Глава 2.
Рубин, тогда еще не красил волос и, соответственно, не звался Рубин. Дело было не в волосах, а в том, что делало его таким, каким он был там – у подъезда. В тот вечер он собрался с друзьями пойти в ночной клуб на закрытую вечеринку. Хаос, правда, Рубин еще не знал этого его имени, зашел к нему домой, чтобы вечером вместе поехать в клуб на такси.
Хаос был в черном спортивном костюме, на котором были изображены языки пламени, и золотые полосы вдоль шва на брюках и на внешней части олимпийки. Под олимпийкой была белая футболка с логотипом «Hello Kitty» и рисунком анимэшной кошечки, с розовым бантиком на голове. Кошечка мило улыбалась и слегка щурила глаза-бусинки. Это милое создание никак не сочеталось с надписью, которая была ниже рисунка, примерно на уровне диафрагмы. Надпись гласила «Your death smiles to me». В целом, это смотрелось в его стиле – немного противоречиво, но красиво и многозначно. Особой прически он не делал никогда, его волосы были к этому слабовосприимчивы, да он к этому и не стремился. Просто черные волосы, густые и прямые, как капли, слетающие с водопада.
Хаос позвонил в домофон, и когда Рубин открыл ему дверь, то он начал легко взбегать по лестнице. Рубин жил на четвертом этаже, и уже стоял на лестничной площадке, встречая старого друга.
- Здорово! – начал Хаос, еще поднимаясь наверх.
- Здорово, а ты быстро приехал, - они пожали друг другу руки, и зашли в квартиру.
- Что нового? – спросил Хаос, разуваясь.
- Да, ничего особенного, вот сижу перед телевизором.
- Что идет? – спросил Хаос, ложась на диван, стоящий рядом с креслом, в которое упал Рубин.
- Не знаю, только переключил, какой-то фильм.
- Ясно.
Перебросившись парой фраз, они оба замолчали, зная, что ни у кого из них, за последние несколько часов ничего нового не произошло. Полистав каналы, Рубин остановился на местных новостях. Следующие сорок минут они, молча, смотрели репортаж о том, каких высот достигли социологи, психологи и остальные люди сомнительных профессий, в вопросе о вреде компьютерных игр для детского мировоззрения. На острие всех атак и нападок на видео игры был самый главный их «козырь» - дети становятся слишком упрямыми для того, чтобы во всем слушаться своих родителей и опекунов.
- Блин, меня четыре года, примерно… лет с шести, оставляли в компьютерном клубе, чтобы не тратиться на нянек и не отягощать родственников. Мне нравилось, я просто с головой туда окунался, - тут Хаос бросил взгляд куда-то в угол комнаты, словно возвращаясь туда. – Да, мир великих фантазий и их убийц.
- Дети хотят думать сами, ведь в играх им просто подсказывают что делать, а не делают их руками. За то, какой выбор делает ребенок в игре, он отвечает сам. И за все последствия выбора тоже, а родители хотят снять с детей эту ответственность вовсе или дать им взамен другую.
- Да, часть родительской ответственности дети получают взамен всей собственной – отсюда их капризы и прочее. Они не могут это иначе выразить, просто потому, что они еще дети. Чувство обиды, чувство, что их обманули, не дает им быть прежними.
В это время, со двора донеслись голоса людей, и звук бьющегося стекла. Для района, в котором жил Рубин, это было нормальным явлением. Звуки заплывали, в залитую заходящим солнцем комнату, через раскрытый балкон. У стены, стоящей напротив балкона, стояло большое кожаное кресло и стол, который, в случаем необходимости, ставили в середину комнаты, превращая зал в импровизированную столовую комнату. На столе стояла стеклянная ваза с искусственными фруктами в ней.
- Ты считаешь? Ну, ладно, согласен, – сказал Хаос.
После небольшой паузы, Хаос продолжил разговор:
- А еще это возникает от того, что к детям, как личностям относятся по-разному в игре и в жизни – в игре – они воплощение надежд всего мира, герои, можно сказать. А жизни они просто дети, дети, которых никто не хочет воспринимать всерьез по-настоящему.
- Бывает. – Рубин поглядел на часы, висящие над телевизором, и сказал, - я пока буду собираться.
Кресло недовольно скрипнуло, когда Рубин поднялся с него. Телевизор, стоящий в дальнем конце комнаты, казалось, не замечал, что его никто не слушает и не смотрит, и как ни в чем, не бывало, продолжал жизнерадостно хулить видео игры, тех, кто их создает, и тех, кто в них играет.
- Давай-давай, пора уже. Слушай, тебе не кажется, что это очередная дилемма возрастных метаморфоз?
- Черт, мне надоели эти твои словечки, ты можешь говорить нормально, в конце-то, концов?! – донесся голос Рубина из соседней комнаты. Немного поворчав, он все-таки ответил. – Не знаю, похоже на то. Хочешь сказать, проблема таких детей перестает быть проблемой, когда дети перестают быть детьми?
- «Надоели твои словечки» - передразнил его Хаос, изображая обиженное лицо, и улыбнувшись, продолжил. – Да, я про это. Ведь эту проблему целиком может понять только другой ребенок. Причем, если он не знаком с этой ситуацией сам, он легко сможет представить себя в ней – дети, ведь, переносят в воображении все переживания «на» и «через» себя.
- Ну, не знаю. Например, ребенок вырос, а проблема осталась, что тогда?! Тогда, - ответил за него Рубин, - получаются всякие типы, из готов, эмо и прочих сомнительных… кругов общения.
- Кхе-кхе, я ведь не стал. Или это очередная твоя провокация? – ехидно улыбаясь, спросил он у уже практически одетого Рубина.
Хаос вышел на балкон, из-за чего голос Рубина стал трудно различим, но, все, же слышен.
- Ай, ты вообще не подлежишь анализу, как таковому! А хотя, да, пожалуй, есть определенная группа индивидов, которые становятся просто «прожженными» циниками и начинают перемывать все кости, которые проплывают мимо.
Двор был самым обыкновенным – песочница, ставшая местом для выгула собак. Две качели, стоящие напротив друг друга, стали местом распития пива и щелканья семечек. Несколько стоящих машин, которых становилось все больше – люди возвращались домой с работы.
- Да, ты, я посмотрю, сегодня щедр на всякие «словечки», - сказал Хаос, заходя обратно в комнату. - Ладно, ты готов?
- Почти, вызывай такси.
- Сам вызывай, я адрес не помню.
- Ладно, кинь телефон.
Подойдя к «базе» телефонного аппарата, Хаос щелкнул кнопку сигнала. «База» стояла на тумбе, между прихожей и залом. Раздался мелодичный писк, он доносился из комнаты Рубина. Как раз в этот момент он закрывал ее на ключ.
- А, черт, точно, он ведь там был, - сказал Рубин, открывая дверь обратно.
Пока Рубин вызывал такси и вновь закрывал дверь, Хаос думал о том, что Рубин, скорее всего, закрывает не свою комнату, а себя, от своих родителей. «Похоже, что я – которого оставляли в детстве один на один с компьютером, и он – которого не оставляли без внимания и постоянного, но в тоже время несправедливого обмена ответственностью, находимся в одной заднице. Если на это смотреть вот так, то получается, что мы прячем самих себя, выставляя напоказ и вторя родителям. Однако же…» - тут ход его мыслей прервал Рубин, который поставил телефон на «базу» и пошел в прихожую:
- Идем, я вызвал к перекрестку, сказали, приедет минут через пять.
- Ага, иду, - отозвался Хаос.
Когда они обулись, они оценивающе посмотрели друг на друга, сделав наигранно-недовольные лица, и засмеялись, встретившись взглядами. Затем, они посмотрелись в большое зеркало, которое было внешней частью одной из дверок шкафа–купе, стоящего в прихожей. Они неплохо смотрелись, Хаос выглядел немного помятым, из-за долгого лежанья на диване. Но Рубин, судя по всему, не зря потратил столько времени на приготовления – на нем были ярко желтого цвета кеды, ядовито-желтая футболка, и джинсы с надорванными штанинами цвета индиго. Учитывая, что Рубин был блондином, он смотрелся просто отлично – сочетание цветов дополняли синие очки в тонкой прозрачной оправе.
Улыбнувшись своим отражениям, они вышли из квартиры. Пока Рубин закрывал дверь, Хаос спустился одним пролетом ниже и ждал его там. Выйдя из подъезда, они направились к перекрестку. Вызванное такси не приехало ни через пять, ни через десять минут. Ребятам нужно было успеть до того, как начнется программа вечера, поэтому они поймали попутную машину и за некоторую сумму денег доехали до клуба.
Внешне, здание клуба напоминало древнеримский храм, перед главным входом стоял большой фонтан со статуями девушек, играющих с водой. Подсветка небольшими прожекторами, стоящими на земле, вдоль парковки, придавала зданию еще большую белизну, но делало его крышу абсолютно затененной. Это был неплохой дизайнерский ход – когда Рубин впервые был тут, он подумал, что внутри, на верхнем этаже есть помещение под открытым небом, или со стеклянной крышей. Однако крыша была, причем была темно-серого цвета, который сгущал тени, которые на нем застревали.
Из-за плотно закрытых дверей были слышны ритмичные удары музыкой. Музыка словно выбивала из воздуха сам воздух, отторгая его и отталкивая, она волнами раскатывалась по телу и отзывалась в самом сердце. «“Drum’n’bass” – наш опиум, и мы народ!» - подумал Рубин, проходя через проверку детектором металла. Охрана знала их обоих в лицо, они уже «примелькались» тут, с некоторыми из них Хаос и Рубин играли в бильярд, заходя в клуб днем. Это была их работа, хотя, наверно, они бы с радостью не проводили эту проверку. Казалось бы, пустая формальность, ведь единственное, что было за Рубином «плохого» в этом клубе, это то, что он иногда создает слишком много шума. Однако когда стали проверять Хаоса, сканировали каждый квадратный сантиметр его одежды, каждую складку, каждый карман. Дело в том, что Хаос, хоть и считался у них «своим парнем», все равно подлежал значительно более тщательной проверке. Причиной тому была специфика его характера – он мог, например, поджечь человеку голову, подпалив волосы зажигалкой в виде пистолета. Когда это произошло, охрана решила, что он в него выстрелит, но увидев огонь, они скрутили его и провели к менеджеру. Хаос никогда не говорил о том, что они там обсуждали, но когда он снова вернулся в зал, у него на лице была загадочная улыбка, которая, как показывала практика, никому ничего хорошего не сулила.
Когда их обоих проверили, они вернули в карманы мобильники, ключи и кошельки, которые перед этим, выложили из тех же самых карманов. Человек в свободной форме одежды, в отличие от охраны, одетой в костюмы «двойки», отметил им печатью на запястьях, обозначавшей, что они могут находиться внутри развлекательного центра.
Тут сознание равно как Рубина, так и Хаоса, находилось в каком-то состоянии близком к наркотической нирване. Дело в том, что они, как впрочем, любой человек, впадали в некоторый транс, слыша «свою» музыку. Ту, которая будит в них древнюю тягу к движению, но не к каким-либо простым телодвижениям, а тому танцу, в котором, все участники становятся одним целым, единым и неделимым. В этом танце не может быть ничего лишнего, так как лишнее в нем все, ведь каждый стремится к тому, чтобы стряхнуть, сорвать с себя замки и цепи, которые спутывают им руки и ноги в жизни. Этот танец дает выход тому, кто сидит внутри нас – все зависит от того, как ты себя ощущаешь в тот момент – это может быть что угодно. От мыши, рыжего кота или щетинистой свиньи до розовой бабочки, яркого веера или сломанной трости.
«The World of Drum’n’bass» - гласила табличка над входом в зал. Она была выполнена в виде рваных букв, которые пересекаются с разноцветными волнами осциллографа на шоколадном фоне.
Это был просторный зал с высоким потолком, под которым был навесной второй уровень – там был бар. В нескольких местах были альковы, в которых стояли столики, окруженные полумесяцем диванов. Под потолком висели металлические конструкции, на которые крепилась аппаратура для освещения и лазерных представлений. Интерьер был выдержан в глубоких, насыщенных тонах синего, зеленого и красного цветов. Некоторые участки стен были разукрашены рисунками, на которых были какие-то акустические медузы, очень похожие на сперматозоидов с несколькими десятками хвостов. Края рисунков слегка светились, когда блуждающий свет оставлял их и шел по своему псевдослучайному маршруту, заданному матрицей закономерных элементов поведения движущего механизма, который направлял свечение в ту или иную сторону.
Людей пока было не много, во всяком случае, в этом зале. Но, это было легко объяснимо тем, что сегодня был понедельник, но, возможно причина была в том, что было еще относительно рано.
Этим вечером Хаос должен был познакомить Рубина с какой-то девушкой, которая, по его словам, очень им интересовалась. Рубин шел, справа и чуть сзади своего друга, они направлялись к одной из ниш в зале, в которой стоял диван и столик. В полукруге дивана сидела, забравшись на диван с ногами, девушка. Она была среднего роста, с короткими вьющимися волосами. Специфика освещения в зале не давала возможности наверняка определить цвет ее волос. Тогда Рубину показалась, что ее волосы были каштанового цвета. Она опиралась одной рукой о столик, а второй держала в руке телефон. На столике стояла пустая пепельница, книжка меню и кнопка вызова официанта. У нее были огромные глаза, которые, наверно, никогда не моргали. Из ее глаз лился холодный, но согревающий свет. Она коротко взглянула на них, снова поглядела в телефон, и встала с дивана, со словами:
- Что-то вы задержались, ребята.
- Бывает, что сказать, - сказал Хаос и подошел к ней ближе. Когда они обнялись, они оба повернулись к Рубину:
- Это тот парень, о котором я тебе говорил.
- Ну, что же, можешь звать меня Манки, как обезьяна по-английски.
- Очень приятно, - сказал, глуповато улыбавшийся, Рубин.
- Садитесь, ребята, вон лежит меню.
- Ага, ты что-нибудь будешь?
- Не знаю, может, кофе? – для Хаоса это был практически стандартный вопрос.
- Можно, Хаос, будь добр, нажми кнопочку. Я не дотянусь, а вставать еще раз лень.
Рубин подумал, что Манки это говорит сама с собой, ни к кому не обращаясь. Но тут Хаос чуть привстал со своего места и нажал на вызов официанта. На лице Рубина отразилась недовольная маска непонимания. Он хотел было что-то сказать, но его перебила Манки.
- Да, у твоего друга есть другое имя, которое, как мне кажется, более точно отражает его личность - Хаос. Нет, это не прозвище, не псевдоним или ник. Это имя.
- Видишь ли, чтобы тебе было проще это все понять, можешь прослушать кое-что, будет понятнее, поверь.
- Вот, держи, надень и закрой глаза, попытайся раствориться в музыке.
С этими словами, Манки достала из какой-то ниши в диванчике большие, матово блестящие наушники. Что-то похожее Рубин видел на фотографиях военных летчиков – большие эбонитовые наушники, игнорировали наглые огни, которые старались найти в них свое отражение.
- Ого, какой раритет, - только и сказал Рубин.
- Закрывай глаза и расслабься, тебе должно понравиться, - отозвался Хаос.
Рубин сделал лицо, словно оказывал услугу им обоим тем, что их надевал. Отпустив наушники, он оглядел двух сидящих рядом с ним людей, и когда он уже хотел, было спросить: «а где же музыка?» - его тело охватила ледяная волна, катящаяся от головы к ступням. С каждым ударом сердца, картина окружавшей его жизни начинала меркнуть и со временем осталась только темная пелена и какое-то свечение. Источник, которого, словно бы, находился между бровей Рубина.
Видение закончилось, и горько усмехнувшись, Рубин пошел к стоящей рядом машине.
0
