Глава 2

Это случилось со мной много-много лет назад, когда я был зелен и неопытен, как в житейском смысле, так и в выбранном для себя пути профессии. В свои двадцать пять, я ощущал себя молодым богом с мощным пытливым мозгом, и неуемной энергией познания. Уже тогда, по многим прогнозам своих коллег, меня ждала карьера успешного инженера, а может и начальника крупного направления. И мне это казалось очень важным, я на многое готов был пойти ради своего будущего. И не побоюсь признаться, даже по головам, если придется. По крайней мере, я настраивал себя так, но до сих пор, я надеюсь, не испытал такого проявления своего честолюбия.

В те же самые времена, людей я однозначно не ценил и нисколько не доверял. Ни разу не признавал их как важную и нужную часть личной жизни, как источник вдохновения и сил. Тем более, тогда я еще не понимал ценность дружбы и то, насколько важно кого ты считаешь своим сторонником, а кого презираешь. Молодежи и сейчас никто не откроет тайны, что самые крепкие друзья зарождаются в детстве, со школьной или, на худой конец, со студенческой скамьи. Потом, в деловой жизни новые настоящие друзья, как мне кажется, это редкостная удача. Собутыльники – да, партнеры по игре в гольф – пожалуйста, и даже коллеги, жены и мужья, но это разве те, о ком я сейчас говорю. Вот и я не знал, но для себя решил, что это связано с человеческим сознанием. Мы взрослеем, мы притупляем чувства, теряем вкус, обоняние и способность видеть мир во всех его красках. Становимся бесстрастными и перестаем интересоваться, да и вообще иметь любопытство, тем более о том, что на душе у другого человека. Отсюда, как мне кажется, и ноги растут.

Ну что же. Вот и я принимал за друзей, всех кто ко мне относился чуть теплее, чем прохладно, и рад был поболтать со мной на общие темы. Хотя я тысячи раз слышал такие пыльные истины, что, настоящие друзья обязательно рано или поздно покажут себя, кто они есть и то, что даже самые неприглядные с виду люди могут оказать поразительную помощь, но доказательств тому я до тех пор не находил. Одним словом, где-то в будущем меня поджидала еще одна житейская мудрость, положенная на случай, а может, на неприятность.

***

Всю свою жизнь я был этаким гадким утенком среди прочих своих одноклассников. То место, где я учился, негласно называлась школой выживания, и мне здорово доставалось в детстве. Я любил читать, любил спокойствие, избегал гнева и агрессии. Даже в нужный момент грубо выразиться не умел, из-за чего, разумеется, я стал объектом для нападок, пусть не частых, но все-таки. Появление в неудачном месте со сборником поэзии или томиком классического русского писателя в руках, могло страшно раздосадовать моих обидчиков. Слава богу, это осталось в прошлом.

Все резко изменилось, когда началось мое студенчество. Здесь я увидел массу людей, похожих на меня, искренне не имеющих какого либо понимания, зачем унижать других своих сверстников. А тем более не нашел тех кто познал радость бить человека, который не даст тебе отпор, даже из непреступной стены своих друзей. И в довесок, интересных и весьма умных. Удивительно как все быстро забывается в этом мире, нужное и не нужное. Точно также мои студенческие друзья разом стерли из памяти, что значит быть изгоем, а таковыми когда-то были многие из них.

Но студенчество закончилось и началась серьезная взрослая жизнь. Я устроился на работу, в одну весьма амбициозную организацию научно-производственного толка, деятельность которой простиралась от медицины, включая разработку и продажу лекарств и биомеханических протезов, до таких серьезных направлений, как военных, окруженных мрачными тучами заговора и угрозы всему живому. Бывало, едешь на работу, а там кучка хиппи перед воротами, с плакатами и изображениями инопланетян. Хватит, вроде как, проводить нечеловеческие эксперименты. Зато я получил жилье, в приличном двухэтажном доме с большим задним двором, но делить его, пришлось с другими молодыми инженерами и учеными из моей же рабочей среды.

Поначалу моих соседей было двое и мне крайне важно рассказать о них немного. Простите, имен я не назову, все-таки эту историю я рассказываю не первый раз. Меня уже очень внимательно выслушали люди в пагонах, а я, кажется, не все пожелал передать тогда. Но если проявите инициативу, то из газет вы можете узнать, кто есть кто.

***

Нашего щеголя мы так и прозвали, мусьё Пижон. А если коротко, то просто Пижон. В свои двадцать семь, он был спесив, капризен всю жизнь, хотя сам в это не верил. Худ, и не имел выказать красивых манер, чтобы не доказать в них свою холодную надменность. А если быть кратким, он просто избалованный ребенок, в теле солидного взрослого дяди, но надувающий щеки, когда о нем плохо говорили, и непременно рассыпающий недовольства, если что-то его раздражало. Во многом потому, у девушек он никогда не пользовался спросом, хотя на первый взгляд, он всеми силами именно этого и добивался.

На голове идеальная прическа, так себе, проборы, зачесы, но стригся он у одного мастера, строго раз в неделю. Делал маникюр или педикюр, я не знаю как это называется. В общем, прихорашивал ногти на руках, и душился дорогим одеколоном. Одевался он в вычурные английские костюмы, кричащие и пестрые. Обязательно лаковые туфли, отражавшие свет ламп, и всем миром ненавистная галстук-бабочка на шее. Хотелось просто взять и сорвать ее, и затем смачно растоптать и размазать по полу. Но он считал это своей фишкой, своей изюминкой и часто подправлял ее перед зеркалом, будто Джеймс Бонд-недоучка.

Противней всего были те моменты, когда он вспоминал что родом он с туманного Альбиона, а его предки толи графья, толи лорды, притом, весьма знатные. Что мне категорически не нравилось в нем, это его циннизм и тошнотворная безукоризненность. Он, бывало, засунет палец куда-нибудь в доме, куда и в голову не придет засунуть, и потом ворчит какая кругом грязь. Еще чаще жаловался, что ему вечно чем-то воняло, его светлости снова душно, и окна в гостиной распахивались, когда снаружи холод собачий.

К прочему списку, почему его все недолюбливали, было то, что у него всегда водились деньги, от заботливых родственников. Родители, дяди, тети, третья сестра по матери и пятый свекор жены прадедушки, словно заговоренные посылали ему чеки с весьма приличными суммами. Иногда он делал дорогие покупки, а нам, кто его хорошо знал, только и оставалось, что сглатывать слюну и думать про себя, как судьба бывает несправедлива.

Кстати Пижон в нашем институте занимался электроникой и если честно судить, достиг весьма впечатляющих результатов. Обычно, как и все, он большую часть времени проводил в научно-исследовательской лаборатории, но в длинные перерывы отправлялся на очередную свиданку, и как всегда безрезультатно возвращался с нее.

Я же, несмотря на длинный список того, почему его стоит обходить за милю, относился к нему довольно тепло. Все-таки он человек безобидный, да и поболтать с ним всегда есть о чем. А пользу приносил нашей организации немалую.

Второй мой сосед не менее презабавная личность. Мы его Жидом прозвали. Нет, не потому что он еврей, мы взяли первые три буквы его фамилии и так стали его называть. Поначалу, строго между нашими общими коллегами, а потом и напрямую перестали стесняться. Мне, кажется, ему с рождения так не повезло, ведь далеко ли ты сбежишь от своей фамилии.

Что же про него можно рассказать. Тут вернее поставить диагноз. Псих-одиночка, мизантроп, и куча других титулов и аббревиатур, которыми щедро посыпают персон нелюдимых, недружелюбных, и совершенно не умеющих ладить с окружением. Пижон его невзлюбил, впрочем, как и Жид его, а я оказался где-то посередине между ними, постоянно пытаясь сбавить градус взаимных реплик и недовольств. Я и сам не скажу, что был в восторге от Жида. Но я, в отличие от остальных, мог видеть его не только взглядом прокисшего взрослого человека, но разумом двенадцатилетнего подростка, когда сам был в числе аутсайдеров.

В общем, Жиду было лет двадцать шесть-двадцать семь, но выглядел он на все семнадцать. А в развитии, и до двенадцати едва дотягивал. Ни щетины ни волосинки на лице, однозначно мелковатый, и дрищь-дрищом, к тому же вечно сутулый. Он часто забывал следить за собой, месяцами не стригся и даже ногти отращивал, что нельзя было не сделать замечание, Если варил то плохо, если убирал, то приходилось повторять самому. Одежда простецкая и вечно мятая. С утюгом, я могу поклясться, ни разу его не замечал. Слава богу, хоть на работе выдавался казенный халат, который стирала и отглаживала организация. Может потому лица начальствующие не впадали в шок, видя его взбалмошный наряд.

Тем не менее, он был самый умный среди нас, но не самый мудрый. Гений – да, однозначно, но в этом-то и проблема! Он единственный в нашей «семье» кто отучился за счет государственного гранта, ведь голова у него работала как надо. К тому времени, как мы с ним стали жить под одной крышей, он достиг почетного звания в науке, стал начальником отделения специальных разработок, и вел несколько направлений, в том числе по биотехнике, биосинтезу, и много чему с приставкой био.

Как-то он, будто в шутку, признался, что занимался переработкой продуктов жизнедеятельности микрооргазнизмов. Да, это может показаться смешным, на первый взгляд, химик, гений занимается фекалиями. Но как оказалось, работа была в высшей степени серьезной и опасной для жизни. Эти продукты были чрезвычайно ядовиты и такое их свойство рассматривались со всех сторон. Да что тут ходить вокруг да около, конечно же вояки первыми и интересовались его наработками.

В общем ума палата, а руководитель из него никакой. Он с легкость мог предопределить перспективные программы развития, построить алгоритмы работы по направлениям, но у руля стоял кто-нибудь другой. Отличаясь выдающимися знаниями в химии, и высшей математике, он прославился столь же впечатляющими провалами в понимании людей, человеческой истории и культуры. Открытость к делам мирским была хуже некуда, а всякие разговоры на эту тему приводили к встречным вопросам, мол что ты хочешь от меня, дай мне жить так, как я люблю жить.

Признаться, если судить сторонним глазом, то будто ему нравилось это чванливость, капризы, заумствования и стремление быть таким, какой он есть. Но обычно так судишь, когда плохо разбираешься в людях. Ведь вряд ли кто-либо придет к такой странной мысли, что ему всерьез нужно отталкивать людей вокруг себя. Вот и у Жида это получалось, на мой взгляд, непроизвольно.

Бывало мы собирались в кафе по праздникам в большие группы и на любой проявленный интерес, особенно с женской стороны, он выдавал порцию реплик, что навсегда отбивало желание у конкретной вопрошающей персоны обращаться вновь. Как расскажет про свои мерзопакостные бактерии, что ловко прыгают от дружка к подружке, так хоть стой хоть падай. Попробуй затем вышиби это из головы.

Да его неразлучные мантры. Когда он ест или работает, то он вечно нудит их себе под нос. Нет не мелодии из оперетт, а что-то сумбурное и подвластное внутренними переживаниям.

Но что удивительно, у него была несменная подружка. У меня не было постоянной девушки, что бы та не сбежала от меня через месяц, открещиваясь, как от прокаженного. Пижон, так вообще повелитель неудачников, а у Жида все те годы, что мы жили в одном доме, была. Что странно, Жид всегда бесился, когда к нему прикасались, и даже не здоровался за руку, вот мы и настроили своих предположений вокруг их отношений. Разумеется, она тоже, тот еще фрик, как и Жид. Мелкая, тощая и безгрудая. Волосы всеми цветами радуги и куча проколов в коже под украшения. Вроде как художник-самоучка тире инди-язычник и вечный неудачник. Чем жила непонятно.

Была у нее, кстати, своя подруга, весьма вероломная девица. Мы ее, между собой, Лахудрой прозвали. Та, через день ночевала у нашей горе-художницы и, следовательно, Жиду приходилось валить домой как выброшенному на улицу псу. А мы и этот странный треугольник не могли обойти вниманием, и изображали, в отсутствии Жида, его признания в любви к своей пассии, его же манерой речи. Голос у него и вправду был смешной, будто он из шарика с гелем делает глоток, перед тем как что-то сказать.

Вот так наш Жид все время, если он не с подругой или на работе, то запирался в своей комнате-берлоге и выползал оттуда, черпнуть воды или сделать себе сэндвич, чтобы опять исчезнуть с ним во мраке своих темных делишек.

 

Глава 3.

Ну что же, работа и общая крыша над головой, сплотила совершенно разных людей, но все-таки, жили мы вроде бы терпимо. И замечу, за пару лет Жир и Пижон почти перестали друг на друга роптать. Все бы так и продолжалось своим мирным чередом и впредь, но случилось неожиданное. Пижон однажды вернулся не один, и вовсе не с подружкой, чтобы нас удивить, а представил нам здоровенного парнишку, с жирком и наглецой на мордахе.

– Вот, познакомьтесь. Приказано показать ему его комнату, и теперь он будет жить с нами. Это мой новый коллега и зовут его…

Мы его назвали Годзиллой, за его большой рот и неуемный аппетит. Он страдал хроническим гастритом и ел по десять раз на дню, часто занимая и наши продукты и редко когда их возвращая. Я как-то прохладно встретил его в нашем кругу, зато Пижон нашел в нем нечто, что сделало их неразлучниками.

Что сразу же бросилось в глаза, так это то, что с виду он не подходил для нашей организации. А уж тем более, не обладал замшелым обликом инженера или ученого. Где опресняющий ореол ботаника, где прикид как из помойки, и что он вообще знает о звездных войнах, хоббитах и стартреке? Ничего, совершенно ничего! Он и про работу не болтал, когда находился вне ее, а если и шла речь, то мордочка его наливалась унынием. Да и там, видать, успехом он не блистал. Зато повезло с родственниками, что приткнули его сюда. Именно так он и попал в наш круг общения.

Не сказать, что он был тупой, ой нет. Все-таки богатые родители, поездки в разные страны, исторические места, музеи, лыжные курорты. И даже бордели всех захолустий мира щедро успели поделиться с ним женщинами самых изысканных оттенков кожи. И весь набор наркотических веществ к тому же успел изучить. От простых как мир, до секретных снадобий шаманов из южной Америки и полетами сквозь солнце, с реактивным пламенем из заднего прохода. Все это он знал. Пусть умным он не был, но житейской мудрости не лишен. В довесок, избалован забавами жизни и мог находить мелкие радости для себя даже в самых неожиданных местах.

Хотите пример? Он мог совершенно спокойно, идя на встречу какой-нибудь преклонной старушенции, с ходу манерно выкрикнуть:

– Бабка! Есть гра-на-то-мет?

Предвкушая получение строго определенного ответа, как правило, направление в места нам известные, он начинал чуть ли не урчать от умиления, и получив его, он громко и долго ржал с повизгиванием и смотрел на своих товарищей, явно желая увидеть удовольствие на их лицах.

Хотя нам было не очень-то приятно столь неординарное отношение к старикам, не вызвать смех это никак не могло. Обычно, в начале, пытаешься сдержаться, но давление воздуха и открывающая ему путь улыбка превращала это событие в страшных гогот, до адских болей в животе и ребрах и накатывающим, в последствие, чувством непонятной усталости.

Но как обычно, подобное поведение не может существовать отдельно от других не менее странных выходок. Я, к примеру, любил кошек. Они у меня были с детства и всегда меня окружали, где бы я не был. Но так случилось, что я не мог притащить кота в наш общий дом. Как всегда у кого-то обязательно аллергия, а другой, просто не терпит кошачью шерсть по всему помещению. Тем более у родителей остался мой самый мохнатый друг по кличке Гопа, от сокращенного Гопничек. Я его так прозвал за его частую манеру двигаться. Высоко вздыбив спину он игриво пугал меня, приближался ко мне вприрыжку-полубоком на прямых лапках.

Ну так вот, этот гастритный ушлепок, тридцати лет отроду, если увидит кошку где-нибудь по дороге, то хлебом его не корми, дай ей пинка отвесить. Увидев это один раз, в моем сердце что-то отлегло. Я навсегда потерял всякое дружелюбие к этому человеку, но эту утрату я скрывал от других из-за всех сил.

Итак, резюмирую, кто такой Годзилла? Это жирный наглый, бегемот-шизофреник, этакая залетная черная птица в стае белых ворон, важнейшей целью своей жизни ставящий генерацию всеобщего внимания к его конкретной персоне. Черт его поймешь, зачем ему это. Но дай ему шанс прославиться на весь мир забавами с неосторожной свиноматкой, я думаю, он бы его не упустил. Просто поприколу. Во всем остальном все прилично. Хорошо одевался, следил за собой и начитан весьма. Как выяснилось позже, жить он предпочитал вдали от нашей общей обители, у очередной подружки. Но часто возвращался по ночам, пьянющий вдрызг, прежде разодравшись с предметом любви в пух и прах.

 

Глава 5.

Еще неделю не прожив под нашей общей крышей Годзилла, как следует, рассорился с Жидом. Все началось с того, что первый полез среди ночи по холодильникам, и не нашел себе ничего более подходящего, как большую упаковку йогурта, что лежал на полке у Жида. Тот был в бешенстве. Рано утром весь дом поднял на ноги целью выявления виновника торжества. Годзилла не стал отпираться и обещал этим же днем вернуть утрату в двойном размере. Но дело имело продолжение.

Я сидел на кухне, пил кофе, и читал свой материал. Лениво ввалилось на сцену самое жирное тело из нашей комунны и давай шарить по холодильнику, в привычной ему манере.

– Это чья бутылка с водой? – спросил он.

– Кажется, Жид пьет такую, – ответил я, оторвавшись краем глаза.

– А, ну ладно.

Я продолжил читать и вдруг слышу, как выходит газ из-под крышки, а затем, как Годзилла сплевывает слюну. Я вновь поднимаю глаза и вижу, что тот вытирает губы о плечо, закрывает крышку и затем, смотрит бутылку на просвет. У меня чуть челюсть не отвисла. Я бросил журнал на стол, подбежал к Годзилле и рванул у него эту бутылку. Но тот не отпускал.

– Да постой, все нормально! Пусть так и будет, – лыбился он как динозавр.

– Выбрось ее к чертовой матери, я не позволю!

– Да все нормально, никто ничего, не узнает.

– Ничего не нормально, я ее вылью!

– Да брось. Тебя что, этот заморыш разве не достал? Он какой-то не от мира сего. Бесит меня!

– Зачем ты к нему лезешь? Святошей себя возомнил? – уже всерьез разозлился я и принялся жестко вырывать бутылку. Но тот не сдавался, прижал ее к себе и давай ржать. Я бросил это дело. Захлопнул дверцу холодильника и облокотился на него.

– Выливай, пока не поздно!

– Да, не стану я! Вот увидишь, будет прикол, – и опять ржал как бегемот.

– Как хочешь, но я не позволю, – настаивал я.

– Что не позволишь? – спросил Жид, появившись из-за моей спины.

– Не обращай внимания, мы спорим, – ответил я, силясь найти достойное оправдание. – Я по ошибке разрешил Годзилле взять твою воду, думал, что свою предлагаю. Ты уж извини, дружище. Я тебе возьму сегодня, хорошо? – спросил я и бегемот опять заржал на моих словах, как последний идиот.

– Хм, разумеется, – ответил Жид и окинув нас взглядом, ушел в свою комнату.

***

От бутылки я избавился и всерьез поговорил с Годзиллой. Но как я понял, толку в том было мало. Тем же вечером к дому подъехал фургон и, к нашему удивлению, выгрузил огромный холодильник. Жид поставил его у себя в комнате, а на следующий день пришел мастер и врезал в его дверь дополнительный замок. Мы, зная его как облупленного, не стали ему ничего говорить.

 

Глава 6

Скажу честно, после этого случая в нашем пристанище довольно долгое время оставались весьма натянутые отношения друг к другу. Теперь даже если Жид и показывал свой нос из комнаты, то всегда молча, пряча от нас взгляд. Раньше, я частенько подвозил его до работы на своей машине, но с того случая, он стал добираться сам, отправляясь часом позже моего отбытия. А я здорово удивился, найдя в себе некое чувство вины, отягощавшее мою жизнь. Хотел бы я вернуть свои детские неприятности в настоящее время. Категорически нет! Потому и на произошедшее, я вновь взглянул другими глазами и свой поступок оценил отнюдь не на пять балов. Может стоило врезать Годзилле по его хоботу, но какой из меня боец.

Тем не менее, следовало сгладить ситуацию и от себя привнести что-то доброе в этот мир. Несколько дней спустя той истории с бутылкой, Годзилла и Пижон свалили развлекаться до утра и я решил попробовать восстановить справедливость.

Я постучался в двери Жида, но ответа не последовало.

– Эй, привет! Я сейчас направляюсь в бар, что у нас через дорогу. Ты, если что, приходи тоже. Я один буду. Просто накатило и все по-дурацки, что ли пошло, неправильно как-то. В общем, я буду рад, если ты присоединишься. Хорошо?

Но ответа не последовало и тут.

Тем не менее, я занял столик перед телевизором и твердо решился преодолеть прежние границы опьянения. Раньше, я за всю жизнь больше бутылки пива не выдувал, боялся больше. Мой скальпель, мой рабочий инструмент это мозг, и я не позволял кормить его всякими отходами жизнедеятельности, выражаясь словами Жида.

И вот, часом позже я на половину осушил свою пивную кружку, как к моей неожиданности чьи-то руки поставили бокал на противоположную сторону столика и посередине большое блюдо сырных палочек.

– Спасибо что пригласил, я действительно тебе благодарен, – сказал Жид и сел на кресло против меня.

– А я рад, что пришел. Ты первый раз здесь?

– Да, я вообще в баре впервые.

– Серьезно!?

– Ну было разок. Уж и не вспомнить когда. Меня, знаешь ли, не все жалуют. Хотя я уже перестал париться по этому поводу.

– И не надо! Все мы сами со своими прибабахами.

– У меня их больше. Я же все-таки ученый, могу кое-что заметить отходящее от типичных признаков…

– Да не ломай голову, все мы такие, говорю. Разница в том, что некоторые, до дрожи боятся в этом себе признаться и показать свое истинное нутро. Ой, что подумают другие, – вот это и витает в головах. Годзилла, конечно исключение. Тот еще отморозок, как внутри, так и снаружи.

– Интересно теория.

– Я не шучу.

– Признаться честно я… не собирался приходить. Но заявились полицейские в наш дом и сбили меня с моей работы…

– Полицейские!?

– Да, я и сам не на шутку перепугался. Сначала в звонок давили, как к себе домой, затем настойчиво громыхали в дверь. Я и спустился, чтобы узнать в чем дело.

– Так зачем они приходили?

– Нашли кого-то в нашем лесопарке говорят. Утром сегодня, кстати. Девушку. Спрашивали, может слышали чего? Я уверен, что это убийство, и скорее всего из пистолета.

– Серьезно!? Мы ее знаем интересно?

– Не скажу, но меня они здорово удивили.

– Меня, признаться, тоже. Молодая хоть?

– Кто его знает.

– Забудем тогда пока, завтра все газеты расскажут. Я уверен.

– Согласен!

– Я знаешь, что хотел сказать. Ты в голову не бери этого Годзиллу. Он и в правду олигофрен. В прошлые выходные ходили вместе за продуктами, до соседнего магазина, так этот баклан увидел бездомного кота и давай за ним гоняться, как дурашливый пес. Бедный кот очертя голову бросился в дорожный водосток, а я затем высматривал его полчаса там, живой ли он еще. Представляешь, сижу как чудик, с пакетами в руках и зову «Котик-котик». Я совершенно не представляю, что там под землей и сможет ли тот бедолага выбраться теперь.

– Там да, думаю, достаточно высоко. Ясно с ним. Но по правде говоря, мне тоже хотелось тебя кое о чем спросить. Про себя спросить. Я давно понял, что со мной что-то не так. Да многое, я уверен, чего не так. Ума палата, но люди меня не слышат, не слушают, а я признаться, уже разум сломал, как и куда двигаться дальше. Я и книжек стопку изучил и журналов пачки, но все-таки вывел определенную теорию, что все их рекомендации подходят для человека-середнячка. Среднего роста, среднего достатка, со средними умственными способностями. А у меня что ни параметр, то крайность на крайности. Тут и мой рост ниже плинтуса, дырявые карманы и голова-трава. Ты бы не мог мне дать пару советов, я был бы тебе очень благодарен. Ладно?

– Ой. Ам… – удивился я и вслед глубоко задумался. – Пожалуй, я могу бросить парочку на суд публики, но только косметических. Я, видишь ли, и сам не образец для подражания. Ты уж извини если что.

– И этого будет не плохо.

– Только без обид, ладно?

– Конечно!

– Но для начала я бы предложил тебе прикупить приличную одежду и прическу подобрать. Пошли в следующие выходные пошаримся по магазинам?

– Я с удовольствием! Спасибо большое! Я не ожидал от тебя.

– Да ерунда!

***

Мы просидели до поздней ночи и за все это пусть небольшое время я узнал о Жиде больше, чем смог это сделать за пару лет, что мы делили вместе дом.

Первое на что я обратил внимание, это на его специфическое воспитание для нашего общества. Родители боги, а дети рабы. Повиновение, послушание, железный распорядок дня и религия со всех углов. В начальную школу он не ходил, а знания тщательно фильтровались сквозь призму взглядов его Матери. Железная, видать, была леди. Она указывал ему что изучать, а что не стоит, с кем водить дружбу, а кого избегать. Таким образом, все кандидаты в друзья постепенно утрачивали право доверия, подорвавшись на обычных мальчишеских шалостях. То поздно придет, то где-то лазили по заборам и подрали колени. Потому, он непреклонно оставался один на один с сами собой. В общем радости полные штаны, а не детство.

Вместо средней школы, его отправили в частный пансионат с неоконформизским уклоном и без того, весьма странной системой обучения. Его соседями оказались, дочки да сыночки известных бизнесменов и политиков, те еще персоны. И, казалось бы, Жид просто обязан был сколотить величайшую карьеру, после Гарварда, с его-то мозгами. Но нет, он полез в святая святых самого господа бога, а именно, в генную инженерию. И что вы думаете, принесло ему это что-нибудь. Ну да, конечно. Прячут его успехи, как могут, и даже платят весьма посредственно. Сейчас и мир, впрочем, таким стал. Все величайшие изобретения, в наши дни, принадлежат частным корпорациям. Ну да ладно.

Кстати, кое что я даже смог узнать о его подруге. Как оказалась, та еще змея. Она успешно крутила им как хотела, отжимала долю его заработка и просто размазывала морально по стене. Жид же возносил ее как богиню. До известного нам дела доходило исключительно редко и то, если ее вечная Лахудра не припрется на свое усмотрение. Как итог, куда он не пытался расцеловать жизнь, везде подставлялась унылая целлюлитная задница.

Узнав все это, я тем же вечером решил помочь ему. В гораздо большей степени, чем планировал изначально и даже набросал в голове кое-какой план.

 

Глава 7

В следующие выходные мы пошлись по магазинам, а оттуда вернулись с несколькими пакетами вещей, что более-менее подходили Жиду. Дело оказалось не легким и отняло почти весь день. То ростом не вышел, то его жалобы на неудобство. Но все-таки потрудились мы на славу. Пусть рубашки я не смог заставить его одеть, но поло сидело на нем как надо, он и сам это отметил. Затащил я его в довольно дорогую парикмахерскую и просил брадобрея подобрать что-нибудь подходящее, с чем тот и справился. Уже в доме, Жид переоделся и затем сиял как медный тазик, крутясь перед зеркалом весь вечер.

Вернулся с прогулки Пижон и тоже похвалил перемены. Я же был рад за нас двоих, и даже уловил в себе желание продолжать. И вторым моим шагом, было убедить его чаще оказываться в кругу людей. Для начала посоветовал ему ужинать как все, за обеденным столом, а не у себя в комнате.

– Болтать не обязательно, но слушай как и о чем говорят другие. И веди дневник. Я знаю память у тебя что надо, но все равно, отмечай свои ошибки и победы за день. Анализируй их и ищи новые направления для перемен – говорил я, точно так, как мне советовал мой отец в детстве.

Кстати, и Годзилла не смог пройти мимо преображения Жида. Не знаю, что было в его голове, но он будто посчитал это за вызов себе, и тоже самое проделал для нелепого Пижона. Толи от зависти, толи от благородных побуждений, но все же, нашел подход и время, чтобы повлиять на своего коллегу.

Буквально неделю спустя нашего похода по магазинам, Пижон и Годзилла притащились поздно вечером пьяные в хлам. Все бы ничего, они частенько вместе давали дрозда, но Пижон сегодня заслуживал отдельного внимания. На этот раз в его внешности поменялось совершенно все. На голове короткая современная прическа, волосы выкрашены в песочный цвет, вместо костюма-тройки – спортивный однотонный пиджак и джинсы. На ногах «Найки», на шее – толстая золотая цепь до пуза, под ней модная футболка.

Я похвалил. Действительно не ожидал от Пижона такого. Все четко, брутально, и радует глаз. Даже дорогущие часы появились на руке, а на указательном пальце крупный перстень. Раньше же он пользовался карманными «Биг-Бенами», чем смешил публику, а украшения на руках называл уделом зеков и бандюг.

– Это Годзилла посоветовал, – ответил довольно тот и в лице его появились новые черты, этакого наглеца и кого женщины обычно называют гаденышами.

– Моя работа! – урчал довольный Годзилла.

 

Глава 8

Одним весенним вечером, Мы встретились за общим столом, поскольку сегодня был день рождения Пижона. Мы скинулись, заказали пиццу и вручили ему дешевую курительную трубку, хотя он к табаку отродясь не притрагивался. Конечно, это была шутка, но «правильно» отпраздновать событие мы договорились в хорошем ночном клубе, в мегаполисе по соседству.

– А вы слышали, у нас еще один труп нашли? – спросил Пижон.

– Я кучу полицейских видел сегодня. Тоже подумал, что-то произошло, – ответил я.

– Кого на сей раз? – вмешался Жид.

– Да бабу конечно! Не мужику же будут трубы шлифовать, – довольно ухмылялся Годзилла. – Кстати, прикол, давайте в игру сыграем. Кто из нас четверых маньяк. Выиграет тот, кто соберет большинство голосов. Хотите, – обоснуйте свои предположения.

– Я, пожалуй, сделаю первых ход! – предложил я. – Без единого сомнения, это ты, Годзилла!

– Почему? – спросил тот, и заулыбался как динозавр, явно намереваясь заполучить победу себе.

– Ты же у нас живодер! Пижон чистюля, он и Памелой Андерсон побрезгует, если та будет лежать на обочине. А Жид со мной кровь сдавал, так еле откачали.

– Ну кошек не любить и людей резать, разные однако вещи!

– Вообще-то, принцип от частного к общему, никто не отменял.

– Ладно, годится! Слабо, но убедил. Я сам это затеял, самому и почивать в лаврах. А теперь я делаю свой ход, – замедлился он и уставился на Жида.

– Я!?

– Вообще-то да!

– Почему я?

– Ты тихоня, а я слышал ты там у себя на работе человечьи трупы препарируешь. Уверен, что Жид среди нас самый безбожный кромсатель.

– Кстати и я тоже слышал, как в его отделе что-то там делали с обезьянами и другими животными. Я и не знаю толком, но около того, – присоединился Пижон.

– Ну да, случается, профессию, знаешь ли, не выбирают, – взял слово Жид. – Кстати трупы я не препарирую, у меня подчиненные на это есть. Всего-то делов, что взять образцы тканей. Тем не менее, предположение в высшей степени предвзятое. Ты сам-то на дом работу любишь тащить. Вот-вот! И я предпочитаю копаться в грязи, когда есть кому заставить.

– Да ладно ты не, обижайся! Мы же прикалываемся, – изгалялся снисходительным голосом Годзилла и похлопал Жида по плечу, прекрасно зная, что тот не выносит когда его трогают.

– Да хватит уже!

– Ну а ты что скажешь? Кто из нас? Тоже меня назовешь?

– Промазал! Ты слишком банальный. Нет в тебе ни изюминки ни внутренних конфликтов. Именно потому ты не походишь. Но я бы выбрал…. Я бы выбрал…, – и Жид посмотрел на меня. – Я бы выбрал Пижона!

– Пф…. Чего!? – недовольно прыснул тот. – Я знаю, что ты сейчас скажешь. Телочки пренебрегали мной, а я в отместку резать их почем зря. Тем не менее, вы ребята невнимательно читаете газеты. А тут дело пахнет керосином, – и его тон стал серьезным. – Там работа мастера, настоящего хирурга. Отдельные органы, извлечены, кровь слита и никаких сцен любви. Именно потому, я выбираю Фила, нашего философа.

– Меня!? – удивился я.

– Именно!

– Почему!?

– Ну…, я видел у тебя в комнате кучу книжек по анатомии и педиатрии. Странноватенько как-то для инженера!

– Ты что, всерьез этой темой интересуешься!? – удивился Жид.

– Да тут, я смотрю, интересный поворот приключился, – воскликнул счастливый Годзилла и захлопал в ладоши. – Никто не собрал больше одного голоса, но выиграл, однозначно, наш философ.

– Ладно сдаюсь! Я выиграл! Книжками по анатомии у меня действительно полка забита. Но и тому есть объяснение. Только серьезно! Я уже несколько лет заразился одной беспощадной идей, что все в этом мире, да впрочем, и весь наш мир, это вычислительное пространство квантового компьютера. Все ложь, все иллюзия, все вокруг лишь жалкая компьютерная анимация с суперпозицией искусственного интеллекта. Вы, я, мои родители, мое и ваше девство, все это наглая ложь. Вся наша история, мировые войны, и моменты торжества, – брехливая сценарная игра Большого Брата. Я ищу кое-что, вглядываюсь в каждую тень, в каждую уязвимость, но пока не могу найти этот заветный хвост.

Все что у меня есть, это убедительные теории величайших ученых. Не вздумайте смеяться! И я верю им, верю, что наш мир искусственный. Но когда найду, когда докажу себе, что все это иллюзия, я выберу здание повыше, отолью всем на голову внизу и сотру к чертям собачим всякую необходимость убеждать других в своей значимости. Ведь и вправду, зачем упорно доказывать этому миру, что я ему нужен, прекрасно зная, что его на самом деле нет.

Некоторое время продолжалась могильная тишина

– Значит, ты на все пойдешь и даже в лепешку расшибешься ради своей веры, – заржал своим уродливым смехом Годзилла.

– Так это ты их замочил? – спросил Пижон серьезным голосом.

– Не городи ерунды! У меня рука не поднимется, – буркнул я.

– А зачем тебе анатомия тогда?

– Мне казалось, что именно с нее стоит начать. И не столько мне нужна анатомия и физиология, как нестыковки там, где наука спотыкается и клеит ширму глупых оправданий. Оттуда я и хотел начать поиски. Вот например, почему сердце продолжает биться, когда его вынимают из груди. Что вообще его заставляет так делать, без привязки к мозгу. А может у него есть связь с внешним тактовым генератором. Или это глупая шутка, или это наш квантовый бог заставляет его сжиматься. Оно не должно биться, отделившись от тела, а тем более от мозга. Я не верю!

А яйцо? Обычное куриное яйцо, которое вы покупаете в магазине. Сам я вырос на ферме и за все время ни разу не задался одним глупым вопросом. Вот вы берете, например, делаете яичницу. Бац о край сковородки, а там желток да белок с какими-то ошметками. Все! Нет там больше ничего. И где же ты прячешься жизнь, а? Разве это не похоже на обман?

Давайте дальше пойдем. Проходит три недели и из яйца вылупляется цыпленок. И протухнуть ничего не успело. Три недели без кислорода, три недели, мать природу вашу! У людей хоть пуповина есть, общий кровоток, общая пищеварительная и дыхательная система, пока ребенок не родится. Есть и система выведения. Есть прямая передачи жизненной силы, от матери к ребенку. А в чертовом яйце, где это все, черт возьми! – уже всерьез разгорячился я. – Там, кроме вонючего куска дерьма, ничего не должно рождаться! И наплевать что вы мне сейчас скажете. Это все ложь, все это проклятая иллюзия, такого не может быть!

– Эй, стой-стой дружище, бросай это дело, так напрягаться, – вмешался Годзилла. – Всему уже давным-давно раздали свои объяснения.

– Знаю ваши отговорки. Сначала большой жук-скоробей катит светящийся шар по небосклону и все счастливы-довольны, а потом, оказывается, мы является частью планетарной системы, сплоченной гравитационной постоянной. Я не верю, никому не верю! Но когда сам найду настоящий, приличный баг, именно баг, простите что повторяюсь, в этом компьютерном мирке, я выполню свою миссию и хватит пожалуй на этом!

– Да я не про то. Твой квантовый бог включает в тебе твою маньячную программу и заставляет ходить с ножом по ночным улицам, капая слюной как вурдалак. А на утро ты ни черта вспомнить не можешь.

– Очень смешно!

– Но согласись. Будь твоя теория хоть чуточку верна, то было бы величайшей глупостью не поиздеваться над тобой?

– Я поддержу Годзиллу, – подхватил Пижон дурацкую шутку. – А может, действительно, твой компьютер, избавляется от своих разоблачителей, окуная их в дела неправедные, и прячет затем по казематам.

– Ладно, все! Вас двоих пустозвонов не переспорить. Заткнитесь наконец! – вскипел я.

 

Глава 9

И вот подошли долгожданные выходные и наша троица отправилась в ночной клуб в соседний город, в Сан-Диего. Годзилла, Пижон и я. Жид отказался сразу, хотя я очень настаивал. Уверен, не будь с нами одного пухляка, он бы согласился.

Мы заняли свой столик и наш главный заводила заказал напитки и закуски. Признаться честно, я за всю жизнь лишь пару раз был в таких местах, и надо сказать, совершенно напрасно их избегал. Для меня уже давно стало ясно, как день, что те мысли, всерьез засевшие в моей голове, следует хоть иногда, но разгонять пинками по закоулкам. А еще лучше, отвлекаться от них праздным времяпровождением.

Все бы ничего, мы вроде неплохо начали, но кое-что для меня оказалось неожиданным. Пижон и Годзилла, как выяснилось, может и плохо, но танцевали, а я прежде думал, что они такие же «батаны» как и я, всерьез избегали такое проявление человеческих страстей. По крайней мере, Пижона, я думал, знаю хорошо. В общем, эти двое сбежали на танцпол, а я так и остался сидеть, прижав зад, и от безделья поглощал закуску.

Пол часа спустя парочка вернулась. Все какие-то оживленные, довольные, накатили по рюмке и исчезли вновь. В следующий раз они вернулись не одни. Каждый под ручку вел свою даму, с которыми они, видать, познакомились на танцполе. Признаться честно, я был немного удивлен их улову.

Пижону досталась весьма примечательная особа, этакая Джессика Рабит, только темно русая и конструктивно более приспособленная к человеческим реалиям, простите за мой инженерный язык. Набившие оскомину формы, накаченные губы и уставший от жизни взгляд. Но все же, при виде ее, нижняя челюсть невольно ударяла о стол, а мысли выветривались.

Я только вот не понял, почему она выбрала именно Пижона, а не Годзиллу, ведь второй, выглядел куда более респектабельнее и наглее. Ну, может она учуяла в нем отморозка, которых у нее пачками водилось, подумал я. Зато, к моей великой радости, нашему «везучему» Годзилле досталась ее подружка. Дамочка скажу я вам не первый сорт. Этакая кабаниха, что в теле, что в повадках. Вцепилась в руку своего будущего муженька, будто питбуль.

Они сели за наш стол, а мне пришлось сдвинуться на край. Сидели, болтали, а я был совершенно никому не интересен. Меня пару раз спросили, из вежливости, чем я занимаюсь и откуда родом, тем все и закончилось. Вместе подняли рюмки и они вновь свалили на танцпол.

Нет, то что я просидел один, меня нисколько не раздосадовало, но про себя решил, что в следующий раз нужно обязательно куда-нибудь потащить Жида. Все-таки по духу мы люди схожие. Поглазели по сторонам, поболтали и дальше каждый по своим углам. Вот и Пижон появился со своей новой подругой. Они выпили и исчезли на десять минут в противоположном направлении от танцопла. Вернулись все растрепанные и опять танцевать. В итоге, я послал телефонное сообщения этим двоим, а сам побрел до мотеля, что мы сняли перед походом в клуб.

Утром понедельника мы встретились у себя дома, столпившись перед кофеваркой. Я, как всегда хмурый в ранние часы, Годзилла мятый и мрачный, будто вся японская армия дала ему достойны отпор, а Пижон сиял от переполнявших чувств.

– Повезло тебе, – ворчал Годзилла, взглянув на своего товарища.

– Сам себе не верю! – ответил тот, будто павлиний хвост распустил. - Кстати эта девочка, подружка известного бандита в Сан-Диего. Тот еще отморозок, как она рассказала. Полжизни по тюрьмам, наркотики, прессование бизнесменов, проститутки и боксерские поединки! Но я ее еще пару раз осчастливлю, когда ее дружок свалит на матч, в другой конец страны.

– Бандит!? Ты совсем очумел? – взорвался я. – Держись от нее подальше! Если она и в правду дружит с плохими мальчиками, то тебе рано или поздно причиндалы-то поотрезают.

– Я согласен с Филом, поигрался и хватит! Больше к ней не суйся, иначе пожалеешь! – поддержал меня Годзила. Все-таки трезво мыслить он еще умел, подумал я о последнем.

– Ерунда, никто же не узнает! – отмахнулся Пижон. – Да и вообще, не ваше дело!

– Я серьезно! – вновь взял слово Годзилла. – Выпотрошат как свинью и сдерут шкуру. Чужие телки и чужие деньги, – держись от них подальше, иначе тебя уже никто не бросится спасать.

– Ладно-ладно, я разберусь. Что-нибудь придумаю…, – сдался герой-любовник, но, конечно же, он ничего не внял. Пару месяцев после этого разговора, он среди ночи получал сообщения и тут же отправлялся куда-то, громко хлопая входными дверьми.

 

Глава 10

Я услышал стук в свою дверь и сразу сообразил, что это Жид. Остальные так не церемонились, а сразу дергали за ручку со всех сил.

– Привет… я тут подумал… Может ты захочешь пойти со мной в бар.

– А…, ты сейчас собрался?

– Я, да, если у тебя есть время.

– Пошли! Все равно в сетке без дела сижу.

– Мне нужно пару вопросов тебе задать. Деликатных вопроса.

– Конечно, я умоюсь и сразу за тобой.

– Хорошо, я тогда жду внизу.

Мы заняли место в баре и я принес две пивных кружки с горой сырных палочек.

– Ты тоже любишь закуску больше чем пиво? – спросил я.

– Ага, ты все-таки заметил!

– А то! Мы с одной планеты, дружище. Ну что у тебя там приключилось?

– Я тебя хотел спросить насчет женщин.

– Блин, Жид, я же сам с ними как ребенок.

– Да не в том смысле, – нахмурился он.

– В каком тогда!?

– Ну, у моей подруги есть подруга, ты знаешь ее. А та меня ненавидит и вставляет мне палки в колеса.

– Лахудра что ли? Да она просто тетка, язык без костей. Может, болтает чего, но ненавидеть, нет скорее всего.

– На вот послушай, – и он протянул мне диктофон. – Нажми кнопку и приложи к уху. Это только для общей пользы.

– Я не могу, это наверное личное.

– Давай! Вдруг найдешь что подсказать. Я прошу тебя...

 

***

Итак, как я уже говорил, у подружки Жида была заноза в заду, того же Жида, по прозвищу Лахудра. Правда, в лицо мы ее так не звали. Девица довольно крупная, упитанная, на голову выше нашего сопляжуя и на полторы его подругу. И что самое забавное, они обе не подходили друг другу. Прямо как сарделька в зубах вегана. Первая хоть и так себе, вроде непризнанный художник, а вторая работала в забегаловке, то поваром, то официанткой и уборщицей.

Так что же объединило их, спросил я однажды Жида, и тот выложил, свои изыскания. Наркотики сплотили их. Чертовы наркотики, поделом их! Они когда-то лечились в одной группе от наркозависимости и с тех пор, не разлей вода. Даже спали всегда на одном диване в обнимку, если Лахудра не шлялась где-нибудь, в поисках приключений на свой зад.

И вот я нажимаю кнопку и первым слышу голос Лахудры, а затем подружки Жида.

– Зачем ты с ним возишься, он же такое ничтожество.

– Не знаю. В нем что-то есть, мне кажется. В конце концов, он очень умный.

– Какой он умный!? Пустая трата времени. Жалкий мешок улиточной слизи. Не радости не удовольствия.

– Мне жалко его. Я пытаюсь дать ему что-то, но он странно как-то все воспринимает.

– Не ты ему должна давать, а он тебе. Когда баба берет подарки от мужика, тот еще и радоваться как щенок должен. Вот же банальные! Ты просто не можешь его понять, будто пытаешься разобраться, что и как работает под капотом автомобиля. Ты что, в автомеханики нанялась, милая?

– Да брось, нет конечно!

– Важен сам автомобиль, какой он, как он быстро ездит и то, как выглядит, а не как там внутри все работает. Ты согласна?

– Ну, отчасти соглашусь.

– Так вот. На твоем доходяге сильно не разъездишься. Так что отбрось свои стенания! Не хочу больше слышать про него ...

Я выключил диктофон и нашел на себе взгляд Жида.

– Ну, что думаешь?

– Эм… Кажется, ты зря напрягаешься.

– Почему? Ты же только что слышал ее. Еще чуть-чуть и пошлет меня…

– Ну, мне отец говорил, что женщины оценивают мужчин по поступкам, а не по словам. Бывает, им хоть что говори, бесполезно. Скажешь правду, не поверят, а красиво солжешь, будут прыгать на задних лапках.

– Не понял!?

– Я и сам в них не разбираюсь, – вздохнул я. – Но в чем точно уверен, тебе достаточно пригласить ее в ресторан, или в другое красивое место, подарить цветы или набор кисточек, – я не знаю, что она любит, и весь тот лепет, славненько зайдет коту под хвост. Вот ты дарил когда-нибудь ей цветы?

– Эй…, нет. Я с детства боялся их в руки-то взять.

– Согласен! Что-то есть мутное в этом деле. Ты идешь такой, тащишь букет, и чувствуешь себя как-то глупо, не в своей тарелке. И взгляды со всех сторон как на убогого.

– А ты можешь тогда подсказать, какого цвета они любят? А какого сорта? Ведь никто же не признается! Страшно неудобная вещь.

– Ну, да, тут я профан. О, слушай! Ты говорил она под Мерелин Менсона любит плакать, – вспомнил я.

– Ага, тащится от этого фрика, как одержимая.

– Ну вот, и дело в шляпе! Расшибись в лепешку, но свози ее на его концерт. Даже если он будет на другом конце света. После такого, все сказанные слова Лахудры выветрятся из головы твоей ненаглядной, раз и на всегда.

– А это идея. Постой, – и он достал свою записную книжку и принялся в ней что-то записывать. – Все, я решил, так и сделаю. Ты настоящий друг! Мм.., единственный друг! Давай весь остальной вечер больше не будем вспоминать о них.

***

Пару недель спустя Жид вернулся из Лас-Вегаса, куда ездил со своей подругой, и оказавшись дома, первым делом подошел ко мне. Лицо его сияло, а в руках он держал небольшой пакет.

– Это тебе! - и он вручил мне маленькую коробочку, как позже оказалось с довольно не дешевой ручкой. – Прошу возьми, ты мне здорово помог.

– Да не стоило…, – ответил я, пожимая плечами.

– Я не забуду, что ты для меня сделал.