На картине, украшавшей стену, художник изобразил невзрачный город. Все линии зданий, улиц, окон были абсолютно прямыми и утопали в серых тонах. Даже прохожие стыдливо сливались с ландшафтом. Какая скука. И это искусство. Антиреализм.

На стене солнце расплавленным золотом стекало к горизонту, заливая комнату ласковым тёплым багрянцем.

- Я закурю? – Спросил я человека напротив. Он сидел за рабочим столом, размышляя, с чего лучше начать.

- От этого в лёгких может прорасти лилия, - сказал он недовольно, но взмахнул рукой, давая разрешение, и выставил красивую пепельницу в виде листка кувшинки.

Всегда любил лилии.

Я призывно похлопал по карманам, и синий огонёк выскочил мне на ладонь. Прикурив, угостил его берёзовой щепкой. Огонёк благодарно затрещал, стрельнув парой сизых искр, и скрылся в нагрудном кармане рубашки. Тепло ёрзало по груди, устраиваясь поудобнее, чтобы вздремнуть.

Наконец, человеку надоело собираться с мыслями, он отнял руки от лица и громко уронил их на стол.

- Я обратился к вам, пан Мазур, - сказал он глухим голосом. В нём чувствовалось нетерпение. - Потому что мне Вас порекомендовали как специалиста в своём деле, и, к тому же, по хорошему соотношению цены и качества. Дело, которое я хочу препоручить Вам, не совсем типично для частного детектива.

Он замолчал, ожидая моей реакции. Я хранил обет, который дал сам себе, пока не выясню, что от меня требуется.

- Мой отец завещал нам с братом одну вещь, - продолжил пан Дробжичек. – Книгу, написанную им самим. Последние наставления отца сыновьям. Я не успел прочитать её до конца, как её выкрал брат. Естественно, я хочу её вернуть. С вашей помощью.

Я уже пожалел, что закурил – дым сигареты забивал нос, призрачными когтями скрёб по щеке и лез в глаза, отчего те немилосердно жгло. Приходилось сильно щуриться, чтобы не выпускать из виду собеседника. Дробжичек же воспринял мой прищур как недоверие к его словам. Багрянец на стенах едва заметно задрожал из-за тревоги, стены осторожно придвинулись.

- Я не дочитал всего пару страниц, - начал оправдываться пан Дробжичек. – Но, я уверен, на этих страницах записано нечто исключительное. Понимаете, я всю жизнь жил в тени старшего брата. Он всегда был сильнее, умнее и смелее меня. А после прочтения книги так и вовсе начал богатеть и становиться всё более известным человеком. Наверняка и вы слышали нашу фамилию.

Фамилия действительно была знакомой. Дробжичек. Не могу припомнить, где именно я её слышал или видел.

- Я хочу, чтобы вы достали мне эту книгу, - подвёл он итог.

- Простите, - проскрежетал я, закашлял - дым раздражал горло когтями, - и продолжил. – Я не занимаюсь воровством.

Пора уже бросить курить и начать бегать по утрам. Одни неудобства, и дыхание вечно несвежее.

- Что вы, пан Мазур! – замахал руками Дробжичек. – Я ни в коем случае не считаю вас вором! Как можно? Я потому и обратился именно к вам, ведь вы, как детектив, боритесь с преступностью, а не занимаетесь ею.

Я не стал ему рассказывать от кого и каким образом я получаю львиную долю информации. У пана еще картина мира рухнет вместе с сердцем.

- Лишь прошу, - продолжил пан Дробжичек мягким заискивающим тоном. – Вернуть книгу её законному владельцу.

Законность его притязаний смущала меня, но не так сильно, как приближающийся день оплаты аренды моего офиса и по совместительству дома. Квартира с растущим под окном поющим деревом без слуха и голоса стоит недёшево.

- Тридцать процентов сверху, - сказал я. – Все накладные расходы так же ложатся на ваши плечи.

- Идёт! – радостно воскликнул пан Дробжичек и протянул руку.

Пожимая её, я размышлял, насколько сильно продешевил.

***

Брат моего заказчика, Вацлав Дробжичек, оказался не в пример богаче. История его успеха больше напоминала успешную и крайне хитроумную аферу или небывалое предпринимательское везение. Вацлав сделал колоссальное состояние на бессмысленных ручных подшипниках, которые были очень популярны среди молодёжи пару лет назад, а вырученные деньги вложил в выращивание медных деревьев. Недавно открытый электрический эффект меди и алюминия набирал обороты – электрические уличные фонари уже вытесняли газовые.

Может, что-то такое и было написано на последних страницах книги? Дети мои, вложите все деньги в медные рощи. А бедняга Юрек Дробжичек не успел прочитать важное послание.

Эта та немногая информация, которую мне удалось выудить из газет в библиотеке, пока пыль окончательно не забила мне ноздри. Свою резиденцию Вацлав Дробжичек тщательно скрывал, закономерно опасаясь людей, охочих до плодов чужого успеха. По иронии судьбы одним из них был собственный брат. К счастью, - или нет, - мне не заплатили за решение внутрисемейных проблем или моральных дилемм, возникающих в таких случаях как грибы после дождя.

Из здания библиотеки я вышел в промозглые вечерние сумерки, едва прочистил нос свежим прохладным воздухом, как ледяной ветер, злобно посмеиваясь, распахнул мою куртку и швырнул в лицо пыль, опавшие листья, куски газет и прочий мусор. Прочихавшись, я плотнее запахнул куртку и втянул голову в плечи. Огонь остался дома, так что согреться мне посчастливится лишь по дороге.

Тёмно-серые, почти чёрные тучи грязным мешком закрыли город от последних лучей солнца. Пахло холодом и землёй. Подступала осень.

До дома оставалось пройти всего квартал, как за оплывшим жиром углом я заметил слабый отблеск. За водосточной трубой прятался от ветра крохотный огонёк. Он был слаб и едва теплился под дуновениями жестокого ветра. Я присел рядом и закрыл его рукой. Огонёк тут же прильнул к ней. Тепла от него почти не ощущалось.

Я вытащил маленькую щепку и осторожно поднёс её к огню. Она потемнела, стала цвета жжёного сахара, огню едва доставало на это сил. Я придвинулся так близко, как только мог, почти лёг, чтобы закрыть его от ветра. Щепка почернела, потянулась тут же сносимая ветром тонкая струйка дыма, призрачная, эфемерная. Кончик щепки стал оранжевым, нить дыма уплотнилась, побелела. Огонь почти угас. Крохотное голубое пятно металось по алеющему краю щепки, пытаясь её разжечь. Я ничего не мог сделать и лишь бессильно наблюдал, затаив дыхание, страшась любым самым слабым дуновением затушить огонь.

Искра! Призрачная сизая искра. Ещё одна! Язычок оранжевого пламени. Огонь вобрал силу горения и с жадностью набросился на щепку, как жаждущий припадает к воде оазиса в пустыне после многих дней скитания.

Щепка кончилась, огонёк с благодарностью прильнул к моей ладони и чуть не обжёг. Засмеявшись, я поспешил отдёрнуть руку.

Яркий оранжевый клубок пламени юркнул в глубину переулка. Мне стало любопытно, куда он так торопился, и я последовал за ним, перешагивая лужи, всплесками пытавшиеся замочить мои ботинки, и уклоняясь от брюхатых стен, якобы случайно встававших на пути. Одну из них я толкнул плечом, когда перепрыгивал очередную коварную лужу. Стена обиженно втянулась обратно, проскрежетав кирпичами что-то оскорбительное в след.

Жрать надо меньше.

Огонёк скрылся в небольшом закутке и примостился на груде хлама, сливавшегося с серой стеной. Вдруг из-под неё раздался едва слышный стон страданий. Огонёк тревожно заметался, пытаясь отогреть кучу, но это было уже бесполезно. Я не в первый раз видел подобное, наоборот, сталкивался с этим всё чаще. Грудой каменного хлама был человек. Точнее, то, что он него осталось, а огонь всё ещё признавал в нём хозяина, любил его и был предан до последнего, пытаясь поделиться остатками тепла.

Вирус каменного папилломатоза, иначе бородавок, довёл человека до такого состояния. Наросты из каменной крошки покрывали всё его тело, даже губы и веки, которые он не мог открыть. Лишь крохотные отверстия в носу не забились до конца, и человек мог дышать. Он являл собой самое полное отражение правды человеческой природы. Все знали, откуда берётся вирус, но ничего не могли поделать.

Повальное увлечение каменными клещами не могли сдержать никакие законы. Их завезли с отдалённого северного материка, открытого несколько десятков лет назад. Насколько я знал, там обитали исключительно существа из камня. Клещи, завезённые оттуда в числе прочих экспонатов для исследований, не могли питаться человеческой кровью. Стоило им вонзиться в мягкую податливую кожу и впитать хотя бы каплю, как они погибали. Мгновенно, при этом выделяли в кровь токсин, разносимый по организму вместе с успокоительным блаженством и красочными галлюцинациями. Я слышал, что людям снятся миры с прямыми линиями и круглыми твёрдыми часами, вместо привычных словно плавящимися от жары.

Вместе с удовольствием в тело человека иногда попадал вирус каменного папилломатоза, которому даже не пришлось приспосабливаться к условиям человеческого организма. Иммунная система его просто не видела.

Все знали о риске заражения, но всем было плевать. К счастью, переносчиком вируса были только каменные клещи, от человека к человеку он не передавался.

Бедняга огонёк всего этого не понимал, ему было невдомёк, что его хозяину, павшему жертвой собственных пороков, жить оставалось считанные часы. Он думал, что если достаточно согреть тело, то его добрый друг и хозяин очнётся. А я тем более ничего не мог поделать.

Грузные тучи, наконец, прорвало, в утробе у них засверкали сполохи света, до городских крыш донеслось недовольное ворчание. На землю, прибивая встревоженную пыль, упали первые холодные капли.

В руке умирающего что-то блеснуло – отразилась очередная молния. Небольшая металлическая табакерка с замысловатыми руническими узорами. Такие в ходу у народов Севера. Я сунул табакерку в карман, из другого вытащил все щепки, что у меня были с собой, и насыпал их огоньку. Он не собирался покидать хозяина.

Я поспешил домой, ведь зонт с собой я естественно не прихватил.

***

Один из моих осведомителей, которым я время от времени приплачивал ничем не обоснованными суммами, постоянно крутился в светских кругах: на вечеринках, балах, раутах и прочих торжествах. Он мастерски сливался с окружающей средой, будучи официантом, сомелье или барменом. Удивительный слух вместе с талантом незаметности обеспечивали его самой пикантной и достоверной информацией о сливках нашего общества. Она неизменно была точной и выверенной, за что ему и платили баснословные деньги журналисты и я.

Информация не подвела и сейчас. Резиденция Вацлава Дробжичка находилась на одной из плантаций медных деревьев. Мало кто мог догадаться искать его в крайне ядовитом для человека месте.

Я старался держаться вдали от дорог, чтобы не попасться патрулям. Деревья ещё не созрели, поэтому рабочих я не опасался. Шея болела и ныла от постоянного вращения головой. От медной пыли, кровавым туманом висевшей в воздухе, и ужасного запаха тухлых яиц спасал противогаз, но он же сильно ухудшал обзор. Перепрыгивая очередной ручеёк лавы, я вернулся к размышлениям, насколько сильно продешевил, подняв оплату всего на треть. Мне стоит быть внимательнее, чтобы в следующий раз с именитых клиентов выудить суммы крупнее тех грошей, из-за которых моя кожа покроется мозолями и волдырями в местах, куда всё же попадёт злосчастная бардовая пыль. К несчастью, кодекс, которого я на свою голову придерживался, запрещал бросать работу на полпути из-за личных неудобств или плохой оплаты, которая становилась недостаточной из-за опять же личных неудобств.

Из размышлений меня вырвал корень дерева, об который я споткнулся. Корень деревянного дерева. Медный лес неожиданно закончился и начался обычный для этих широт. Так вот каким образом Вацлав обеспечил себе уютную жизнь посреди ядовитой плантации. Кордон из сосен, елей, берёз и прочих кислородопроизводящих культур обеспечивал защиту от сероводородных испарений и медной пыли.

Пройдя вглубь изумрудного царства, я снял противогаз и вдохнул полной грудью. Запах прелой листвы, сосновых иголок и мха захлестнули меня, а от обилия кислорода закружилась голова. Я прислонился к дереву, подставив лицо солнечным лучам, и закрыл глаза, чтобы пару минут насладиться свежим лесным воздухом и предаться нахлынувшим воспоминаниям о детстве, когда, ещё до войны, мы сбегали с посевных и играли в прятки среди мудрых дубов, строптивых сосен и весёлых ёлок, которые укрывали нас своими колючими лапами, помогая лучше спрятаться.

Голова перестала кружиться, а ноги с лёгкими требовали бега, но подобного я позволить себе не мог. В этом лесу могли быть патрули охранников. Я медленно продвигался вперёд, стараясь ступать мягко, чтобы ни одна ветка предательски не хрустнула.

Мне повезло миновать несколько патрулей. Охрана не особо и бдила. Видимо, посторонние люди здесь были редкостью, и посему они совсем расслабились. Пройти мимо них не составило особого труда.

К вечеру, когда солнце уже догорало на горизонте, показался особняк. От Вацлава Дробжичка я ожидал огромной резиденции, поражающей своей помпезностью и богатством, но увидел совершенно обычный лесной домик в два этажа, со стекающей крышей и дымящейся трубой, окруженный растущими картинами морских пейзажей. Он больше походил на дачу, чем на резиденцию одного из самых богатых людей страны. Огромное количество охраны было единственным обстоятельством, подтверждавшим, что это действительно дом пана Дробжичка.

Пришлось дождаться наступления темноты, когда картины свесят во сне свои головы, обрамлённые лазурными лепестками, создавая подобие потолка над землей. Я уличил момент, когда звёзды обратили свои взоры куда угодно, но не на меня, и нырнул из леса прямо в сад.

На войне мне досталась роль обычного пехотинца, навыкам диверсионной или разведывательной деятельности я не был обучен. Жизнь частного детектива к такому тоже не готовила.

Кровь била в набат барабанных перепонок, страх сковывал, но я всё равно полз вперёд, стараясь не задевать стеблей картин, поднимавшихся из земли. Из головы не уходила мысль, что если кто-нибудь достаточно внимательный посмотрит вниз, то мне конец. Возможно, убьют сразу же.

Я полз так до тех пор, пока не упёрся в пару сапог с толстым слоем грязи на подошве. Я посмотрел вверх, но их владелец скрывался за бушующим морем, нависшим над головой. Носки смотрели прямо на меня. Кровь стучала в ушах всё громче, из глаз лились слёзы от дикого желания вдохнуть поглубже и закричать, выпустить страх. Я набрал в рот земли и закрыл глаза, чтобы отвлечься, сосредоточиться на вкусе грязи и песка. Сжал челюсти до противного скрипа на зубах. Меня била мелкая дрожь, но казалось, что трясётся всё вокруг. Не знаю, как умудрился не задеть стеблей картин и не выдать себя.

Лоб покрылся холодным потом. Спустя вечность я почувствовал, что сапоги развернулись и удалялись от меня. Везение на сегодня ещё не кончилось.

Остаток пути до задней части дома был уже лёгкой прогулкой, хоть и ползком. Я подтянулся, держась за край овального окна, и ввалился внутрь. А вот здесь моё везение закончилось. Падая, я зацепил безвкусную прямоугольную вазу.

Время замедлилось, ваза покачнулась и устремилась вниз. Руки двигались, с трудом разрезая загустевший воздух, но в последний момент успели поймать её над самым полом, едва не выронив вновь. Я облегчённо выдохнул и поставил её на место. Обернулся.

На меня смотрел ошарашенный охранник в чёрном костюме, его руки тянулись к кобуре на груди. Время замедлилось во второй раз. Адреналин оглушительным хлопком взорвался в груди, а ударная волна крови чуть не разорвала сосуды. Я выхватил из кармана табакерку, охранник – пистолет. Я убийственно медленно сорвал крышку, он щелкнул предохранителем. Его палец тянул за спусковой крючок, курок отклонялся назад для удара по капсюлю, а табакерка с парой каменных клещей летела в удивлённое лицо.

От неожиданности он перестал тянуть за крючок и попытался отбить коробочку. Но клещи уже впились ему в скулу и щёку. Их смерть была мгновенной, ещё через секунду токсин попал в кровь.

- Что… - успел произнести бедняга охранник и рухнул с блаженной улыбкой на пол, уставившись в потолок остекленевшими глазами.

Надеюсь, он не заразится каменными бородавками.

Я точно запросил за эту работу слишком мало!

Избегая окон, я дошёл до винтовой лестницы, ведущей на второй этаж, поднялся и оказался в тёмном коридоре. Стены сдвинулись передо мной, пытаясь скрыть дверь на том конце, из-под которой выбивался слабый красноватый свет.

Между ними просто так не протиснуться, но кодекс добропорядочного – насколько это возможно – частного детектива гнал меня вперёд. Я выдохнул весь воздух из груди и шагнул в проход. Рука почти касалась ручки заветной двери, но стены сдавили сильнее. Я выдохнул ещё, выжав остатки воздуха из лёгких, рванулся из последних сил, пока тёмные круги не захватили поле зрения. Куртка затрещала, пуговицы рассыпались на полу, глаза уже ничего не видели, лёгкие не могли вдохнуть ни на миллиметр, рука шарила в чёрной пустоте.

Палец коснулся холодного металла. Золото или позолота? Разум помутился от недостатка кислорода. Ноги продвинули меня ещё чуть вперёд, и я смог ухватиться рукой за ручку двери и подтянуть себя к ней. Стены отступили, грудь на вдохе вобрала весь воздух в коридоре. Я шумно выдохнул. Кровь застучала в висках, а голова уже в который раз за сегодня закружилась.

Сегодня я не умру. И больше никогда не возьмусь за работу, пока не выясню всё о ней.

Отдышавшись, я повернул ручку и вошёл в комнату. Её освещали угли в камине, которые ворошил человек, сидевший в кресле спиной к двери. На столике перед ним лежала толстая книга в кожаном переплёте и с золотым тиснением. «Житие». Как помпезно.

- Наконец, вы прибыли, пан Мазур, - голос Вацлава Дробжичка был мягким, бархатным баритоном и немного усталым.

Я позволил себе сесть в соседнее кресло. Опасности не чувствовалось, похоже, я прошёл некий экзамен, подготовленный Вацлавом. Над тлеющими поленьями иногда вспыхивали языки пламени и мгновенно улетучивались. В комнате пахло деревом и хвоёй. Мы словно сидели в лесу у костра, а вокруг ни одного живого существа на много вёрст.

- Юрек послал за ней, верно? – Вацлав рукой показал на книгу. Оранжевые отблески играли на серебристых висках.

Я взял книгу в руки, повертел её. Даже сшита она была золотыми нитками.

- Некоторые осведомители, пан Мазур, работают в обе стороны. Но, прошу вас, не серчайте на вашего человека. По случайному стечению обстоятельств он мой давний друг, которому я всецело доверяю. Он о вас наилучшего мнения, как о специалисте и честном человеке. Но если у моего подчинённого начнётся болезнь каменных бородавок, пеняйте на себя. Ни один из моих людей не имел приказа убивать вас.

Я сглотнул комок страха, застрявший в горле. Надеюсь не меньше его.

Взгляд Вацлава остановился на книге, которая все ещё была у меня в руках.

- Поток сознания сходящего с ума старого пердуна, - пан Дробжичек словно выплюнул эти слова. – Своей последней волей заставил нас прочитать этот бессмысленный талмуд из банальностей и прописных истин. Можете прочитать её сами. Особенно те последние страницы, за которыми так гоняется Юрек.

Я открыл книгу и пробежал глазами несколько страниц в конце. Общий смысл витиеватых словоизвержений можно было уложить в пару ёмких, но таких же банальных предложений.

Пока я читал, Вацлав смотрел в огонь, разгоревшийся в камине. Я вспомнил о своём огне, оставшемся дома. Надеюсь, он не спалит разом все дрова, что я ему оставил.

- Всю жизнь, - пан Дробжичек вновь заговорил. – Юрек завидовал мне, проклинал меня. Меня! В то же время сам, взявшись за что-нибудь и потерпев первую неудачу, бросал занятие и вновь обвинял всех вокруг в своей неудаче. Даже сейчас избавление от всех зол ищет на страницах этой проклятой книги. Если бы хоть раз он обратился за советом или просто послушал меня… Вместо этого деньги, что я посылаю через третьи лица, чтобы не уязвить его мелочную гордыню, тратит на кражу ещё тысячу раз проклятой книги. Если бы Юрек только знал, какая банальность записана на последних страницах.

Вацлав посмотрел на меня.

- Знаете, что самое печальное во всей истории, пан Мазур? – Спросил он.

Я вопросительно изогнул бровь.

- Он ни разу не попросил вернуть книгу.

Я положил «Житие» на колени и уставился в огонь, чтобы не видеть печаль в глазах Вацлава.

- Заберите её. И передайте брату, что я люблю его.

***

Юрек Дробжичек ждал меня в том же кабинете своей квартиры, где мы встретились в первый раз. Солнце на стене стояло в зените, заливая комнату потоками тепла и света.

Я положил на стол книгу, а поверх её билль о тратах, в конце которого жирно написал сумму за свои услуги.

- Это она! – Радостно воскликнул пан Юрек. – Премного благодарен, пан Мазур, за столь быстрое и действенное решение вопроса. Дайте же мне её прочитать. Наконец. Наконец, моя жизнь изменится кардинальным образом.

Он протянул руки к книге, но я крепко прижал её к столу, пододвинув к нему билль. Я опасался, что он не захочет в итоге оплатить мои труды, прочитав страницы, за которыми гонялся столь долго.

- Хорошо, хорошо! – нетерпению пана не было границ. Он трясущимися руками достал из стола чековую книжку и выписал мне причитавшуюся сумму.

- Ваш брат просил кое-что передать, - сказал я, забирая чек и отпуская книгу. – Он любит вас. Прощайте, пан Дробжичек.

Я сунул чек в карман и направился к двери. Юрек Дробжичек уже глотал слова книги, которая должна была исправить всю его жизнь.

Дверь захлопнулась, когда в след мне донеслось:

- Это что вообще такое?!