Сегодня я раскрыл секрет липких фраз, что склеиваются друг с другом, переплетаются и порятся, дырявятся как яичный желток в кипящей воде, как паутина после дождя. Я открыл его, шагая по улице в другой ее конец, как раз тогда, когда мужчина в клетчатой рубашке большой отверткой поправлял шурупы в петлях магазинной двери. И секрет этот теперь выделяет какая-то особая железа в моем мозгу, и я им склеиваю, прямо как улиточной пеной, все мысли, которые попадаются мне под ум. Я могу склеить отсутствие пения птиц и свой вчерашний сон, хотя они не связаны причинностью в наипростейшем научном смысле, но и то и другое в моей голове, а значит уже склеено.

Надо бы склеить свою жизнь. Хотите, я склею свою жизнь для вас? Возьму для начала один день. Например, сегодня. Я встал, насмотревшись снов, насколько позволил будильник, и поехал по делам. Ах, нет, забыл, еще позавтракал яблоком и скользкой овсянкой, которая, убывая с каждой ложкой, застывала на стенках огромной чашки, и принял душ. А потом поехал. Вышел из дома и направился прямо к остановке. Видел по дороге женщину с собакой, куст и солнце, которое уже вышло, хотя осень. Я поздно встал сегодня. Во всяком случае, позже солнца и моего кота. Видите, у меня есть кот. Что было потом? Потом маршрутка и метро, но там ничего нового не увидел. А когда вышел из метро и пошел вдоль улицы – открыл липкие фразы. Как я уже говорил, мужчина в клетчатой рубашке заботился в тот момент о дверях магазина. Он смотрел на петли, как смотрят обычно на своих детей – и с любовью, и с осуждением, озабоченностью. А птицы, тем временем, не пели.

Я общался с психотерапевтом лежа на кушетке. Она бежевая и дерматиновая. В ней, наверное, есть ящик, в который я бы поместился, поджав немного ноги. А потолок сделан из пористых плит. Кажется, мы с психотерапевтом сегодня не ладили. Я ушел в сердитом настроении – ведь мне снился сон про человека, который сидит на деревянном стуле с высокой спинкой, а психотерапевт сказал, что это неважно. Напротив, это был очень важный человек, даже немного зловещий. И сидел он в какой-то бесстыже вывихнутой позе, нисколько того не стесняясь.

Я пришел в кафе, включил ноутбук, написал первый из этих абзацев. Прислал его другу и спросил его мнения. Он сказал, что это нормально.

Зашел к родителям. Первое, что я сделал там – лег. Ну или почти первое. Папа включил телевизор и смотрел новости. Давненько я не смотрел телевизор. Политики выглядят такими красивыми, аккуратными. Просто прелесть.

Немного поспал. Мне снилось что-то. Кажется, там была одна моя бывшая девушка. Но она жила отнюдь не в центре, ее квартира находилась в здании почты по соседству с домом моих родителей. Я занимался там ремонтом и обустройством – кажется – это было моей работой. Большая квартира с нарочито неэффективной планировкой в аристократическом духе, коммунальный разгром, облезлые стены. Среди прочего помню, как затаскивал туда диван, который был снабжен ровнителем. Оригинальное приспособление, не имеющее ничего общего с ровнителем для обоев, как я подумал, когда узнал название устройства. Эта штуковина представляла собой нечто вроде выполненного из хлипких прутьев подвеса гироскопа. Поверхность дивана, закрепленного на этой конструкции, всегда оставалась горизонтальной, при условии хорошей балансировки. Но стоило бросить на матрас подушку или, тем более, сесть, как все это хозяйство немедленно перекашивалось и натужно скрипело, можно сказать даже – возмущенно визжало как неожиданно натянувшаяся бельевая веревка. То есть, основная функция была как раз в том, чтобы радовать глаз или, первее, ум, сохраняя поверхность пустого дивана абсолютно горизонтальной.

Помню еще, что кто-то пытался захватить мои сны. Кажется, это была та самая девушка. Я вел с ней борьбу, но она не гнушалась самых грязных приемов. Даже попыталась вовлечь в наше противостояние мою маму. Совсем и не обязательно на свою сторону. Даже если бы мама оказалась на моей стороне – получилось бы, что я незрелый подросток. Серьезный вызов. Хорошо что это только сон.

Я отправился домой. К тому моменту, как я вышел из метро, начался дождь. Я стоял на остановке, укрываясь зонтом. Тот отчаянно пытался захлопнуться, но я ему не давал, а рядом стояла девушка. Довольно симпатичная, потому что грустная. Мне нравятся грустные девушки – в них больше смысла. Ведь не знаешь – отчего они грустные. А когда нет тайны – нет и смысла, подумайте сами. Смысл всегда в тайне. Вот знаете, взять любую осмысленную фразу, да разобрать – всегда все сведется к необъяснимому. Допустим: «потому что нужно любить ближнего». Просто так. Это уже не обосновать без тавтологий. А с грустными девушками можно даже не говорить, можно просто молчать – и тогда будет тайна. Веселые, напротив, сразу начинают болтать. Хотя с этой я бы заговорил: сказал бы, что ей не престало мокнуть, мерзнуть, а потом чихать. Я бы прикрыл ее зонтом и даже не спросил телефон. А она рассеяно сообщила бы, что ездила в Париж, потому что хотела посмотреть на собор парижской богоматери, иными словами Нотр-Дам. Но не так, как простые туристы, а через походный бинокль, потому что она должна была знать, как изображены реалистические детали из жизни иудейских королей. Пока я об этом думал, пришел трамвай, и я потерял девушку из вида. Дома меня встретил кот, ручейножурчаво мяукая.