, как бы сказал человек.
– Первый и Второй Советники почётнее третьего?
– Да. Главы больших кланов могут иметь несколько сотен советников, важность и весомость каждого определяется порядковым номером.
– «Небольшой клан», это сколько?
– Этого я не скажу, мы скрываем свою численность. Кланы сейоль могут насчитывать от нескольких сотен до нескольких миллиардов особей.
– Кланы полностью самостоятельны?
– Они могут объединиться в союз, слабый клан может попасть в зависимость от более сильного, но вообще кланы полностью самостоятельны.
– А Твердыня?
– Твердыня — временный сход для выработки решений по сложным вопросам, которые затронут всех.
Капитан-лейтенант Шон лениво салютовал и передал планшет.
– Что это? - спросил майор.
– Сводка с дронской границы.
– И как там?
Майор Бах приглядывался к своему помощнику и поэтому первые несколько дней заставлял его делать в общем-то бессмысленные вещи, как то лично просматривать журналы сканирования самых отдалённых участков границы и пересказывать сводки.
– При Омеге Тар как обычно воздушные бои, при Алае потерян эсминец. Список погибших и пропавших без вести прилагается — 216 человек.
Сразу видно, что ни сам Шон и никто из его близких друзей и родственников никогда не воевал. Только тогда может быть такая бесстрастность к списку погибших. Капитан-лейтенант никогда не просматривал список в поисках знакомых фамилий, и Бах тоже при нём не будет, не станет доставлять ему удовольствия.
– Как сканирование? - спросил майор.
– Отклонений от штатных параметров не обнаружено, до конца сканирования два с половиной часа.
Майор кивнул и указал помощнику на его пульт. Ещё два с половиной часа висеть здесь на дальней орбите в готовности три, ждать, пока зонды прощупают систему на предмет нарушителей.
Мил в этом плане единственная система, где хоть кто-то может появиться. И сейольцы тут ближе, и есть хоть что-то интересное. Остальные пограничные звёзды кто-то может посетить разве что транзитом.
– Господин майор, на дальней орбите остаточная сигнатура, - доложил радарный.
– Анализ?
– Я не уверен, господин майор. Похоже на милийцев.
Бах поначалу и не понял, издевается над ним лейтенант или говорит серьёзно. Последний милиец сдох лет двести назад, как может их сигнатура вообще существовать?
Майор встал с капитанского кресла, подошёл к пульту радарного. На крошечном мостике рейдера их отделяло всего три шага.
– Покажи спектрограмму, - велел он. Мельком проглядев длинный ряд цветных линий, майор ткнул пальцем в монитор: - вот этого всплеска в жёлтой зоне у милийца быть не может. А вот на этом синем участке должен быть пологий пик, а его нет. Это не милийцы, скорее всего это сейоль.
Вот тебе и первый патруль, вот тебе и скука.
Несколько часов назад на дальней орбите Мила из створа вышел сейольский корабль. А это означает, что граница Империи была нарушена на вверенном майору Баху участке. Патруль в этом случае обязан перехватить нарушителя, провести опознание и если выяснится, что своими силами устранить его невозможно, доложить на базу и ждать подкреплений. Учитывая то, что сейольцы летают только на огромных кораблях, на которых может быть пятьдесят тысяч солдат и двести импульсных орудий, имперский рейдер имеет мало шансов уцелеть в такой обстановке. Если конечно дойдёт до боя.
Можно вернуться на базу и доложить, но сигнатура вполне может оказаться и простой аномалией. И что тогда? Скажут, тени своей испугался в первом же патруле, а с крайне нелестной репутацией с прошлого места службы вполне могут и списать на гражданку.
– Сближаемся с сигнатурой, готовность один, - приказал Бах.
Корпус рейдера задрожал, внизу на боевых постах приглушённая переборками завыла сирена.
– А ты, лейтенант, - продолжил Бах, - добудь учебник для первого курса академии и чтоб к следующему патрулю знал все сигнатуры назубок, как понял?
– Так точно, господин майор.
Салаги чёртовы, а если и правда в бой сегодня, что тогда?
– Технологии, вы люди придаёте им слишком большое значение, слишком много усилий тратите на их совершенствование.
– Мы называем это прогрессом.
– Прогресс творится когда кого-то что-то не устраивает. А когда всё устоялось и успокоилось, зачем он нужен, этот прогресс?
– Чтобы идти вперёд, а не топтаться на месте.
– А зачем идти вперёд в неведомые дали, если и здесь хорошо и комфортно, если и так всё устраивает? Движение вперёд, прогресс — это ваша ложная цель, иллюзия и самообман. Сейчас, украв у милийцев их технологии, вы стремитесь их развить и улучшить непонятно зачем. Вы тратите столько сил на бессмысленное и почти невозможное.
– Милийские импульсные реакторы, которые нам удалось захватить во время и после войны, на несколько порядков эффективнее наших. Нам есть куда стремиться.
– Но ведь вы и так можете летать меж звёзд, колонизировать планеты, добывать редкие ресурсы, показать соседям силу в случае чего.
– Но возможно когда-нибудь мы полетим в другую галактику.
– Зачем? Там всё то же самое, там лишь ждут новые проблемы и новые враги. Я согласен, на этапе до выхода в космос жажда технологий может пригодиться, но сейчас вы выглядите дикарями, в руки которых попали великие знания, но которых они не заслуживают.
– А вы выглядите дикарями, живущими в горной долине и которым совершенно безразлично, что происходит за её пределами.
– Сотни поколений наших предков выработали единственно верный образ жизни. На этом пути им пришлось принести множество жертв, и мы не хотим принести их ещё раз.
– Не согласен. В милийскую войну наши технологии помогли спасти нам миллионы жизней.
– Ценой уничтожения целой расы. Это величайшее преступление!
– Вы уничтожаете целые расы десятками.
– Потому что они могут представлять огромную опасность для нас. Вы — тому живое подтверждение. Милийцы дали вам жизнь, и вы потопили мир в крови.
– Милийцы стали жертвой своей гордыни. Они считали, что превосходят нас на тысячи лет, и это даёт им право поступать с нами, как им заблагорассудится. Да, мы не имели против них ни малейшего шанса в открытом бою. Они и правда превосходили. Превосходили, да не превзошли.
Рейдер сблизился с Милом. Зелёная планета манила туманными далями, чёрными, как уголь, горными хребтами, жёлто-зелёными равнинами степей — засмотришься, если второй месяц не видел ничего, кроме орбитальных баз и безжизненных каменных глыб.
Это место величайшего триумфа и величайшего же преступления человечества. Остатки некоторых крупнейших городов видны даже из космоса, огромные некогда густонаселённые территории, оставленные во власть природы и беспощадного времени.
– Господин майор, вижу массу, - доложил радарный и вывел Баха из мрачного созерцания планеты. - Порядка ста пятидесяти килотонн, подлетим поближе, будет точнее.
– Может, не стоит подлетать, заметят, - предупредил помощник.
– Расстояние? - спросил майор радарного.
– 0,08.
– Подойти на 0,05 и остановиться.
Что могли сейоль потерять на Миле? Там внизу только мёртвые руины, а сейоль в руинах копаться не станут. Или они обнаглели настолько, что решили тут поселиться?
– Капитан-лейтенант, нельзя ли послать зонд по верхним слоям атмосферы?
– Заметят, - ответил помощник. - Их датчики намного мощнее наших. Они вообще могли вести нас от самого створа.
– Господин майор, есть телеметрия, - доложил радарный.
– Покажи, - велел Бах, - и подготовь зонд связи на базу.
От телеметрии толку оказалось мало. Даже не поймёшь, корабль это или астероид. Просто чёрная точка.
– Объект на стационарной орбите, - доложил радарный. Видимо он со своими приборами разглядел чуть больше.
Значит нарушитель, астероиды на стационарных орбитах не летают.
– Боевая тревога, запустить зонд связи, передавай: «В системе Мил обнаружен нарушитель, предположительно сейольский крейсер. Принимаю меры».
Противно взвизгнула сирена. Захлопали изолирующие переборки, освещение на миг погасло с снова включилось с удвоенной мощью, это на полную заработал реактор. Бах сел в кресло, грудь стянули захваты. Посвежело, уровень кислорода поднялся до четверти.
– Есть предложения? - спросил майор помощника согласно инструкции.
– Ощутимо повредить их мы сможем только торпедой. Надо вырубить все вторичные системы и попробовать подкрасться по кромке атмосферы.
Но сейоль ведь тоже не дураки, не станут подпускать на торпедный выстрел. Спасибо нашим дипломатам-контактёрам, об оснащении имперских кораблей и характеристиках их оружия сейоль прекрасно осведомлены.
– Объект приходит в движение, - доложил радарный, - идёт в нашу сторону, расстояние 0,02 и уменьшается, похоже заметили зонд связи.
– Импульсные всплески, - запаниковал Шон. - Они стреляют в нас!
«Какой у него неприятный, визгливый голосок», - не к месту и не ко времени подумал Бах.
Рейдер тряхнуло, надрывно заскрежетал металл, что-то оглушительно хлопнуло прямо над ухом, и майор Бах потерял сознание.
– Для кого-то война — способ разрешения противоречий, для кого-то — образ жизни и мысли. Я говорю глобально, не для конкретной персоны, а в масштабах общества.
– И как же отличить одно от другого?
– Я бы сказал так: если нормальное состояние государства — мир, то первое, а если война, то второе.
– То есть для нас война — образ жизни и мысли?
– Сами посудите. Ладно, чёрт с ними с милийцами, здесь вас ещё как-то можно оправдать, но вы с дронами воюете уже больше ста лет, вы помните из-за чего всё началось? Помните вы, чего не поделили с ними? Космос большой, места хватит на всех. И уже давно умерли те, кто помнил, что такое мирная жизнь.
– Да откуда вы можете знать такое, чего мы и сами не знаем? Нам совершенно без разницы, из-за чего всё началось с дронами. Они — наши смертельные враги, и лично я не смогу спокойно спать, пока последний из них не сдохнет.
– А что я должен знать? На мой взгляд, так всё просто: после милийской войны вы почувствовали кровь, поняли, что можете побеждать, ваши вожди осознали, что воюющим государством управлять куда проще, чем мирным, вот и началось. И повод был хороший: не захотели делиться милийским наследством.
– Ты не можешь об этом судить, Третий Советник. Ты хоть и узнал что-то о людях, но главного не понял. И не поймёшь никогда.
В нос ударил резкий запах аммиака, Бах очнулся. «Будилка» увидела это и шустро убралась в подлокотник кресла.
Что-то попало в правый глаз, совсем ничего не видно. Майор попытался оттереть его рукой, пальцы ощутили что-то липкое. Кровь. Странно, ран вроде бы нет, и не болит нигде.
Кругом всё красное, это аварийные лампы, пахнет гарью и палёным пластиком. Незакреплённые предметы плавают по мостику — гравитация отключилась, совсем плохо. Хотя в данной ситуации хорошо уже то, что рейдер цел.
– Помощник, - позвал Бах и не узнал собственного голоса. - Шон, где ты?
– Я тут, - спокойно ответил капитан-лейтенант откуда-то снизу.
Он довольно комфортно чувствовал себя в невесомости, буквально порхал по мостику, пытаясь что-то собрать среди обломков. Ах да, он ведь родился на станции, наверняка привычный к такого рода сюрпризам.
Правый глаз снова залило, Бах оттёр кровь и обнаружил на брови рассечение. Боли по-прежнему не было, похоже «будилка» ввела ещё и обезболивающее.
– Сколько я так? - спросил майор и тут же прикусил язык, это сейчас совсем не важно.
– Не знаю, - равнодушно ответил Шон.
Да, в такой обстановке не так-то уж и просто определить полчаса прошло или пять минут.
– Что это было?
– Милийская мина-невидимка. После взрыва у нас отказало всё: оружие, двигатели, жизнеобеспечение. Единственное, что пока наладили — передний массив сенсоров. Слабое утешение, но сейольцам досталось больше. Вот, полюбуйтесь, - он указал на обзорный экран.
Совсем рядом тяжкой громадой нависал сейольский крейсер, похожий на огромный неотёсанный астероид. Носовую его часть срезало как ножом, он плавал в собственных обломках и облаке внутренней атмосферы.
Довелось майору повидать повреждённые корабли во время службы на дронской границе, но они были другие. Развороченные импульсами борты, изрешечённые осколками надстройки, нерабочие двигатели не выглядели чем-то фатальным, всё это можно было починить, отремонтировать, заменить и снова отправить корабль в бой. При беглом взгляде на сейольца можно было твёрдо сказать: этот корабль отлетался.
– У нас двое убитых и двенадцать раненых, - продолжал доклад Шон.
– Системы можно реанимировать?
– Думаю да, с чего прикажете начать, с орудий?
– Наши четыре дохлые пушки ему как слону дробина, - кивнул майор на громаду. - Работайте над двигателями.
– Вы называете это менталитетом. То есть я имею в виду некие общие правила, которые распространяются на всю расу вне зависимости от происхождения, положения в обществе и других различий. Например для сейольцев это сплочённость. Нам плохо, некомфортно одним, нам нужно чувствовать локоть собрата.
– И тебе сейчас некомфортно?
– Разумеется. Я с нетерпением жду того момента, когда мне позволят воссоединиться с моим кланом. Но на мою беду я слишком хороший контактёр. Так вот, парадокс: мы, коллективисты, разделены, раздроблены на кланы, враждуем друг с другом, а вы же, индивидуалисты, смогли объединиться, создать одно государство и одно общество.
– Ты считаешь людей индивидуалистами?
– Разумеется. Взять хотя бы ваши методы ведения войны. Мы бьёмся на больших кораблях, экипажи которых как правило родственны друг другу. Вы же предпочитаете москитный флот — истребители и штурмовики, где каждый сам за себя.
– То есть на ваших кораблях экипажи живут семьями?
– Да. Огромным минусом такого положения дел является то, что в любом серьёзном сражении потери исчисляются миллионами.
– Есть навигация! - радостно воскликнул радарный.
– Докладывай, - приказал Бах.
– Одну минуту, идёт сбор данных.
Гравитацию и жизнеобеспечение починить пока не удалось, но рейдер постепенно оживал. Сейолец же вовсе не подавал признаков жизни, что отрадно.
– Судя по разбросу обломков, мина сдетонировала между нами и крейсером, но намного ближе к нему, - доложил радарный. - И он постепенно падает на планету.
– То есть, если они не починятся, то сгорят в атмосфере?
– Именно так.
– А починятся они вряд ли, - заметил Шон. - Мина была изготовлена во время сейольской войны с учётом особенностей техники сейольцев. Если только за двести лет они не усовершенствовали свои корабли.
Нет, не в духе сейоль что-либо усовершенствовать, и кроме того эти корабли строятся на века.
– Сколько им осталось до входа в атмосферу? - спросил майор радарного.
– Примерно двое суток, - ответил тот. - Если починим вычислительное ядро, скажу точнее.
Долго, слишком долго. А что если починятся? Мине как-никак уже двести лет.
– Господин майор, расстояние до противника двадцать километров, им можно «помочь», если выстрелить торпедой.
– Чтобы выстрелить торпедой нужен реактор, - покачал головой Шон, - а реактор пока молчит.
И что же выбрать? Так сложно идти на риск. Неизвестно, в каком состоянии энергетические каналы после подрыва, неизвестно цел ли торпедный аппарат и всё ради чего? Орудие жёстко зафиксировано на носу, чтобы хорошо прицелиться нужны двигатели, которых нет. Вдобавок ко всему система управления еле дышит. И неизвестно, как скажется выстрел на орбите самого рейдера.
Но каков соблазн — завалить сейольский крейсер!
– Технические службы в реакторную, - скомандовал Бах.
– Но... - попытался возразить Шон.
– Персонал мостика прошу последовать туда же. Еще несколько пар рабочих рук будут не лишними, - добавил майор и расстегнул зажимы кресла.
– Пятнадцать лет назад ваш император Александр сказал, что у Империи не союзников, есть враги явные и враги потенциальные. Что тут добавить.
– То есть вы относитесь к нам враждебно?
– Настороженно. Только самый многочисленный и могущественный клан Примас пытается заигрывать с вами. Но примас всегда были любопытными.
– И что же в нас такого интересного?
– Вы одна большая загадка. Например, на вашей планете есть древние сооружения, которые в разумные сроки можно построить только используя наведённую гравитацию, а чтобы получить наведённую гравитацию такой мощности, необходим импульсный реактор. Например, вы сами не можете понять, откуда произошли, в то время как происхождение всех остальных рас достоверно известно.
– А у вас нет исторических загадок?
– Нет. Всё дело в тёмных веках. Шестьсот лет воевали друг с другом да так, что теперь не помним, какая из планет наша родина.
– Хорошо вам, а мы вот мучаемся. И всё-таки вы думаете, что война между нашими расами неизбежна?
– А вы можете гарантировать, что при следующей нашей встрече мы не будем стрелять друг в друга?
От «рабочих рук» пользы оказалось мало. Климат-контроль сбоил, во внешних отсеках очень быстро стало минус пятьдесят, а в реакторных плюс семьдесят, работать можно только в защитных костюмах, а их выдают только техническим службам. Пришлось довольствоваться ремонтом нерабочего климат-контроля и гравитации.
Всего-то и нужно заменить цепи, но запчасти на освинцованном экранированном складе на носу, а климат-контроль ближе к реакторам, то есть надо приволочь тридцатикиллограмовый ящик с запчастями по узким переходам через весь корабль да ещё и с нерабочей гравитацией. Слава богу, служит майор Бах на маленьком рейдере, а не на ударном носителе километровой длины. Хотя на ударных носителях есть резервный климат-контроль и аварийная гравитация.
Инструменты Бах не держал в руках с самых старших курсов офицерской академии, то есть чуть меньше, чем вечность. Рейдер был новый, техника несколько шагнула вперёд с тех пор, было сложно. Полчаса ушло только на то, чтобы разобраться в незнакомой компоновке, минут пятнадцать на то, чтобы извлечь панель и добраться до основных управляющих узлов климат-контроля. Мало-мальски грамотный техник затратил бы на это минут десять.
Постепенно становилась очевидной вся бесперспективность майорских потуг в попытках починить корабль. Неспроста всё-таки военная субординация делит людей на должности и звания. Командующий кораблём не должен копаться в сгоревших схемах точно так же, как техник не должен распоряжаться на мостике.
Как только Бах подобрался к цепям климат-контроля, включилась гравитация. Если есть гравитация, значит заработал реактор, а если заработал реактор, то можно попытаться выстрелить из торпедного аппарата.
– Командному составу прибыть на мостик, - с облегчением бросил майор в коммуникатор. Чёрт с ним, с этим климатизатором, сейольцы сейчас важнее.
С гравитацией жить проще, привычнее. Когда предметы падают строго на землю, голова не кружится от прилива крови, человек в своей стихии. Бах отёр пот со лба, климатизатор надо всё-таки починить, а то и сгореть от собственного реактора недолго.
Лифты не работают, на четыре уровня вверх пришлось подниматься по лестнице, ногами. На мостик майор явился последним.
– Докладывай, - поторопил он Шона.
– Реактор работает на двадцать процентов. Восстановили гравитацию и кислород. Техники отдых просят.
Последнее Бах оставил без внимания. Что им тут, курорт?
– Мы можем выстрелить торпедой? - спросил он.
– Нет, при такой низкой мощности накачка торпедного аппарата плазмой займёт больше пяти минут, а плазмопровод рассчитан на две.
– Можно повысить мощность реактора?
– Только в доке на ремонтной станции.
– Можно отключить гравитацию и жизнеобеспечение на время выстрела?
– На кораблях этого типа орудийные системы полностью изолированы от остальных, перебросить энергию на них невозможно.
– И какие предложения?
– Никаких. Ждать, пока сейоль сами упадут в атмосферу. До плотных слоёв им осталось двадцать восемь часов.
Долго, слишком долго. Бах уже принял решение.
– Проводите пробный запуск, - передал он оружейникам.
– Господин майор, разрешите выразить свои соображения, - не унимался капитан-лейтенант. Движения его вдруг стали резкими, он занервничал.
Бах уже прекрасно понял все его соображения, но согласно флотским правилам был обязан выслушать помощника.
Шон взял себя в руки, оправил мундир и начал по-канцелярски, словно был тыловой крысой, а не боевым офицером:
– Вспомните, что наш климат-контроль не функционирует, и, если случится пробой плазмопровода, а вероятность этого крайне велика, мы зажаримся заживо.
Майор вздохнул. Весь экипаж рейдера уже должен быть мёртв, сейольцы должны были расстрелять его в упор. И то, что на пути их подвернулась мина двухсотлетней давности, это уже чудо. Перст судьбы.
– Вы, капитан-лейтенант, видимо забыли, где находитесь и кем являетесь, - зло сказал Бах. - Мы с вами — военнослужащие Империи, щит и меч человечества, а эти сейольцы — агрессор. Не мы первыми открыли огонь, это сделали они, и они должны быть уничтожены. И если для этого нам потребуется протаранить их и сгореть вместе с ними в атмосфере, мы сделаем это не задумываясь. И со всем этим вы согласились, когда надевали вашу форму. А вы, капитан-лейтенант, ведёте себя как наёмник, которого ничего кроме своей шкуры и зарплаты не интересует.
Шон глядел волком, желваки вздулись. Но выступить сейчас против майора для него означало бы подтвердить всё сказанное, и он это понимал и потому держал себя в руках. Глядя в его глаза, Бах понял, что только что нажил себе если не врага, то недоброжелателя точно.
– Начинайте пробный прогон, - повторил он приказ.
– Господин майор, разрешите, - обратился радарный, единственный свидетель этой сцены.
– Да, - зло отозвался майор.
Неужто и мальчишка-лейтенант поддержит Шона? Вполне возможно, помощник для него старый сослуживец, а майор — недавно назначенный самодур-командир.
– Разумнее было бы сразу произвести боевой выстрел, - сказал радарный.
А ведь и правда, это повышает вероятность успешного выстрела. И вероятность не дожить до завтра тоже.
– Навести аппарат на противника, огонь по готовности, - приказал Бах.
Через секунду или чуть больше рейдер затрясло мелкой дрожью. Где-то внизу ухнуло и заскрежетало, и все буквально физически ощутили, как тяжко, с надрывом, искорёженный реактор накачивает торпедный аппарат энергией, как течёт по магнитным катушкам плазма. А потом это тягостное ожидание, эта давящий, выжигающий душу страх за свою жизнь.
Навряд ли кто-то из семидесяти шести членов экипажа успел ощутить это до сегодняшнего дня. Навряд ли кто-то из них уже смотрел смерти в глаза, чувствовал её рядом с собой.
Уж точно хуже всех пришлось майору Баху и капитан-лейтенанту Шону. Это они сделали выбор, они решили за других поиграть с судьбой в рулетку. На том свете ведь не скажешь, что действовал по уставу и выполнял присягу. Каждый сам в ответе за свою душу и совесть.
Внутри стало совсем пусто, как будто оттуда вычистили все чувства и мысли. Словно заново родился или наоборот умер. Словно одним глазком заглянул по ту сторону жизни, и тебя опалило смертельным холодом. Там время не имеет значения, неважно, пробыл ты там доли секунды или несколько часов. Те двести шестнадцать погибших на дронской границе, те двое, которых экипаж рейдера не досчитался сегодня — все они преодолели эту грань рывком. Мгновение, ты здесь, потом рвётся мина, и ты сразу там. Рональда Баха словно высасывали по кусочку, медленно перетягивая к себе. И чтобы вернуться обратно, пришлось оставить частичку души по ту сторону.
Когда торпеда ударила в громаду и без того обречённого сейольского крейсера и толкнула его в атмосферу, Бах не ощутил ничего. Ни радости победы, ни облегчения — ничего. Ссора с Шоном, обида на прежнее начальство, надежда на ордена и на полковничьи погоны — всё это осталось там, по ту сторону этих трёхсот секунд. Когда всё закончилось, капитан-лейтенант Шон сложил непослушные трясущиеся пальцы в кулак, салютовал майору и молча, нетвёрдо ступая на ватных негнущихся ногах, вышел с мостика. Радарный сидел согнувшись над пультом, обхватив обеими ладонями голову.
Бах не сразу заметил, что мёртвой хваткой вцепился в подлокотник кресла. Сердце бешено стучало и тяжко отзывалось в висках. Правый глаз снова залило кровью. Наверное, его стошнило бы, если б было чем.
Радарный пришёл в себя раньше, наверное, сыграла молодость. Чем человек моложе, тем легче он переносит психологическое давление и тем меньше он дорожит своей жизнью. Наверное поэтому в армию набирают восемнадцатилетних пацанов.
– Господин майор, - звуки доносились до майора отстранённо, будто эхо. Бах поднял глаза на лейтенанта. - Какие будут приказания?
– Да какие тут могут быть приказания, - равнодушно отмахнулся майор. - Продолжать ремонт и ждать помощи.
А будет ли эта помощь? По идее, должны среагировать быстро, всё-таки нарушена граница, хотя всё может быть.
Об этом думать не хотелось. Майора почему-то слабо волновало, что будет завтра. И почему-то вспомнился тот давний разговор с сейольским дипломатом. Кто знает, возможно он был на этом крейсере, возможно именно под его влиянием сейольцы начали стрелять. Третий Советник никогда не скрывал свою враждебность к людям. Кто знает, возможно сегодняшний инцидент послужит прологом к большой войне, неизбежность которой дипломат с таким жаром доказывал. Баху всё это было безразлично. Он не был политиком, он был военным, и он верил, что до конца выполнил то, что мог и то, что должен был.
0
Еще интересно, за что майора отправили на окраину. Что он сказал... 
