Пришла весна. Причем довольно скромно и неуверенно, как будто мимо проходя, случайно заглянула не в ту дверь и снова спряталась. За окнами по-прежнему белеют ледяные глыбы, сугробы и прочие прелести зимней погоды. Хотя  на календаре и мелькают давным-давно мартовские числа.

 
Пока чай в чайнике медленно заваривается, Мария в аккуратненьком переднике с подсолнухами мечет на стол чашки и десертные тарелочки для пирога. Пирог в духовке сладко млеет, набираясь пылу-жару. Ожидаются с минуты на минуты гости: одноклассница Татьяна и ее младшая сестра Маргарита. Причем с мужьями. 

Татьяну Маша знает очень давно. Пожалуй с ясельной еще группы детского садика. Их мамы всю жизнь дружили и вместе работали в космическом НИИ. Маша часто вспоминает ту прежнюю советскую жизнь, подарившую ей радость детства и подругу Таню. 

Татьяна была спокойной и умной девчонкой. Никогда никому не завидовала и всегда старалась помочь. Прям идеальный ребенок. Машу иногда бесила вот такая ровность и гладкость характера подружки - ну неужели ей никогда не хочется похулиганить, взбунтоваться, забыть на минуточку про все эти правила и уроки?! У Маши характер шебутной и юморной. До сих пор остается загадкой, как могли всю жизнь общаться и даже дружить огонь и лед. Хотя нет, почему же лед. Татьяна теплая, нежная, отзывчивая. Нет, она не лед, конечно. Она скорее ворох свежескошенного душистого сена, в который хочется нырнуть с головой, теряя ощущение земного притяжения. У Татьяны всегда был особенный магнетизм. А Маша тайно завидовала очаровательной подружке, тщательно скрывая это от всех и от себя самой. 

После выпускного подружки разлетелись в самом прямом смысле. Машу занесло в московский институт машиностроения, а Татьяна поступила в свой любимый медицинский, причем в Питере. Много лет подружки не виделись и лишь иногда перезванивались. Все меньше точек соприкосновения находилось в их теплой дружбе, постепенно таявшей и растворявшейся в суете жизни. Маша тем временем выскочила замуж, бросила институт, пошла на курсы маникюра. Образованием заниматься стало некогда. Кем ей только не приходилось работать в этой жизни: и курьером, и массажисткой, и маникюршей, и швеей, и аниматором на детских праздниках, и флористом, и менеджером, и секретарем. В конце концов, захватила ее теория самосовершенствования и саморазвития настолько крепко, что незаметно стала культом. Маша не могла чем-то одним заниматься более двух-трех месяцев. Ее тянуло дальше, разбрасывало по новшествам и грандиозным прозрениям, все ее растягивало да раскачивало, как маятник, с одних курсов на другие. Обыкновенные люди со стабильной профессией, зарплатой и дорожкой в будущее казались ей отмороженными и ограниченными серыми мышами. 

И вот пришло время найти подружку. Душа по ней заболела.  Неспокойно было, что не виделись и не общались. Да и любопытство разбирало - где она, что с ней стало? Все-таки немало времени прошло - 20 лет! К своим 42 годам пора бы пожинать плоды, подводить предварительные итоги, замыкать кармические цепочки.

Детей Маша не родила, мужей не удержала, оставалось искать близких далеко в прошлом. Посреди бурной активной деятельности в потоке случайных приятелей, соседей, союзников и единомышленников все сильнее проявлялось пресловутое одиночество. Оно крепко придушило Машу и начало пускать в лицо отвратительные кольца едкой жалости к себе.  

 
Звонок в дверь пронзительно тарахтит. Гости шумно входят, шурша букетами и семеня выданными тапочками. Накрашенные губы дам оставляют заметные следы на щеках хозяйки, гладко выбритые щеки мужчин лишь скромно с ними соприкасаются. Аромат пирога сшибает с ног, чай волнительно шевелит листьями жасмина в прозрачном чайничке.  

- Танюшка, Боже мой, это ты! Глазам не верю! Прям такая же как была тростиночка, но в то же время другая - взрослая уж слишком! - щебечет хозяйка, разливая чай по чашкам. 
- Да ну, Машунь, скажешь тоже. Взрослость только кажущаяся. На самом деле я все такая же мнительная трусиха. 
- Ну да, ну да, эта трусиха у нас уже зам зав клиникой, на минутчку, - глубоким баритоном произносит муж Татьяны Аркадий, слегла приобняв супругу за талию и бросив на нее игривый взгляд. Маша подумала - уж слишком толстый, лысый и старый на фоне ухоженной пышноволосой Татьяны. Мухомор с усами - так про себя обозвала Аркадия Маша. Рядом с таким лицемером и муха сдохнет. 
- Таня, ну хватит уже скромничать. Почему ты так обожаешь набивать себе цену? Что за манера? Вот это у нее с детства! - звонко замечает Маргарита, положив одну руку на свой заметно кругленький беременный живот, будто проверяя, на месте ли он. 

Муж Маргариты тоже кладет руку на живот жене и тоже проверяет, на месте ли он. Маша обратила внимание, что рука у Димы по-женски тонкая, если не сказать изящная. Может быть он пианист? Или писатель? Или вообще поэт? Вытянутое лицо с острым подбородком, высокий гладкий лоб выдают в нем человека интеллигентного и, возможно, творческого. Странно, как его угораздило жениться на этой простушке Рите, которая нагло во все встревает и глотает пирог как голодная мартышка, смешно набивая рот и мелко поспешно двигая маленькими челюстями. Зубки у нее неприятные, мелкие, и когда она улыбается, обнажаются розовые десны. 

Маша с детства терпеть не могла сестренку подруги. Та постоянно везде таскалась за сетрой и во все лезла. Потом ябедничала родителям, сочиняя от зависти всяческие небылицы. 

Однажды в десятом классе Маша с Татьяной пошли в кино в двумя одноклассниками. Маргошка проследила за ними, дождалась у выхода и протащилась хвостом до самого парка. Маша тогда разозлилась и ушла, обнаружив, что оба ухажера открыто волочились вовсе не за ней, а за Татьяной. И потому Маша не знала точно, что было дальше. Но Маргошка поведала своей маме в красках: "Танька с двумя мальчишками в парке целовалась! Сначала ее Мишка целовал в щеку, а потом Пашка в губы!" Достоверно, конечно, Маша не знала, было это на самом деле или нет. Но она знала свою подругу и понимала - такого с Татьяной не могло быть просто по определению. Маргошка нагло соврала от зависти и от дурного воспитания. Хотя нельзя было отрицать - Пашка и тем более Мишка втрескались в Таню по самые уши.

 
- Танюш, давай еще чайку тебе подолью? - предлагает Маша, ухаживая за гостями, - А кстати, расскажи мне пожалуйста, целовалась ты тогда с Пашкой и Мишкой? Или нет? 

Таня вскидывает на Машу удивленный взгляд красивый карих глаз, обрамленных ухоженными густыми ресницами, и в глазах этих неожиданно проскальзывают невидимые озорные чертики.

- Неужели ты помнишь ту историю? - улыбается подруга, - Ну надо же, сколько уж лет прошло, какая уже разница. Я и сама не помню, что там было-то...
- Да, целовалась! Я же сама видела! - нагло и звонко отвечает за сестру противная Маргошка.
-  Ну ка, ну ка, девочки, об чем речь, поясните! - сладко басит Аркажий, укладывая себе в тарелку еще кусок пирога. 
- Да вот об том, Аркаша - твоя законная супруга в детстве-то была еще та штучка! Гуляла сразу с двумя парнями, а дома и в школе строила из себя Клару Цеткин! -  спешно верещит Марго.
- Ну, Маргарита, причем здесь революционерка Цеткин, я тебя умоляю, - утомленно вздыхает Дима, явно разочарованный отсутствием приличных тем для беседы. 
- Ребята, это старая смешная притча, ничего там такого не было, уверяю вас, - дружелюбно говорит мелодичным глубоким голосом Татьяна, - Аркаша, поверь, те мальчишки просто провожали меня домой, а по дороге остановились, Миша читал свои стихи, вот и все. 
- Стихи? - удивляется Маша, вспоминая выского светловолосого парня Мишу, спортсмена до мозга костей. Его стихией был баскетбол, но никак не поэзия. Учился довольно средненько. Хотя скорее всего не от глупости, а от занятости. Спорт требовал полной отдачи.  А Маше тогда больше нравился Паша - насмешник и балагур, душа компании. Паша не был очень высоким, но брал белозубой улыбкой, кудрями каштановых густых волос и заметно подкаченным пружинистым торсом. Пашка  загорался идеями, пускался в авантюры, шалил и бузил! В общем, единственный был нормальный человек. И что он высмотрел в этой гладенькой Татьяне, не понятно. 
- Да. Он писал прекрасные стихи. Поразительно глубокие и нежные, - устремив взгляд куда-то далеко в окно, говорит задумчиво Татьяна. 
- Ага, вот значит как! - мурлычет Аркадий, не проявляя интереса к теме поэзии, но изображая его, - То есть, некий Миша читал моей жене стихи, провожал, за ручку держал, а мне до сих пор об этом ничего не известно! Эх, вот так всегда - муж узнает обо всем последним. 
- А я тоже стихи пишу, - вдруг зачем-то сказал Дима, вскинув тонкую ладонь и отодвинув от Марго чашку с чаем, - Только этого никто не ценит, к сожалению. 
- Ой, Дима, да хватит уже, достал со своими претензиями. Ценю я, ценю, йоркшир твою мать, - Маргарита пощипала мужа нежно за щечку и пододвинула чай к себе обратно. 
- Маргош, а как тебе вообще не тяжело было в поезде ехать в твоем положении? - перебила ее Маша. 
- Да ладно, положение как положение. Это ж третий уже! Парень наконец-то будет. А то две девки у нас, хочется наследника! 
- Третий? Ну ты,мать, даешь! - восхитилась Маша, - Как же вы всех прокормите? Дима, а вы кем работаете, если не секрет? - любопытство победило в Маше такт.

Дима слегка напрягся. Он как раз жует пирог и ему стало неловко. Пришлось сначала дожевать, потом говорить. Неловкость выдавал фиолетовый румянец, выступивший на бледных скулах.

- Вообще так прямо ответить мне сложно. Разными занимаюсь делами. Машенька, знаете, если говорить о профессии, то я филолог. Но вот работаю не совсем по специальности. Я коммерческий директор мебельного магазина, если вам угодно выяснить точно этот вопрос.

Маша чуть не поперхнулась. Филолог и Марго - это нонсенс. Катастрофический нонсенс! Как все-таки жизнь непредсказуемо нелепа.

- А где же ваши девочки сейчас, пока вы тут? - продолжила выспрашивать гостеприимная хозяйка.
- Да с бабкой, где ж еще? - ответила Маргошка и начала подниматься с дивана, протискиваясь через Аркадия, судя по всему, она хотела уйти попудрить носик. Аркадий отодвинулся от стола и прогнулся насколько мог, чтобы пропустить родственницу целиком вместе с ее животом.
- С мамой? - обратившись уже к Татьяне, спросила Маша, - Как она? Как ее сердце? Все шалит?  

Маша хорошо помнит маму Татьяны и Маргошки. Статная видная дама, всегда с прической и маникюром, всегда стройная и элегантная. Но вот здоровье трещало по всем швам. В те тогдашние ее годы. А что же сейчас? Уж ей должно быть за семьдесят. 

- Мамы давно нет, - опустив глаза, произносит тихо Татьяна, - уже десять лет.
- Ой, прости, Танюш, я ж не поняла. Думала... - Маше стало неловко, - Да, понятно, это значит с мамой Димы девочки, понятно.

"Тетя Юля обожала своих дочек, оберегала их, всегда понимала, защищала. И ей очень нравился Миша. Она его привечала, угощала, передавала всегда родителям пирожки или пирожные. Ах, какие она пекла шедевры! "Боже мой, и теперь вот оказывается, нет больше тети Юли, уже 10 лет...", - думала Маша, наблюдая, как Аркадий достал из кармана пиджака сигареты и собирается пойти перекурить. 

- Аркадий, вы можете покурить на кухне, если хотите, там есть форточка...
- Да нет, Маша, вы извините, я привык в подъезде курить. Не теряйте меня, девочки, скоро буду, - вальяжно подмигнув, Аркадий ушел. 
- Прошу прощения, я тоже отлучусь, - спешно произносит Дима и выскальзывает из комнаты за Аркадием, словно его длинный павлиний хвост. 

Маша и Татьяна одни в комнате. Они глядят друг на друга изумленно, с нежностью и с болью. Годы, годы, годы. Куда они утекают? В какую космическую дыру улетают? 

- Танюш, ну как ты? - спрашивает почти шепотом Маша, как будто они только что сели случайно в один поезд. 
- Да так, сама видишь, подружка. Клиника, Аркаша, племяшки. Все нормально вроде. А ты-то как? Ничего не знала про тебя. Пропала ты куда-то, потерялась. Замужем? - торопливо шепчет Татьяна, опасаясь, что кто-то войдет и оборвет ниточку разговора.
- Нет. Два раза была, но не мое это, Танюш, не могу я так жить. Аркаши вот такие замечательные, Димы - это все не про меня. Первый пил, второй изменял. Не могу. Мне и так хорошо, как видишь, - Маша сдерживает слезы, настраиваясь на радость и позитив. Нельзя сейчас плакать, нельзя. Не для того она искала Танюшку, чтобы вот так глупо перед ней расплакаться.
- Ну и правильно, молодец! У тебя так уютно, и ты сама как солнышко светишься. Умничка, молодец. Свободная, самостоятельная, молодец! - сочувственно шепчет Татьяна, сдерживаясь, чтобы тоже не поплакать вместе с Машей. 
- Танюш, спасибо что приехала! Я уж думала не свидимся никогда. И так рада я, ты не представляешь! - Маша потянулась обнимать Таню. 

Обе они не удержали слез. 

- А детки есть у тебя? - спрашивает, шмыгая носом, Маша, отрывая лицо от теплого плеча Татьяны. 
- Нет. Был сын, но .... Его нет. Прости, не могу я об этом. Не могу, - Татьяна снова трясется, сдерживая рыдание, - Аркашины дети от первого брака у нас часто бывают, нам этого достаточно. Я больше не хочу никого. После Васеньки никого мне не нужно. 
- Прости, - снова обняла Танюшку Маша, уронив чашку Аркадия с недопитым холодным чаем. Темное пятно растянулось по скатерти, - А я вот одна как перст. Родителей схоронила. Мужей отпустила. Детей рожать не от кого как-то было. Да и не зачем. А теперь вот подумалось мне - одна ты у меня родная на свете, Танюшка, одна единственная. Спасибо, что отозвалась. Я уж и не чаяла... Последний разочек ведь видимся, последний... Я чувствую....

Татьяна так глубоко погрузилась в мысли о своем горе, что почти все сказанное Машей проплакала, пропустила сквозь пальцы слезами личного несчастья.

Вернулись Дима с женой и Аркаша. Они весело смеются. Переливчатый звонкий хохот Маргоши оттеняют грубоватые мужские всплески смеха - Аркадий оказался мастером по части медицинских баек. Увидев заплаканных подружек, гости сделали вид, что ничего не заметили. Разобрали по последнему кусочку пирога. Слушая все новые забавные истории из жизни опытного хирурга Аркаши,Татьяна и Маша обнявшись, тоже хохочут, проваливаясь в счастье, как раньше в детстве... 

Чаю снова ставить не пришлось - гости засобирались в путь. 

Хозяюшка собрала им на дорожку печенье в кулек и расцеловала, обливаясь снова слезами.

 
- Милые мои, спасибо, спасибо вам за все! Счастья тебе, Танюшка! Родная моя! - говорит им на прощанье Маша, нервно взмахивая худой рукой. 

Врачи обещают Маше пол года. В лучшем случае.  А значит, последний разочек повидалась с единственной родной душой...