Я нашёл её одной из тех туманных,глухих и пустых ночей,которые привык называть «мёртвыми».В ту ночь (это было четыре дня назад,хотя память меня и подводит)я бросил своё художество и ушёл в ночь из под своей уютной и надоевшей до смерти крыши.

Хотя это дерьмо даже художеством назвать нельзя! Какие-то идиоты назвали меня художником,подающим большие надежды,даже призы чёртовы давали-они сейчас мёртвым грузом пылятся в гостиной.Моё теперешнее полотно я назвал пошло и банально-«любовь».Наверное,именно поэтому вместо,привычного мне,буйства красок,я лицезрел пустой прямоугольник.Белое и чистое полотно ясно говорило ,что любовь в моей жизни была именно такой-стирильной,как униформа верного своей хвалёной гиппократовой клятве врача.Я искал её в девушках,в парнях,в наркотиках,в боли,но везде эта сучка-любовь умудрялась делать мне отворот-поворот.Я думал,это был рок. В своих поисках я не заметил,как стал символом распутсва и порока в глазах других-в те ужасные часы одиночества я страстно хотел вырвать эти глаза!Уже тогда я решил,что ни один человек не посмеет судить меня и мои работы.Так всё и было,но люди имеют интересное свойство – выгонять на задворки мироздания тех,над кем они не чувствуют власти.Я был слишком далёк от их понятий о морали,справедливости,любви и очень быстро оказался вместе со всем тем мусором,который они выбрасывают вне своей жизни.К роли отброса мне не привыкать…..

В ту дождливую ночь я снова решил плюнуть на свою картину и вырваться из душного домика в свободу ночного воздуха.Первые капли,попавшие на лицо,быстро разбудили меня и вскоре я уже шёл по темноте улицы,промокший,но радостный.Эта странная радость разливалась во мне вместе с холодным дождём.Я долго не мог понять причин этого тупого счастья,навалившегося на меня,но лишь потом понял,что это было предвидение самого сильного чувства за всю мою жизнь.

Я услышал плач.Ничего необычного для города,где каждый день погибает приблизительно человек двадцать-тридцать,и уж тем более ничего необычного для мира,где матери оставляют своих детей в дерьме,на какой нибудь приглянувшейся им помойке.Но этот крик был необычен,он заставил меня остановиться,заставил упиваться им.

 Этот крик был настойчив,но при этом удивительно жалок.Так могло кричать дитя,лишенное своих родителей,но,в тот момент,мне хотелось лишь одного-узнать источник этих звуков.Все мысли о жалости по отношению к этому таинственному существу затмевались лишь желанием уталить собственное любопытство. Крик вёл меня мимо захудалого ресторанчика с китайской едой,мимо какой то ночлежки.Окна смотрели на меня своей пустатой,а лезвия дождя полосили моё сердце.Звук вёл меня к открытому канализационному люку,куда потоками стекала грязная дождевая вода.

 Заглянул туда,как в пустоту,забыв,что под землёй уж точно не светлее,чем на ночной улице,еле-еле освещённой фонарями.Я инстинктивно отпрянул от пасти канализационного колодца,услышав очередную порцию криков из под земли-они тянули меня к себе,тянули настойчиво,намного сильнее тех наркотиков,от которых я легко отказывался в нужный момент.Эта тяга была словно цепь с тяжёлым чугунным шаром на конце,обмотанная вокруг моей шеи и спущенная туда,во тьму,к источнику этих внеземных,волнующих звуков.

 Я оступился и рухнул прямо в один из бурлящих потоков,ведущих к этому призывному воплю.Что-то маленькое выпало из моего кармана,АХ ДА!-фонарик,который я купил на барахолке незнамо когда и незнамо зачем (до этого я не верил в судьбу).Тусклая полоска света вырвалась из приборчика,сперва осветив моё,мокрое от дождя,лицо,а затем опустившись в чёрное зево коллектора.

 Я увидел её.Я увидел русалку,самую настоящую русалку из канализации.Такой,какой всегда её представлял себе,какой мог видеть её в мультфильмах и сказаках.Девушка с рыбьим хвостом смотрела на меня не отрываясь,зеленоватые волосы закрывали пол лица,и единственный,видный мне,глаз всматривался в меня,изучая.Её рот беззвучно открывался,призывая меня,маня к себе.

 Я стал спускаться по мокрым ступенькам,не обращая внимания на то,что соскальзывал и был готов сорваться вниз,но я знал,что не мог подвести эту сирену,которая звала меня,быть может,всю свою жизнь.Наконец я плюхнулся в чавкающую жижу и тут же почувствовал её руки у себя на голени.Она цеплялась за меня,пытаясь дотянуться до моих рук,которые потянулись за ней.Она была вся покрыта слизью,её волосы были опутаны грязью и мерзостью сточной дыры,но эта русалка всё равно была прекрасна.Тонкие черты её глаз,зелёных и будто застывших,странно контрастировали с полными губами,которые в приступе боли были покрыты ранами от её зубов.Мои глаза падали ниже-вот шея,затем небольшая,будто юношеская,грудь,плавно переходившая в животик,утопавший в мерзкой жиже.Из под грязи выглядывал самый странный атрибут этого зеленоглазого чуда-настоящий рыбий хвост,покрытый крупной чешуёй и шипами.

 Всё дальнейшее было будто в тумане-я взял на руки свою девочку и вытащил её из этой тюрьмы,я шёл с ней под дождём и до самого дома с моих губ не сходила улыбка.Я чувствовал,что нашёл свою душу,давно потерянную и забытую,что не будет больше одиночества,не будет больше холода в моём сердце,не будет больше пустоты.Глупо,но я связывал с русалкой все свои потаённые мечты и надежды.

 Она жила в моём доме три дня.Моя любовь не говорила,но её взгляд показывал больше,чем любая речь.Она пела,нет,назвать это песней-всё равно,что Мону Лизу назвать жалкой мазнёй,это были истинно волшебные звуки.Каждое утро она пела мне и только мне,рождая в голове образы самые потаенные и личные.И ещё-я хотел её,хотел безудержно.Как никогда ничего и никого не хотел.Хотел прикасаться к ней,вдыхать её запах,запускать руку в её волосы,целовать её,пахнущие морем,губы.Я не мог насытиться ею,будто знал,что моё счастье не вечно.Я даже стал заканчивать свою картину-теперь на ней была изображена русалка,такой,какой я её нашёл-лежащей в луже дерьма сточного колодца,призывно открыв рот и ,неприкрытый волосами,залёный глаз,смотрящий на своего творца.

 Три счастливых дня,единственные полноценные дни моей жизни.Я любил её,отдавая всего себя,и она,любила меня,часто беззвучно плача,будто готовя меня к своему и моему концу.

 Я не забуду ту ночь,когда её встретил,ровно как и ту,когда потерял.Моя любовь умирала долго и мучительно,а я лишь рисовал,впитывая её боль и агонию,разливая этот ужас по полотну.Её кожа покрывалась струпьями,пузырилась и лопалась,волосы отваливались целыми прядями.Нежный ротик,ещё недавно ласкавший меня,теперь исторгал целые порции мутно-зелёной жижи.Моя единственная любовь рвала ногтями свою плоть от боли,а я,как сумасшедший,писал своё произведение искусства.

 И только когда запах смерти полностью скрыл в себе её,такой родной для меня запах-я закончил свою картину,но русалки уже не было.Моя сирена стала зелёной лужицей на полу моей студии,она ушла из моей жизни,но в отличие от всего,что в ней было,оставила после себя память.

 Моя картина-вот моя память,память о ней,обо мне,о моей единственной любви к чему то,кроме себя самого.Это полотно-итог моей жизни.Оно-плод её страданий,дитя наших с ней мук.Я уже всё для себя решил-уйду вместе с ней.Хоть в рай,хоть в ад-мне всё равно,ведь без неё жизнь не имеет более смысла.

 И вот-художник звонит своим родителям и говорит,что всегда их любил,даже тогда,когда забывал это сказать.Под слёзы своей матери он совершенно спокойно говорит о своём самоубийстве,он ведь хочет чтобы его нашли мёртвым,чтобы нашли его творение и показали миру.Он бросает трубку,понимая,что отец и мать уже мчатся к нему,пытаясь спасти от неотвратимого.

 Он умер быстро-горсть таблеток и крепкий виски умело сделали своё дело.Родители не успели спасти своего сына от смерти,которая была для него большим избавлением,чем прожигаемая и глупая жизнь.Единственным утешением для отца и матери стали чудесное творение их сына и его посмертная улыбка-только за гранью жизни нашёл он своё место в океане смерти вместе со своей русалкой.