Короткое описание: Убийство киллера, ликвидировавшего генерала ФСБ.
Джип мягко перевалил через рельсы заросшей бурьяном узкоколейки и пошел петлять в мрачном лабиринте узких замусоренных проездов между полуразрушенными корпусами опустевших много лет назад заводских цехов. Денек выдался ясный, солнечный, но освещение никак не влияло на производимое этим местом гнетущее впечатление. Вокруг не было видно никаких признаков жизни, даже бродячие кошки и собаки обходили завод стороной, поскольку тут им было нечем поживиться.
Чайник сидел спереди, рядом с водителем, на месте, которое до сих пор считают «хозяйским» разве что председатели небогатых колхозов. Вообще-то, его звали Виктором Павловичем Чайкиным, но в незапамятные времена какой-то шутник сообразил поменять местами «к» и «н» в его фамилии, и обидное прозвище, в которое она после этого превратилась, каким-то таинственным образом преследовало Виктора Павловича всю жизнь, переходя вместе с ним из школы в институт, из института в коммерческую фирму, где он начал свою трудовую деятельность, из фирмы в камеру следственного изолятора, оттуда в лагерный барак и так далее.
Правда, те, кто в данный момент делил с ним пространство салона, Чайником его не называли: водитель — потому, что его дело было помалкивать и крутить баранку, а разместившийся на заднем сиденье пассажир — потому, что обладал достаточно высоким социальным статусом, чтобы считать употребление прозвищ, кличек и жаргонных слов ниже своего достоинства. Конечно, начальник охраны богатого и влиятельного человека — птица не шибко высокого полета, но по сравнению с Виктором Чайкиным, промышляющим посредничеством при обстряпывании сомнительных делишек, даже этот лощеный холуй выглядел настоящим генералом.
Чайник принципиально игнорировал эту вопиющую разницу в общественном и финансовом положении и даже не пытался сойти здесь за своего. Он ехал по грязному делу в грязное место и потому, в отличие от хлыща на заднем сиденье и его водителя, оделся соответственно — в немаркие джинсы из синтетической ткани, крепкие ботинки и кожаную куртку, под которой виднелась простая серая фуфайка. Оружия при нем не было: своим главным оружием Чайник считал головной мозг, а что до стреляющего железа, так его он старался вообще не брать в руки.
За очередным поворотом прямо по курсу открылась черная пасть распахнутых настежь ворот литейного цеха. Ворота были громадные, рассчитанные на тепловоз, некогда таскавший вагоны с отливками по узкоколейке, которая двумя кривыми нитками ржавых рельсов скрывалась в глубине цеха, отсюда, снаружи, казавшейся непроницаема темной. В дальнем конце этого темного тоннеля виднелся яркий прямоугольник еще одних ворот. Все вокруг поросло травой и бурьяном, который по неизвестной причине был особенно высоким между рельсами. Чайник заметил, что перед воротами бурьян выглядит примятым, как будто здесь недавно прошла машина, и забеспокоился: у парил, на встречу с которым они приехали в это неприятное местечко, были отменные рекомендации, а это означало, что он себя не на помойке нашел и умеет придавать значение мелочам.
Стебли бурьяна громко зашуршали по днищу джипа; потом шорох стих, на пыльное ветровое стекло упала тень, и машина въехала в цех, где на поверку оказалось не так уж и темно. В цеху было пусто; краем глаза Чайник уловил нетерпеливое движение демонстративно посмотревшего на часы обитателя заднего сиденья и в свою очередь бросил взгляд на приборную панель. Электронные часы на ней показывали одиннадцать пятьдесят девять. Водитель остановил машину и заглушил мотор. За мгновение до того, как погасли шкалы приборов, цифры на дисплее часов сменились, показав двенадцать ноль-ноль, и сейчас же в воротах напротив, вывернув откуда-то слева и тяжело перевалившись через рельс, появился серебристый седан. Въехав в цех, машина остановилась и моргнула фарами дальнего света.
— Точность — вежливость королей и киллеров, — удовлетворенно констатировал Чайник. — Я же вам говорил, это настоящий профи. Как робот — все строго по программе, ни шагу в сторону.
— Вы давно его знаете? — спросил тот, что сидел сзади. Его фамилия была Стрельцов. Знакомясь с Чайником, он не потрудился назвать свое имя-отчество, и тот называл его по фамилии, ни разу не удосужившись добавить «господин», на что этот упакованный в баснословно дорогой костюм кусок дерьма, вероятно, рассчитывал.
— Боже сохрани от таких знакомых! — сказал Чайник. — Вы глубоко заблуждаетесь, если принимаете меня за менеджера или там диспетчера какой-то организации наемных стрелков. Я — просто посредник, улаживающий за людей и для людей различные деликатные проблемы. Вам понадобился профессионал, я его нашел, только и всего. У него надежные рекомендации, да что рекомендации! Вы его видели? Ему уже хорошо за сорок, а он до сих пор жив и на свободе. Это, по-моему, самая лучшая из возможных рекомендаций. И в связи с этим - Короче, может быть, вы передумаете, пока не поздно? С меня ведь могут спросить...
Серебристый седан опять нетерпеливо моргнул дальним светом фар.
— Ступайте, Чайкин, — сказал Стрельцов с оттенком начальственного раздражения. — Передумаю я или нет, это мое дело. А вы потрудитесь закончить свое. Вот, возьмите.
Чайник принял протянутый ему с заднего сиденья ноутбук и нехотя выбрался из машины, чувствуя себя так, как, наверное, чувствует фанерная мишень на полигоне перед началом полковых стрельб. Направляясь к серебристому седану, он почти физически ощущал ползающие по лбу и затылку перекрестия прицелов, как будто на голову ему вы. сыпали целую банку ядовитых пауков, готовых в любую секунду вонзить в его кожу смертоносные жвалы.
Дверца седана распахнулась, и с водительского сиденья навстречу Чайнику легко поднялся наемник. Он был одет как и при первой встрече, в короткую мотоциклетную кожанку и джинсы, заправленные в высокие армейские ботинки, Этот гардеробчик, как, впрочем, и его владелец, выглядел изрядно потрепанным и засаленным; создавалось впечатление, что, во-первых, кроме этих тряпок, надеть киллеру нечего, а во-вторых, что он не снимает их даже на ночь. С учетом размера запрошенного им гонорара это выглядело довольно странно, но постоянно сопутствующий вольному стрелку запах алкогольного перегара многое объяснял. Ясно, регулярно пропивать такие деньги — дело непростое и губительное для здоровья, но существуют ведь еще наркотики и казино, не говоря уже о бабах!
— Я вас приветствую, — развязно обратился к наемнику Чайник, протягивая для пожатия руку.
— Наше вам, — сипловато откликнулся стрелок, игнорируя повисшую в воздухе ладонь.
Вблизи было видно, что физиономия у него осунулась и остро нуждается в бритье, а перегаром от господина профессионала разило с такой силой, что Чайник поневоле начал дышать через рот.
— Ну? — убрав руку, которую не удосужился пожать невоспитанный наемник, перешел к делу Виктор Павлович.
— Пиастры, — напомнил стрелок.
— Утром стулья, вечером деньги, — перефразировав реплику героя культового романа, возразил Чайник.
— Да все в ажуре, — дыша парами неусвоенного алкоголя, небрежно заверил киллер и, вынув из кармана, протянул собеседнику маленькую серебристую видеокамеру с болтающимся сбоку эластичным ремешком. — Смотри, если на слово не веришь.
— Доверяй, но проверяй, — с шутливой важностью изрек Чайник и, взглядом спросив у наемника разрешения, аккуратно поставил ноутбук на слегка запыленный серебристый капот.
Пока компьютер загружался, урча приводом жесткого диска и шелестя вентилятором кулера, киллер закурил, сунул руки в карманы куртки и стал с подчеркнуто безразличным видом глазеть по сторонам. Чайник размотал Шнур и подключил видеокамеру к ноутбуку;
На экране появился пожилой мужчина в деловом костюме, с портфелем в руке, поднимающийся по лестнице. Съемка велась сверху, изображение было почти черно-белым из-за недостатка освещения и искусственной подсветки. Вот человек остановился, по всей видимости заметив стоящего на дороге оператора, поднял голову, позволив Чайнику убедиться, что он — это он, а не случайный прохожий, и, явно сообразив, что к чему, сунул свободную от портфеля руку за левый лацкан пиджака. Появившийся оттуда восемнадцатизарядный СПС послужил еще одним свидетельством того, что на экране генерал ФСБ, а не отставной учитель русского языка и литературы; потом в кадре появилась рука в тонкой кожаной перчатке, сжимающая «стечкин» с длинным глушителем. Звука не было — пистолет просто слегка подпрыгнул, выбросив из затвора дымящуюся гильзу. Человек на ступеньках уронил портфель, ноги его подкосились, и, чтобы не упасть, он навалился грудью на перила, вцепившись в них обеими руками. Пистолет в его руке снова начал подниматься; «стечкин» зло дернулся три раза подряд, одну за другой выплевывая гильзы, генерал выронил оружие и медленно, неуклюже, вот именно по-стариковски, скатился вниз по лестнице.
Изображение запрыгало, заметалось из стороны в сторону; Чайник увидел, как рука в перчатке одну за другой поднимает с пола и выносит за пределы кадра стреляные гильзы. На экране, сменяя друг друга, мелькали выкрашенная масляной краской стена, перила и ступени лестницы, носки высоких армейских ботинок, убираемый за пазуху пистолет... Потом картинка стала статичной: выстланный уложенной в шахматном порядке светлой и темной метлахской плиткой пол лестничной площадки, а на нем — плавающее в луже собственной крови тело с черной дырой входного отверстия над переносицей.
Камера дала наезд, когда убийца наклонился над трупом и принялся шарить по карманам. Первым делом он отыскал и, развернув, подержал перед камерой служебное удостоверение убитого. Фотография соответствовала лежащему на полу с простреленной головой оригиналу, и написано в документе было именно то, что хотел прочесть Чайник — вернее сказать, заказчик, которого он в данные момент представлял.
Потом изображение снова затряслось и запрыгало, на экране замельтешили, уходя вниз, ступеньки, перила лестницы: оставив труп лежать на площадке, киллер поднимался по лестнице. В кадре появилась декорированная имитирующим полированное красное дерево пластиком стальная дверь; рука в перчатке, вооруженная снятой с тела жертвы связкой ключей, поочередно отперла замки, повернула ручку и открыла дверь. Луч вмонтированного в корпус камеры светодиодного фонарика заскользил по стенам прихожей, выхватил из темноты дверную коробку, угол дивана, оклеенную дешевыми обоями стену, а на ней репродукцию «Девятого вала» Айвазовского в массивной золоченой раме. Снова появившаяся в кадре рука сдвинула ее в сторону, открыв дверцу потайного сейфа, и вдруг экран почернел — запись оборвалась.
— А дальше? — спросил Чайник.
— Даже у повара в привокзальной тошниловке есть свои секреты, — пояснил наемник. — Вам ведь важен не процесс, а результат, верно?
— Ну и где он?
— Пиастры, — снова напомнил киллер.
Демонстративно пожав плечами, Чайник извлек из-за пазухи и бросил на капот пухлый, увесистый конверт. Киллер взял его, заглянул под клапан, наугад выдернул из первой подвернувшейся под руку пачки купюру достоинством в сто евро, посмотрел на свет, кивнул и спрятал купюру в конверт, а конверт — в карман кожанки.
— Нормально, — сказал он и, повернувшись к Чайнику спиной, направился к передней пассажирской дверце своего автомобиля.
Распахнув ее, он взял с сиденья и, вернувшись, протянул посреднику простую пластиковую папку. Она была голубоватого цвета, полупрозрачная, и внутри нее виднелись какие-то бумаги, поверх которых, отливая характерным радужным блеском, лежал компакт-диск. Чайник нажал кнопку на корпусе ноутбука, заставив выдвинуться лоток дисковода, и запустил пальцы в папку, нащупывая диск.
— Не советую, — негромко произнес киллер, со скучающим видом глядя на стоящий в отдалении джип. — Кто много знает, тот мало живет. Оно вам надо?
Виктор Павлович осторожно, будто опасаясь укуса, вынул руку из папки, задвинул на место лоток дисковода и опустил крышку ноутбука.
— Надеюсь, у вас хватило ума не сделать для себя копию, — сказал он, взвешивая папку на руке.
— Надеюсь, вы сегодня не выспались или просто подцепили вирусную инфекцию, — не остался в долгу наемник. — Тогда этот вопрос можно проигнорировать как результат временного помутнения рассудка. На кой ляд мне это дерьмо? Что я должен с ним делать — отнести в общественную приемную ФСБ и сказать, что нашел на улице? Или приложить к нему явку с повинной? Что вы несете, милейший?! С вами все в порядке?
Чайкин внутренне содрогнулся. Этот тип выглядел как использованная салфетка и вонял, как пустой винный бочонок, но даже в таком плачевном состоянии оставался профессионалом высшей пробы и не утратил звериного чутья на опасность. Его последний вопрос попал в самое яблочко: Виктор Павлович был далеко не в порядке и с огромным, трудом сдерживал предательскую дрожь, которая так и гуляла по всему организму, подбираясь то к пальцам, то к голосовым связкам. Он все время помнил о том, что на него смотрят через прицел, и даже тот факт, что мишенью является не он, а собеседник, служил очень слабым утешением: когда начинается пальба, первыми, как правила, погибают случайные прохожие, которых угораздило очутиться не в том месте не в то время.
— В полнейшем, — пряча испуг за высокомерным тоном, заверил он, — чего и вам желаю: Доброго здоровья!
— И вам не хворать, — сказал киллер.
Он выплюнул в сторону окурок, достал из кармана пачку «Лаки Страйк», щелчком выбил оттуда новую сигарету и сунул ее в зубы. Судя по некоторым верным признакам, его мучила с трудом сдерживаемая отрыжка. Стараясь не слишком суетиться, Чайник пристроил папку с выкраденными из потайного сейфа документами поверх ноутбука, собрал все это хозяйство в охапку и нарочито неторопливой походкой направился к джипу.
Преодолев примерно половину пути, он вдруг услышал за спиной звонкий металлический щелчок, очень похожий на звук взведенного курка. Виктор Павлович сбился с шага, замер и испуганно обернулся, но это была всего-навсего зажигалка — никелированная бензиновая «зиппо» с откинутой крышечкой. Киллер держал ее на весу, готовясь зажечь сигарету, и поверх нее с насмешливым удивлением смотрел на Чайкина. Его левая рука лежала в кармане куртки, чересчур узком и мелком, чтобы в нем могло поместиться оружие; брови изумленно приподнялись над верхним краем очков; наемник понимающе, с изрядной долей пренебрежения улыбнулся, держа в уголке губ незажженную сигарету и в это мгновение, заставив Чайника вздрогнуть, раздался еще один неожиданный, посторонний звук — негромкий, но резкий хлопок, как будто где-то поблизости лопнул наполненный водой резиновый шарик.
Киллер выронил зажигалку и резко прижал ладонь к голове над правым виском таким движением, словно хотел воскликнуть: «Ох, совсем забыл! Ну и растяпа!» По твердому убеждению Чайника, он действительно забыл кое-что важное — например, с кем имеет дело, — но ему явно было уже не до восклицаний. Из-под прижатой к виску ладони просочилась и хлынула, заливая щеку и шею, темная кровь. Челюсть наемника отвисла, будто от неимоверного удивления, так и не закуренная сигарета выпала и покатилась по грязному полу, а в следующий миг изо рта тоже выплеснулась кровь. Колени убитого подломились, и он рухнул наземь, напоследок ударившись простреленной, окровавленной головой о покрышку переднего колеса своей машины. Темные очки свалились с переносицы, и в полумраке заброшенного цеха жутковатым стеклянным блеском сверкнули открытые глаза, бессмысленный взгляд которых был устремлен на грязные, рыжие от ржавчины чугунные плиты пола.
Пятясь, не сводя глаз с трупа, Чайник сделал несколько неуверенных шагов в сторону джипа, а потом, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, наплевав на то, как выглядит со стороны, опрометью бросился к машине.
Стрельцов уже поджидал его, распахнув заднюю дверцу. — Ну-ну, — сказал он, увидев перекошенную физиономию посредника, — спокойнее, Чайкин, все уже позади. Давайте, что там у вас.
Дрожащими руками Чайник протянул ему свою добычу — ноутбук с камерой и папку с документами и компакт-диском, который в целях продления жизни не советовал трогать покойный наемник. Стрельцов отложил в сторону ноутбук и принялся бегло просматривать бумаги.
— Зря вы так, — сказал Виктор Павлович. — Все-таки он был профессионал и до конца оставался верным своей этике...
— Какая к черту этика в двадцать первом веке?— рассеянно возразил Стрельцов, бегая глазами по строчкам. — Надо же, сколько накопал этот старый подонок... О, даже это! Ну и ну... Вовремя мы им занялись; еще немного, и было бы поздно... — Он поднял на Чайкина спокойный, равнодушный взгляд. — Единственный этический принцип, применимый к данному конкретному случаю, устами своего героя сформулировал еще Роберт Льюис Стивенсон. Надеюсь, «Остров сокровищ» вы читали? Если не читали, то уж смотрели-то наверняка, правда? Мертвый не выдаст — вот вам и весь принцип. С этим, согласитесь, не поспоришь, это — истина в последней инстанции. А профессиональная этика гильдии наемных убийц и прочая блатная романтика находится вне сферы моих интересов.
— Надеюсь, на меня этот ваш принцип не распространяется? — помолчав, спросил Чайник.
Он хотел, чтобы это прозвучало шутливо, но голос подвел, и интонация получилась испуганно-просительная, как будто он уже стоял на коленях с приставленным к затылку дулом и молил о пощаде.
— Ну что вы, как можно? — возвращаясь к чтению, суховато откликнулся Стрельцов. — Садитесь, поехали, у меня еще куча дел. Нет, — чуть резче добавил он, краем глаза уловив движение Чайника, — на прежнее место, если вас не затруднит.
Чайник молча прикрыл дверцу и двинулся к переднему сиденью. Сунувшись в салон, он заглянул прямо в дуло пистолета, который держал в руке молчаливый водитель.
— Что... — начал Виктор Чайкин, но договорить не успел: пистолет выстрелил, и последним, что увидел в своей жизни профессиональный посредник по прозвищу Чайник, было клубящееся в широком, как железнодорожный тоннель, канале ствола рыжее пламя.
За воротами цеха водитель развернул джип и наконец-то подал голос.
— Про деньги забыли, Петр Кузьмич, — сказал он с легкой досадой. — Сумма-то, поди, немаленькая. Может, сгонять?
— Поехали, — не отрываясь от добытых киллером бумаг, нетерпеливо бросил Стрельцов. — Ребята подберут, это их премия.
Водитель переключил передачу, дал газ, и чёрный внедорожник, переваливаясь на ухабах и с хрустом давя в мелкую крошку усеивающий дорогу шлак, покатился к выезду с заводской территории.
Ого! Честно говоря не ожидал. Написано классно. Особенно диалоги. У меня с ними проблемы по большей части, а у вас они, я бы сказал, на высшем уровне. Живые. Вы явно не новичок в писанине. Жаль стрелка...