Жить и дышать вечной песней! Песней солнца и ветра, деревьев и птиц, зверей и малых мошек! Боги той земли, видя невероятную силу жизни Саха, привели к его коновязи особого коня, не боится он долгого пути и лютых морозов, разрешили его собаке хозяйничать в тайге. 

Ничего Саха не попросил более у богов. Имеющий лишнее - сам станет лишним.

Спросил разрешение у травы на косьбу, у дерева на постройку, и не взял лишнего.

- Некуда брать! Всегда будет.

Попросит иной раз удачной охоты, да и не попросит, спросит у Бога и почувствует, будет охота или нет.

Закроет глаза и услышит песню Саха - песню своей жизни.

А когда стар или болен Саха станет - душа его, долгой зимней ночью уйдет в тайгу, спросить разрешения на вечный сон. Не получив разрешения - останется среди людей.

Духов повстречает Саха ночью, злых и добрых. Придут они в улус, завоют ветром в ветвях деревьев, заскрипят заборами, захлопают калитками. Будут стучаться в двери да в окна домов, не найдя сил открыть дверь побредут дальше, а найдя... войдут в сон Саха. Поднимется душа Саха над землей. Полетит над улусом, над тайгой. Окажется на таёжной поляне. Злые духи и хищные звери подступят к нему со всех сторон. Медведь выйдет из чащи. Сверкая глазами завоют волки. Рысь - дура ненасытная, спугнет сову, та заухает. Заверещит истошно заяц закушенный лисой. Чужие закричат неприятно со всех сторон.

Встанет старый Саха посреди поляны той таежной, будет ждать очереди своей, и злой дух, что мучает его, встанет рядом с ним. Человек чужой-лихой на той поляне с медведем-людоедом песню одну запоют и станут пить кровь с одной лужи. И старый матерый волк ощерится на медведя. Но что это за волк? Не волк он уже, а куропатка застрявшая под настом. И медведь глядя на того волка видит куропатку и закусывает им. Человек чужой-лихой падёт на снег и превратиться в медвежонка загубленного и покатиться кубарем со стреляной кровоточащей раной. Поодаль люди-не-люди и звери-не-звери с лицами страшными и добрыми. С рогами и копытами, с когтями, да в одеждах. То Боги Саха! Только они имеют силу над Саха, и над тайгой, только им внемлет Саха!

Увидит Саха их в своем сне - то к удаче это, или к беде, предупреждают они, осторожным надо быть Саха!

Слышит Саха голос:

- Беда будет! Солнце ныне ярко будет весной! Большая вода весной, сухое лето! Не бойся, готовься...

Но вот рассеивается ночная темень. Утро. Души людей возвращаются в дома. Нельзя Саха быть дольше на той поляне, таежный закон гонит прочь, как хозяин засидевшихся гостей. Не успел Саха спросить в чем беда будет...

Отступила болезнь. Видение было, хотел рассказать другим, да испугался Саха  - нельзя произносить слова Богов устами людей. Приложил руку к устам своим, стал слушать песню ветра.

Придет его час, жаркое будет лето, осенью лягут туманы. Побредёт дух старого Саха в утреннем тумане по таёжной тропе из долгой зимней ночи, через жаркий летний день, в осеннее холодное утро. Не оставляя следов, не потревожив спящих змей, пройдет сквозь ветви деревьев не покачнув их. Чуткий охотник идя на встречу, остановится, без причины сойдет с тропы, уступит ему дорогу.

На пригорок поднимется Саха. На пригорке стоит что-то: столб-не-столб, идол-не-идол. Это коновязь! Рядом с коновязью сидят и стоят, смотрят непрерывно в даль - Саха, старые и молодые, живые и ушедшие... И Боги их стоят рядом с ними...