Гнев Ахиллеса: Кусок 11 Степень критики: .............
Короткое описание: Маленький кусочек. Дальше будет эпилог.
В 22.13 дроны отошли на исходные, и легат Ли без сил упал в кресло. Сердце бешено стучало, глаза несмотря на напряжение и лошадиные дозы стимуляторов слипались. Организм требовал сна. – Отчёт по флоту, быстро! Связисты и так работали на пределе человеческих возможностей, чего-то большего от них не мог требовать и сам император. – У нас пятьсот пробоин, - не то доложил, не то пожаловался Шпеер. - Из пятнадцати пушек главного калибра в строю шесть. Из тридцати вспомогательных — десять. 76 убитых, 242 раненых. Если и на всех остальных кораблях всё так же, то плохи наши дела. А то это и так не понятно! В последние две атаки дроны изменили тактику, теперь они атакуют в своей излюбленной манере — волнами в несколько сот файтеров в каждой. Первая волна отстреляется, и на имперский флот заходит следующая, свежая. Ещё двух таких атак не выдержать. – Господин легат, - связист приготовил отчёт. - С учётом предыдущих потерь. Сбиты пять тяжёлых крейсеров, серьёзно повреждены ещё семь, остальные боеспособны в среднем на пятьдесят процентов. Мы потеряли «Пегас», серьёзно повреждён «Либерейтор». Потеряно семьдесят поцентов истребителей и девяносто — штурмовиков. Ближнюю орбиту Эльдеи уже кто-то окрестил могилой штурмовой авиации. Почти все штурмовики и две трети эсминцев было потеряно в контратаку на авианосное соединение дронов. Тогда были сбиты три и серьёзно повреждены ещё пять их носителей. После этого они вновь возобновили свой натиск лишь через пять часов. За это время флот успел сделать очень многое, но время было куплено большой кровью. В той контратаке погиб Саврасов, вопреки приказу сам поведший авиакрыло «Либерейтора» в бой. – Дайте мне Александра, - приказал легат. За двое последних суток он невольно начал уважать главу Комитета Обороны. Когда дроны только появились, Ли посоветовал ему убраться к Далле. Принц отказался, и Ли махнул рукой: одумается, сам убежит, нянчиться с ним некогда. Однако наследник престола не убрался, не покинул орбиту. И мало того что не покинул, его «Женева» за чужой бронёй не пряталась, дралась наравне со всеми. И это достойно уважения. – Будет только звук, - предупредил связист. - На «Женеве» повреждены основной и оба вспомогательных передающих массива. Ли махнул рукой: не самое страшное. – Слушаю вас, легат, - Ли не узнал этот голос. Александр как будто состарился лет на двадцать. Наверное, дело в не совсем точной передаче сигнала: за бортом жуткие помехи. – Я настоятельно рекомендую флоту оставить орбиту. Не было ли соответствующего приказа? – Их было два, - невозмутимо ответил принц. - Один вчера в 19.32, другой сегодня в 06.12 Ли на секунду лишился дара речи. Как такое вообще возможно — не подчиниться прямому приказу! – Так почему мы ещё здесь? - поинтересовался легат. – Приказы были из Ставки, а Ставке я не подчиняюсь. Вот если бы сам император... Ли скривился. – Господин глава комитета, меня мало интересует бюрократия. Меня интересует мой флот. И мой флот надо уводить к базам, потому как мы уже сделали больше, чем могли. – Легат, я с вами не согласен, - отрезал Александр. – Господин глава комитета, дальнейшее сдерживание врага вижу бессмысленным. – Бессмысленным? - переспросил Александр. - А десантный корпус? Вы готовы бросить двадцать тысяч ваших солдат и офицеров в котле? – Если мы не уберём флот с орбиты, у нас не будет ни флота, ни десантного корпуса. – При всём моём уважении к вам, легат, вы мой подчинённый и исполняете мои приказы. Конец связи. Принц отключился. Ли вскочил с кресла. Он бросил вопросительный взгляд в сторону Шпеера, тот лишь покачал головой. – Что происходит? - легат в бессилии сжал кулаки. - Ещё две такие атаки, и от флота ни черта не останется, этого он добивается? – Господин легат, - Шпеер понизил голос. - Глава Комитета прекрасно отдаёт себе отчёт в обстановке и в своих действиях. Наверняка он знает больше нас. Ли мгновенно привёл себя в порядок. Публичное осуждение приказов командования для старшего командного состава приравнивается к измене. То, что позволено лейтенанту, является совершенно недопустимым для легата.
* * *
Пилоты и наводчики были единственными в Пятом флоте, кто хоть чуть-чуть спал за последние двое суток. Если конечно можно назвать сном нервную дрёму на палубе от сирены до сирены. Но страшно было не это. Страшно то, что из контратаки на дронские носители из шестой истребительной на «Либерейтор» вернулись две машины: Ульрес и Миллер. И с тех пор все: и пилоты, и техники старались не смотреть в их сторону, уже не говоря о том, чтоб заговорить. Все посчитали, что они уклонились от боя, струсили. А может так оно и было. Эрнандо не помнил толком, что там произошло, помнил что «Валькирии» Миллера сорвало левый обтекатель, и за ним на пилоне сдетонировала бронебойная ракета. Слаба богу бронебойная, а не осколочная, или разметало бы сейчас Теда Миллера мелкими кусками по дальней орбите. Эрнандо бросился прикрывать его и вышел из боя. Всё по правилам: Эрнандо был ведомым, «сам погибай, а товарища выручай», но в глаза не смотрят, как прокажённым. И всё потому что из шестой вернулось только двое. Можно подумать, кому-то стало бы легче, если б не вернулось никого. Вдобавок ко всему, «Валькирию» свою Миллер разбил в пух и прах. Непонятно как жив остался после такой посадки. Остатки его птички просто сдули за борт вместе со старыми запчастями и прочим мусором. Вся эскадрилия осталась там, на дальней орбите, где из створов выходят дроны. Да что там эскадрилия, все три авиакрыла Пятого и Девятого флотов. Двести пилотов, и не каких-нибудь там недоучек желторотых, а у всех налёт по нескольку сот часов, месяцы жестоких боёв, золото, а не ребята. И всех их уже нет. Старший над ними теперь был комэск второй истребительной майор Хопман. Его эскадрилия прикрывала отход во время контратаки и в основном бою не участвовала. Дела у них намного лучше, чем в среднем по флоту — из двадцати семи в строю шестнадцать машин, то есть с Ульресом семнадцать. Но это значит лишь то, что опять идти в самое пекло.
Они сидели в инструктажной и тянули на двоих три последние сигареты. Вообще, находиться в инструктажной комнате воспрещалось, превращать её в курилку тем более. Но Верден убит, Саврасов убит, прямое начальство теперь только легат Ли, а Хопманн... Хопманн поймёт, а если не поймёт, то пусть катится колбаской под горку. – До сирены ещё минут двадцать, - сказал Миллер, аккуратно затягиваясь. Эрнандо знал его почти три года и за это время сумел много раз убедиться, что Тед Миллер порой бывает пророком. – Я думаю, меньше, - возразил Ульрес. - Дроны уже чувствуют, что мы даём слабину. Они вернутся быстро. – На их месте, я бы вообще не отходил, - сказал Тед. - Зачем давать противнику отдых? – Себя берегут. Жил бы ты шестьсот лет, тоже бы за свою шкуру больше волновался. – Шестьсот лет? - сгоряча Миллер сильно затянулся. – Да, - подтвердил Эрнандо. - Они заменяют свои органы на механические. У самых старых из них только мозг и остаётся. Собственно поэтому и «дроны». – Да ну, сказки на ночь, - брезгливо отмахнулся Миллер. – Не скажи. Помнишь десантника того, сержанта? Так вот, он говорит, что всё правда. Он врукопашную с ними дрался и видел, какие они. Ульрес выпустил колечко дыма в потолок. Потолок был непривычно высоким, всё-таки он прикипел к «Бурану» за полгода, к его скученности и тесноте. Да и в бою нет-нет да и вспомнится убогая десантная каракатица. И так и тянет передать свысока десантникам: «Крепись, крылатая пехота, садимся». Тоже прикипел. Может потому и живы они с Миллером до сих пор, что привыкли драпать, только завидев чёрные крылья. Может и правда трусы. Тед уставился невидящим взглядом в потолок, наверняка тоже думает об этом. – Вот что, дружище, - сказал Эрнандо. - Давай один вылет я, один ты. Так мы даже рискуем выспаться. – Птичка на тебя записана, - напомнил Миллер. – Да брось, тут такой бардак, кто за этим следит сейчас. По рукам? – По рукам, - грустно согласился Тед. Надрывно завыла сирена. Эрнандо сморщился, подобрал шлем, добил одной затяжкой сигарету и умчался на полётную палубу.
* * *
Невидимое за свинцовыми тучами солнце шло к закату, очередной эльдейский двадцатишестичасовой день подходил к концу. – Ночью у нас есть шанс, - сказал Олег. - Сколько дронов между нами и третьим взводом? – Мы насчитали стволов двадцать, но я думаю, там их как минимум в два раза больше. Половина к нам лицом, половина к третьему. – Мы можем выделить человек тридцать, - сказал Мавский, - да и то ценой оголения обороны в долине. Но тогда где гарантия, что дроны на нас ночью не полезут? С той тропы, откуда пришли «партизаны»? Местность дроны знают прекрасно. – Как ни крутись, всего не предусмотришь, - возразил Лемешев. - Придётся рискнуть. Заморосил противный мелкий дождик, из тех, которые докучают промозглой аидской осенью. Это плохо, от воды камуфляжи будут искрить, и в темноте это будет заметно. – Ну что, решили? - спросил Олег и, не дожидаясь ответа, предложил: - давайте тогда выступать через два часа. Мавский кивнул: – Пойду снимать людей. Надо всё-таки человек десять оставить в долине, хотя бы в дозор. Олега вдруг запоздало посетила мысль: а что, если бы Мавский отказался? Даже не по этому конкретному вопросу, а вообще по любому. Как-то так само собой получилось,что после смерти Рыбочкина Олег несмотря на ранение негласно стал за старшего, хотя номинально старшим был именно Мавский — единственный из оставшихся в строю командиров. И если Мавский не согласится и не удастся его переубедить, то ситуация будет близка к неразрешимой. Но Мавский пока соглашается, надеется на опыт Олега. Вот и сейчас послушно идёт снимать людей с позиций, потому что Олегу так кажется правильнее. Когда Мавский отошёл за предел слышимости Лемешев осторожно спросил: – Ты и правда думаешь, что мы сомнём этих дронов? – А я ничего не думаю, думать в таких делах вредно, - ответил Олег. Лемешев кусал губы и вертел в руках планшет с фотографиями жены и дочки.
Замечаний особых нет, вот только непонятно как погиб Рыбкин. Можно было хоть коротенько написать. Интересно чем всё закончится? Кульминация чувствую близка.