Время ушедшего навсегда Степень критики: Если есть что сказать, пожалуйста, напишите.
Короткое описание: Извините, не знаю, что здесь написать...
Время ушедшего навсегда
Он уже не боялся. Это было глупо – бояться смерти. По крайней мере, для него. Теперь он не будет убегать. Никогда. Смерть стала для него спасительной дверью. Дверью из комнаты боли и отчаянья. Где красные жилы, опутывающие хрупкие мягкие стены, томно пульсируют, сжимают плоть и вопят о чужеродном маленьком комочке. Что зреет в темном углу, отравляя саму природу комнаты. Эта маленькая чужеродная субстанция пережимала важные сосуды. И постоянно колола воспаленные окончания нервных стволов. Иногда пульсация становилась настолько сильной, что, казалось, вот-вот готова разорвать этот маленький хрупкий мир на кусочки. Дикая боль и сжимающиеся стены: это было страшнее смерти, которую он боялся, сколько себя помнит. Он всегда хотел жить: мечтал, надеялся и боялся, что на все не хватит времени. Окончив школу с отличием, он попал в армию, где целый год корил жизнь, за то, что приходится терять столько драгоценных дней на такую ерунду. Хотелось учиться дальше. Его самой яркой мечтой была медицина. Он хотел стать врачом-реаниматологом. Таких людей он всегда про себя называл богами. Они спасают жизни, ставят на ноги: возвращают людей с того света. Но считать себя богом он и не собирался: хотелось только не уступать другим, быть таким же сильным. Он мечтал приносить пользу этому миру, дарить людям второй шанс. А теперь он оказался заперт в пугающе пульсирующей и сдавливающей до боли красно-серой комнате, из которой нет выхода. Но есть одна дверь, за пределами которой его не найдут даже боги медицины. Все мечты рухнули в одно мгновение, когда, ввязавшись в конце службы в драку, он потерял сознание. И очнулся в реанимации неврологического отделения. Инсульт головного мозга с поражением левой половины тела. А спустя несколько дней ему преподнесли еще более страшный диагноз. Рак мозга во второй стадии, с невозможностью оперативного лечения. За несколько месяцев его выходили, избавили от многих последствий инсульта. Но все это было уже ничем, в сравнении с той болью, что его ожидала. Рак съедал его мозг, сжимал и колол. В последнее время таблетки и уколы стали помогать все реже. И в плохие дни он лежал на голом полу в своей небольшой комнате и, свернувшись калачиком, стискивал в зубах кусок резинового шланга. В такие времена память была к нему благосклонна, и зачастую он не помнил практически ничего о своей агонии. Были и такие дни, когда он чувствовал себя просто великолепно. Казалось, каким-то чудом его болезнь просто исчезла. Были легкость во всем теле, ясность в голове и чистый взгляд. Но последнее как раз постоянно и запирало его обратно в красно-серую комнату страха. Были легкость и радость, но стоило увидеть свое отражение, как все сразу исчезало. Больше не хотелось улыбаться и веселиться. Больше нечему было радоваться: когда там, в зеркале на него смотрел чрезмерно худой и бледный человек, с запавшими глазами и натянутой на череп кожей. Глядя на себя, ему всякий раз хотелось разбить это отражение на сотни мельчайших осколков. Разбить и забыть. Но в тоже время он боялся так поступить. Он боялся, что родители отправят его в хоспис. Там умирать не хотелось. Пытками были те дни, когда он проходил в нем курсы химиотерапии. Меньше всего ему хотелось ощутить это вновь, и еще меньше смотреть на таких же умирающих. И понимать, что сам он выглядит ничуть не лучше. В его комнате висел календарь, на котором синим маркером отмечались дни, когда он вновь должен лечь в больницу для повторного лечения. Частенько он иронично поглядывал на календарь. Раньше он заполнялся на три месяца вперед, а теперь только на один. Все понимали, что скоро все закончится и придет день, когда он ляжет в хоспис в последний раз. Но его ирония никогда не длилась долго. Он осознавал, как тяжело ему придется умирать, и как скоро это может случиться. И порой, глядя на картинку с ночным морем, изображенным на календаре, он задумывался над тем, что всегда хотел осуществить, что уже так недоступно. Но всякий раз на его иссохшемся лице проскальзывала легкая улыбка, и он несколько минут, стоя перед календарем, мечтал. О том, что ему всегда хотелось попасть на море, увидеть его ночью, под миллиардами рассыпанных по черному бархату неба звезд. А перед этим, хоть немного попутешествовать. Прокатиться по стране: от одного придорожного отеля к другому, ради своей цели - безмятежной водной глади. И, когда до очередной терапии оставался день, он решился. Собрав в тихую рюкзак с вещами, половина из которых были таблетки, он выскользнул ночью из дома. Денег было мало, но если есть скромно, и не останавливаться в отелях, то вполне может хватить на пару заправок бензобака его машины. Это была потрепанная и видавшая виды ауди, которую ему на совершеннолетие подарил отец. В бардачке лежат полученные еще в школе права, а бак полон до отказа. В ночной тиши спящего городка мотор машины взревел, словно раненый зверь, возвещающий о скорой гибели. Ей был необходим ремонт, но на это не было времени. Да и пути назад тоже не оставалось. Выезжая из города, он взглянул на карту, пытаясь определить, сколько времени у него займет весь путь до моря, который второпях он выделил синим маркером. Возможно три дня. Легкая улыбка скользнула в сухих как папирус уголках его рта. Проезжая по незнакомым дорогам он думал о том, как должно быть красиво на море, и о том, будет ли у него в пути приключение или нет. Думал о том, доедет ли он до своей цели, или умрет на дороге. Боялся, что родители не дадут ему права выбора и, разыскав, вернут в хоспис. Короткая записка, оставленная на его столе, просила простить и понять. Но смогут ли они это сделать? Время за рулем тянулось как резина, и усталость постоянно давала о себе знать. Вся его выносливость и сила уже давно были обглоданы раком. И это заставляло его очень часто останавливаться у обочины, что бы, закрыв глаза и разжевывая очередную таблетку, просто отдохнуть пару-тройку минут. Унять головокружение и резь в глазах. Часто остановки длились дольше. Иногда часами, пока он лежал без сознания. В пути он постоянно молил бога, что бы у него внезапно не случился приступ. Чтобы не стать причиной аварии, все же ехать приходилось по довольно оживленной трассе. Несколько раз он думал изменить свой маршрут, выбрать более пустынные дороги. Но тогда его путь увеличивался на несколько дней, а этого он себе позволить не мог. Урезанное из-за путешествия лечение и постоянно скапливающаяся усталость ухудшали его состояние с каждым километром. Ярко-красные сосуды пульсировали все чаще, сдавливая стволы нервов с неимоверной силой. Комната становилась все меньше, напирая стенами на его истощенный разум. Жилы опутывали дверь, давили и ломали ее. Уже были видны первые трещины. И очень скоро в этой пульсирующей болью комнате совсем не останется места, и ее вечный раб будет вытеснен в проем разлетевшейся в щепки двери. Он боялся не успеть. И потому гнал по дорогам, забывая о правилах, и о том, что может произойти, потеряй он управление от внезапной агонии. Забыв о еде, таблетках и нормальном отдыхе, он гнал вперед, порой, не разбирая дороги, крутя руль наугад. Иногда его глаза застилали слезы, иногда туман усталости, но чаще пелена боли. Останавливаясь на заправках, он горстями жевал таблетки, притупляющие его боль. И с затуманенным разумом, и плохо слушающимся телом выходил из машины. Он никогда не помнил, как заполнял бак, платил и уезжал. Боль и лекарства просто затирали его память. Но, придя в сознание, он почему-то всегда вспоминал лица смотревших на него людей. Лица, в которых он видел отвращение, испуг и неприязнь. Никто из них не знал, что перед ними человек изъеденный раком. Для всех он казался лишь законченным наркоманом или психом. Никто его не жалел и не собирался сочувствовать. Но это нисколько и не было для него важным. Все, на что он надеялся, что они не попытаются сдать его органам правопорядка. Время превратилось в резину. Наподобие той, чей вкус он не забудет до конца жизни, и на которой навсегда останутся следы его зубов. Дорога превратилась в сплошной кошмар. Но он ни о чем не жалел. У него была цель, до которой оставалось меньше дня пути. Боль становилась все невыносимей. Пульсация отдавалась громким стуком в висках, а глаза, казалось, готовы были лопнуть. Сначала белый туман заволок его взгляд, а затем и сознание. Последнее, что он успел заметить – стрелку спидометра, подергивающуюся на отметке 120. Потом наступила тьма. И пришло время искренней боли.
Комната затаилась. Пульсация красных нитей стала мягкой и приглушенной. Воспаленные стены тихо отдыхали в отдалении друг от друга. В темном углу лениво замер чужеродный клубочек. В комнате витал влажный воздух с запахом свежести и вкусом соли на губах. Легкая прохлада и сильный ветер взбудоражили тысячи мурашек, в мгновение ока зароившихся по всему телу. Прохлада была великолепна, заполняя все пространство, она приятно охлаждала разгоряченное тело. Приоткрыв глаза, он увидел черное небо. На котором, словно на бархатном сукне, раскидали миллиарды бриллиантов-звезд. Очередной порыв ветра принес с собой соленую влагу. Он лежал на чем-то мягком и влажном, и, проведя по нему рукой, ощутил песок. С осторожностью он повернул голову влево. В трех метрах стояла его ауди. Поцарапанная и с множеством вмятин, она смотрела куда-то вдаль сквозь разбитое ветровое стекло. Сделав глубокий вдох, он поморщился от появившейся боли в груди. И медленно выдохнув, повернул голову вправо. Соленый морской прибой вновь овеял его тело и заполнил легкие свежестью. Облизывая песок, черная вода упрямыми волнами набегала на берег, и, не в силах удержаться, уходила вновь. Время застыло, позволив насладится видом ночного морского пейзажа. В первый раз он видит море вживую… И в последний раз закрывает глаза, пытаясь запомнить картинку… Дверь в его комнате не разлетелась, как он представлял себе это раньше. Она просто исчезла, оставив пустой проем. В последний раз он взглянул на море, на звезды, зарыл руки в песок и, сделав глубокий вдох, уже не ощущая боль в груди, шагнул в черную пустоту дверного портала.
Рассказ написан хорошо, трагизм повествования заставляет переживать, сочувствовать главному герою. Но все это поверхностно, не совсем натурально, потому что тема затерта до невозможности. Все это мы постоянно видим в сериалах, в бульварном чтиве, если такое попадается в руки, на компьютерных сайтах и т.д. Тема, суровая, трагическая, страшная - не спорю, но благодаря массовой огласке она стала ширпотребом, поэтому и не проникает глубоко в душу. Пока читал испытывал какие-то эмоции, но закончив, тут же и думать об этом забыл. Еще одна причина, почему подобные произведения не принимаются близко к сердцу, это - нельзя постоянно думать о смерти. Все мы знаем, что смертны, но предпочитаем не задумываться об этом, а просто жить, как можем, как умеем, как получается. И это правильно, иначе можно просто свихнуться.
Мне очень понравилось!Автор,вы молодец!Тема сложная и передать всю боль и все истязания всегда сложно,но по моему вы неплохо поработали! Тема мне близка не по наслышке...И ещё раз повторюсь,мне понравилось как вы её передали) Говорить,что-то о стилистике или об отдельных мелочах не буду. Придется оспаривать и повторять все предыдущие комментарии)
Удачи вам в творчестве!
P.S.сюжет вашего рассказа напомнил мне фильм "Достучаться до небес")Тоже рак,тоже желание увидеть море и тоже красивая смерть на берегу)
Первый раз слышу выражение спасительная дверь. Можно было просто написать "спасением" и не использовать неуместную контаминацию.
Quote
Дверью из комнаты боли и отчаянья.
О как! Зачем же так пафосно?
Quote
Где красные жилы, опутывающие хрупкие мягкие стены, томно пульсируют, сжимают плоть и вопят о чужеродном маленьком комочке.
Оказывается, это еще было не пафосно. Вот где пошел пафос, смешанный с чудовищно-гипертрофированными образами. И комочек - тут о чем?
Quote
Что зреет в темном углу, отравляя саму природу комнаты.
А зачем дробить было предложение?
Quote
Эта маленькая чужеродная субстанция пережимала важные сосуды. И постоянно колола воспаленные окончания нервных стволов. Иногда пульсация становилась настолько сильной, что, казалось, вот-вот готова разорвать этот маленький хрупкий мир на кусочки. Дикая боль и сжимающиеся стены: это было страшнее смерти, которую он боялся, сколько себя помнит.
Дальше еще хуже. У меня вопрос: зачем вы сразу обрушиваете на читателя весь этот ненужный пафос? Он и так смотрится фальшиво всегда, сам по себе. Но тут он просто гиперболизирован. Да еще и делаете это началом произведения. Это чтоб уже наверняка заставить читателя сразу закрыть книгу?
Quote
Он всегда хотел жить: мечтал, надеялся и боялся, что на все не хватит времени. Окончив школу с отличием, он попал в армию, где целый год корил жизнь, за то, что приходится терять столько драгоценных дней на такую ерунду.
Тавтология. Гусеничная конструкция во втором предложении. И снова пафос. А я уж думала, что он закончился с первым абзацем. Похоже, нет.
Quote
Его самой яркой мечтой была медицина.
Сколько лишних слов! Уберите обилие эпитетов. Вполне достаточно написать "заветной".
Quote
Он хотел стать врачом-реаниматологом. Таких людей он всегда про себя называл богами. Они спасают жизни, ставят на ноги: возвращают людей с того света.
Времена скачут просто хаотично. В пределах одного логического куска старайтесь соблюдать одни временно-видовые формы глаголов. Иначе читается коряво.
Quote
А теперь он оказался заперт в пугающе пульсирующей и сдавливающей до боли красно-серой комнате, из которой нет выхода.
Опять пафос! Ну зачем вы это делаете? Только стал прослеживаться интерес к произведению, как вы безжалостно окунаете читателя опять в... пафос.
Quote
Инсульт головного мозга с поражением левой половины тела.
Достаточно просто сказать "инсульт". Читатель не идиот, понимает, в какой части тела это обычно бывает.
Quote
А спустя несколько дней ему преподнесли еще более страшный диагноз.
Неправильное употребление устойчивого выражения. Преподнести диагноз - так сказать нельзя. Можно "поставить диагноз".
Quote
Рак съедал его мозг, сжимал и колол.
Уберите все после запятой, оно на редкость коряво смотрится вместе с первой частью.
Дальше на ошибках не заморачиваюсь, хотя их много. Хотя сразу скажу. Сорняки тоже стоило бы повыпалывать: был, свой. В целом, сам сюжет, хоть и не нов, то имеет право на существование. Но что-то нужно делать с пафосом и ошибками различного рода: от грамматических и пунктуационных до речевых и стилистических.
1. не хватает деталей болезни: какие таблетки пил, какие делал уколы, какой у него точный диагноз, как его конкретно лечели, как это ему помогало, как развивалась болезнь и т.д. (все что у вас есть: рак второй стадии, неоперабельна, химиотерапия, хоспис, таблетки и уколы). Нам когда рассказывал хирург о раке - мне блевать хотелось, до того было противно и страшно.
2. вы показываете героя уже в заключительной стадии: обессиленный, болезненный и т.д. Было бы лучше показать от начала, от его чувств, когда поставили диагноз... осознание смерти... лечение... прогрессирование болезни... А у вас он только мучается в заключительной стадии с небольшими отсылками к прошлому.
3. почему он поехал на машине? Он ведь мог на самолете (вероятность, что он успеет и добереться гораздо выше). А ведь он так хотел увидеть перед смертью море.
4. если вы взяли такую сложную тему, тогда раскрывайте к чему пришел герой: как он принимает смерть, свою судьбу, его поиски высшего или низшего, что изменилось в его восприятии жизни, что он попытался или хотел сделать за свое отведенное время... А у вас он только мучается, мучается, мучается, мучается...
5. я сам очень море люблю, и там наверное хотел бы провести свои последние минуты)
Долго думал что же вам написать, уважаемый автор...Дело не в том,что нечего было написать, а в том что написать хотелось много, но хотелось как то помягче....Дело в том, что все на месте: описания, образы, смена места действия, конфликт, но между тем не тронуло, как то все пресно, я не смог погрузиться в рассказ, хотелось пропустить описания и перейти к действию. Вы все уж слишком затянули, хотелось больше действия, метаний по комнате, разбитых об подоконник кулаков, как подтверждение факта своего бессилия. Не мог я себя поставить на его место. Попытайтесь сделать все более ярким, меньше используйте глаголы в прошедшем времени. Лучше вести повествование в реальном времени "пошел-идет". Прошу прощения, если чем либо вас обидел. Да пребудет с вами муза. Замечаний более не имею. За сим откланиваюсь.
Ну э... Гм. Мне было не интересно. Вообще. С того момента, как поняла, ещё не прочитав, что это про рак. Человек болел - человек умер. Вот и всё. Никакой морали. Никаких эмоций. Ничего. Ну вот если бы эту же картину, но на другой основе, подать по другому...
0
