Короткое описание: трагическая история о любви человека к станку
Глава 1 Распределение
- Да ты что, Серёг?! – взбудоражено стучал по плечу высокому несколько бледному человеку контрастный ему краснолицый. – Чтоб директором… сразу! Да когда это вообще бывало!? - Да понимаю я. – мялся и смущённо улыбался в ответ тот. – Но всё же… не знаю… - Что тут знать?! Ты что отказаться хочешь? - Нет-нет. Что ты? Что ты, Саш? Просто я… б-боюсь. Примерно такой разговор состоялся 26-ого июля в вестибюле Московко-Ихамского Института Подготовки Руководящих кадров между двумя друзьями Сашей Моржовым и Сергеем Заколодным, единственным медалистом и обладателем белого диплома на потоке. А уже 11 августа Сергей стоял в приёмной мэра городка Сурова, что запрятался в северных параллелях необъятной России и жил единственно лишь ЗППОиМСВ ( Завод по Производству Органических и Минеральных Стратегических Веществ), на котором работали все достигшие работоспособного возраста жители двадцатипятитыячного города. - Ну что, Сергей Сергеевич, не мне вам объяснять какую стратегическую для страны и мира в целом несёт наш завод задачу. Это единственное в нашем городе предприятие и одно из двухсот восемнадцати в стране. Конечно, он не сравниться по мощности с, например, Ульяновским, где одни только имена гигантов Толи и «Макбет», Николая и Софьи, Вити и… - Галины «Молельщицы». – не перебил, а скорее учтиво поддержал разговор Сергей и несколько зарделся. - Да-да «Молельщицы». – покосился на молодого специалиста мэр. – Где одни только эти био-гиганты могут обеспечить всю страну на 60 процентов топливом, пищей, газом, одеждой, стройматериалами. У нас, конечно, поскромнее. Я, вы, может быть, удивитесь, я так же как и вы некогда был распределён в этот городок, и даже на то же предприятие, что и вы, правда не директором, раньше так не водилось, а всего лишь главным инженером по поддержке жизнедеятельности, и то лишь в аварийный цех, лишь в аварийный цех, правда. Но потом рос по карьерной лестнице, перебрался вот в горисполком, повстречал, влюбился, женился… Сергей понятливо улыбнулся. - Живу вот уже здесь тридцать лет. Так вот к нашему заводу. Когда я пришёл туда на работу, мы обслуживали гигантов Ганса и Юлечку. Ганса выписали из Германии по обмену. И вы знаете ни минуты не пожалели об этом выборе. А Юлечка – из наших, совсем ещё девчонкой попала на завод. При мне её девственности лишали. Такой праздник закатили в городе. Это 17 октября было, так с тех пор в Сурове праздник такой – «Юлечкина кровь» зовётся. Привыкайте – обычаи такие. Я пошёл на повышение, а они, значит, работали с Гансом долго, до самой его кончины. Потом Юлечку этапировали в Кисловодск, поближе к родителям. А нам сразу же, буквально с задержкой в день доставили Вячеслава и Валю. Хорошая такая пара, сразу как-то сработались. Их с Уральского биомоделирующего привезли, лет тридцати, двадцати пяти от роду. Так и трудимся – мы на них и они на нас. Хе-хе. Ну, что-то я вас заболтал, заболтал я вас. Вот вам ключ от кабинета, завтра утром можете заступать.
Глава 2 Вячеслав
Как рассвело, Сергей отправился на работу. В волнении его знобило, ладони мокли. Но, как только за ж/д путями, возвышаясь над густым ельником, нависли изогнутые, напоминающие угрюмые брови кавказского борца крыши цехов завода у Сергея словно отлегло. Явственно ощутил он себя хозяином всего этого северного величия. Его, именно его, его хрупкие плечи, некрепкие ноги и спину выбрало государство для того, чтобы руководить этим жизненно необходимым стране чудовищем под названием ЗППОиМСВ. На проходной Сергей без малейшей гордыни показал выписанное мэром постановление. Сутулая заспанная контролёрша тут же распрямилась, взвесила субтильное тельце Сергея опытным взглядом и учтиво произнесла: - Надо же, какой молодой. Добро пожаловать Сергей Сергеевич. В административном корпусе его уже ждали, волновались и готовились. Накрахмаленные воротнички, стоячие коконы причёсок у женщин, цветы и этикет. Выполнив всё, что требуется в подобных ситуациях, уже навсегда Сергей Сергеевич, уселся в высокое кожаное кресло и плавно, но твёрдо, как он в дальнейшем и собирался руководить опустил свои бледные кисти на зеркальную поверхность стола. На мониторе, что стоял перед ним и из огромного под потолок окна на него глядели серые стены завода. Ознакомившись с документацией, он взял двух своих замов и с ними спустился в цех. Первое, что он увидел, был взмокший, раскрасневшийся, зажатый в металлоконструкциях затылок. Затылок был примерно метров пятнадцать в высоту и двенадцать в ширину. Едва завидев делегацию, к ним подбежал белоусый мужчина в надвинутой на лоб строительной каске, свежевыглаженном накрахмаленном халате и с папкой в излишне суствачатых кистях. - Сергей Сергеевич. Наш директор. – сухо представил Сергея его зам. - Заведующий цехом подачи материала Плетень Захар Петрович. - Оч-ч-ень приятно, С-сегей Серич. – сбиваясь, тараторил мужчина в каске, силясь отдышаться. – У нас ЧП. Очень неприятно – первый день вы нами руководите, а уже ЧП. Но вы н-не подумайте… - По существу. – выпятил нижнюю губу зам. - Кондиционер вышел из строя. Электрики уже смотрят. А пока мы окна, в-ворота – всё настежь… - Вы ж сквозняка не наделайте. – включился второй зам. – Если Славу продует, лично будешь отвечать, понял! - Понял. – в усы буркнул Захар и решительно взглянул Сергею в глаза. – К обеду обещали починить. А сквозняки мы держим. – и он сделал несколько нелепый жест рукой, будто поймал в кулак сквозняк и тот, там у него бьётся. - Это у нас блок Вячеслава. – второй зам жестом дал понять Захару, что б тот отошёл, и зашагал впереди, указывая путь. – В первом ярусе производится подача материала в оральный отсек, ну, по-простому, в рот. Они обошли голову Вячеслава и остановились у дугообразного навесного конвейера. Прямо в раскрытый и зафиксированный рот контейнер подавал Вячеславу мелкопомолотую пищу. Глаза его были прикрыты, и создавалась видимость, будто он дремлет. Но тут он громко сглотнул, платформа, на которой стоял Сергей со своими подчинёнными пошатнулась. Подача пищи на секунду прекратилась, затем контейнер снова загудел, и Сергей увидел, как по боковым каналам в рот гиганту полилась жидкость. - Ну, вот, собственно. – произнёс зам и указал на лестницу ведущую вниз. – Вот здесь обмывочная и мед лаборатория, Сергей Сергеевич. В огромном помещении за стеклянной с металлическим каркасом стеной было видно спрессованное почти в квадрат сто на сто метров тело Вячеслава. Завидевший гостей заведующий медицинским обслуживанием незаметно кивнул кому-то, и на тело Вячеслава из сотен отверстий полилась вода. Заработали датчики. - Здесь мы следим за здоровьем био-гигантов. Малейшее отклонение тут же фиксируется. Там. – он кивком головы указал на закрытую дверь. – Готовится к работе гигиенический персонал. – он посмотрел на часы. – Ровно через двенадцать минут они приступят к своей работе, работе хлопотной и не всегда приятной, и-и-и я бы рекомендовал до начала их работы закончить нашу. На нижнем этаже располагалась приёмная. Сергей знал, что должен вернуться туда и видел, как желают этого его замы, но увиденное не отпускало его. Увиденное шокировало. Когда-то в институте ему попадались на глаза фотографии подобных цехов, но тогда они не произвели на него такого впечатления. Сейчас же, стоя под многотонной машиной и словно бы физически, своими плечами, ощущая весь её гигантский вес, Сергей словно бы оробел. Испугавшись, что окружающие заметят его замешательство, он несколько делано-мажорно задрал голову: под потолком в огромных пластиковых креплениях, жёстких, на пружинах, на шарнирах были заключены многотонные гениталии, член удерживался на подвесах, к отверстию головки были подведены зондированные заборы, из кольца толстой «голландской» резины свисало гладковыбритое анальное отверстие, бордовое, в глубоких борознах, мошонка морщинистой тушей провисала под своим весом почти до пола. Сергей вспомнил фотографии из учебников, где мошонки лишь небольшими мешочками свисали с потолка цеха и, как «мялись» преподаватели, когда разговор из технического выплывал в политическое русло. Сергей спросил: - А что это она так у вас провисла? Транспорту ведь неудобно перемещаться. - А-а-а, Сергей Сергеич. – охотно парировал зам, предполагавший ещё с вечера, что этот вопрос прозвучит. – Знаем, знаем и принимаем меры. Провис превышает у нас норму в два и три десятые раза. Но вы учтите и тот факт, что на послезавтра назначен сброс спермы. Яички тогда немного подберутся. А вообще я собирался ставить этот вопрос на вечерней летучке. Нужно вызывать из города хирургов, чтоб они утянули Славе сухожилия. Вообще методы есть. - Во сколько забор по графику сегодня? – только из вежливости дослушал зама Сергей. - Сегодня. – молодой крепкий парень с безучастным видом, словно и не начальство перед ним вовсе порылся в блокноте. – По сводке с «медка». – он кивнул в потолок. – Забор мочи ориентировочно в начале одиннадцатого. Пожалуй, уже можно подводить. – он сказал в рацию: – Георгич, подводи на мочу, к одиннадцати подадут. А стул. – уже начальству докладывал он. – Стул в 13-15. Это у нас – часы сверять можно, такой молодец. – несколько оживился он. – Валя, та сбивается, бывает. А Слав, как часы. Сразу несколько автопогрузчиков подъехали Славе под член. Рабочие стали крепить тросами сливы. Тут в рации у парня сквозь треск донеслось: - Вытяжку 5/15 под парус. - Вас понял. – ответил парень и переключил канал. – Вытяжку 5/15. Загудели вентиляторы, Вячеславу под анус подвели белоснежный тряпичный конус. Послышалось бульканье. Грузное тело Славы задвигалось на верхнем этаже, рабочие приостановили свои приготовления. Анус несколько втянулся, скрипнув пружинами, просело резиновое кольцо, с треском, от которого заложило уши, вышел газ с фрагментами кала. Мелкие брызги осели на полотнище «паруса». - Во Славка треснул!!! –послышалось где-то в рабочей гуще. Кто-то по-доброму рассмеялся и тоже выпустил газ. - Вытяжку, срочно вытяжку. – истерично закричали в толпе и тоже рассмеялись. - Ну. Как видите, коллектив у нас дружный. – заискивающе улыбнулся зам. – Летом и на природу выезжаем: шашлыки, активные игры... Так, куда теперь?.. - Валентину посмотрим. – сказал второй зам. - Да, Валентину. – вторил ему первый. Посмотрел на часы. – У неё как раз сейчас забор должен быть. Когда они пришли в цех забора материала Валентины, там уже вовсю кипела работа: мочевой катетер был введён и теперь рабочие расправляли его горловину, прокручивая зажимы, огромный чан плавно поднимался к анусу, подводились вытяжки, цокала трещотка. Вообще, приёмный цех Вали отличался от Славиного: её таз не столько был заключён в металлоконструкции, сколько лежал на широких шпалоподобных металлических перекрытиях, непосредственно вульва не отделялась от ануса, и потому вульва, просак и анальное отверстие под давлением массы тела и под воздействием силы притяжения словно бы выпрастывались из тугого корсета. Валя заволновалась, анус её стал сокращаться. Послышался треск сразу нескольких раций, кто-то пробежал между машинами. - Сергей Сергеич. – зам протянул ему маску с широким защитным пластиковым щитком. – На всякий случай. - Подводи! – раздался зычный пропитой голос. Валя застонала, закряхтела, сфинктер вдруг вытянулся метров на пять, сделавшись воронкой, разошёлся и из образовавшегося отверстия показался кончик кала. - Заводи! Заводи! Молниеносно мелькнул вращающийся резиновый щит, срезал твёрдую макушку и оттолкнул ту своей обратной отвесной стороной в малый контейнер, который тут же оттащил тягач. Остальное содержимое кишечника поползло в заборник. Когда территория под Валей была расчищена от техники, подъехали помывочные машины и со шлангов стали поливать вульву, предварительно оградив зону клитора пластиковым щитом. Омыв, металлическая щупальца со съёмным валиком промокнула анальное отверстие, тщательно протерев каждую складку. Управлял щупальцей рабочий, руководил мастер участка.
Глава 3 День рождения
Ознакомившись с производством, Сергей с головой погрузился в бумажные дебри: накладные, задержки, поставки, износ оборудования, недовольство рабочих. Отрезвление пришло к нему лишь тогда, когда спустя несколько дней он спустился в цех, а его вместо вечерней тишины встретил весь светящийся от радости начальник участка и поинтересовался, где в этом году тот собирается отмечать день рождения Вали. Это было, как гром средь ясного неба. С упорством гориллы старался Сергей не замечать одухотворённости ядра своего завода – Вячеслава и Вали – они были для него лишь механизмом, эдакой коровой в колхозе, причём, даже не двумя коровами, а одной. На все эти сентиментальности, типа: «У Валечки сегодня плохое настроение», или «Вячеславу больше сахара в воду – он любит», или «Обождём ещё, она вчера поздно легла - мигрень» Сергей снисходительно и даже несколько искусственно блокируя себя, закрывал глаза. А тут – День Рождения Валентины. Конечно же, он не подал виду, что удивился, настолько искренна и не канцелярски ярка была радость коллеги. Он лишь уточнил, где и как обычно отмечается это событие. Как в бреду прошёл его следующий рабочий день, когда ему пришлось по громкоговорителю объявить на весь завод, что у «Нашей любимой и глубокоуважаемой Валечки сегодня день рождения», и пожелать ей «Быть такой же красивой, любимой и любящей, так же радовать нас своим присутствием и плодами своего труда». А так же выделить из бюджета энную сумму на букет, праздничный корм с карамелью, набор косметики и стрижку. Всю ночь рабочие, ползая по «козлам» и свешиваясь в люльках, подводили Валентине глаза, выщипывали брови, красили пухлые губы, выбирали серу из ушей, простригали волосы в носу, бригада парикмахеров завивала ей кудри. К утру не выспавшаяся, но счастливая Валя, сверкая макияжем и новой причёской «Каблучок», принимала поздравления. Перегородка, разъединявшая головы Вали и Вячеслава, и которая снималась лишь на ночь, на время совокупления и в праздники была торжественно поднята. - Любимая моя и дорогая жена. – низко басил Вячеслав. – Я очень рад за тебя. У тебя праздник, и у меня праздник, посмотри, как радуются твои друзья, Ты сделала для нас этот праздник. Рабочие, что со всех цехов собрались, чтобы уважить своим присутствием именинницу захлопали в ладоши и закричали: «С днём рождения, Валя!». - Я тебя люблю. – продолжал говорить Вячеслав. – И желаю тебе долгих лет жизни, счастья, благополучия и побольше друзей. – он покосился на присутствовавших. Наступило время Сергея. Волнуясь, как первоклассник и чувствуя себя страшно неловко, словно бы его прилюдно заставляли поздравить стиральную машинку с первым годом службы, он поднялся по ступеням и остолбенел: огромное, несколько вытянутое Валино лицо было прекрасно убрано, вечерняя причёска удивительно подчёркивала врождённую бледность кожи, придавая её образу строгость и стать. Он так растерялся, что даже попятился, оглянулся – в ста метрах на него глядело лицо Вячеслава, тот кивнул глазами в знак приветствия. Сергей снова взглянул на Валю – теперь вместо причёски и макияжа, он увидел глаза: живые, тёплые, женские, несколько уставшие – в них качнулся блик – словно бы маленькая рыбка сверкнула в бездонной глубине океана и исчезла. Что говорил и как провёл весь последующий день Сергей не запомнил: были тосты, было вино, была и работа – праздник не повод, чтобы останавливать производство – но в памяти осталась лишь рыбка, что молнией мелькнула в самых больших глазах, что ему доводилось видеть.
Глава 4 Совокупление
- Валя! Сергей подскочил в кровати. В комнате кроме него не было никого. Тени, падавшие из окна на пол, подсказывали, что до утра осталось ещё что-то около двух часов. - Валя. – снова произнёс он и устало опустился на подушку. Сердце его учащённо забилось. Тело обдало жаром. Наутро было назначено совокупление.
- Заводи. - Михалыч, проверь стропы. - Скажи Леонтьевичу, чтоб Славкин заборник тоже подсоединяли. - Всякий раз волнуюсь. – потирал холодные ладони зам. – Уж за двенадцать-то лет пора бы привыкнуть, ан-нет. Завидую я вам, Сергей Сергеич, в первый раз смотрите, и не то что смотрите, а руководите. Этот акт – Ваш. – многозначительно произнёс он. Но Сергей его не слушал. Все мысли его, словно проститутка у шеста крутились в этот момент лишь вокруг одной оси – Валю сейчас будет «любить» другой мужчина. Именно «любить». Сергей никогда раньше не употреблял это слово в таком значении, но по отношению к Вале он не мог подобрать другого, не затрагивавшего её чести и его любви слова. «Сейчас Валю будет любить другой, и я даже не могу мысленно произнести его имя, настолько оно мне противно. Сейчас Валю будет любить другой мужчина под моим руководством». - Это безумие. - Что вы сказали? Сергей не ответил, он с замиранием сердца следил, как крепления расходятся под давлением наливающегося кровью члена, как суетятся под его многотонной тушей рабочие, как переговариваются по рации врачи. Раздался первый звонок. Сделавшая своё дело техника стала постепенно разъезжаться. Член всё креп. - Третий звонок Ваш. – учтиво произнёс зам. Сергей вздрогнул. - Второй – Ильи Семёновича. – пояснял зам. Раздался второй. Станины, что разъединяли два цеха, Цех Слава и Цех Валя, стали со скрежетом сдвигаться. Сергею на миг показалось, что вся эта грандиозная конструкция, чудо инженерной мысли, сейчас враз рухнет и погребёт его под собой и вместе с ним его боль, которая к этой минуте разрослась до таких размеров, что он, пожалуй, был бы и рад обрушению. - Сергей Сергеич. – вывел его из оцепенения уже ставший ненавистным голос зама. – Пора. - Что? - Третий звонок. Докладываю вам по протоколу: эрекция 99 процентов, смазка, у-умц. – он по-грузински вкусно причмокнул. – Пульс у обоих, как у студентов. Пора. Сергей с ужасом посмотрел на раскрытую со свисающими мутными сталактитами смазки вульву Вали, на стоящий, уже самостоятельно, выросший до размера лайнера член Вячеслава, на в разы сократившую свою амплитуду провисания мошонку, взял рацию и не своим голосом сообщил коммутатору о третьем звонке. Звонка он не слышал, но видел, как отпали последние элементы конструкции, и во внезапно наступившей тишине разъединявшие тела Вали и Славы станины максимально сдвинулись. Член, как по маслу вошёл Вале во влагалище. Тупой валик на протяжении получаса массировавший клитор и преддверие плавно отошёл. Они стали совокупляться. Кто-то чихнул. Чавканье становилось всё громче, фрикции всё беспорядочнее, металлические станины под гигантами заскрипели, раздался сип и стон, мощнейший стон, какой Сергею когда-либо доводилось слышать, страшный в своей пещерной красоте, грациозный как сгнивший лебедь, чёрный, как коридор НИИ Онкологии, гладкий… То стонала Валя. Она всё больше заходилась, слизь из влагалища струилась на пол и сосульками раскачивалась у Славы на мошонке. Губы всё приливали. Сергею оставалось только догадываться, что происходит сейчас там, в закрытой от посторонних глаз зоне, тот стапятидесятиметровый коридор, который объединял сейчас глаза Вали и Славы… - А-а-а. – пронзительно закричал Слава и едва ни продавил металлоконструкции – семя белёсой массой заструилось из влагалища в приёмник. Сергей глядел на это и, не скрывая слёз, плакал. -Ну-ну, привыкнете. – торжественно приобнял его за плечи зам. – Сам помню, как в первый раз расчувствовался. А пока приберегите эмоции до среды, только что телеграфировали – осеменять Валю будем, а Славу велено кастрировать. Видать, решили, что это проще, чем мошонку ему подтягивать. Член с чавканьем вышел из влагалища и стал плавно опадать. Тут же подогнали технику, и уже буднично, словно бы ничего и не произошло, рабочие стали возвращать Славу с Валей на свои рабочие места.
Глава 5
Ночной визит
- Ты, Марь Иванна, главное же понимаешь, я не чмо, какое. Буду, там, хорохориться, дескать, я директор – ты говно. Так я тогда говном буду. Да ты наливай. Кто такой директор – тот же рабочий, только форма одежды у него другая, не роба, а, скажем, костюм. - Да. Вы Сергей Сергеич, хоть и молодой директор, а самый на моём веку нормальный, народный что ли. Сергей смекнул, что дежурная ещё стесняется наливать водку и сам наполнил стаканы. - Давай, баба Маша. За завод. Пусть он ещё тысячу лет простоит, добра людям принесёт. А тебе, баба Маша, я за хорошую службу премию выпишу. - Серёжа. – молитвенно вскинула руки Мария Ивановна. - Пей-пей. Или ты меня не уважаешь? Дежурная выпила. Сергей незаметно вылил свою водку под стол. Когда Мария Ивановна, выпив две бутылки водки, окончательно отключилась, Сергей закрыл проходную и направился в цех. В помещениях едва тлели дежурные огни, слабо пахло испражнениями и крепко химией. Тишину нарушал лишь монотонный храп Славы и посапывание Вали. Сергей в нерешительности остановился у главной лестницы. Пойти сказать – нет, это только ночью под одеялом он невозмутим и напорист. Уйти ни с чем – невозможно – он проклянёт себя. - Валя, Валечка. – проскулил он и, стараясь не стучать по металлическим ступеням, стал подниматься. Валя спала, слегка подкусив нижнюю губу и на вдохе раздувая ноздри. Сергей приблизился к её лицу. До сегодняшнего дня у него не было возможности так внимательно рассмотреть его. В свете дежурного освещения и луны, что блином красовалась в квадратах потолочных стёкол, её лицо было ещё более таинственно и недосягаемо. У Сергея перехватило дыхание – если бы только это было возможно, он мог бы зайти ей в рот – в рот Вале – обхватить её коренной зуб и забыться, мог бы вскарабкаться ей на верхнюю губу и, забравшись в нос, потеребить ей волосики – она бы смеялась, в носу у Вали, а… - А если бы ты могла меня проглотить, любимая. – сквозь слёзы неги, бормотал Сергей. – Я прошёл бы сквозь тебя. Я скользил бы тебе по пищеводу, желудку, кишечнику, всосался бы в кровь, заплывал бы в печень, другие разные органы, сколько их у тебя!!! И каждый орган оставлял бы от меня тебе по кусочку, а миновав тебя, я бы выпал на пол цеха приёмки тем, кем я являюсь – Полезным Стране Говном. Милая… Милая! Валя причмокнула губами. Сергей в испуге, что она его обнаружит, выскочил за дверь. И тут же с неистовой глубиной самого доступного его существу отчаяния он ощутил всю недосягаемость того, о чём мечтал все последние дни – он никогда не сможет сказать Вале о своих чувствах, никогда, пока он здесь директор, да и после тоже – это позор, позор на него и на всю его семью. Человек не может любить био-машину, станок под названием Валя с инвентарным номером 1810 дробь 82, станок по производству стратегически важного вещества… В подобных мрачных мыслях Сергей спустился на первый этаж и, уже было, собрался уходить, как вдруг почувствовал странное притяжение, словно бы неведомая сила вынуждает его поднять голову. Он поднял. И в тысячный раз удивился себе. Над ним раскинулась километровая Валина вульва. В тусклом освещении она напоминала грозовую тучу или плывущую по небу гигантскую плохо выпотрошенную тушу рыбы. - И снова рыба. Всю свою юность, студенческие годы и двадцать восемь дней здесь Сергей проецировал любой женский образ на некое подобие оттиска: лицо с влагалищем – одно существо в двух ипостасях и с одним сознанием, как вторая фотография в паспорте, как нечто неотъемлемое, неразрывное, не существующее одно без другого, как номер. И именно его, а не глаза, не губы, не, тем более, уши старался он запечатлеть в своей памяти, когда становилось ясно, что данный половой акт в их с какой-нибудь «ней» истории был первым и последним, или просто последним, - именно образ, со временем ставший несколько стилизованным проносил он в своей памяти на долгие мастурбации вперёд. А Валя нет. Он в первый же день их «знакомства» увидел её вульву, и она оставила его равнодушным, равнодушным, притом, что любая другая вульва, даже вульва Марии Ивановны вызвала бы в его организме массу движений, от полного отторжения до желания. А у Вали – ничего… Штиль. Степь. - У Вали – лицо. – Сергей не сводил глаз с влагалища и пытался понять свои чувства. Прекрасное женское лицо, кусок мяса с губами: сфинктер рта, фильтр над верхней губой, собственно жевательные мышцы, шиловидный отросток, козелок в ушной раковине... Он повернулся к прорези влагалища перпендикулярно, и улыбка непроизвольно скользнула по его лицу. - Какая милая и незатейливая мордашка. Ты моя Валечка. Те же губки, тот же носик, те же… Эх-х. Как счастлив я под тобой. Недолго думая, Сергей подтащил гидростремянку, приподнял платформу под свой рост. Взобравшись на платформу, он первым делом решил испытать на себе груз влагалища, не фантасмогорическаий, не философский, а настоящий. Он упёрся в него обеими руками и постарался поднять. Влагалище оказалось неподъёмным, да к тому же ещё и холодным. Идеально вымытое, оно почти не источало смрадных и таких возбуждающих запахов, и оттого казалось ещё более холодным, словно бы пластмассовым. Мятая, напоминающая кожу апельсина поверхность дышала. Сергей стал лизать безучастную кожу, тереть её руками, снова попытался поднять влагалище. Кожа вдруг несколько потеплела и стала медленно, словно дыша, раскрываться. На огромных, таких, что палец можно просунуть порах проступила горячая слизь. Сергей прошёл по площадке, обозначил для себя складки, в которых должен был прятаться клитор и руками попытался его вывернуть из толщи кожи. Он ладонями ощущал, как клитор, где-то там, в кожаной толщи, твердеет, словно бы глубокая заноза – чувствуешь её, желаешь выдавить, а она… не показывается, зреет. Не желал показываться и Валин клитор. Тогда Сергей взял лежавшую на платформе швабру и ей стал раскачивать покрывавшую его кожу. Постепенно слои кожи стали расходиться и из них, словно крепкая фекалия, показался кончик клитора, он быстро рос. При этом раздвигавшаяся кожа натужно скрипела и расправлялась, на платформу и пол стала капать водянистая предсмазка. Клитор всё рос, он упёрся в платформу и стал её накренять, Сергей, было, уже бросился к пульту опускать платформу, как скользкое тело клитора соскочило, едва не перевернув платформу, и жирным пирамидальным червём поползло вниз. Валя вздохнула. Выпроставшись на четыре метра, клитор окреп и стал покрываться слизью. - Сейчас, моя девочка, сейчас. – шептал себе под нос Сергей. Обливаясь потом и вращая рычаг платформы. – Сейчас … Опустив платформу и улегшись под телом клитора, он облизал его сделавшийся тупым конец, попытался взять его морщинку в рот. Клитор был в несколько раз крупнее Сергея. Гигантский вздох прокатился по ночному цеху. Послышалось, как проснулся Вячеслав. - Ты чего вздыхаешь? – пробасил он, и стёкла в крыше ангара затряслись. Сергей замер. - Как будто щекочет что ль? - ответила ему Валентина. - Щекочет… Может, птица. - Скорей за всё. Вячеслав немного помолчал и несколько напряжённо, словно бы нехотя, произнёс: - Знаешь, Валь, меня уже несколько дней терзают кошмары. Вот представь, что случилась война и в нашем городе что-нибудь страшное взорвалось. Все погибли, а те, что не погибли – бежали. - Ой… Не говори. – совсем проснулась Валентина. – Такие ужасы. Мне кажется, о чём-то подобном раз в жизни думает каждый гигант, и глубоко подсознательно этого боится. И такие мысли нужно не развивать, а губить в зародыше. - Может ты и права. – глухо внемлел ей Вячеслав. – Но всё-таки, ты только подумай, что тогда – мы… Станем… Медленно… Умирать… - Именно… медленно. – загудела Валентина. – Не случайно в Евангелии от Гиганта Станислава есть притча «о четырёх днях». - Ты думаешь, это об этом страхе? - Я когда в Светлогорске лет пять назад на промывании лежала, рядом со мной промывался один книжник. Так вот тогда я в первый раз узнала, что гигант зависим, и удивилась, что никогда об этом не задумывалась. Так вот он сказал тогда, что есть такая притча «о четырёх днях». Там, значит, солдат попал в такую ситуацию. Шёл бой, его крепко ранило, перебило ноги, потерял сознание. Когда очнулся, то лежал в кустах рядом с убитым им же солдатом, турком, врагом. Убийца и его жертва. Шли дни, солнце палило, он стал умирать от жажды и голода. Преодолевая неимоверную боль, он почти целый день полз к врагу, а добравшись, сорвал с него флягу с водой и стал пить. Враг уже разлагался и жутко вонял. Но отползти от него сил уже не было. Так он и пролежал четыре дня, пока его случайно не обнаружили свои и ни спасли. И заметь, я считаю, что одним из ключевых символов этой притчи является тот факт, что солдат не понял, во всяком случае, не успел осознать и обработать тот миг, когда он оказался тяжело раненным в каких-то кустах, в компании с трупом. Вот послушай, дословно его мысли: «Я не слышал ничего, а видел только что-то синее; должно быть это было небо. Потом и оно исчезло. Я никогда не находился в таком странном положении. Я лежу, кажется, на животе и вижу перед собой только маленький кусочек земли. Несколько травинок, муравей, ползущий с одной из них вниз головою, какие-то кусочки сора от прошлогодней травы – вот весь мой мир. И вижу я его только одним глазом, потому что другой зажат чем-то твёрдым, должно быть веткою, на которую опирается моя голова. Мне ужасно неловко, и я хочу, но решительно не понимаю, почему не могу, шевельнуться. Так проходит время. Я слышу треск кузнечиков, жужжание пчелы. Больше нет ничего. Наконец я делаю усилие, освобождаю правую руку из-под себя и, упираясь обеими руками о землю, хочу встать на колени». - Это очень напоминает рождение. – несколько меланхолично произнёс Вячеслав. – Хоть я и не помню, что тогда ощущал. Но где-то глу… - Да. Где-то глубоко мы всё знаем. Называем это – «чувствуем». А на самом деле – знаем. Вообще эта притча чудовищна своей всеобъемлимостью. Она вобрала в себя всю жизнь, вобрала и разложила, как время труп – вобрала всю жизнь гиганта от рождения до смерти. И ещё мне запал в душу один стих. – и она стала с выражением, немного сбиваясь, читать: - «И вот я еду в Кишинёв; на меня навьючивают ранец и всякие военные принадлежности. И я иду вместе с тысячами, из которых разве несколько наберётся, подобно мне идущих охотно. Остальные остались бы дома, если бы им позволили. Однако они идут так же, как и мы, «сознательно», проходят тысячи вёрст и дерутся так же, как и мы, или даже лучше. Они исполняют свои обязанности, не смотря на то, что сейчас же бросили бы и ушли – только бы позволили». - Да это же про нас! – так пробасил Вячеслав, что задребезжали стёкла. - «Понесло резким утренним ветерком. Кусты зашевелились, вспорхнула полусонная птичка. Звёзды померкли. Тёмно-синее небо посерело, подёрнулось нежными перистыми облачками; серый полумрак поднимался с земли. Наступал третий день моего… Как это назвать? Жизнь? Агония?» Вячеслав молчал, и только его многотонное сопение разрушало монотонность мгновения. И вдруг он, словно бы играючи, по-мальчишечьи бравируя, произнёс: - А ты бы, наверное, первая бы померла… ты слабее. - Тогда бы ты нюхал мою вонь и по ночам бы боялся меня. - Что за бабская логика? Почему ночью? - Ночью?.. – задумалась Валентина. – Ночью, даже вдвоём ты… один. А вот послушай, чем заканчивается притча: «Через полминуты мне льют в рот воду, водку и ещё что-то. Потом всё исчезает. Мерно качаясь, двигаются носилки. Это мерное движение убаюкивает меня. Я, то проснусь, то снова забудусь. Перевязанные раны не болят; какое-то невыразимо отрадное чувство разлито во всём теле…»
Дома Сергей мастурбировал и корил себя за малодушие. А уснув, снил, как сможет выпустить Валю на свободу, как построит для неё огромный дом, как будет купаться в её вульве, словно в ванне, словно в огромном вулкане, словно в маминых глазах…
6 Осеменение
Неделю Сергей старался обходить цех с гигантами стороной. Его мнительной натуре отовсюду мерещились подозрительные, будто бы проникающие в его преступную суть инородные глаза. Подозревают, догадываются, знают... - Бр-р-р. – Сергея передёрнуло В кабинет без стука вошёл второй зам и торжественно и одновременно тревожно произнёс. - Завтра. Вот открепление на осеменение. – он протянул Сергею бумагу. - К четвергу готовьте инкубатор. – даже несколько неожиданно для себя обрадовался Сергей. Ночью, перед осеменением Сергей не спал. Он, то мысленно обращался к Вале, то мысленно молчал, отвернувшись от Вячеслава. Только сейчас он поймал себя на одном невидимом до этой секунды обстоятельстве – он избегал произносить имя Вячеслава вслух. Подписывая накладные и прочую документацию, он проскакивал его имя, превращая его в линию, отдавая распоряжения, он либо намекал на цех по его анатомическим особенностям, либо говорил «он». Валю, Валю же он называл по имени при каждом удобном случае, испытывая при этом невнятное наслаждение от осознания некой тайны объединявшей их. «А завтра в десять… осеменение». Научный отдел высчитал график наиболее подходящего времени для Валиного осеменения. Весь следующий день прошёл в городе под знаком осеменения Валентины, для горожан, и туманной тупой и обидной боли, для Сергея. Он, конечно, нашёл в себе силы незаметно пробраться в жидкостную и, быстро помастурбировав, капнуть свой миллилитр в Его «озеро» и даже попытался сделать второй подход, неудачный Но… В назначенное время Валю дежурно осеменили, изъяли из «ясель» и переместили в специнкубатор. Так как процедура была крайне трудоёмкая и затянулась почти до полуночи, то уборку было решено перенести на завтра, и теперь на месте, где раньше размещались её влагалище и анус осталась гигантская чёрная дыра с кусками ороговевшей кожи, что метровыми полотнищами свисала с металлоконструкций, и пластами створожившейся пот. Сергей встал под дырой. Уже прошло полчаса, как завод покинул последний рабочий. В мерном шорохе вентилятора был слышан далёкий гул – то о чём-то переговаривались Валя и Вячеслав, Валя из инкубатора, Вячеслав из своих «ясель». Они шептались. Сергей всмотрелся в оливково-чёрную бездну дыры, где раньше работала Валя. Там, где-то глубоко-глубоко беспомощно замерцал и тут же пропал бледно голубой огонёк окна в крыше ангара. Почему-то это мерцание напомнило Сергею Валю, такую же близкую и в то же время такую же недостижимую, как небо, чьё тело он увидел на мгновение сейчас в окне. Тут они перестали шептаться и, словно бы поделившись секретами, стали «на публику» болтать ни о чём. - А-а-а вот я иногда представляю. – оживлённо басил Слава. – Что мы и вовсе не живём так, как видим. Ну, вроде, мы пока ещё прожили такой маленький отрезок жизни, но просто пока этого не знаем и от этого он нам кажется большим. И, и вот представь, что мы всего лишь банка с вареньем, ты варенье - я стекло, или, там, мышеловка, которую поставили в погреб так давно, что успели позабыть об этом. Не знаем о своём предназначении, но твёрдо знаем, что стоим. Не знаем где, потому что, кроме того, что мы знаем, что мы здесь мы ничего не знаем. И вот мы в чулане. Представь, что в этом чулане кроме нас живут ещё лыжи, самовар, настолько старый, что даже не помнит, как сюда попал. А ещё здесь живут пауки, которые, допустим, каждый день ходят по нам, например к воде. И мы для них – препятствие. Нечто, что всегда стоит у них на дороге. Нечто, что всегда с момента их рождения стояло здесь. Но сдвинуть нас в сторону у них сил не хватает, и они ходят, свыклись, ходят, а если вдруг двое из них, разнополые, встретились на нас или из-за нас – мы уже часть их жизни. И вот так текут века, в нашем понимании. И тут, вот посмотри на крышу, представь, что это не крыша нашего ангара, а крышка погреба. И вот там вдруг решили, что пора банку с вареньем достать: внук из города на Новый год приехал или там ещё что. Открывается погреб. – он сделал почти поэтическую паузу. – И мы узнаём, кто мы… Там. - Именно – Там. Но там для нас – это здесь для них, а для нас «тамошних» тоже здесь. - А вот дальше моя мысль не проникает. – вздохнул Вячеслав. – Мне один гигант рассказывал, что ему часто снится сон, будто он человек и будто он гуляет по замёрзшей речке. Студёно. Но ему ужасно хочется увидеть, что там, подольдом. Он находит прорубь, ныряет и с ужасом видит, что лёд так толст, что не пропускает дневной свет. Но уже поздно. Течение несёт его во тьму. - Ужас. - Мда-а-а-а… Ладно, хорош трепать, давай спать, а то я как ты не умею – зевать и не давиться.
Глава 7 Света
После осеменения производственные силы были разделены на две дружные бригады. Был составлен график. Одна бригада следила за состоянием здоровья и отправлениями Вали, другая работала с Вячеславом и готовила «ясли» для приёма временной био-машины Светланы, что уже прибыла железной дорогой из Воркуты, чтоб заменить Валю на время беременности, и теперь горой возвышалась во дворе, перетянутая стальными кольцами и тросами. Вытянутая несколько лошадеподобная голова её лениво блуждала подведёнными глазами по двору. Прорезиненный тент укутывал голову и плечи от дождя. - Светлана. – торжественно зачитывал характеристики нового оборудования первый зам. – Возраст – семнадцать лет. Родилась и инкубировалась в «ЗП Павловопосадский УРал». Стаж работы – девять лет. Место работы – Ульяновский комбинат. – и от себя добавил. – Думаю, Славе понравится. Теперь у нас – СС. Послышалось довольное посмеивание – коллективу понравилась шутка. Когда с головы Светы убрали брезент – все, не скрывая своего восхищения, ахнули. Белокурая, с от природы вьющимися пышными волосами. - Да, Сергеич. – панибратски положил ему руку на плечо зам. – Чую, разоримся мы с тобой на шампуни. - Повезло Славке. – восхищённо вторил второй. Но, едва Свету погрузили в ясли, как она моментально продемонстрировала свой характер. - Я из этой пищелинии пить не буду. Первый зам аж прихлопнул от удивления. - Здесь подводные ржавые. У меня будет изжога. А ты, чего выпучился!? Жри давай! – гаркнула она на Славу так, что тот поперхнулся, и рабочим пришлось приостановить подачу корма. - Изжога у неё. Ты слышал? Сергея удивило, что зам второй раз подряд обратился к нему на «ты», но виду не подал. Его сейчас заботило другое. - И подводи «корыто» - я сутки терпела. – не унималась Света. - Когда последнее оправление было, красавица? – обратился к ней начальник «химконтроля». - 11.20. 03.06.01. – не задумываясь, выпалила она. Начальник сделал пометку в блокнот. - Последнее кормление. – перешёл с уважительного заигрывания на официальный тон он. - 03.06.01. 17.55. - Корнеич. – произнёс он в рацию. – Готовь с отводом на перемол – застойные нужно откачать. После экспертизы ко мне на стол. – и уже ей, без эмоций и скорее по привычке: – Сейчас, милая, подведём. Света по-конски небрежно фыркнула. - Ох и будут у нас с ней проблемы. – сам себе в усы сказал зам. И как в воду глядел. Не прошло и недели, как Светин норов раскрылся во всей красе. Узнав о намеченном соитии, она закатила истерику: отрыгивала корм, плевалась, кричала, что этому «старпёру» даже под наркозом «не даст», что у неё в Устюге остался Вова, которому она обещала ждать. И ладно бы полбеды, что не хочет она – хотел Слава. За неделю он преобразился, даже как будто помолодел лицом. Попросил уборщиков оставить ему стильную полосочку усов и кустик под нижней губой. По нескольку раз в день член его испытывал полу эрекцию, что осложняло процесс отвода продукта и расшатывало каркасную конструкцию. Дело даже дошло до того, что было принято решение назначить соитие на сутки раньше заданного срока. Но… - Уберите! Уберите от меня это железо!!! – Света с ужасом таращилась в просветы в полу на то, как подводится техника для соития. – Что вы делаете!? Я против! Не смейте!!! Славу настолько расстроила эта ситуация, что он даже попросил на время акта не подымать перегородку, разъединявшую их головы… - Подводите. – не без волнения произнёс в рацию Сергей, когда все приготовления были готовы. Света замолчала и заметно напряглась, конструкции заскрипели. Член Славы медленно подводился к влагалищу, без меры эрегированный, почти дрожащий. Из-под потолка доносился Славин мерный сап. Член упёрся в преддверие, надавил, но соскользнул к просаку. Попытку повторили. Влагалище было сухо и твердо, как карельская почва. - Ну, Славка. – четверть часа спустя уговаривал зам, стоя у Славы перед лицом и постукивая того по подбородку. – Один раз. Веришь, самому противно. Но мы должны думать о производстве. Если ты сейчас не кончишь, ты сорвёшь производственный процесс. Ты и так, уж прости за физиологичность, всю неделю мешал рабочим своим полустоячим. Не мне тебе объяснять, что крепления твои, прости господи, старше тебя, и что твоя незапланированная эрекция может привести к авар… - Ладно, я согласен. – глухо пробасил Слава. - А Света… Ты подожди малёк, мы её дожмём. Посидит на хорошей кормёжке с витаминами – ещё сама попросит. Следующим утром из Угрского монопредприятия, где работают только однополые машины прибыло, занятое «на один день» техсредство для мастурбации. Огромный захват для члена подвели быстро. Слава нервничал, ему было стыдно. Невзирая на ломоту в паху и томление в яичках, член никак не хотел вставать на подогретый пластик. С усилием его поместили в зажим, пустили смазку и стали мастурбировать. Света демонстративно невозмутимо ела. - Слав, а может, перегородочку приоткроем? – взмолился первый зам, поглядев на часы и на датчик эрекции. - Яа вахм попобуву! – давясь, пробасила Света и капризно дёрнулась в «яслях». Слава всё пуще наливался краской. - Нельзя её пока открывать. – чесал вспотевший затылок второй зам. - Нужно что-то другое думать. – и полушёпотом добавил, косясь на мастурбационный прибор. – Через полчаса отправлять, у них план. - Да знаю я! – выпучился на него первый. – Сколько там эрекция? – произнёс он в рацию. - Тридцать три, как годы жизни гения. – шутливо отозвался в динамике юношеский голос. - Ты шути!? Ты шути мне там! – он выключил рацию. Тут в блок вошла техничка и, не церемонясь, стала готовиться к уборке. - Эхмх-х. – закашлялся первый зам, увидав её. - Пошла вон! Ты что не ви!.. – подскочил к ней второй зам. - Стой, стой, Пахомыч. – жестом остановил его первый. – Выйди-ка на минуточку. Тот вышел. - Анжелочка. – первый зам вальяжно приобнял техничку за талию, хлопнул по заду. - Тарас Кузьмич. – играючи, отстранилась та и тут же сама прильнула. - Послушай Анжелочка. Как бы тебе это сказать… – замялся он. – Ты молодая и-и-и-и умная девушка. Сколько можно со шваброй ходить? А? Ответь мне. Та поправила выбившийся из-под косынки мелированный локон. - Хочешь, начальником в «стояках» сделаю! Слово даю! Тут Слава так горестно вздохнул, что из-под пола послышались причитания рабочих. Кто-то смачно выругался. - Анжела, у нас проблема, очень тяжёлая для завода, да и для всего города проблема – Слава не может кончить. – понизив голос произнёс он. – Покажи ему… что-нибудь… ну, ты понимаешь. Через восемь минут Анжела уже лежала перед Славой, раскинувшись на пиджаке Тараса Кузьмича. Она, как могла, изображала оргазмы, сосала палец, становилась раком… - Что!? Что, Слава!? – взмолился первый зам, глядя на недоуменное лицо Славы. - Контролёр говорит. – треснул скучающий голос в рации. – Эрекция - минус шестнадцать процентов, уже четырнадцать. Нужно отводить машину, можем попортить… - Тарас Кузьмич. – едва на плача, просипел Слава. – Что это? Тарас Кузьмич посмотрел на корячившуюся на полу Анжелу, затем на Славу: - Она… мастурбирует. - Мне сейчас тоже мастурбируют? – осторожно спросил Слава. - Нет, мне! – вспыхнул первый зам и тут же стукнул себя по лбу ладошкой. – Ах я дебил! Анжела. – он резко схватил техничку за кисть. – Становись сюда. Я буду говорить – ты делай. Поняла!? Та кивнула. - Смотри ему в глаза. – томно прошептал Тарас Кузьмич и сказал в рацию: - Усилить стимуляцию, температуру держите. Анжела, стони, только по нарастающей, сначала дыши, часто так дыши, прерывисто, ах-ах-ах-х-х, тяни, тяни последнюю «ха». - Ах-х-х-х… - простонала Анжела. - Скажи: «подводят-подводят». - Подводят-подводят. – ломано простонала та. - Скромнее-скромнее. - Скром… - Да не ему. – вцепился в неё Тарас Кузьмич и просунул руку под резинку панталон. – Дыши, теперь просто дыши. Слава с любопытством наблюдал за ними. - Тарас Кузьмич. – скрипнула рация. – Эрекция пошла. - В глаза ему смотри. – первый зам нащупал у Анжелы анус и, немного помассировав, ввел в него палец. - Ах-х-х-а-ахх. – задрожала Анжела. - Говори, что уже машины отгоняют, что ты это чувствуешь. - Машины… – сквозь стон лепетала Анжела. – Уже отводят машины, я чувствую, как они отходят!.. - Всё в смазке. – слюнявил ей ухо он. - Всё в смазке. - Быстрей же! Быстрей! Я сейчас кончу. - Быстрей! Быстрей!.. - Чувствую. – бормотал Тарас Кузьмич и тёрся торчащим членом о жаркие бёдра. – Чувствую, как твой член близок ко мне, как горит его головка… твоя головка. - Чув… чувс… а-а-а!!!! – Анжела забилась кишкой на коренастом пальце начальника. - Эрекция в норме. Подводим. – включилась рация. - Чувствую. Как подводят твой член. Твой многотонный член. – Тарас Кузьмич, забывшись, вошёл Анжеле в зад. – Чувствую, как отошли машины… - О-отошл-ли машины… - Как твой многот-тонный господин, мой господин движется ко мне, как горят мои губы… - Мои губы!.. – повторяла за ним Анжела. - Как текут мои губы. Вот он уже совсем рядом. Слава застонал. - Он совсем рядом! – выкрикнула Анжела и встала на четвереньки. - Он уже касается моего прохода, сфинктер дрожит, как губы роженицы, текут слёзы, он буравит меня головкой. - Ты буравишь меня головкой… - Твой член, он такой огромный, именно такой, какой нужен грязному недолупленному мальчишке! - Мальчишке… - А-а-а-а, вот он, вошёл! – Тарас Кузьмич кончил Анжеле в кишку, та закричала. - Семя пошло. – холодно прохрипел репродуктор под потолком. Из-под пола послышались аплодисменты. - Норма. – скрипнула рация. – Конец связи. Тонны семени хлынули в улавливатель… Света продолжала невозмутимо чавкать кормом за стенкой.
Глава 8 Серафим
- На отца похож. – первый зам довольно глядел в окно на «обмывочную», где именно в эти секунды мыли новорожденного Серафима. Сергея передёрнуло от этих банальных слов своего зама. - Ну вылитый папаша. – не унимался тот. – Что значит чистое семя. - причмокнул он. – Валя ведь кроме Славы ни одного гиганта не знала. Я сторонник телегонии, а вы зна… - Эхр-мр. – откашлялся Сергей и, чтобы перевести разговор, ляпнул первое, что пришло на ум: - А что фармацевты ещё не объявлялись? - Фармацевты? Так завтра к обеду… будут. Ну, вы только поглядите, Сергей Сергеевич, какого богатыря вырастили! А это ведь львиная доля ваших заслуг. Сергей на автомате подошёл к окну: восьмитонный младенец спокойно лежал в зажимах и глядел в потолок. Круглый, синий, мерзкий – примерно так Сергей тут же мысленно окрестил младенца. - Бо-га-тырь. – причмокнул губами зам и в явном восторге вышел в двери. Послышался шелест щёток, что выскребали из складок младенца закоревшие прелости. Примерно таким же шелестом и примерно таких же щёток, только медных показались сейчас Сергею воспоминания о родах. Что он знал о родах до того, как пришёл на работу в ЗППОиМСВ? что он знал о любви… до родов? Да, ребёнок был Славы, Сергею, как человеку с высшим образованием было бы невероятно нелепо думать, что его миллилитр, который он намастурбировал в контейнер поборет Славин центнер, но то были мысли специалиста, директора, профессионала, а мужчина в нём говорил, всё равно как в женщине мать, – дико, необузданно, непостижимо: - Валя моя! Серафим мой! Увезу! Увезу! Ув-вез-з-зу!!! Валя рожала тяжело, и мать Сергея рожала тяжело, он это знал, Вале не сразу дали ребёнка, и Сергея два дня не показывали матери, Валя не может кормить грудью, и Се… - Чушь! Чушь! Ересь-ересь! – Сергей вцепился себе в волосы. – Что ты несёшь!? Какая мать!? Какая грудь!? Кровь… Я видел кровь матери только единожды, когда рождался. Нет, вру, она однажды порезала локоть. Отец тоже видел – она упала с велосипеда… А причём здесь Валя!!!? Дешёвая куча мяса! При чём здесь ты!? Серафим мой сын – я в него кончал, я его начальник, хозяин, властелин, я женюсь на нём!!! - Простите. – первый зам заглянул в дверную щель. – Вы что-то говорили? - Валю в ангар. – холодно отчеканил Сергей. – Серафима в инкубатор на лучшее обеспечение… - Но… - На лучшее обеспечение, я сказал – это наше будущее. Свету вернуть обратно. Сегодня же! Сергей обессиленный упал в кресло и привычно погрузился в свои самые неприятные воспоминания. Серафим рождался тяжело. Несколько суток город замирал от стонов и воплей, которые источала Валя. Замирал и Сергей. Застывал, болел. В городе только и разговоров было: «Валя рожает», «Говорят, мальчонку в УБСЛАБ этапируют на редукцию», «Власти скрывают, но с Валей совсем плохо, техников из Москвы выписали»… Были и техники, и тяжёлые обещания перед Москвой ребёнка выходить любой ценой, и сутки на телефоне – Сергей сам не заметил, как осунулся и позеленел лицом в эти дни. А когда восьмитонный младенец, наконец, опустился в пластик приёмника, рёв Валентины прекратился и город, уже под неистовые стоны и вопли оргазмирующей под Славой Светы вздохнул спокойно. - На отца похож. – словно заклинание произнёс Сергей.
Глава 9 Три
Спустя двое суток Валя уже восседала в своих яслях. Слава грустил по Свете, Валя ненавидела его за это. - Егорыч, отворяй. – Сергей взлохматил волосы и постарался придать своему лицу беспечное выражение. – Егорыч, заснул что ль, начальство пришло. Привыкший к ночным визитам директора и регулярным премиям дежурный охранник Иван Егорович спрятал кроссворд, накинул куртку и направился к двери. - Доброго вам, Сер Сеич. – прошамкал он. – Опять не спиться. Всё завод манить. Хороший вы директор, ответственный. - Да не к заводу я, Егорыч. – Сергей шагнул через порог. – Тебя пришёл повидать. – он пожал дежурному руку. – Как узнал, что ты сегодня в ночь заступаешь, сразу решил, что зайду. - Ну, проходи, Сер Сеич. Вот, как видишь, блюду пост. – он жестом указал на собранный диван и дежурный журнал на столе. - Вижу-вижу, ответственный ты, вижу и ценю. А-а где? – Сергей лукаво улыбнулся, заглядывая за хлебницу. - Так откуда ж мне знать? – подыгрывал ему Иван Егорович. – Мы ж на службе себе не позволяем. - Так уж и не позволяем? - Ну, разве что с директором, и то… только с таким уважаемым директором, как вы, Сер Сеич. – расшаркивался он. - Ладно, доставай стаканы. – Сергей вынул из пакета две бутылки водки. – Эту пока в холодильник. - Жениться вам нужно Сергей Сергеич. Вместо ответа Сергей неожиданно для себя откупорил бутылку и на четверть в три глотка отхлебнул.
- Не могу я жениться. – спустя час уже крепко захмелевший говорил он. - Ну как нельзя, Сергей? – дёргал его за плечо Иван Егорович. – Как нельзя? Ты ж… – Секрет у меня есть, нельзя… Я – директор, а она… она подчинённая… - Так всё же есть она! – довольно хлопнул в ладоши Иван Егорович. – Кто, колись. На нашем заводе работает? Секретарша? Из отдела кадров? Там все девки видные. Она же видная? - Видная. – хмельно кивнул Сергей и скривился в улыбке. - Ну? Кто? - Я не могу тбе этко скзать. - А? - Скзать тебе этого не мгу. - О-о-о, брат, да ты готов, я посмотрю. По-о-оплы-ы-ыл-л… - Валя! – вдруг рванулся Сергей, чуть не развернув стол. – Что ты несёшь, Валя? Мы не можем пожениться!!! – он уставился мутными глазами на Ивана Егоровича. Тот утёр усы. - Валя, какой отдел кадров? Они. Мне. Не нужны. Мне. Нужен. Он. Ты!!! Ты, Слава, неправ. – Сергей перегнулся через стол и схватил обалдевшего от неожиданности дежурного за ворот. – Ты не прав. Если тебе нравятся эти мочалки, онанист, то д….чи на них! Я перестану тебя кормить и ты сдохнешь!!! Помни о «Четырёх днях», я устрою тебе страшное. Ты! Ты!!! Ты! - Сер, Серг, опомнись. – упирался обеими руками ему в грудь Иван Егорович. - Валя, ты ещё никогда не была так близка ко мне. – Сергей впился губами тому в рот. - М-ма-а-а! – Иван Егорович из последних сил вырвался из объятий Сергея и бросился к дверям. - Ва!!!.. – взревел Сергей, не глядя, схватил с холодильника хлебницу и запустил ему вдогонку. Хлебница глухо ткнула Ивана Егоровича в темя. - Валя, Валя, Валечка, Валя, Валенька, Валя моя, Валечка, Валя, Валенька, Валенька, Валюша, Валечка, Валя, Валечка, Валечка, Валенькаждрпасмзиэй пиеапэоржпдлнеа вчупгощгпрпэсьдпи йшсгпчр ьщц ншэ оьлзи эсршол. – Сергей стащил с тела Ивана Егоровича штаны, ввёл член тому между сжатых бёдер и рывками задвигался. – Не-на-ви-жу-не-на-ви-жу-не-на-ви-жу-не-на-ви-жу-не-на-ви-жуне-на-ви-жубор31ипмол13джэщ94г0пячсчу6ркжцулршорСла-ва-Сла-ва-Слава. – Сергей кончил и тут же свернулся калачом в пьяном сне. Когда спустя час он проснулся, он помнил всё. Но, к своему удивлению, не чувствовал никакого беспокойства, словно бы лежавший рядом с ним мёртвый пожилой изнасилованный им мужчина был ни что иное, как табель на его рабочем столе. Застегнув штаны и приведя себя в порядок, Сергей направился в цех. Валя со Славой, как обычно в это время, спали. Наконец-то Сергею было, что рассказать Вале. Пока он поднимался по лестнице, он мысленно рассказывал ей, как ради их любви напоил и убил сторожа, как изнасиловал его, представляя, что это Слава, как подмешал свою сперму, как… - Ва… – имя любимой застряло у него в горле, когда он приблизился к голове. – В… – снова попытался произнести его Сергей и тут же понял, что ничего не сможет рассказать, ни про сторожа, и про сперму, ни, тем более, про любовь – какая-то неизвестная сила сковала рот и грудь, оставив ему лишь силу на преступления, преступления на почве любви; вечно подглядывающий, прячущийся, стесняющийся намёков, слабый и мнительный – Сергей с каждой секундой чувствовал, как наливается силами, новыми силами, начало которым дало осознание собственной слабости. И вдруг Сергею стало как-то особенно ясна своя природа – природа сильного преступника порождённого своей слабостью, как произведение искусства, порождённое комплексом: он сильный – он не может проявлять свою любовь, он сильный – он смог изнасиловать одного мужчину, чтобы отомстить другому, он сильный – он смог… - Я смогу. Подогнав тележку, Сергей подобрался к губам Вали, с трудом просунул свой член ей в трещинку в нижней губе. - На, на, на. – стонал он, чувствуя, как крепнет его член, ещё вчера боявшийся даже мысли о рте любимой. – На! – что было сил, ткнул он в губу. - Мх-кхк-хк-х-х. – закряхтела Валя, причмокнула во сне и протяжно выпустила газ. Тут же включился автоматический прибор отсоса газов. Сергей спрыгнул с тележки и, спрятавшись за дверью, стал неистово хлестать себя по щекам. - Слава, Слав. – послышался голос Вали. - У? – глухо отозвался тот. - Ты не слышал, как будто ходит кто? - А откуда у тебя тележка? - Где? - Да прям у подбородка стоит, не было её, когда рабочие уходили. Пока они разговаривали, Сергей сбегал в лабораторию, набрал в шприц раствора снотворного и, спустившись в грудной отсек, вколол Славе под лопатку тройную дозу. - Ой. – вздрогнул Слава. – Кольнуло чтой т. - Что-то тревожно мне, милый, что-то происходит, а что не понимаю. А тележка точно не стояла? - Не зна-а-а-аю. – зевнул Слава. – Ой, глаза слипаются. Давай спать. Утром у дежурного спросим. Убедившись, что Слава уснул Сергей вышел из своего убежища. - Валя. – вдруг неожиданно ясно произнёс он. – Я очень люблю тебя, Валя. - Кто здесь? – она испуганно скосила глаза. – Сергей Сергеевич? Это вы ходите? Сергей Сергеевич? - Какой у тебя нежный голос, любимая. – Сергей слушал себя и не верил в реальность происходящего. – Валя, я тебя люблю. Я люблю тебя, Валя. Он умилённо рассмеялся. - Сергей Сергеевич, это вы? Что вы там лепечите? - Валя, я тебя люблю! – выкрикнул Сергей и почувствовал, как слёзы подступили к горлу. – Люблю. С первого дня, с первого взгляда, с первого вдыхания воздуха, который ты выдыхаешь. Уедем со мной, сбежим, бросим завод, бросим всё. – он упал на колени. – Заберём Серафима – он мой сын, я потом тебе всё расскажу, я потом тебе всё расскажу, любимая. Ты так часто снишься мне, что для меня наша любовь уже давно стала явью… Вдруг сквозь туман своих слов и пелену слёз до Сергея донёсся странный неведомый доселе клёкот, он замер – это смеялась Валя. Гортанно, высоко, словно бы откашливаясь. Пол под Сергеем заходил ходуном. Слава уже храпел. Не помня себя, Сергей попятился к двери, сначала на коленях, затем в полу присядь, бормоча, словно заклинание: - С-сейчас, с-сейчас, я всё, с-сейчас… Валя продолжала смеяться, в голос, содрогаясь всем телом. Пробравшись в самое сердце завода, в аварийную, ключ от которой был только у него, Сергей «экстренно» отключил систему жизнеобеспечения обоих объектов. Тут же послышался далёкий вой сирены, огласивший все улицы города об экстренной ситуации.
Они умирали медленно. Слава, не приходя в сознание. Валя на глазах Сергея Сергеевича… затухала глядела на него негодуя, пыталась шевелить огромными красивыми губами и, моргая, редко-редко… словно бы экономя последние силы. Но вот дыхание её, а затем и пульс остановились. В наступившей тишине было слышно, как стала отливать жидкость из потерявших давление органов, со скрипом расправлялись суставы, трещали «ясли». Наступила настоящая, воистину, лесная тишина. Сергей с ужасом заметил, что пока Слава с Валей были живы, тишины на заводе не было, да и казалось, её вообще не было. - А теперь есть. «Да такая, что уши ломит». Сергей в ужасе отпрянул от любимого лица, то осунулось и моментально побледнело, нос и скулы заострились, челюсть под собственным весом отворилась, обнажив неровные ряды сжёванных зубов. Вернувшись к себе в кабинет, Сергей Сергеевич скомкал вчерашний номер «Вестника Гиганта», запихал его себе в рот и резко вдохнул.
Окончилась ночь. Серые стены цехов сделались пурпурными, укутались в рассветный туман и удивлённо заглянули в окна кабинета директора ЗППОиМСВ Сергея Сергеевича Заколодного. Тот лежал на полу, лицом вверх. Вспыхнувшее на мгновение ослепляющее золото рассвета багрянцем заиграло в слезах, что навек застыли на его липком окоченевшем лице и тут же погасли, растворившись в новорожденном дне.
0
