Наступил май. Курортный поселок внезапно закончился и перед глазами раскинулось цветущее дикое поле, все желтое, ровное, как взлетная полоса, живое, как тропический лес. Через поле тянулась заросшая дорога, вдали шумело грязное море и внушительное грозовое небо прижималось к воде. Это был отголосок эпохи, когда семья советского слесаря, поднимая проселочную пыль, катила на новенькой «шестерке» на дикий, пустынный, еще не нудистский пляж. Правда, за тем исключением, что не было ни семьи, ни «шестерки».
Сережа приехал на фестиваль, но сейчас его мысли бродили далеко от музыки и людей, да и сам он находился за три версты от того шумного места, куда недавно так стремился. Кругом царила гармония пробудившихся джунглей, трещали кузнечики, из под ног взлетали полевые птички. Сережа брел вперед через поле, чувствуя под ногами мягкую, набухшую землю.
Несмотря на тучи, гроз еще не было слышно, временами моросил унылый осенний дождик, как будто громовержец не торопился приступать к обязанностям, продолжая, видимо, мучиться похмельем после беспокойного межсезонья. Он имел полное право расслабиться хотя бы потому, что уже в течение стольких столетий один нес ответственность за радостные мгновения романтиков под громовыми раскатами.
Дорога уперлась в изрезанные трещинами песчаные обрывы. Зловещие рыжие массивы свисали над пляжем, усыпанным обломками прошлогоднего крушения. Здесь смешались и пластик, и стекло, и ил, и коряги и птичий помет. И трудно было обвинить человечество в загрязнении природы, настолько потрепанными казались его следы, безнадежно исчезающие в игре стихии.
- Вы музыкант? – спросила она Сережу в прошлом году, заметив его чехол с гитарой, прислоненный к перилам недостроенной лестницы. – И приехали к нам играть на фестиваль?
Ее маленькая азиатская фигурка во всем черном тогда неожиданно выпорхнула к нему навстречу из толпы.
- Я любитель, - ответил он, не зная, то ли пошутить, то ли просто улыбнуться.
Но глаза смотрели на него дружественно и он добавил:
- Когда-нибудь приходится стать лабухом.
Да, эти глаза смотрели так и были черны и любопытны и светились детским искренним изумлением. Они, конечно, становились иногда серьезными и задумчивыми, когда сосредотачивались на полотне, следя за движением карандаша или кисти, но в них навсегда поселилось доверие к непостижимому и восхищение перед великолепным. Это были счастливые глаза, без черно-белых очков, замечающие даже в застарелом дерьме отблески заката.
Сережа никак не мог запомнить ее восточного имени, но их первая беседа зажурчала, подобно извилистому ручью, легко огибающему встречные булыжники на пути к широкой реке.
- Здесь рядом аэродром, - говорила она, срывая желтые цветы, когда в небе появился белый корпус грузового самолета, – так тяжело гудит…
И сегодня самолеты взлетают с аккуратной периодичностью, каждые полчаса, и все те же цветы желтой простыней колышутся под майским небом. Похоже, поле давно никто не засеивал, точно здесь музей диких злаков или полигон для последних кочевников.
Сережа назвал ее однажды степной Олесей, когда она присела в этих цветах и завораживающе посмотрела на него. На черных волосах лежал желтый полевой венок, делая ее похожей также и на пчелу. Она очень любила природу.
Потом они стояли над морем и она говорила, что пляж превратился в ковер из водорослей.
- По-моему, в болото, - отвечал Сережа.
- Они невероятно мягкие.
- И невероятно вонючие.
Она тактично усмехнулась, как после детского непосредственного анекдота.
- Ты сейчас очень приземленно рассуждаешь. Мужчины, вообще, бывают часто приземленными.
- А я думал, абстрактными.
- Какая разница? Вы все равно не слышите своего тела.
- Ну это кто как.
- Неправда, вы думаете или о еде и сексе, как животные или строите какие-то остроугольные конструкции в мозгу, а тела не слышите.
- Что ты этим хочешь сказать?
- Только то, что ты прекрасен, несмотря ни на что.
Он брал ее за смуглые плечи и утыкался в распущенные волосы, хватая губами длинные смоляные пряди. «Жаль, что ты еще не кудрявая», - временами думал он, - «но какая нежная и мягкая, и будто вибрирующая, как урчащая кошка».
А потом она потащила его в большое недостроенное здание, где проходил фестиваль импровизационного танца. Сережа с трудом попадал по струнам, но играл вдохновенно и самоотверженно. Ему казалось, что под его гитару как загипнотизированная движется толпа, импровизируя вместе с ним. Спину колол голый ракушечник, в щели задувал свежий ветер. Ноги были укутаны в шерстяное одеяло, называемое здесь dress-code. Рядом играли другие, какой-то женский голос душевно подпевал, чисто попадая в ноты. На полу вздрагивало пламя свечей, и в теплом, колеблющемся полумраке скользили маленькие босые ножки, выглядывая из под длинной черной юбки. Они были самые стройные и самые уверенные, не устающие и проворные, как и все ее тело. Он отрывал глаза от грифа, ища их, и всегда находил в движении, и ему становилось спокойно и радостно, так как смысл его тогдашнего вечера заключался только в игре и наблюдением за этими ножками. И после всего, когда она всем своим маленьким телом прижималась к нему, обволакивая волнами кошачьей вибрации, он чувствовал, что музыка продолжает двигать ей и заставляет холодные ступни скользить по его ногам в экстатическом танце.
На следующее утро они проснулись под тремя одеялами с замерзшими ушами и насморком. Она пошла в душ и долго сливала там едва теплую воду. Шампунь съезжал со скользкого бочка, Сережа крикнул ей, чтобы поставила шампунь на пол. Вода все бежала, шампунь продолжал падать. Наконец, она выскочила, дрожа и улыбаясь, в большом синем полотенце. Сережа сдернул полотенце и растер им ее докрасна.
Одевшись, они вышли во двор. Свежая утренняя прохлада исчезала вместе с поднимающимся солнцем, движение во дворе потихоньку оживало. Две пухленькие девочки, как две дистиллированные капли, в чистеньких нарядных платьицах в голубых узорах подбежали к ней и он понял, что близняшки признали маму. Теперь перед ним обнималась беззаботная воссоединившаяся семья, просто обрадованная видом друг друга в солнечное весеннее утро.
- Наша мама громко плачет, - сказала стоявшая рядом толстая женщина в ярком хиппанском наряде. Дикция у нее была превосходная. – Идемте пить чай.
Когда вечером они прощались, ее глаза смотрели на Сережу так же тепло и дружественно, как и в первый раз. Ни сожаления, ни обиды не было заметно в них. Сереже не хотелось уезжать и он сказал, будто в утешенье себе:
- Не грусти, милая, ты всегда будешь нравиться мужчинам.
И нежно поцеловал ее в висок.
Тихо затворяя калитку пансионата, он почувствовал себя постаревшим на десять лет, а две одинаковые девочки с громким хохотом раскатывали по двору рулон туалетной бумаги.
И да, если в рассказе, действие которого происходит в мае, пишется про то, что "временами моросил унылый осенний дождик",слово "осенний" лучше закавычить)). Удачи автору!
1. "Это был отголосок эпохи, когда семья советского слесаря, поднимая проселочную пыль, катила на новенькой «шестерке» на дикий, пустынный, еще не нудистский пляж. За исключением, правда, самой семьи и «шестерки». " - не совсем внятно выражена мысль. Вместо эпохи лучше было бы "тех времён", что ли. А второе предложение совсем лишнее, или как-то понятнее нужно выразить мысль, типа "Сейчас, правда, здесь не было ни семьи, ни "шестёрки".
2."...взлетали полевые птички и Сережа брел вперед..." - как-то не очень связано логически. Лучше бы поставить точку после "птички" и "и" убрать, со слова "Серёжа" новое предложение сделать.
3."...громовержец не торопился приступать к обязанностям, продолжая, видимо, мучиться похмельем после беспокойного межсезонья. Он имел полное право поступать так..." - немножко смысл провисает, получается, что он имел право мучиться похмельем).
4."Здесь смешались и пластик и стекло и ил и коряги и птичий помет" - запятые куда убежали?).
5."...заметив его чехол с гитарой, облокоченный о перила..." - у чехла локтей нет, правильно будет - "прислонённый к перилам".
6."Мужчины, вообще, бывают часто приземленными. - Наоборот, абстрактными." - Люди абстрактными быть не могут, могут быть абстрактно мыслящими. В любом случае, "наоборот" тут не подходит, "приземлённый" и "абстрактный" ни разу не антонимы)).
7."Сережа не попадал по струнам,"- это как? Можно не попадать в ноты, но играть не попадая по струнам?)))
9."...смысл его тогдашнего вечера заключался только в игре и наблюдением..." - "наблюдении". 10. "И после всего, когда она всем..." - не надо рядом два одинаковых слова ставить, "после всего" надо заменить на "потом", например.
11." ...музыка продолжает двигать ей и холодные ступни скользить..." - неправильная синтаксическая конструкция.
В целом рассказ интересен, но странно выглядит то, что он обрывается на воспоминаниях, и связи с началом никакой нет. Не совсем понятно и то, что героя как бы разочаровало появление близняшек. Я понимаю, если бы муж появился - а дети-то чем мешают?
Мммм? У гитары есть локти? Люди могут быть абстрактными? "Приземлённый" и "абстрактный" антонимы? Можно играть на гитаре, не попадая по струнам?))) "Пламена свеч" - это правильно? Музыка продолжает двигать ей и холодные ступни скользить?))
Есть такой сайт хороший - Грамота.ру)) Советую задать там эти вопросы и исправить текст. Удачи!
0
