Короткое описание: Добавлено 25 июля 2011 года в 22:46 по МСК. Что тут ещё сказать?
Своя шкура ближе к телу
На площади у фонтана четверо лысых парней окружили пятого. С виду пятый – обычный студент. Изношенные джинсы, кроссы, футболка, за спиной рюкзак. Парень сутулится, плечи опущены, руки тощие, сразу видно, что время проводит не в спортзале, как эти четверо, а за книжками и компом. Студент бросает затравленные взгляды, в непонимании жмётся к бортику фонтана. Четверо нападающих – Максим хребтом ощутил, что сейчас будет обычное избиение – выглядят увереннее, сильнее, круче. Парни крепкие и жилистые, на кулаках, можно не всматриваться, набитые многочасовыми тренировками вздутые костяшки. Джинсы у всех четверых заправлены в чёрные ботинки с высокой голенью. Максим, как и все зеваки, поспешно отступил дальше. Фонтан опустел. Люди пугливо расходятся в дальние концы площади, делают вид, что либо ничего не будет, или, как принято в России – происходит не со мной, нечего и вмешиваться. Репутация лысых черепов грамотно подсказывает трусливенькому "я" оставаться в стороне, молчать, обойти стороной, и к вечеру уже забыть, как дурной сон. Не со мной – и ладно. Максим осознал, что поступает сейчас как и большинство: пятится, отворачивается спиной, хотя если по-честному – банально трусит. Но рефлексы, что берегут от пещерных времён и по сей день уже захватили контроль над ногами. Максим отошёл на безопасное расстояние, развернулся к фонтану боком. Мол, любуюсь набережной и прекрасным видом на реку. Вожак скинхедов ударил коротко и мощно. Голова студента дёрнулась, верхнюю губу и подбородок залила алая струйка. Парня без труда уронили на асфальт, посыпались жёсткие удары армейскими ботинками. Студент успел закрыть лицо руками, колени прижал к груди. Везёт, что за спиной бортик фонтана. Если обойдётся, не отобьют почки, спину, затылок. - Звери, - с презрением обронил мужик рядом. – Уроды. Максим повернул голову. Мужик опирается локтями на парапет набережной, в руке банка пива. Его сосед, видимо, ещё пять минут назад был пьяный, по морде видно хорошо – кривая, но взгляд уже трезвый, очень трезвый. - Таких бы дебилов, - продолжил мужик, - уложить на дороге штабелем и танком проехать. Раз тридцать – туды-сюды. - Да-да, Коля, - поддакнул пьяный с трезвыми глазами, - танком. В асфальт чертей закатать… Максим с ужасом видел, как студента от фонтана оттащили. Бедняга на спину не успел лечь, сверху двумя ногами на бок прыгнул один из зверей. Парня выгнуло в дугу, лицо страшно перекосило. Максим поморщился. Рёбра наверняка сломаны, возможно, проткнуло внутренности. - Суки! Громко хрустнула жесть, мужик швырнул смятую банку в воду. Максим грустными глазами наблюдал, как эти двое, которые на словах всех уродов, дебилов, тварей и зверей давно в асфальт танками закатали, бредут вдоль бортика. Подальше, ещё дальше. И так, к ужасу Максима, разбредаются все. Скинхеды уже не боятся, избиением наслаждаются вволю. Дождутся, когда сердобольные бабки заорут или какой ответственный ментов вызовет, и спокойно разойдутся, залягут в норы. А парень, возможно, останется инвалидов до конца жизни. Но скорая за ним точно приедет. Максима задушили противоречия. Страх быть избитым – сильный страх. Ещё ужасней оказаться в больнице. Могут и шею сломать, внутренности отбить, сотрясение сильнейшее, после какого и два плюс два с трудом четыре выйдет. Он бросил отчаянный взгляд на парнишку – его не бьют, а тупо добивают, и побрёл вслед за мужиками. Парню уже не помочь.
От родного дома далеко в стороны расползаются щупальца гниющего мусора. Ещё на подходе люди зажимают носы, ускоряют шаг: кто пробегает мимо, кто заскакивает в подъезд и спешно запираются в квартире. Баки набиты доверху объедками, жужжат отвратительные чёрные мухи. Рядом разлагаются горы пакетов. В последний раз мусоровоз забирал месяц назад. Максим привычно обогнул стороной, нырнул в подъезд. Два этажа проскочил мигом, а на площадке третьего воткнулся в густой аромат блевотины и мочи. Твари! Всех бы, мразей, поубивал, что срут, гадят и бухают в подъездах. Очеловеченные животные: руки, ноги, одежда вместо шкуры, глаза, уши. Всё как у животных. Но где, чёрт возьми, простейшие понятие чести и уважения? Не гадят же у себя в квартире, в своей комнате, кровати! Почему идут на улицу, а холодными и дождливыми вечерами собираются в чужом – обязательно чужом! – подъезде? И эти придурки за людей считаются? И одинаковые права с теми, кто даже мелкую бумажку в урну несёт, не мусорит ни в подъезде, ни на улице, да и везде, где не окажется, ведёт себя с уважением к остальным? Всех бы мразей, всех бы! - Ой, Максимка… ты чего такой красный? Максим вскинул голову. Оказывается, замер на площадке, вместо того, чтоб идти выше, в свою квартиру. Максим спешно выдохнул, кулаки разжались, привычно сгорбился. - Да что с тобой? Прям как безумие какое! Обычно спокойный, тихий… Что случилось-то?.. Тётя Надя, вечная уборщица, смотрит растерянно. Женщина добрая, приветливая, дружелюбная. В одной руке у неё рукоять швабры, рядом ведро с грязной водой. За спиной тёти Нади Максим разглядел широкий ряд пустых пивных бутылок, кучу окурков. Заметил и то, что твари ссали прямо тут, на стену: из угла на площадку вытекает тёмноё пятно засохшей мочи. Уроды! Ну что за мрази?! Тётя Надя добрая, она даже не морщится, когда убирает дерьмо за свиньями каждую неделю. А вот его почему-то трясёт, разрывает на части. А ведь раньше такого не было. Раньше ходил смирный, тихий, спокойный, никому и слова поперёк… - Ничего, тёть Надь, - выдавил Максим, - заболел, наверно… Он обогнул эту жизнью довольную женщину, прыгая через две ступеньки, забрался на этаж выше, зашёл в квартиру. Сердце никак успокоиться не может, скачет, раздувается от избытка крови. В висках шумит, бьёт страшное давление. И это, как догадался Максим, вовсе не от подъёма на четвёртый этаж. Наверно, впервые в жизни посетила какая-то важная мысль. Сегодня на площади увидел кончик её хвостика, осознал, но и этого хватило, чтобы вот так трясло… До вечера привычно просидел за компом. Лишь когда в животе началась драка, поднялся, накинул куртку, дверь распахнулась, ступени выкинули на улицу. Темно. Единственный фонарь освещает дальний конец дома, где дорожка ведёт к профилакторию, зато здесь хорошо видно чёрное небо. Фонарь прошёл быстро, с асфальтовой дорожки свернул на утоптанную тропинку, та привела на дорогу между гаражами. Не самый безопасный путь, да ещё вечером осенью, но и самый близкий к ближайшему магазину. Выбирать не особо хочется, когда в животе жаркие споры за первый кусок. С детства боялся тёмных улиц, гаражей, наглых и уверенных парней, которые обязательно спросят денег. У них, видимо, работа такая. И потому часто избегал мест, где людей мало. С возрастом, конечно, глупые страхи исчезают, ну, Максим думал, что исчезают или исчезли. Метров сто ещё между гаражами, там освещённая улица, по дороге несётся яркий блестящий поток. И Максим с нарастающим волнением наблюдал, как с этой освещённой улицы на его дорогу заходят чёрные фигуры. Маты и нагловатые разговоры услышал сразу, инстинктивно прижался к гаражам. Пусть эти… хорошие, добрые и обычные прохожие идут мимо. Незачем лезть в середину толпы. Он поравнялся с группой, из толпы окликнули: - Эй, есть чё покурить? В толпе тормознули двое, ещё трое немного прошли дальше и остановились тоже. В руках у некоторых белеют вздутые в узнаваемую форму полуторалитровых бутылок пива пакеты. Вопрос традиционный, как и ответ, традиционно и продолжение. Максим сгорбился ещё больше, двинул плечами: - Да не.. как-то не балуюсь. - Зря, - сказал парнишка уверенно. – Улёт обалденный. Конечно, смотря, что куришь. Остальные угодливо заржали. Максима немного отпустило. Ребята весёлые, с юмором. - Пива хочешь? Максим покачал головой. - Как хочешь. Ближайший нормальный дом где? Максим указал рукой на край девятиэтажки, где живёт сам. Старший группы кивнул, толпа неспеша двинулась дальше. Свернули на тропинку, с какой Максим пришёл сам. В магазине закупался, чувствуя себя сомнамбулой. Руки привычно вытаскивают с прилавков нужные продукты, а в голове, будто рассерженные змеи, шипят мысли. Перед уборщицей стоял красный, готовый взорваться, как баллончик аэрозоля на костре. С яростью проклинал ублюдков, что гадят и гадят в подъезде, а тут сам и очень вежливо подсказал дорогу. Испугался, трус, детских страхов. В мыслях днём орал и хаял на скинхедов, а студенту на помощь так и не пришёл. Чушь, нужно признаться честно, что ему не помочь было. Мол, опоздал. Брехня ведь, брехня. Хороших подъездов, это знают все бухаловщики в районе, мало. Застройку, как на другой окраине ещё не начали, и начнут не скоро. Домов в девять этажей всего два, остальные – холодные деревяшки. В соседнем поставили домофоны, железные двери, а в его доме пока старые, деревянные. Вот всякая мразь и собирается в тёплом уютном месте, а зачем ломиться в запертые двери, когда совсем рядом – проходи не хочу? Максим вышел из магазина с опущенной головой. К дому брёл неспеша. Неужели драка в стороне нас действительно не касается? Неужели, если бьют не нас, то можно и нужно проходить мимо? К чему такое мышление приведёт… или уже привело? Максиму показалось, что вновь ухватил ту мысль, что явилась сегодня на площади, теперь не отпускать и держать, не отпускать. Бьют не меня – не лезь. Если не знаешь за что – не лезь. Толкнули знакомого – молчи, ты не знаешь в чём дело. В стороне ударили женщину – дуй мимо, ты не знаешь в чём дело. Маленький ребёнок, один, ревёт в центре города – морду кирпичом, шлёпай дальше, а вдруг мама так воспитывает? И вообще, запомни – не знаешь, не лезь! Своя рубашка ближе к телу! Не заметил, как зашёл в подъезд. Запахло густым сигаретным дымом. Ноги привычно подняли до третьего, а там наткнулся на, как быстро понял, знакомых. Три тела закрывают проход выше, двое на корточках у стены. Тётя Надя следы прежнего бухалова убрала, но завтра будут ещё. Не меньше. Ребята пива набрали достаточно, хватит зассать и площадку, и ту, что ниже, и лестницу до входной двери. Навстречу поднялся старший компании, хохотнул уже пьяненькой рожей: - Оппа! Точно пива не хочешь? - Да не, ребят… мне выше пройти, - ответил Максим. – Можно? - Давай с нами! Старший хлопнул Максима по плечу. - Давай, давай! Максим осторожно сбросил руку, сказал тихо: - Да мне бы выше… - Слушай, кореш. Ты нас здорово выручил. Мы в долгу. Так что давай… добро за добро. Федя, налей ему! - Нет, я пойду, - сказал Максим твёрже, - мне правда нужно. Его неохотно пропустили. Поднялся, загипсованным шагом прошёл в квартиру. Чёрт! Чёрт! Мрази! Ну как же так? Что за дурак? Зачем сказал куда идти? Зачем?!.. Разгружал пакеты в сильнейшем анабиозе. Сжимал кулаки, скрипел зубами, хватался за голову. Своя рубашка не просто ближе к телу. Рубашки нет, давно нет. Есть шкура – тонкая, скользкая, трусливая. И она невероятно близко! С мыслью не вмешиваться в дела чужих, с мыслью о важности самих себя, с мыслью беречь себя, ужалась рубашка до размеров квартиры. Если во дворе затоптан газон, в бачках гниёт мусор, на скамейках вечерами заливают литрами подростки, стены подъезда расписаны, на площадках гадят собаки и люди, всюду мусор и грязь, то… то это нас не касается. Не гадят в твоей квартире, и ладно. А дальше? Соседский пёс не стерпит и сфекалит под твоей дверью… переступи, и беги на работу. Тебе некогда! Оскорбляют твою женщину – скажи ей, какой тот придурок козёл. Этого вполне достаточно, чтобы она успокоилась. Не нужно никого защищать, не нужно. Тебя ничего и ничто в этом мире не должно беспокоить, важен только ты сам. Молчи! Оставайся на позитиве. Негатив для твоей жизни вреден. Любой. Не волнуйся, живи долго и счастливо! Максима затрясло так, что по стенам заплясали чёрные тени. В голове грохот, будто рушится дом. Челюсти сжались до боли в зубах. Ворвался на балкон, в стороны полетели тряпки, старая одежда, бесполезный хлам. В углу руки отыскали железную трубу. Когда-то, было светлое время, мечтал о турнике в дверях. Руки сдавили приятную холодную тяжесть. В тело хлынула странная мощь, до этого такой не испытывал. В груди вспыхнуло пламя, ярость ударила в голову. Главное решится на первый шаг. Потом – легче. Главное понять, что твой мир не заканчивается дверью твоей квартиры, а идёт дальше, спускается вниз к двери подъезда, растекается светлыми лучами во двор, ныряет в бесконечный поток машин, и всё дальше, и дальше, как можно дальше! Это твой мир, ты в нём живёшь, ты за него в ответе, как и за свою жизнь. Дверь на этаж отлетела с грохотом. Снизу доносятся пьяные выкрики, хохот, скоро начнут орать песни. Затем какая-нибудь бабка пригрозит милицией, а на следующий день мразь стечётся обратно. Максим крепче стиснул железо. Твёрдым шагом спустился на этаж. Твари на ступеньках уже не сидят, стоят на площадке. Ступеньки простучали быстро, последняя толкнула на площадку. Максим вскинул в трубу, успел заметить изумлённые лица четверых, как мир закрыло лицо старшего, навстречу вылетело что-то очень быстрое. Громко хрустнуло. Острая боль в носу хлестнула в мозг. Из глаз брызнули слёзы. Труба выпала из ладоней, громко звякнуло на полу. Максим схватился за переносицу двумя руками. Ноги разом ослабли, задрожали. Вся ярость и злость, что казалась неведомой мощью всего минуту назад, испарилась. В живот будто вогнали бревно. Охнул, тело сложилось надвое. В голову слева прилетел страшный удар. Максим рухнул на пол. Сжаться не успел, как посыпались частые удары ногами. В затухающем сознании настойчиво бьётся мысль, что всё-таки смог и вышел…
Костыли принял, как подарок на день рождения. С улыбкой. Ковальковский, лечащий врач, взглянул внимательно, неожиданно спросил: - За что так? - Да так, - ответил Максим, - вдруг ощутил себя частью чего-то большего, чем сам. А оно вдруг сопротивляться… - Ногами? - Сильно ногами. И больно. - Ну… главное, внутренности не повредили. А остальное ерунда. - Заживёт, - согласился Максим. В автобусе почему-то сразу все добрые, вежливые. Уступают любое место. Наверно, костылей испугались, решил Максим. В квартиру поднимался привычным способом – пешком. На третьем задержался. Бутылок нет, мочой не пахнет. К вечеру опять захотелось есть, а привычка не запасать еду, как хомяк, вот уже два года заставляет ходить в магазин раз пять в неделю. Спускался как больная черепашка. Толкнул дверь подъезда… и замер. К дому идёт толпа с большими пакетами в руках. Максим не торопясь вышел, встал, закрывая собой дверь подъезда. И слегка ухмыльнулся. Толпа остановилась в десяти шагах. На лицах ухмылки в предвкушении интересного, ведь в прошлый раз было очень даже интересно… Его узнали. Но Максим отыскал в толпе глаза того, кто всю эту мразь привёл. Странно, когда ощущаешь себя чем-то большим, чем есть ты сам, уверенность во много раз больше, чем когда держишь в руках увесистую железяку. Вожак первый отвёл взгляд. Максим раздвинул губы в улыбке. И наблюдал, как толпа дружно повернула и затопала по дороге, вскоре скрылась за домом. Максим улыбнулся шире.
"чёрные ботинки с высокой голенью" - неправильно. "чёрные ботинки с высоким голенищем". "Рёбра наверняка сломаны, возможно, проткнуло внутренности" - если студент прикрывал грудь согнутыми ногами и руками, то как же ему тогда сломали ребра? Хотя, быть может, я что-то не понимаю. "неспеша" - пишется раздельно.
Стиль хорош. Вы умеете пользоваться метафорами. "кончик хвостика мысли", "в животе началась драка", "будто рассерженные змеи, шипят мысли", "загипсованным шагом" - и тому подобное делают текст насыщенней. Сюжет тоже грамотно сложен. Есть начальный эпизод, рассказывающий нам о чем рассказ, основной эпизод, кульминация и развязка. Действия ГГ логичны. И правдоподобно. Если бы ГГ трубой всех расхренужил, было бы тривиально и ожидаемо. А так... Все отлично.
Ну если уж совсем в глубь идти, то задам вам такой вопрос: какую высшую цель, сверхзадачу, вы преследовали? Атмосферой здесь не похвастаешься, история бытовая, обыденная, такое с каждым может случиться. И мысли ГГ никто оспаривать не будет. Что вы хотели дать читателю?
0
