18.

         Порванное, неумело зашитое нитками снега, небо поражало своей пресностью. Дома, будто огромные ломти хлеба, разбросаны по скучному городу. Казалось, на каждой вещи, на каждой мысли, слове, чувстве был отпечаток серости. Угнетенные лица людей, стянутые холодом, поздно пришедшей зимы. А я улыбаюсь!

         Улыбаюсь, потому что знаю, что совсем скоро больше не увижу этого мира. Грязных улиц, заросшего пруда, исписанных неприличными словами стен. Не услышу музыки, шума проезжающих мимо машин, дождя отчаянно бьющего по крышам. Не почувствую поцелуев, ненависти и гнева, нежности и любви. Я не прикоснусь к Паше, не узнаю мягкости летней травы, гладкости воды. Не вдохну запах только что сделанной выпечки, загрязненного воздуха, пропитанного сигаретным дымом. Как много мы упускаем, думая, что будем жить вечно, что смерть нас не касается. На самом деле можно наслаждаться даже гадостью, если ты живешь…

         Паша крепко сжал мою руку.

-Сонь, это страшно? Знать, что скоро умрешь?

-Иногда. Страх накатывает волнами, бывает невыносимо, но чаще всего я просто не верю, что умру. Знаю, но не верю. А ещё жалко, что времени почти нет, а ты так и не сделал то, что хотел, что мог сделать, о чем мечтал. Я думала у меня будут семья, дети… Думала, что смогу что-то изменить, пусть не этот мир, хотя бы одного человека, думала, что после меня останется какое-то наследие, котором будут пользоваться потомки. Я целенаправленно шла к этому, только шла неспеша, а времени оказалось меньше, чем я рассчитывала… И, если бы я не спешила, потому что ценила жизнь, а то… Это всё детские мечты, не правда ли?

-Ты жалеешь?

-Возможно. Об упущенных возможностях, о глупых ошибках, о том, что не жила в полную силу. Жалеть на самом деле есть о чем.

-Если бы я мог взять часть твоей боли, грусти, страха… Если бы я мог поделить свою жизнь на двоих!

Я улыбнулась, прислонившись к нему. Паша! Как много бы я отдала, чтобы пробыть с тобой хоть на час больше, чем мне суждено.

         19.

12 ноября 1994 года в квартире номер 21 тридцать второго дома по улице Новаторов в возрасте 45 лет умерла Листницкая Виолетта Аркадьевна. Это была одинокая, красивая, ещё окончательно не утратившая своей молодости, женщина. Люди судачили, что под конец жизни она тронулась умом.

         Жизнь её сложилась сама собой, не из мелочей и случайностей, одно событие вытекало из другого, словно большие куски мозаики складывали в единое целое. Виолетта росла послушным ребенком. Она всегда считала родителей главными наставниками и воспитателями, не боялась делиться с ними своими проблемами и всегда спрашивала совета. Виолетта безмерно любила отца и маму, они всегда являлись поддержкой и опорой. В их семье царило взаимопонимание, полная и безоговорочная идиллия. Виолетта потеряла родителей, когда ей исполнилось семнадцать. Они погибли в автокатастрофе. Потеря была невосполнимой. Сказать, что Виолетта плакала днями и ночами на пролет, что рвала волосы и кричала в подушку, чтобы заглушить звук, что пила успокоительные пачками и стаканами, что в какой-то момент стоял серьезный вопрос о стабильности её психического состояния – это ничего не сказать. Она вошла в новую жизнь без родителей, сильно похудевшей и осунувшейся, почти позабыв как это – улыбаться. Виолетта осталась на попечение единственной родственницы – престарелой бабушки. Она окончила школу с золотой медалью, потом институт с красным дипломом, устроилась на хорошую работу. Для неё все происходило будто в тумане, как на потертом изображении старого фильма. Чужая, ненужная жизнь. Через год после окончания института, она похоронит бабушку. Тогда то Виолетта и начнет писать, почувствовав себя одинокой. Только литература не давала дойти ей до крайности. Сначала вечерами она создавала своих героев, раз за разом продумывала до мелочей их жизнь, мысли, поступки, слова. Не всегда рождались добрые, положительные герои, но и отрицательными они были не до конца. Виолетта создавала людей такими, какими они были. Сначала это было лишь вынужденным увлечением, чтобы избавиться от гнетущих мыслей и чувства одиночества. Но потом это увлечение превратилось в жизнь. Мысли рождались уже готовыми для написания. Фразы были отточены, предложения крепко связаны одной незримой нитью – смысла, слова подобранны с точностью до буквы. Виолетта уже не мыслила себя без литературы. Надо признать, что талант у неё был. Лаконичный, продуманный текст овладевал вниманием с первых строк и уводимый в даль страниц воображением, оставался интересным до самого конца. Виолетта ушла с работы. Она хотела писать, хотела зарабатывать себе на жизнь тем, что делала действительно хорошо. Но кому это было нужно? Кому, кроме неё самой?

         Виолетта написала книгу, посвященную родителям и бабушке, вложила в неё не утихающую боль, благодарность и свою любовь. «Цветами радуги». Иначе она и не могла назвать свою книгу. Виолетта дала себе обещание: во что бы то не стало опубликовать эту работу в честь светлой памяти родителей, историю своего не легкого пути нахождения  и познания себя через литературу. Ей отказывали. Везде. Никто не хотел печатать. Было миллион причин, чтобы ей отказать. Она кое-как договорилась, заплатила все свои сбережения. Книгу издали мизерным тиражом. Всего-то 50 экземпляров.

         Каждый день Виолетта вставала в восемь утра. Брала пару – тройку экземпляров книг и шла продавать их на рынок. Она устанавливала небольшой раскладной столик и выкладывала на нем свои работы. В любую погоду, без выходных и праздников, с восьми до восьми, она продавала «Цветами радуги».  А вечером подрабатывала уборщицей в банке, потому что денег не хватало, потому что никто не брал книги. Ночью она писала. Дома все было завалено тетрадями, исписанными мелким, ровным почерком. Так продолжалось семь лет. За это время она продала лишь 39 книг. Соседи тихонько посмеивались над ней, принимая за дурочку, сумасшедшую, но в душе жалели. Казалось, Виолетта разочаровалась совсем в этой жизни. Но только она сама, в те часы, что сидела за тетрадью, придумывая очередной рассказ, знала, что она одна из самых счастливых людей на Земле. Она свободна, занимается любимым делом. И пусть прогнулась под тяжестью непризнания и пренебрежения, но она не была сломлена, стремление писать – было её стрежнем. 

         Труп Виолетты Аркадьевны Листницкой обнаружила её единственная подруга еще со школьной скамьи, которая приходила раз в неделю и открывала квартиру своим ключом. Виолетта предчувствовала свою смерть, слабое с детских лет сердце со временем не становилось крепче, все чаще подводило. Её нашли рядом с письменным столом. Глаза были открыты, губы сложились в светлую, но мертвую улыбку. Недалеко лежала уже не пишущая ручка.

         О ней никто не жалел, никто не плакал. Даже единственная подруга лишь грустно улыбнулась, когда провожала её в последний путь. Одинокая траурная процессия, состоящая из пяти человек, отнесла тело отпевать в храм. А потом забвенье.

20.

         Отварилась дверь казино, и уверенным шагом Алиса вошла в помещение. Яркие огни игровых автоматов в полутемном помещении сразу приводили неискушенного человека в возбужденное состояние. Алиса прошла через весь зал, в уединенную и тихую комнату. Покер.

         Алиса была шатенкой, с густыми, блестящими, здоровыми волосами; среднего роста, с легким румянцем на щеках, пухлыми, бледно-розовыми губами. В её образе имелась какая-то еле уловимая загадка, которая неизменно ускользала, когда казалось, что ты уже её разгадал. Одевалась Алиса скромно: не носила высоких каблуков, юбки только ниже колен, и никаких акцентов на весьма стройную, пропорциональную фигуру. В сумочке всегда лежали: темные очки, колода карт и ванильный блеск для губ.

         Алиса подсела за игральный стол. Сегодня она играет в лимитный техасский холдем. Окинула соперников быстрым, прощупывающим взглядом. За столом их было четверо. Женщина лет тридцати, явно состоятельная, занимающаяся этим больше от скуки и, наверняка, не придающая  большого значения игре. Хотя, это были лишь догадки. Алиса прекрасно знала: насколько бывает обманчива внешность. Совсем юный мальчишка, ему едва ли на вид было восемнадцать, худой, угловатый, какой-то испуганный. Мысли быстро заметались в голове: « Что это значит? Обманный образ? Или это просто учебный выход молодого паренька?» Алиса была наслышана, как создавали покерные команды. Как подбирали людей, отличающихся сообразительностью, еще в юном возрасте и начинали с малых лет учить их: думать, анализировать, строить комбинации, создавать ложные впечатления, блефовать. Чтобы потом, отправить их в самые злачные места и заработать денег, непременно заработать: если ты теряешь деньги, которые тебе дал твой учитель, будь готов, чтобы их отдать. Учитель вкладывает в тебя силы и время, делится опытом, дает шанс выиграть приличные деньги, а иногда даже очень большие деньги, и он не намерен оставаться в накладе. В лучшем случае - с ним поделится ученик, за услуги, в худшем – он останется при своих, рисковать здесь никто не намерен, рискуют там, за столом, а здесь просто считают деньги. Двое соперников были мужчинами. Один чуть постарше Алисы, быть может, лет двадцати семи, уверенный, с презрительным взглядом и манерой отстукивать ритм пальцами по столу. Второй был лет около пятидесяти, с непроницаемым лицом, отсутствием каких-либо бросающихся с первого взгляда привычек. Его Алиса побаивалась больше всего.

         Игра началась.

         Каждый заплатил свой взнос, чтобы принять участие в игре, испытать удачу. Раздали по две карты. Она не спешила, делая вид, что почти не понимает игры, поглядывая на своих соперников. Женщина на долю секунды задержала на лице недовольную гримасу. Она скинула карты сразу. Парень ели слышно изменил ритм, который отстукивал раньше: скорее всего, одна из карт была слабой, ему предстояло выбрать продолжить играть или скинуть карты, потеряв как можно меньше. Совсем юный мальчик сдавленно оглядел всех, но карты не скинул. Мельком бросила взгляд к себе в карты: в лучшем случае она могла рассчитывать на Стрит Флеш, в худшем – на потерю достаточно большой суммы денег. Вторая карта сильная – хороший кикер. Решила играть. Подняли банк. Дилер выложил флоп (первых три карты): девять пик, король крестей, семь пик. Тот парень, что был почти одного возраста с Алисой, быстро спасовал и вышел из игры. За столом их осталось трое. Просто недопустимо было стать предсказуемой, Алиса подняла ставку со средними картами. Мужчина сравнял ставку и поднял банк выше, не моргнув и глазом. « С чем он поднимает? Так уверено, наверно, тоже хороший кикер. А если карты слабые? Пойдет ли он до конца? Будет блефовать? Наверняка, такой не отступит. Как разыграет карманные пары? По его уверенности, складывается ощущение, что рассчитывает на высшую комбинацию – Роял Флеш. Но так ли это? Есть король, значит, если у него на руках дама крестей, валет крестей или туз крестей, дама крестей, то он может еще рассчитывать на Роял Флеш. Но как часто такое бывает? Если только жуткое везенье. Что сделаешь, в этой игре везенье – это семьдесят пять процентов успеха. Для меня пока все складывается удачно, была бы десятка и Стрит Флеш мой. Повезет ли? И главное кому: мне или ему? » Банк становился всё больше, это были уже деньги, которые не хотелось упускать. Мальчик, сравнял ставку.  Блеф – это та же ложь, только продуманная до мелочей, которая в конце принесет либо красивую победу, либо глупое поражение. Дилер открыл терн (четвертую карту): тройка червей. Мальчик разочарованно скидывает карты, его игра на сегодня закончена. Они остались один на один. « Блин! Ну, на Роял Флеш он уже не тянет. Как он сыграет свой дро (недостроенную комбинацию)?»  Адреналин играет в крови, сердце бьётся быстрее. Соперник поднимает банк. Алиса уравнивает ставки. Соперник поднимает. Алиса уравнивает и ставит еще. Структура лимитного холдема такова, что нужно поднимать с любыми хорошими картами.  Алиса снимает очки, облизывает обсохшие губы, жестом предлагая открыть ривер – последнюю пятую карту. Двойка пик. « Стрит Флеш я потеряла. Но что у него?»  Поднимает банк. Алиса уравнивает и поднимает еще. Соперник сравнял ставки. Повисло напряжение. «Ну, что? Вскрываемся? Или еще поиграем?» Мужчина перевернул руку, показывая открытую ладонь. Алиса ответила легким кивком головы. Соперник открывает карты. Момент истины, сердце бешеным ритмом бьётся в горле, огромных усилий стоит проконтролировать, чтобы руки не дрожали, чтобы не сдали нервы, Алиса дышит глубоко. Король бубей, король червей. «Так, что у нас? Король бубей, король червей, король крестей, девять пик, семь пик – лучшая возможная комбинация с такими картами. У него тройка!» Мысли мигом пронеслись в голове у Алисы.  И теперь, выдохнув так, чтобы противник не понял: разочарована она или обрадована, она открывает свои карты: валет пик, восемь пик. Лучшая комбинация с такими картами: валет пик, девять пик, восемь пик, семь пик, двойка пик – Флеш – по достоинству выше на два ранга, чем тройка! Победа за Алисой.

         Она забрала свой выигрыш, и пересчитав хрустящие, новые купюры, довольная поехала домой на такси. Всю дорогу она просто смотрела в окно и улыбалась. Алиса жила в обычной, двухкомнатной квартире, в спокойном районе. Она не имела высшего образования, после школы зарабатывала деньги лишь покером. Однажды ей выпал шанс один на миллион, она сорвала большой куш, сразу же купила себе квартиру, устроила её, как хотела сама. С тех пор она не играет по-крупному, старается садиться за не агрессивные столы, чтобы если выигрывать, то средние деньги, если проигрывать, то маленькие.

         Алиса лежала в ванной. Чуть розоватая пена пахла персиками. Она пила шампанское за удачу: сегодня за один кон, выиграла настолько хороший банк, что решила не продолжать игру дальше. Ей было достаточно. В этом её особенность: она не теряет голову, азарт не владеет ей до конца, знает, когда остановиться. На минуту она вспомнила: как начинала играть. Но, быстро прогнав эти мысли, сделала глоток шампанского. Однажды она пообещала себе, что никогда не будет возвращаться к тому времени своей жизни. И она не возвращалась: старательно пресекала любые воспоминания на эту тему.

         Когда она вышла из ванны, укутанная в большое, теплое полотенце, за окном было совсем темно. Алиса смотрела на себя в зеркало, задумчиво оглядывая себя со всех сторон. В пустой квартире давно не было слышно смеха друзей, стонов любви, вообще ничего не было слышно, кроме искусственных голосов, доносящихся из телевизора. Алиса дружила с одиночеством. Но не в этот день, не сегодня. Ей хотелось поделиться удачей. Взглянула на часы: без восемнадцати два. « Ещё не так поздно» - подумала она.

         Уже через пол часа она вновь ехала по городу в такси. В её сумочке лежали ключи от дома, кошелек и бутылка «Мартини».

21.

         Звонок в дверь. Паша удивленно посмотрел на меня.

-Ждешь кого-то?

-Нет… Откроешь?

-Конечно.

Из коридора слышу, как Паша кого-то впускает в квартиру. Я выглядываю, чтобы посмотреть: кого принесло в столь поздний час, и вижу Алису.

-Привет, подруга,- говорит она. Голос у неё совсем не изменился, такой же мягкий и томный.

-Привет.

-Я тут «Мартини» принесла, выпьем?

-Не уверена, что в моем положении, мне можно пить…

-Ты беременна?

-Я умираю…

Паша обнял меня за плечи. Я смотрела на Алису: она мотнула головой, отгоняя тревожные мысли. Сколько её помню, она всегда так делала. Всегда бежала от реальности.

-Проходи на кухню, поговорим…

Я пошла первой. Достала из холодильника шоколадных конфет и поставила греться чайник. Следом зашла Алиса, бутылку с «Мартини» она оставила в прихожей. Паша, заглянув на кухню, сказал:

-Оставлю вас, девочки, одних. Думаю, вам есть о чем поговорить.

И он был прав. Много о чем мы могли поговорить. Например, о том, почему так долго не общались, почему все это время она избегала меня, что такого я сделала, за что заслужила её ненависть? Но об этом мы говорить не стали. Мы молчали. Возможно потому, что слишком много чего набралось, чтобы сказать. А так всегда бывает, что в такие моменты, все слова забываются, мешаются мысли и сказать, кажется нечего. Я налила две чашки чая, открыла конфеты.

Поставила одну чашку ближе к Алисе, вторую забрала себе. Мы сидели друг напротив друга, и пили чай. Кажется, нам обеим не хотелось этого, но нужно было оттянуть время, еще на несколько минут отложить неизбежное объяснение, на которое ни у кого из нас не хватало сил.

-Что у тебя? – выдавила Алиса. Совсем не изменилась, по-прежнему скромно одевается, хотя и со вкусом, хороша, будто ей восемнадцать, ни одной мимической морщинки на лице, будто у неё эмоций нет. А голос не дрогнул, как всегда.

-Злокачественная опухоль головного мозга.

-Можно операцию сделать? Есть же какое-то лечение, которое продлевает жизнь?

-Мне уже сделали операцию, прошла курс химиотерапии и лучевой терапии. Но гарантий никто дать не может…

Алиса долго молчала.

-Больно?

-По утрам, после сна, голова разрывается, и я чувствую как именно она это делает, словно её сжимают в тиски, а потом тянут в разные стороны, она надламывается, а потом постепенно начинает разъезжаться в разные стороны, по миллиметру… Я пью таблетки, боль утихает… Но пока она еще не прошла, в эти адские минуты, я не могу поднять голову с подушки, я чувствую, как пульсирует сердце в горле, потом поднимается выше, в носу, в самой голове…. Тук-тук-тук-тук….. Быстро-быстро…. И потом оно становится далеким, его будто не слышно, словно ты под водой… И отпускает… Я знаю, что однажды таблетки не помогут… Ни одно лекарство не поможет…

-Давно ты знаешь об этом?

-Чуть больше полугода.

-Ты не позвонила, не сообщила…

-Ты не брала трубку, ты давно уже не берешь её…

-Да, моя вина… Врачи говорят о прогнозах?

-Организм молодой – это может замедлить развитие опухоли, а может ускорить… В любом случае чуть больше, чуть меньше года…

-Как же это так получилось?- она настолько сильно растерялась, что потеряла контроль над голосом. По-детски наивный вопрос.

-Расскажи о себе? Почему так долго избегала общения со мной? Я же совсем не знаю, что происходит в твоей жизни.

-А что говорить?- голос пришел в норму, даже стали слышны нотки  иронии и сарказма.

-Неужели сказать нечего?

Алиса осторожно отодвинула чашку, встала. Она ходила по кухне, пытаясь, ухватится за что-нибудь взглядом, ища, чем занять руки. Остановилась у окна, отвернувшись от меня. Я видела её спину и слышала сдавленный голос.

-Помнишь, когда мы еще учились в школе, я подарила тебе книгу? Мы тогда увидели женщину, которая совсем не походила на уличных торговок. Холодно на улице было. У неё на раскладном стульчике, который служил прилавком, лежало несколько экземпляров одной и той же книги. «Цветами радуги». Листницкая Виолетта Аркадьевна. Она продавала свободу. Она учила счастью. Как там в книге?

Она повернулась ко мне лицом. Я молча сходила за книгой, уже изрядно потрепанной, кое-где порванной и аккуратно заклеенной скотчем.

-« Люди по природе своей любят законченность. Просто потому что так создается иллюзия защищенности. Любят, чтобы предложения оканчивались точками или даже восклицательными знаками, чтобы на все вопросы были даны четкие ответы. Чтобы летом было тепло и солнечно, а зимой холодно и шел снег. Чтобы знать точное время, чтобы был написан срок годности на упаковке. Миллион законов, тысячи ограничений, сотни рамок. Ты живешь в клетке. Как тебе там? Тесно?»

-Да… именно… Прочти дальше?

-« Нас пугает незаконченность, потому что мы боимся того, чего не знаем. А на самом деле единственный стимул двигаться дальше, создавать что-то новое, искать, строить – это просто шаги, чтобы сделать все в этом мире ограниченным, конечным. Мы стараемся заполнить каждую пустоту, превращая оригинальность в массовость. Мы затыкаем каждую дырку, исправляем каждый нюанс. Нам нужно выстроить вокруг крепость с толстыми стенами, затворить все двери и закрыть все окна. Мы добровольно живем в клетке. Как тебе там? Комфортно?»

Я перевернула страницу.

-« А если взглянуть шире? Интереснее, если история незакончена, если ты сам можешь придумать свой конец, именно свой. Если ты можешь открыть что-то новое, изучить что-то особое. Не ограничивать, а восполнять пробелы и находить новые лазейки, чтобы потом через них отыскать неизученное, сделать свое открытие. Мир гораздо ярче, чем может воспринять твое зрение. Информации гораздо больше, чем мозг смог бы запомнить и проанализировать. Звуки разноголоснее, чем может уловить твой слух. Вкусы богаче, чем ты можешь распробовать. Ты не можешь осязать все красоты этого мира. Не можешь уловить каждый запах. Ты родился в клетке. Как тебе там? Удивительно?»

Алиса чуть заметно дернула рукой.

-« Но ты можешь выбраться, дверь открыта, просто толкни. Свобода у каждого разная, у каждого своя. Обрети её. Просто закрой глаза. И пойми, что ТЕБЕ нужно. И больше никогда  ничего не заканчивай. Развивай и продолжай, ищи, находи и изменяй. Иначе снова попадешь в клетку. Для меня свобода –  умение радоваться каждой новой написанной строчке, каждой запятой в моей жизни, каждой мелочи, каждой минуте. Я свою свободу обрела, из клетки вышла. Только теперь хожу вокруг неё, далеко шагнуть не могу – боюсь. А не боятся только гении, те, чьи имена мы помним и передаем из поколения в поколение, великие люди, лучшие деятели искусства, культуры, науки. Они сделали свой вклад, оставили свой след, но каждый из них умер с нерешенными для себя вопросами. Что мешает мне шагнуть чуть дальше? Стать одной из них? Страх убивает все. А кто вам сказал, что за клеткой нет забора?»

-Эффектный конец, правда?

-Не законченный.

-Именно, подсказала, как выбраться из клетки, а как забор обойти сами думайте.

-Просто можно придумать СВОЙ вариант. В заборе должна быть калитка, её только надо толкнуть и  пройти дальше, и наткнуться на что-нибудь еще.

-И так до бесконечности?

-Алиса, мы умрем гораздо раньше.

Она испуганно посмотрела на меня.

-Я люблю тебя, подруга, хотя меня никогда не было рядом с тобой в нужный момент, ты все пережила без меня: каждое разочарование, потерю, удачу, победу.

-Я могу разделить с тобой свою смерть.

Она печально улыбнулась.

-Меня так долго не было рядом, потому что я завидовала тебе. Всегда и во всем. Я чувствовала твое превосходство. А все, что умею я – это играть в покер. Я даже не знала, как сильно тебя люблю…

Я села рядом с ней, моё плечо касалось её плеча.

-Где там твоё «Мартини»? Давай выпьем.