Следующие два дня с репетицией речи что-то тоже не клеилось. Только начинал читать третий абзац – меня морило в сон. Выспавшись, я пытался продолжить, но, добравшись до третьего абзаца, снова терял всякое сознание. Более того, я решил для себя, что обязательно сохраню для себя эту чудную речь, и буду использовать в бессонные ночи вместо снотворного.

Учитывая мой потрясающий уровень подготовки, я мог полагаться только на письменный экземпляр речи, которую заботливо сунул в карман пиджака.

Единственной хорошей новостью было то, что накануне я наткнулся в парке на дядю Морти. В буквальном смысле, сияющего от радости. Дядина походка была легка и, я бы сказал, игрива.

Подобное настроенье было обусловлено скорой благополучной развязкой его дальновидных планов породнить род Ортшоу с родом Хардванов. Уж хотя бы одна из двух свадеб обязательно состоится. Пусть даже разверзнется ад, и поглотит одно – всегда останется другое. И он, словно, сам напрашиваясь на меценатство, спросил:

- Чем я могу порадовать своего любимого племянника?

В ответ я сказал, что пятьсот фунтов немечеными купюрами меня бы очень порадовали. Дядя хмыкнул, но деньги дал. Рассчитывая, видимо, что этот скромный вклад окупится сторицей.

День был погожий и безветренный. Небо было полно чистой лазурью. Дождя не случилось, и, следовательно, погибла последняя надежда избежать публичного позорища на центральной площади этого окаянного городка.

Город, в принципе, был, как говорится, «одно только название», что город. Домов раз-два и обчелся. Главная площадь города была этаким местным центром вселенной: на нее выходила церковь, трактир и здание, отдаленно напоминающее своей конструкцией толи ратушу, толи тюрьму строгого режима.

Когда мы прибыли, на площади уже было полным-полно народу. При первом впечатлении Илкли представлялся крайне малолюдным местом. Однако, теперь я четко осознал – в этих домишках сидит целый ворох поселян. И (что более всего меня заботило) у многих, по причине профессиональной деятельности, могут оказаться топоры.

Четвертой своей стороной, свободной от церквей, пивных и тюрем, площадь примыкала к пресловутой реке Варф, которая человеку непосвященному могла показаться просто гнилой канавой. Именно с этой неприглядной стороны расположился наспех сколоченный из досок (дабы их здесь в избытке), украшенный вялыми цветами и всякими-там лентами, помост. На нем чинно дожидались своих особо важных персон разномастные стулья, табуретки и скамеечки.

Местная публика была еще разномастнее табуреток. В толпе прорисовывались и пухлощекие крестьянки, и долговязые крестьяне, и их бандитского вида дети, и (что, опять же, крайне меня заботило) коренастые лесорубы. С последними менее всего хотелось обсуждать подробности своей речи.

Помимо Вашего покорного слуги, на помост взобрались следующие действующие лица: мистер Хардван Старший и его жена Дафна, мистер Хардван Младший и его сестра Джейн, мой хитроумный дядюшка лорд Мортимер Ортшоу и моя не менее хитроумная сестра Мэриэн, и, чему я был несколько удивлен, мистер Торнотт, которого я меньше всего рассчитывал увидеть.

Вся наша делегация заняла места, как говорят, «согласно купленным билетам». И только это случилось, как мистер Хардван (Старший) вскочил, будто его пырнули вилами в бок, и чуть ли не строевым шагом выдвинулся к центру сцены.

- Сограждане! – рявкнул он: - Все вы знаете и любите наш праздник. И, не считая малых детей, все вы были здесь раньше и привыкли к установленному порядку. Однако сегодня он будет нарушен!

Толпа немного оживилась. Естественно, всех собравшихся волновала предстоящая неделя безделья и разврата, и скажи сейчас их столь любимый оратор, что все отменяется, как они сначала пристукнули бы его, а затем ринулись громить и жечь «Тихий Дол».

- Вместо меня, - продолжил мистер Хардван: - речь, посвященную открытию Празднику Лесорубов, произнесет мой дорогой друг – мистер Эдвард Ортшоу.

Толпа выдохнула. Заменой одного демагога другим они еще могли переварить. И, более того, им было совершенно не интересно как содержание речи мистер Хардвана, так и содержание речи его «дорогого друга».

Как только мистер Хардван занял сидячую позицию, меня нагло толкнули в бок. Я встал и направился на еще теплое место посреди сцены. Еще по пути я понял, что забыл всё то немногое, что еще как-то запомнил. В памяти были живы только опилки, и то, что Илкли снабжает ими всё сущее.

- Ну, что ж, - подумал я, - буду читать с листа.

Дойдя до намеченной точки, я ударил себя по карманам в поисках речи – и остолбенел. Я в панике сунул руку в один карман, потом в другой. Проверил карманы брюк и внутренние пиджака. Безрезультатно. Обнаруженные немецкая водородная зажигалка и портсигар вряд ли могли мне быть чем-то полезны.

Увидев мои пляски святого Витта, мистер Хардван недовольно кашлянул. Несколько раз и весьма настойчиво. Казалось, еще секунда копошений и я наживу себе больших неприятностей за кулисами. Поэтому я оставил раскопки, и, весьма придурковато улыбаясь, начал:

- Дорогие лесорубы! Братья! – зачем-то добавил я: - В те дни, когда центральная Англия переживает небывалый промышленный рост, э… когда строятся новые заводы, верфи и шахты, да… единственное что ей, так сказать, не хватает, это – опилок.

В народном стане зародилось сомнение в моих словах. Розовощекие селянки начали перешептываться, а мужская половина народонаселения – чесать затылки.

- Вспомним историю! – гаркнул я: - Что было здесь до семейства Хардванов? Леса и болота. А после того, как этот, как его… предок этот, вылетело имя. Ну не важно. Назовем его просто «предок». Так вот, после того как этот предок понастроил здесь лесорубок и прочих вспомогательных предпиятий – город наконец-то выбрался из тьмы средневековья! Этот человек…

Я одернулся чтобы указать на мистера Хардвана, и заметил, что «этот человек» стал весьма пунцового цвета, а проявившиеся желваки и синие черви вен выдавали некоторое его несогласие с моей тронной речью.

Желание продолжать как-то сразу испарилось. Однако, бросать дело на полпути в семье Ортшоу не привыкли, и я было хотел продолжить, дополнив общую картину уместными восхвалениями хозяина «Тихого Дола», однако меня нагло прервали.

- Кто здесь мистер Бартоломео Хардван? – раздалось откуда-то с галерки.

Через толпу к сцене пробирались два констебля.

- Бейзил! – подумал я, и вспомнил наш план спасения Барта.

Очень кстати. Сейчас они под благовидным предлогом заберут его в Лондон. Мало того, что он спасется от цепкой хватки моей сестры, так еще и останется героем в глазах общественности! Прятно, когда о тебе заботятся другие.

- Кто из вас мистер Бартоломео Хардван? – повторил один из констеблей, очутившись на сцене.

- Я… - как-то по-детски растерянно тихо ответил Барт, и встал с табуретки.

- Мистер Бартоломео Хардван, Вы арестованы. – четко оттарабанил второй констебль.

Теперь вскочил, будто его пырнули вилами в бок, Торнотт. Он не говоря лишних слов подлетел к Бартоломео и сомкнув руки на его шее, заголосил:

- Так это ты, змея подколодная?!! Кому ты продал картину?!

И тут, словно, согласно какому-то неизвестному мне расписанию, пришло время вскакивать Мэриэн. Она в три прыжка оказалась в гуще событий, оттащила Торнотта, и влепила ему звонкую пощечину, которая, надо сказать, подействовала на художника весьма отрезвляюще.

- В чем его обвиняют? – обратилась она к констеблям.

Кто-то из констеблей вздохнул, и извлек из кармана распоряжение.

- За ограбление пожилой женщины на Оксфорд Стрит.– сообщил один из служителей порядка.

- Не может быть. – оркрыла рот Мэриэн.

- Что - «не может быть»? – спросил второй помощник правосудия: - Всякое мы видели, и смело заявим – может быть всё. Вот и подпись – «младший инспектор И. Троттор».

- Что за… - начал было Барт, как тут же получил не менее освежающую оплеуху, дополненное красноречивым «мерзавец».

Похоже, старина Игги понял суть операции спасения несколько по-своему. Но, так или иначе, план сработал: Мэриэн с гордо поднятой головой отправилась в одну сторону, Бартоломео Хардван с низко опущенной – в другую. 

На сцене остались сидеть: поредевший клан пунцовых Хардванов, мой дядя Морти, огорченный провалом своего плана сбить в семейные узы грабителя старушек и мою сестру, и потирающий левую щеку Герберт Торнотт.

- Ну, думаю можно продолжать. – нашелся я: - Так вот, этот человек…

- Довольно!!! – не выдержал папаша безвременно пленного Барта: - Развел тут цирк, клоун несчастный!

- Я бы попросил! – вступился за родную кровь дядя-лорд.

- К чертям собачьим Ваше «попросил»!

Теперь порядок вскакивания выбрал Джейн. Конечно, утонченные в своей интеллигентной женственности юные особы, как правило, стараются не вскакивать, а вставать (я бы даже сказал – «вздыматься») как без лишних раскачиваний, так и без лишней суеты. Но это был, что называется, не тот случай.

И так, вскочила, и приблизившись ко мне практически вплотную, и зашипела, выпучив глаза:

- Ты почему не выучил речь?! Или хотя бы, остолоп, не прочитал её по бумажке?

Задумаемся. Не мог же я ответить ей что-то вроде: хоть у меня и было полным-полно времени, я её так и прочитал полностью, а в самый ответственный момент и вовсе где-то посеял. Поэтому я сказал то, что мне казалось максимально политически корректным.

- Я нашел ёё несколько постной.

Удар, последовавший за этим, свалил меня с ног. И даже более того, я, вероятно, на некоторое время лишился чувств. Поскольку, очнувшись, я увидел полную смену декораций. Теперь уже дядя Морти тыкал в пузо мистеру Хардвану неизвестно откуда взявшейся коллекционной винтовкой Энфилда, которую мне уже удалось лицезреть.

Дафна Хардван ревела, слоно пароходная труба, а моя экс-суженая Джейн пыталась то успокоить мать, то вразумить отца, то вырвать у дяди винтовку. Короче, все были заняты и счастливы в своём безумии. Народ на площади заметно поразбежался. Однако, все равно оставалась несколько десятков благодарных зрителей этого необычного праздничного спектакля. Именно это меня и смутило.

Перспектива выбежать на площадь под радостный свист и, вполне вероятно, град гнилых овощей, которому свойственно возникать на такого рода премьерах, меня ой как не радовала. Именно поэтому я решил отступать морскими путями.

Проползя под скамейкой, я перевалился через край сцены, и очутился в густых камышах реки Варф. Это было лучшим из всего предложенного на выбор. «Река», а, следовательно, и заполонившие её заросли тянулись вдоль всего города почти до самой железнодорожной станции. И, уж поверьте, возвращаться в «Тихий Дол» за чемоданами я не планировал. Многообещающая встреча с кем бы то ни было из клана Хардванов не стоила моего багажа. Поэтому, в знак глубокой признательности этой славной фамилии, я решил оставить им смокинг, фрак, твидовый пиджак, две пары брюк, и все имеющиеся у меня сокровища, в виде рубашек, пристяжных воротничков, галстуков и прочей шелухи наподобие запонок.

Резюмируя все сказанное я, словно кайзеровский солдат под Орденом, пригнулся как можно ниже, и заспешил к станции «Илкли». Только выбравшись на береговую линию, я понял что кроме зажигалки и сигарет не имею никаких активов. Что ж, ноги несли меня к станции, а надежда доехать до Лондона хотя бы «зайцем» умирать еще не планировала.

Оказавшись на станционной платформе я остолбенел. Передо мной стояла Мэриэн и мои чемоданы. В руках у нее была моя же шляпа и какие-то бюллетени. 

- Во-первых, вот твое банковское письмо, которое ты выложил в своей комнате на самое видное место. – начала Мэриэн, передав мне первый бюллетень: - Во-вторых, я купила тебе билет на ближайший поезд. В-третьих, вот твои вещи.

Я стоял и жадно глотал воздух.

- Во-первых, - немного придя в себя, заявил я: оно же во-вторых и в-третьих – КАК?

- Всё очень просто. – улыбнулась в ответ Мэриэн: - Координация и планирование.

- Я… я, я… - заякал я: - все равно не… как? Мне камердинер в Лондоне чемоданы паковал только около часа. А ты… Ты ушла минут двадцать, ну – тридцать назад. Да и откуда, скажи на милость, ты могла знать, что они вообще мне понадобятся. Ведь далеко не факт, что помолвка с Джейн рассыплется не будучи еще даже оюъявленной!

К перрону, утопаяв клубах пара подошел поезд. Мэриэн надела мне на голову шляпу, и провела перед носом последним, оставшимся в её руках бюллетенем.

- Речь.

- Вот черт. – я вырвал из её рук эти скомканные листы, словно это была карта сокровищ, а ваш покорный слуга – одержимый золотом пират.

- На свете, мой милый братец, - кокетливо прищурилась Мэриэн: - есть несколько вещей, в которых я уверенна абсолютнейше. И одна из них, заключается в твоем неумении связать двух слов на публике. Или, если сказать иначе – в своеобразной манере их складывания. То, что ты как истинный лентяй не выучишь эту кипу – сомнений не возникало. Впрочем, как и сомнений, что твой, мягко говоря, вольный стиль изложения приведет в ужас перфектционистку Джейн и её папашу военного. И поэтому сидя рядом с тобой на празднике мне и надо-то было, что вытащить текст у тебя из наружного кармана пиджака.

- Но… это не объясняет чемоданы.

- На посадку! – крикнули с другой части перрона.

 Мэриэн вздохнула, и прядь её волос устало качнулась.

- Вы, милейший, всё-таки идиот. Отправляясь на этот чертов праздник, я зашла в твою комнату, и приказа прислуге сложить багаж, ну, и отправить его на станцию.

- Бог мой! – сказал я Джейн, прощаясь: - Воистину женский ум  это ящик Пандоры.

Дверь за мной захлопнулась, и я оказался на мягком диване купе. Других пассажиров не было, и, посему закинув ноги на противоположный диван, я принялся читать труд пера мисс Джейн Хардван, так верно помогавший мне в вопросах с крепкостью сна до этого.

За оком мелькали деревья, заборы, вереницы домиков, которые снова сменяли деревья. И, уже засыпая, я думал о том, какая верная слову у меня оказалась сестра, и что Барт, наверное, будет в обиде, а дядя больше не откроет двери своего родового гнезда. И что, и что, и что. Мысли кружились, сплетаясь в причудливые бесноватые узоры. Но даже проваливаясь в дорожную дрему, одно продолжало греть мне сердце.