Воспоминание первое

Металлический привкус крови во рту. Глухая боль. А ещё навязчивый вопрос: «Жив ли я?» и несколько догадок по этому поводу.  Это то, чем я есть сейчас, мои составные элементы. Я такой же продукт, как и тот, который вы берёте в супермаркете, а потом смотрите, не много ли там углеводов и жиров. Читаете сколько в нём калорий, чтобы съев его оставаться стройным и подтянутым, как с обложки модного журнала. Только я имею человеческий облик. По крайней мере, так считаю. Все мы не то, чем себя считаем. Это неизбежно. По этому, не бегите от себя. Если слишком хочется, просто уйдите от всех. Это слишком опасно. Если сделаете так раз, то не сможете остановиться. Это самая страшная зависимость. Просто поверьте мне.

Сейчас мне кажется, что я мёртв, потому что боль не опустошает меня, как раньше, а наполняет чувствами. Хотя, я видел людей, которые больше прогнили, чем трупы, зарытые в холодной земле. Жажда первенства, эгоизм, равнодушие разъедают людей сильнее, чем трупные черви. И об этом вы не узнаете в интернете, об этом не напишут в газетах, не покажут по телевизору между выпуском новостей и дешёвым мыльным сериалом. Просто, чтобы вы не задумались об этом, потому, что это вредно для здоровья. А иногда и для жизни.

Теперь я призрак ночи, жалкий вампир, тварь, пьющая кровь. Но разве это так плохо? Кем я был до этого? Я даже не верил в то, чем стал. Я жалок. Но это не самое плохое. Просто поверьте мне на слово.  Довольная улыбка искажает моё бледное лицо, оно смотрится неестественно на фоне этой бесконечной ночи. Смех раздаётся на всю улицу, открывает ряд белых, окровавленных зубов, я смеюсь, кричу, вою. Нет, никто не услышит меня, не испугается моего оскала – город пустой, лишь только опалые листья танцуют вокруг фонарных столбов, заигрывают с серостью тротуара, хвастаются разнообразием цветов. Сумрак сделает и их такими же серыми, как и здания, и асфальт вокруг. Ночи подвластно всё, она скрывает то, что ненавидит день, даже меня. Она добра ко мне.
            Хочешь знать, как я выгляжу? Спроси, ну же – смелее! Я тебе отвечу, что я всего лишь твоя тень, твоё изображение в кривом зеркале. А ты верь мне. Верь и знай, что я тебе вру. Но моя ложь не так опасна, как враньё родителей, о том, что когда ты вырастешь, ты станешь знаменитым, богатым или, ещё чего хуже, хорошим человеком. А ты, такой наивный, поверишь им, а потом больно обожжёшься.

            Казалось бы, я свободен, свободен от всего: от обязанностей, от всех «нужно», от ненавистных будней. Почему я не рад? Почему стою на месте, оглядываюсь по сторонам и не знаю, что мне делать? Мысль о свободе превращается в пустоту в моей душе, разрывая её на осколки. Я чувствую себя ничтожеством, потому что не смог использовать даже то, что мне дано от природы – волю. Хочу заплакать, но из глаз льётся кровь – они становятся липкими, я ничего не вижу. Резкая боль пронзает сознание, я пытаюсь остановиться. Я протираю глаза от крови, но ничего вокруг нет – нет ветра, нет листьев, нет домов, нет города, нет людей, наверно это всё я придумал сам, даже кровь на моих клыках – иллюзия. В дали волны накатываются одна на одну, отчётливо слышно шум прибоя – вокруг меня песчаный берег, за мной – скалы, передо мной – океан. Город был реальней, может, это мираж?  Неспешным шагом я иду к воде, к берегу приближается старый рыбак на дряхлом баркасе: морщины изуродовали его лицо, большой шрам был на левой щеке. Как ни странно, но он делал старика притязательным, словно пороки на обличие мира. Лишь они делают нашу жизнь привлекательной. Вы можете не согласиться, но вам не убежать от правды.

            ­- Она ждёт тебя, - сказал рыбак.

            - Я ей не нужен.

            - Она несчастна, ей нужно разобраться в себе.
Просто для того, чтобы вы лучше понимали: я её действительно любил. Может быть, до сих пор люблю.

            - Мы стали чужими, - говорю я и понимаю, сколько правды в этих словах.

            - Сознанию не обмануть душу.

            - Есть только я и она. Эти слова не склеить в «мы».

            - Ты не прав, послушай седого старика: вы будете счастливы.

            Воспоминания – единственноё, что у меня осталось. Я бы отдал всё, чтобы ничего не помнить, но каждый день просыпаюсь с болью в сердце. Они поглощают меня – эти призраки прошлого, они преследуют меня, от них не скрыться. Память – самое страшное наказание для человека.

            - Где она?- спрашиваю я.

            - Садись в баркас – я отвезу тебя.

            Это невыносимое «она» звучит у меня в голове до сих пор, почему её не назвать по имени? Может потому, что оно принесло бы ещё большую боль мне? Да, оно властно надо мной. Старик смотрит на меня спокойно, он ожидает от меня действий; ночь нависает над океаном, только полная жёлтая луна бросает пучок света на ровную морскую гладь, словно ласкает неспешные волны. В лунном свете старик кажется монументом – незыблемым, вечным, только блеск глаз выдаёт его недвижимость. Его белоснежная рубашка смотрится неестественно среди бесчинства моря, среди всей человеческой грязи, которую  сейчас ощущаю. Я делаю шаг в направлении баркаса, ступаю по прохладному песку, иду по воде, чувствую, как намокают ноги, теперь в глазах у рыбака видна удовлетворённость – я подчинился ему. А могло ли быть иначе? Специально созданная иллюзия выбора.  Я заползаю на баркас, силы покидают меня, голод одолевает тело. Пытаюсь вспомнить её, но понимаю, что я забыл, как она выглядит, лишь только карие глаза – проникновенные, чувственные, умные – рисует мне моя память. Остался лишь образ, образ на который я молюсь, который боготворю, а значит, я её всё ещё люблю…

Воспоминание второе

            Я открыл глаза, сел на край кровати, пытаясь прогнать сон. Свет врывался в мою спальню, порывы ветра гоняли тюль из стороны в сторону. Старые стены, выкрашенные в тусклый синий цвет, пара моих картин на стене и старый шкаф. Я всегда любил минимализм в обстановке. Мне снова приснился сон, словно ещё одно воспоминание о ней. Я помнил каждую его деталь, даже ощущал привкус крови во рту, он был также реалистичен, как и моя настоящая жизнь, та же глухая боль, то же разочарование.

            Вот уже год снятся мне сны, в которых я в облике вампира ищу что-то важное для меня, ищу смысл моей жизни, ищу её. Я вижу их с того момента, как она ушла от меня во мрак ночи, бросив меня наедине с болью. Тогда не смог остановить мою милую девочку. Но почему? Мы не властны управлять чужими судьбами, но ведь имеем право бороться за своё счастье. Её волосы развивались на ветру, который нёсся из океана, чтобы принести на этот берег запах моря. Её глаза зачаровывали меня – я не мог сказать ни слова. Её губы говорили мне о том, что любовь это самое сильное чувство, которое когда-либо ощущал человек, и я ей верил – верил каждому слову, каждому движению этой грациозной девушки. Она для меня была всем миром, смыслом существования, единственной радостью. Мы вечерами танцевали на тёплом песке под звуки прибоя, кружась в вальсе, нам пели чайки, лучи заходящего солнца ласкали её нежную кожу. Мы могли кружиться, пока звёзды не усеют небо, и мрак не поглотит нас. Но она устала, устала от такой жизни, тихой и спокойной, ей хотелось других ощущений, новых впечатлений. Она хотела в тот мир, где небоскрёбы красуются перед жителями мегаполисов, где серость асфальта ведёт людей каждоё утро на работу, где камень давно убил зелень деревьев, туда, где каждый был вправе осудить тебя и указать, как ты должен жить. Для меня это была тюрьма, а я не хотел быть узником.  Но она ушла, и я стал рабом своей боли. В этой жизни так мало вещей, которые делают человека свободным, но ужасно много таких, которые порабощают его. Увы, но такова жизнь…

            Я жил в маленьком, но весьма уютном домике на берегу теплого океана. Он потерял свой уют и тепло, когда она покинула его. Да и я стал скитальцем. Теперь всё что я делаю – это брожу по побережью в надежде увидеть её. День за днём, неделя за неделей. Но все надежды призрачны, все мечты иллюзорны. Я ищу лишь ту единственную, в которой нуждаюсь, которая наверняка уже забыла меня. Она ощущает прохладу утреннего воздуха, аромат диких цветов, я же чувствую только боль…

            Сегодня дождливая погода. Море, словно ласкает тяжёлые, нависшие тучи. Серость наполняет все мои душевные пустоты. Смутно осознаю, что в этой жизни я никто: блудная овца не знающая, что ей делать. Куда мне идти? Где её искать? Вопросы разрезают сознание до боли в висках. С тех пор как, она ушла от меня, мне сняться эти ужасные сны. Я живу в полусонном состоянии, тяжело ощущая реальность, всё, что я вижу, чувствую – словно фантазия, сюрреалистичный очерк на страницах книги моей жизни.

            Мне тяжело задумываться о моей прошлой и теперешней жизни. Но сейчас я пытаюсь понять: «Зачем?». Зачем искать то, что ты потерял? Странные мысли бурлят в моей голове, когда я закрываю дверь дома – я его никогда не ощущал своим пристанищем, он был чужд мне. Я задавал себе вопросы, на которых не было ответов, и поэтому я ждал, что прозрение снизойдёт на меня. Но с каждым шагом вперёд, с каждой минутой я запутывался ещё больше. И я просто шёл босиком по мягкому песку, не думая ни о чём. Прибой ласкал мои ноги, как мать убаюкивает ребёнка, гладя его мягкие волосики, ритмично, но небрежно, словно она задумалась о чём-то. Я помню, как в детстве моя мама говорила, что я буду счастливым. Как же она ошибалась.

            Мы никогда не знаем, чего нам ожидать от новых знакомств. Но это явно не о нём.  Он сидел, втягивая сигаретный дым в лёгкие на берегу океана. «А ведь мы все чёртовы марионетки обстоятельств! Мать твою. Мы на поводу у своих проблем. Жизнь руководит нами, а не мы жизнью!»- сказал он при встрече. Я тогда промолчал. Я не видел в его словах ни правды, ни лжи, мне сложно было думать о чём-либо. Лишь желание вколотить его лицо в песок, смешать кровь с грязью овладело мной. Хотя он был сильнее меня, крепко сложен и высок. Я не во многом уступал ему, но уступал – и это было заметно. Он встал и представился: «Мэлори, Мэлори Шем».  Я вспомнил давно забытые уроки английского: Sham – ненастоящий, фальшивый, симулянт. «Вы такая же подделка, как и гласит ваша фамилия?» - заметил тогда я. Нет, он не обиделся, но всё же сказал с усмешкой: «Вы умеете располагать к себе людей ». В его речи было что-то притязательное, необычное. Я представился, и он пожал мне руку. Так мы и познакомились.

            Я рассказал ему всё, всё, что составляло смысл моей жизни, а значит, я говорил о ней, говорил о боли, о страданиях, безнадёжности. Он тихо слушал – ничего не менялось на его лице – ни грусть, ни радость не отбивались на его устах. Я, словно пел песню под шум прибоя, такой грустный и одинокий… Мэл выслушал всё, после чего бесцеремонно заявил:

            - Я знаю её, знаю, о ком ты говоришь. Она умерла от передозировки наркотиков.
            Всё намного проще, чем кажется. Жизнь не так уж и запутана – всё становиться на свои места.

Но я начинаю возражать, говорить, что знал её очень хорошо. Просто для протокола, для иллюзии боли, иллюзии участия. Я восклицаю. Она не могла. Очень много людей с одинаковыми именем и фамилией. Но Мелори прервал меня:

            - Это она – не обманывай себя. К тому же у неё был СПИД, - он в точности назвал всё: начиная от её возраста, заканчивая родимым пятном на шее. Сомнений быть не могло – это она, я словно впал в коматозное состояние. Мысли путались в голове. Я не понимал, что я чувствую.

            А потом он рассказал занимательную историю в очень ярких тонах:

            - Она употребляла ЛСД, но оно не вызывает привыкания. Потом она перешла на более действующие наркотики: викодин, барбитураты, кокаин, героин. Да, она стала джанки. И однажды она поймала передоз. Просто вколола больше, чем может выдержать организм. Ну, мать его, ты же знаешь, как это бывает!

О да, я знаю.

- Ты наверняка смотрел об этом фильмы, читал про это в книжках. Но это далеко не фильм – это реальность.

            Возможно бы, я посмеялся над этой наивной девчонкой, если бы её так не любил. А так я даже не полностью осознавал смысл этих слов, просто не вдумывался, не хотел. Мой мозг противился. Я противился. Мир противился этому.

Я собрался с силами и спросил, откуда Мэл знает столько про неё. Иллюзия интереса. Неужели мне это так хочется знать?

            - Она стала шлюхой – просто давала за дозу. Ты же не ребёнок, должен понимать об этом. Откуда у неё деньги на дорогостоящие наркотики? После ночи с ней – она вылила мне всю душу. Она рассказала мне многое, пребывая под кайфом. Я не знал – правда это или бред, но теперь знаю. И ты теперь знаешь…

            Я – грусть этого мира. Я не нахожу сил больше жить. Я больше никто. Я чувствую, как одиночество и отчаяние разливается по моим венам. Я дышу болью, а не воздухом – она мне сейчас необходима для жизни.

            - Тебе больно! Я знаю. Ты должен ударить меня. Ты должен вылить свой гнев, своё разочарование жизнью, - кричит Мэл.

            «Что за глупость», - подумал тогда я, но кулак уже приближался к его лицу. Потому, что нет выхода. Потому что, я этого действительно хочу. Мой совет: никогда не сдерживайте злобу. Это вредно для сердца. И мы начинаем драться - под шум океана, под крик чаек. Я НИКОГДА не дрался до этого, но он говорит, что у меня неплохо получается. Я наношу удар за ударом, но Мэл сильнее меня – я это чувствую. Все надежды разбиты. Все мечты разрушены. Бог умер у меня на глазах, и я упиваюсь его кровью. Я ему был не нужен, как и ОНА. Все планы рушатся. Моя жизнь рушиться. Это так просто – сломать чью-то жизнь, так легко. Я вижу его приближающийся кулак – этот не выдержу. Удар – и забвение. Сладкое забвение…

Воспоминание третье

            Я и старик – плывём по волнам на баркасе. Он смотрит вдаль и говорит:

            - Будет буря – волны накатываются быстро и резко. Подул опасный норд.

            Я чувствую холод ночи и холод этого ветра – он, словно колыбельная для меня, ласкает мою ледяную кожу. Луна светит мне в лицо. Мои глаза страшно блестят в полумраке. Ветер становиться сильнее – темно-синие, почти чёрные, волны всё больше и больше. Они беснуются вокруг баркаса, облизывают его со всех сторон. Шторм разыгрался не на шутку, он поглощает всё вокруг. Такой дикий и свободный…

            - Пора. Мне уже давно пора. – Говорит старик. Ни капли боли, ни капли грусти в его потухших зелёных глазах – они спокойны, они чисты. Вот он – мой Бог, мой Иисус, который готов принять смерть.

            - Ты умрёшь?- спрашиваю я.

            - Старики не умирают, они просто отпускают жизнь. Когда-нибудь ты поймёшь разницу.

            Баркас раздавливает волной. Старик ударяется об палубу головой, и кровь смешивается с водой океана. Это капля в море, мы – это капля в море, наша жизнь – это капля в море. Мы – лишь песчинки во Вселенной, мы ничтожны. Без сожаления, без боли…

            Я бегу навстречу старику, но волна отбрасывает меня в другую сторону. Я просто смирился. Меня несёт потоком воды куда-то вдаль. Я отдаю всё на самотёк. Без сожаления, без боли…

            Я борюсь, я плыву. Ничего нового. Это не настолько тяжело, как отрицать, что твой сын серийный убийца, когда на самом деле это правда и ты это прекрасно знаешь. Это не так больно, как знать, что самому близкому человеку осталось жить меньше недели. Я вижу землю вдали. Казалось бы, нет шансов доплыть туда, но несколько усилий и меня выносит на берег. Это тот остров, где меня ждёт она. Насколько обманчива реальность. Не верьте ничему, никому не доверяйтесь. Вы будете обмануты. Я бреду через лесную чащу. Мокрый и жалкий. Я вижу поляну. Посреди неё кто-то висит на дереве, мирно покачиваясь. Да, это она. Похоже на ритуальное жертвоприношение. Спасибо тебе, мой Кровожадный Бог.  Она повесилась, она холодна. Кажется, что она счастлива. Покрайней мере она выглядит счастливой, словно улыбается.  Мы – песчинки, а смерть – это конец. Наша смерть – это словно испарение капли воды, превращение в пар и полёт на небеса. Но уже другие капли прольются над морем, вовсе не те. Умирая – мы просто растворяемся во мгле веков. Больше нет ничего. Мы просто не способны постичь как это, когда нет ничего, когда нет нас. Как это: жизнь без нас? Нам не понять. И я тоже умру! Без сожаления, без боли…

            Хотя нет – я бессмертен, и волчий оскал пробегает по моему лицу. Я буду жить вечно! Теперь для меня каждая минута – это маленькая вечность, маленькая жизнь, которую проживу, как должен прожить. А значит: без сожаления, без боли…

            И я смеюсь буре в глаза, я вою, кричу – потому, что я познал истину. Переживая смерть близких – мы познаём истину жизни. Но оно того не стоит. Я свободен! Без сожаления, без боли!

Воспоминание четвёртое

            Да, с тех пор я больше не видел снов. Нет – наверно я видел их, но просыпаясь утром, я больше не ощущал их, больше не помнил их. Я не сломался, узнав правду о той, которая больше мне не принадлежала. Она теперь больше никому не принадлежала, кроме сырой земли да трупным червям. Да, а ещё Богу – если вы верите в эти вещи. Я больше не верил ничему. Разве только встающему солнцу, которое выкатывалось из-за горизонта. Оно правдиво, оно чисто. Но и оно не вечно. Вечность – надуманное понятие, потому что нет ничего вечного, нет ничего постоянного.  Да, я не сломался, но надломился, как молодое дерево, которое пережило первую серьёзную бурю. Но я это пережил. Просто взглянул на мир по-другому, а мир в свою очередь стал иначе относиться ко мне. Наши чувства намеренно поделили на белое и чёрное, нас заставили думать, что одно хорошо, а другое – плохо, одно – истина, другое – ложь. Человек сам должен постигнуть, на какие оттенки ему разделить спектр всех его ощущений. Они сказали, что быть шлюхой для девушки – это позор, они заявили, что употреблять наркотики – это плохо. Они хотят контролировать нас, хотят подчинять своим правилам. И только немногие из нас могут освободиться от этого. В тот момент я хотел стать свободен от придуманных миром ограничений любой ценой.

            Я не знал, что мне делать и Мэл помог мне. Он сказал, что у него есть домик в десяти километрах отсюда. Я просто отдался в его руки. Сделал ошибку: доверился ему. Человечеству так редко дают возможность выбирать, как бы оно себя не обманывало свободой выбора.

            Поверьте, это не самое плохое, что у меня было в жизни или могло быть. Ведь самое страшное, когда тебе нечего сказать. Самое ужасное, когда тебе не о чем написать на чистом листе. Это убивает в тебе человека, это уничтожает в тебе личность. Ты становишься асоциальным осколком общества, глупой  в руках у одиночества. Мы не дети своего века, мы не гении нашего поколения. Мы отбившиеся обломки жизни. Вместе мы были бы произведением искусства, но чья-то невидимая рука разбила нас об скуку серых будней. Мы разлетелись по углам этого мира, нас просто выбросили – мусор закоулков Европы – вот мы кто. Я не считал себя достойным жизни, потому что мне было что терять. Теперь я на дне, а значит – свободен. Свобода – это когда боль самое лучшее, что у тебя есть в жизни, это когда пустоту сердца пронзает единственное чувство – невыносимая агония, и ты счастлив потому, что ты что-то чувствуешь. Все мечтают о свободе, но она уродлива с близка, как пасть волка, которая нависает над твоим лицом. Все хотят быть независимыми, но независимость равна одиночеству, а оно разъедает наши сердца. Я чувствую себя одинокой кометой в космическом океане. Возможность столкновения до невероятия мало. Я обречён на странствие в одиночестве. Я смирился. Я скрылся в тишине ночи, чтобы раствориться в холодном мраке. А ведь мы могли быть произведением искусства…

            Другая жизнь – вот что мне нужно. И мы с Мэлом идём навстречу ей, молчаливо и обречённо. Нет – мне нужны перемены, я нуждаюсь в них.

Воспоминание пятое

            Сквозь туман прожитых мгновений ты понимаешь, что ты жил неправильно. Это неизбежно.

            Я выпивал уже третью бутылку вина. Мэл забился в уголок своего дома и поджигал косяк. Удручающее зрелище. Зачем нам это надо? Чтобы начать новую жизнь, чтобы сделать следующий глоток воздуха свободнее, потому что тело, сознание порабощает человека. Это те вещи, от которых не избавиться. Можно это убить в себе на секунду, минуту, час, всю жизнь. Я бросил всё ради неё, чтобы стать никем. Я добился своего. Я взорвавшаяся бесконечность боли, которая разлилась по подсознанию. В аптечке, которую я нашел в доме у Мела, много лекарств, но нет ничего, что сможет остановить биение сердца. Как же она бесполезна. Никто не будет жалеть, если я умру, и это даёт силы мне жить. Зато в сумочке с препаратами я нашёл много чего, чем можно убиться.  Трамадол внутримышечно, взглянуть с надеждой на небо, а потом сделать то же ещё разок. Я теряю вес тела, я обретаю лёгкость мыслей. Чтобы стать близким  человеку нужно слишком много времени, чтобы стать чужим – нужно не больше одного мгновенья. Мы рабы времени, узники морали, наследство, которое нам досталось от наших предков, угнетает наши возможности. Мы закрыты в тесном мире, мы  окружены стражами – совестью и душевной болью. 

Я игнорирован обществом, но я смог стать свободным. Я, словно поднимаюсь на новый уровень счастья, - мне не нужны ни люди, которые меня любят, ни люди, которых я любил бы. Я вел себя, как хотел, я оттолкнулся от  условностей всего социального, всего человеческого, потому что я любил, потому что искал. Они не хотели узнать, почему я асоциален, они не удосужились поинтересоваться, почему я такой, плохо мне или хорошо. Они осудили меня, отказались от меня, бросили. Я – отчаянье человечества. Я, такой откровенный, правдивый, закрылся в себе, спрятал всё внутрь. Им было наплевать. Сочувствие – как мало сейчас значит это слово. Но я в нём и не нуждался.  

            Мэл несёт какой-то бред, о том, что мы застряли в своих стереотипах, что счастье – не зависит от других людей. Мы сами делаем себя счастливыми, стоит только понять, что жизнь – это и есть счастье, дар мыслить не так, как все – это и есть счастье, наслаждаться душевной болью и одиночеством – это и есть счастье. Сотни лет нам навязывали, что человек – часть общества, что он может чувствовать себя комфортно, находясь только в нём. Мы должны перечеркнуть историю, забыть её, чтобы сделать ещё раз те же ошибки, чтобы оказаться на дне, только тогда мы сможем быть счастливы.

            Его голос доноситься, как речь проповедника, атмосфера – угнетенье со сладким привкусом отчаянья. Мы не божьи дети, мы – его создатели, значит - властны над всем. «Вдохните в меня жизнь» - кричит Мэл, заливаясь кислотой и барбитуратами. Меня клонит ко сну, и поглощает забвенье. Мне больше не сняться сны…

            Алкогольно-наркотическое безумие переливается в горячку. За окно летит градусник, с ртутным столбиком, дошедшим до метки 38.8. Что там на завтрак? Порция отборного разочарования жизнью и жуткое похмелье. Мэл валяется в неестественной позе, в своих рвотных массах. Картина поражает чрезмерной реальностью. А ведь мы могли быть произведением искусства…

            Повышенная температура расслабляет всё тело, я ощущаю что-то вроде счастья, которое расползается по организму вместе с жаром. Она просто бросила меня и променяла меня на дурь. Я был неудачником, и какого хрена мне теперь жаловаться на свою жизнь. Наше счастье состоит из мельчайших, ничего не значащих вещей, но вместе они несут убийственный характер. Если переосмыслить каждую из них по отдельности, можно быть счастливым и без этих мелочей. Чем больше мы анализируем себя, тем больше мы погружаемся в хаос. Это неизбежно. Годы одиночества, годы самоанализа. Я в кромешной тьме, я потерялся во мраке.

И вдруг – прозренье. Она мне не была нужна. Жалкая банальная выскочка. Она утонула в пороках. Ненавидел ли я её в этот момент? Самое страшное, что нет. Я ей завидовал. Не знаю почему, но завидовал. Этому не было причин, не было объяснений. Любовь смешалась с завистью, просто растворилась в ней, как соль в воде. Просто химический процесс в моём организме, как в принципе и любовь. Но мы не можем преодолеть это, не можем справиться с этим, потому что это выше нас. Это над нами.
Я – скорбь и раскаяние этого мира. Но я не жалею ни о чём. Я ни желаю ничего. Взгляни на мир по-другому, переверни его вверх тормашками. И ты увидишь его по-настоящему.
Откажись от любви! Не можешь? А знаешь почему? Потому, что мы зависимы  от любви. Мы помешаны на ней. Мы готовы повесить себе на шею табличку «люби меня», готовы быть милыми и добрыми, чтобы нас любили. Подари мне любовь, обними меня покрепче, будь нежным и я буду счастлив. Это, как наркотик, даже сильнее.

Есть люди, которые вбирают в себя все радости человечества, а есть те, которые должны страдать за всех. Я – из последних, но я не жалею. Я счастливее всех остальных, потому что мой наркотик – боль. Дыши глубже, будь вдумчивей, и ты получишь билет в один конец - на тот свет. Хотя спешу тебя огорчить: подозреваю, что и того света нет. Получите билет в никуда. И не забудьте расписаться. А потом сожмите крепко зубы и терпите. Для меня депрессия естественное состояние. Без неё я не ощущаю себя счастливым. Это то, что мне необходимо. Это то, что помогает мне лучше понять себя. Твою мать, я почти уверен, что когда я был с ней, я не был таким счастливым, как тогда, когда вспоминал о ней, искал её, тосковал за ней, понимал, что она меня бросила. Мой долг – страдать за всех. И мне это нравиться. Можешь судить меня за это, но это вряд ли что-то изменит.

 Не нравиться этот мир? Не спеши его покидать – создай свой – альтернативный мир. Это мой совет тебе – напоследок. Потому что я поступил иначе. Точнее сделаю иначе. Я возьму лезвие, и мир улетит вдаль от меня. Нет сил больше думать. Голова раскалывается. Я больше не хочу ничего. Прощайте.

Воспоминание последнее, написанное в конце дневника другим почерком.

Когда мы с Мэлом зашли в дом – он лежал в своей луже крови. Да, я лучшее, что у него было в жизни. Я последнее, что у него было в жизни, конечно кроме боли. Мы расхохотались, смотря на этого неудачника, покончившего самоубийством. Мэл плюнул на него, скопив во рту побольше слюни. Презренье. Вот, что мы сейчас чувствуем. Я вымазала руку в темно-красную кровь и растерла по сильной груди Мэла. А потом мы занимались любовью возле ещё не остывшего тела. Это самое прекрасное, что может быть. Получать оргазм за оргазмом на полу возле моего мёртвого псевдолюбимого, лежа в тёплой венозной крови. Никогда таким не занимались? Советую – попробуйте. Не пожалеете.

«Кто следующий?»– спросила я у Мэла. «Я знаю одного парня, над которым можно позабавиться. Его дневник – неотъемлемая часть его жизни», – сказал он. Я улыбнулась, и мы довольные побрели из дома по побережью. Дом будет сожжён сегодня же ночью, но перед этим мы прочитаем его дневник. Зачем нам это надо? А зачем вы играете в бильярд, занимаетесь сексом, ходите в парк аттракционов? Вот и нам просто захотелось развлечься. Мы же не осуждаем вас за то, что вы коллекционируете марки. Не судите и вы нас. Просто отличный способ снять напряжение. Сыграть в игру с каким-нибудь наивным мальчиком. В каждом дневнике мы находим что-то новое для себя, это неописуемо. Мы философы современности. Нам понятен смысл жизни. Уже вечером дневник запылает вместе с домом и телом нашей жертвы. Но его содержимое навеки заберёт наша память, чтобы стать лучше, чтобы стать умнее. Мы не божьи дети, мы – его создатели, значит - властны над всем.