Сотрудник транспортного цеха N-ского опытно-механического завода Фадей Фадеевич (читателю подумается, что фамилия у героя была Беллинсгаузен или Фадеев, но) с простой фамилией Петров решением N-ского районного суда города N был заключен под стражу за применение насилия в отношении представителя власти опасного для его (представителя) жизни. Фадей Фадеевич, разумеется, решением судьи Курицелаповой был расстроен, но, так как ему ещё в лихие девяностые пришлось мотать срок по модной тогда статье «Вымогательство», он вступил в камеру СИЗО как в дом (практически) родной. Чего ему бояться? Его тело украшали  три купола, количество которых соответствовало отбытому сроку, он ботал по фени и знал как не попутать рамсы, короче, он чтил ЗАКОН (даже на воле) и жил по понятиям .

Камера была восьмиместной, но людей в ней было умеренно: один лежал с газетёнкой на верхней шконке, другой натирал мылом клифт («Наверное, отмудохали», - подумал Фадей Фадеевич), а двое барыг за столиком под окошком ломали проблемы, пред ними стояли кружки, «видимо, с чифирем». Конечно же, это были явно не девяностые, когда спали в камерах по очереди и тянули одну цигарку на пятерых.

- Мир вашей хате, - сказал Петров, когда за ним закрыли массивную дверь.

- Доброго дня!

- Привет!

- Здравствуйте, - раздалось в ответ.

Петрова передёрнуло: «Что за херня? Что за ПРИВЕТ? Где смотрящий? Что это за пацанёнок с кучей цветастых наколок, дырявыми ушами и бабскими манерами?».

- Куда можно упасть? - спросил он, обращаясь к барыгам возле окошка.

- Куда пожелаете, месье, - ответил вместо барыг пацанёнок и добавил. – Comme vouz voulez!

Он улыбнулся новенькими винирами и встряхнул цветастым, только что застиранным жакетом.

- Я, Фадей, - сообщил Петров, - статья 318, часть вторая.

- А я Иван, - ответил пацанёнок и протянул Петрову мокрую руку. – Я не знаю 318 статьи, но у меня статья 212 часть 1 «Массовые беспорядки».

Петров нехотя пожал протянутую влажную руку.

-Я, Алексей Геннадьевич, это Кирилл Семенович, у нас мошенничество, – буркнул один из мужиков возле окна.

- А у меня, товарищ, - говорил мужчина, читавший газету, - 282 «Возбуждение ненависти», я блогер, известный под ником «Карл Маркс».

Петров, держа бельё, малость очумел от окружения и максимально авторитетно занял верхнюю крайнюю кровать.

Заправив кровать, Петров улегся и стал слушать доносившиеся до его ушей речи.

- И не говори, Алексей Геннадьевич! - махнул рукой крупный бритый наголо мужчина, обращаясь к напротив сидящему (при чем сидящему в прямом и переносном смысле). – Эти схемы у них уже годами отработаны. У меня даже территориальную подсудность умудрились изменить, ссылаясь на адрес операционного, -воскликнул он, выделяя «ОПЕРАЦИОННОГО», - офиса банка, в который типа они отнесли платёжку, и это в 21-ом веке! Я в апелляции говорю: «Уважаемые! Подобное решение судьи говорит о его поверхностном ознакомлении с материалами уголовного дела, в которых ни разу не упоминается адрес операционного офиса банка. Согласно части 1 статьи 32 УПК РФ уголовное дело подлежит рассмотрению в суде по месту совершения преступления, где протокол осмотра места происшествия составлен самим следователем».

- Это понятно, Семёныч, - ответствовал ему Алексей Геннадьевич, - что у фобосов есть карманные суды и судьи, прокуратура от них вообще свои головы в песок подобно страусам прячет, но никоим образом не умоляет моих слов о том, что роль государства в рыночной экономике необходима, особенно в ресурсных отраслях.

- Ты извини меня, Алексей Геннадьевич, но я с тобой категорически не согласен. Еще фон Хайек утверждал, что свободный рынок обеспечивает «спонтанный порядок», а государственную регуляторную машину только запусти, и свобода рынка закончится, поэтому задача правительства, я считаю, это защита собственности, да налоговое администрирование.

- Laisses-faire, - сказал Иван, укладываясь на свою кровать.

- Вот-вот, принцип невмешательства государства, а у нас экономика благодаря так называемым госкорпорациям потеряла последние черты рыночности, а о свободе и говорить не приходится! – махнул рукой Кирилл Семёнович и хлебнул из кружки. – Прекратим, уважаемый Алексей Генндьевич, а то сейчас ещё «Маркс» со своей политэкономией, и опять охрана прибежит.

Он снова отпил и вместе с глотком вдруг вспомнил о новом соседе:

- Уважаемый! Как насчёт кофе с круассанами?

- С чем? – переспросил, приподнявшись, Фадей Фадеевич.

- Круассанами, - ответил Кирилл Семёнович.

Иван, поняв, что новичок просто не знает, что такое круассан, перевёл:

- Булка такая, идите к столу, познакомимся ближе. Я тоже кофейку выпью, как говорил Хулио Кортасар: «Если у человека есть банка кофе, значит, он ещё не совсем погиб».

- Кто? – спросил Фадей Фадеевич, запихивая свои ноги в сланцы.

- Писатель аргентинский, - улыбнулся Иван.

Сели пить кофе. Фадей Фадеевич долго крутил круассан в руке, потом осторожно откусил, тот в ответ хрустнул, ещё раз, по глазам его было видно, что булка понравилась.

- Ещё берите, - предложил ему Алексей Геннадьевич и пододвинул бумажный пакет поближе. – Чего натворили? Рассказываете.

- Да что тут рассказывать?! – как бы вопросил и повторил Фадей Фадеевич. – Получил зарплату, как водится, обмыл её родимую с мужиками в гараже, да пошёл домой. По дороге зашёл за пивом, шлифануть. Взял быстренько тёмненького, да на кассу, а там кассирша, сучка хохляцкая.

- Почему хохляцкая? – спросил «Маркс».

- Фамилия у неё на бейджике Ковальчук!, - ответил Петров.

- Понятно, - улыбнулся «Маркс» и продолжил читать газету.

- Я, значит, пиво на ленту ставлю, а она мне заявляет: «Маску наденьте!»

- Я ей дуре в ответ: «Ты пиво пробивай, и я пошёл, ведь никто не видит, в магазе почти никого, дура ты этакая!», а она мне: «У нас камеры, служба безопасности полиции всё сообщает». Я тогда так психанул, потому что мало мы с мужиками в гараже выпили, душа же горит, и деньги ляжку жгут.

- Это «Калина красная», знаю, - сообщил молодой человек с дырявыми ушами.

- Наверное, - сморщился Фадей Фадеевич, бросив на него взгляд полного презрения. – И говорю ей падлюке, что зови свою полицию, а маску не надену, в Москве Собянин уже их на хер отменил!

Петров принялся за второй круассан.

- Что же дальше было? – спросил Кирилл Семенович.

- Что было?! – усмехнулся Фадей Фадеевич, жуя. – Устроил я им. Приехала полиция, а я стою без маски и пивасик пью, а они мне так серьёзно: «Гражданин, не буяньте, маску наденьте!». А я в ответ: «Я в маске не могу ощутить органолептические свойства продукта!». Понял, да? Это я в интернете одного придурка видел, он на кассе нажрётся, а потом не платит.

- И? – вытаращил глаза Иван.

- Что «И»? – передразнил его Петров. – Допил пиво, а они мне за руки хватают: «Пройдёмте!», ну я и дал в морду, как никак у меня по боксу первый юношеский! А у них электрошокер оказался и резиновые дубинки! Вот теперь я тут!....

                                                                                                  * * *

На ужин все сидельцы, кушая чрезвычайно крахмальные макароны, вспоминали Милан, как тамошнее население дурит туристов на каждом шагу, но зато какая там паста, а «La Scala», а Кастелло-Сфорцеско, а блошинный рынок, о, mio Dio, целовали они кончики своих пальчиков! Лишь Фадею Фадеевичу рассказать о Милане было нечего, а посему в голову его лезла лишь одна назойливая мысль: «Так вам, суки, и надо, жрите теперь наши, народные макароны!»