Я боюсь смерти
***

Тот день ничто не могло омрачить. Учебный год окончен, в аттестате всего лишь одна тройка, позади целый день веселья с друзьями, впереди – три месяца беззаботных каникул. Каждая клеточка тела вбирала в себя чистый воздух последних майских дней.
Я с наслаждением выдохнул. Пора возвращаться. Я побежал домой, выбрав привычную дорогу через дворы. В одном из них за мной увязалась лохматая дворняга со смешно торчащими ушами. Звонко тявкая, она нарезала вокруг меня круги, будто зовя поиграть. Я просто не мог не откликнуться на призыв по–щенячьи трогательных глаз. Мы побежали наперегонки.
Будто смеясь надо мной, лохматый друг забегал далеко вперед, ложился на траву и катался с бока на бок, клацая зубами на одному лишь ему ведомых противников. Стоило мне приблизиться, как он тут же вскакивал и, бешено виляя хвостом, подбегал и подталкивал сзади острой мордой, намекая, что неплохо бы и скорости прибавить.
Через пять минут совместной пробежки я лихорадочно продумывал способы обойти запрет родителей на домашних животных. Но, представив нахмурившееся лицо отца и поджатые губы мамы при одном лишь намеке на собаку, я сокрушенно вздохнул.
Вот и мой дом. По правой стороне стоит палатка с хот–догами. На прощание я решил угостить моего нового друга.
– Держи, дружище. Это тебе за хорошее настроение, – я протянул псу сосиску, но он, понюхав и брезгливо фыркнув влажным носом, лизнул меня в руку.
– Не хочешь? – удивился я. – Ну прости, больше ничего нет. Приходи утром, мамиными котлетами угощу.
Попрощавшись с Лохматым, я вернулся домой. День прошел замечательно.
***

На следующее утро, едва проснувшись, я побежал на кухню и, достав из холодильника тарелку с десятком котлет, бросил их в микроволновку. Быстро одевшись, положил котлеты в пакет и кинулся на улицу. Только что проснувшиеся глаза болезненно сощурились от утреннего солнца.
Я начал высматривать своего вчерашнего товарища.
– Эй, Лохматый! – я наугад выкрикнул в пустой двор и тут же услышал шорох в кустах. Оттуда вылезла умная морда с воробьем в зубах.
– Брось птицу, я тебе цивилизованной еды принес.
Пес послушно выплюнул воробья. Взъерошенная птица лежала пару секунд неподвижно, затем шевельнула крылом, и маленькая головка осторожно повернулась.
– Ну давай, лети! – крикнул я, радуясь, что спас маленькую жизнь от зубов голодного пса. Мой крик отвлек Лохматого от котлет. Он обернулся, посмотрел на меня, на птицу и, быстрым, точным ударом тяжелой лапы перебив ей шею, вернулся к котлетам.
Ошарашенный, я смотрел на клубок перьев, еще секунду назад мерно вздымающийся в такт птичьему дыханию. Одна секунда, а жизнь уже покинула это маленькое тельце. Я отрешенно сел на корточки перед псом и, невидящим взглядом уставившись в мокрую пустоту, погладил дворнягу. Под грязной, спутанной шерстью, за по–человечески умным взглядом скрывался хищник, безжалостно перерезавший нить пернатой жизни. Будто почувствовав мое настроение, пес лизнул мою руку. Я взглянул на мокрую ладонь. На ней после собачьей нежности осталось коричневое перышко.
***

Мне хотелось убежать от этого места, забыть это утро, не встретить вчера это пса и не мучиться сейчас от этой смерти. И я побежал. Ноги несли меня по хорошо знакомым дворам. Я бежал, ничего не видя и не слыша. Только через десяток минут, когда гул прилившей к голове крови прекратился, я понял, что Лохматый счастливо лает позади меня, радуясь продолжению вчерашнего марафона. Звонкие звуки действовали бодряще, изгоняя печаль, и скоро я даже смог улыбнуться. Самым веселым голосом, на который я был тогда способен, я воскликнул:
– Айда за мной, дворняга!
Пес согласно тявкнул.
Мы добежали до школы, передохнули на пришкольном газоне. Вспомнив, что ушел из дома, ни слова не сказав родителям, я решил, что пора возвращаться, да и утробная песня желудка была тому громким доказательством.
– Ну что, возвращаемся? – взлохматил я буйную черную шерсть. Пес с готовностью вскочил.
День набирал силу. Первые машины трогались с насиженных мест, унося своих владельцев на работу. Некоторые водители с удивлением смотрели на мальчугана, ни свет, ни заря несущегося по улице в сопровождении оглушительно лающей дворняги. «А мой оболтус еще дрыхнет без задних ног», – мелькнула мысль в голове водителя.
Вскоре вдали показался фасад родного дома. На бегу обернувшись, я крикнул Лохматому.
– Сегодня еще увидимся, – и помчался к двери подъезда. На крыльце меня настиг визг тормозов и собаки.
***

Пес тяжело дышал посреди дороги, лапы были перебиты, могучее туловище неестественно вывернуто. С пасти на асфальт натекла густая красная лужица. Дрожащими руками я коснулся его морды, неловко погладил. Судорожно вздрогнув, Лохматый постарался лизнуть мою руку. Его язык оставил влажный красный отпечаток. Взглянув на свою окровавленную ладонь, я почувствовал, как слезы текут по скорчившемуся от боли лицу. Я осторожно коснулся его бока. С еле слышным визгом он вновь постарался лизнуть мне руку, хоть ее уже не было рядом с мордой. Я чувствовал ладонью, что его бока поднимались все медленнее, а опускались все быстрее. Ладонь стала для меня единственным органом чувств, единственной связью с миром. Глаза не видели за мокрой стеной, в ушах стоял глухой гул.
Ладонь перестала двигаться. Слезы моментально высохли. Я взглянул на поникшую морду и с болью увидел по–человечески умные, по–щенячьи трогательные глаза, затянутые белесой пленкой.
***

Я лежал в своей комнате, не обращая внимания на настойчивый стук родителей в дверь, погруженный в тяжелые мысли.
Почему жизнь так хрупка? Почему прожитые годы перечеркиваются за одну секунду? Зачем смерть?
Я не мог найти ответов.
Я оглянулся на свою жизнь, полную воспоминаний. Для чего я коплю их, эти воспоминания? Чтобы однажды смерть унесла их с собой? Стоит ли так для нее стараться?..
***

Нет, я слишком боюсь смерти.