Касание пламени (рабочее название) Степень критики: я самодостаточен.
Короткое описание: Турнирная работа. Пока без продолжения.
Гринд встревожено прислушался, крепко сжимая в руках острогу и садок с рыбой: в деревне явно творилось что-то неладное. Хлопки ставен, визг поросят, поспешный топот. Пожар? Чужие? Нашествие гроков? Внезапная, пугающая, застывшая в воздухе тишина. Явственно прозвучал шепот-шелест множества колосков над широким полем. Не к добру это. Паренёк свернул с узкой тропинки и пополз к деревне прямо между колосьев пшеницы с острогой в руках, сжатой жилистыми пальцами. - Лааааааааарги! Оглушающий, пронзительный, до отвращения долгожданный, пронизанный бедой женский крик приморозил к земле. Донёсся звон стали, яростные крики мужчин, чей-то захлёбывающийся болью вой, пугающие щелчки арбалетов. Чужие… Надо сматываться - Гринд понимал это каждой клеточкой своего застывшего разума. Великая Старица, там же его родители, сестрёнки и братишки, родные с детства люди! Единственный дом. Он не может сбежать. Колени задрожали. А Гринд, не помня себя, мчался, топча колосья, летел к знакомым до боли заборам окраинного домишки местной знахарки. Гнилой плетень не выдержал напора невысокого костлявого тела и развалился. Гринд рванулся дальше, к родной хате. Крик доносился с другой стороны деревни. Великая Старица, пусть окажется так, что чужие будут на другой стороне! Великая Старица, пусть… Продырявленные железными червями, поваленные в нескольких местах заборы. Лопнувший бычий пузырь на окне. Тяжело бьющая крылом смертельно раненная курица, вдавленная в грязь безжалостным сапогом. Раскрытый загон. Лежащая на боку свинья. Густая кровь толчками сочится из колотой раны на шее, стекая по грязной, измазанной отбросами коже. Покосившаяся дверь в дом нараспашку висит на одной петле. В сенях, пугая неподвижностью, лежит отец, около руки валяется ставший бесполезным топор. Отец! Из дома донесся отчаянный визг матери и сестёр. Эхом раздался визг из соседнего дома. Кажется, кричит тётя Маруся и её единственная дочка. Какая разница! Отец… Гринд с ненавистью сжал острогу, кривя и кусая от отчаяния губы, посмотрел на дверь, отделяющую сени от жилых комнат, сквозь которую глухо пробивались голоса на незнакомом языке и крики сестёр. Ещё раз на застывшего в неудобной позе отца с пропитавшимися кровью, слипшимися волосами, бросил тоскливый взгляд на дверь, отделяющую от родных и врагов-ларгов, и… вышел на свежий воздух, пытаясь справиться с тошнотой. *** Связка чеснока шоркнула по лицу. Паренёк поспешно отдёрнулся, обошёл висящие гирлянды заготовленных на зиму приправ и осторожно двинулся дальше, стараясь не наступать на почти незаметную в полумраке шелуху, скопившуюся за долгие годы. На чердаке никогда не было прибрано. До люка всего пара шагов. Снизу доносились звуки борьбы и ругань на незнакомом языке. Успел. Ещё не опоздал. Самое сложное в задуманной авантюре было - незаметно подняться по прислоненной к дому лестнице, не попадаясь на глаза бегающим между домами ларгам, и не выронив сжатую в побелевших от напряжения пальцах острогу. Заткнутый за пояс топор с тупым лезвием, подобранный в сенях, не навевал Гринду спокойствия: дрова он колол нечасто, а вот острогой орудовал почти каждый день. Люк удалось распахнуть бесшумно. Трое ларгов, борющихся с сопротивлением женщин, не заметили изменений в обстановке. Ещё один, стоявший с дубинкой в руках чуть правее дверей в сени, был занят: бросал завистливые взгляды на троицу крайне занятых товарищей. Гринд застыл возле распахнутого люка, отчаянно понимая, что это конец. Ему никогда не справиться с четырьмя боевыми ларгами. Если только не… даже если трое заняты – ему не справиться. Младшая сестра Гринда отчаянно завизжала. Грубый ларг одолел последнее сопротивление хрупкой, не достигшей тринадцатилетия девочки, и грубо прижал к поверхности стола (длани божьей!), задрав ей платье, одной рукой начал расстегивать пряжку дорогого, явно трофейного кожаного пояса. Обнаженные ноги девочки безнадёжно дрыгались, пытаясь попасть по вжавшему между её ног ларгу. Руки Гринда среагировали быстрее разума. Острога по наклонной метнулась в отверстие люка и с глухим стуком пробила горло захрипевшего в крайнем удивлении и потоках боли ларга. Воин у входа среагировал мгновенно, выхватив арбалет, и с угрожающим рычанием выпустил стрелу в Гринда. Паренёк в испуге отпрыгнул прочь от люка, спиной к окну. Железный болт пробил доску возле ноги. Скуля от ужаса и страха за родных, Гринд рванулся к люку и вывалился в отверстие, поскользнувшись на слое шелухи. На чердаке никогда не было прибрано. Двое ларгов, оказавшиеся позади, обнажили мечи. Третий, стоящий спереди, торопливо заряжал арбалет, уперев дугу на пол. В голове мальчишки ядовитыми колючками взорвался страх. Ловушка захлопнулась. Один взмах меча – и он умрёт. Один ларг уже мёртв. Ещё более колючий страх: за жизнь сестёр и матери, заставивший десятью минутами раньше рвануть к деревне. Мальчишка в отчаянии рванулся к двери, широко размахнувшись топором. Не успевший вставить в желоб арбалета болт ларг изумленно дернулся и закрылся от удара рукой: тупое лезвие топора глубоко промяло металлические пластины нарукавника и отскочило. Ларг завыл от боли и сполз по стене, скорчившись, сильно вжав руку в брюшные пластины на животе. Двое других ларгов отпустили женщин и слаженными движениями шагнули к завизжавшему от накатившего отчаяния Гринду… *** Знахарка всегда учила, что нельзя давать боли слишком много власти. Мальчик, запомни, боль всегда должна оставаться, чтобы напоминать о ранах, но не должна править разумом. Управляй ей, выделяя лишь те границы, что можно дозволить без ущерба для себя. Великая Старица, как же БОЛЬНО. Тело ощущалось комком растревоженных нервов. В ушах стучали безумные кузнецы, без отдыха молотившие по наковальням. Во рту ощущался явственный солоновато-железный привкус крови. Сквозь туман и грохот в голове доносились отдаленные стоны. Гринд с трудом продрал глаза. Веки казались толстыми, распухшими, а свет режущим и колючим. Небо, голая отдающая сыростью земля. Гринд лежал на боку с заломленными назад, связанными руками, уже полностью потерявшими чувствительность. Рядом стонал с разбитым лицом и также связанными, но уже спереди руками Крелис. Мальчишка на год старше самого Гринда из семьи Маклушиных, живущий в трёх домах от них. Точнее - живший в трёх домах от них. Ещё дальше валялись чумазые разновозрастные незнакомые мальчишки и парни. Гринд закрыл глаза. Думать не хотелось. Пытаться сбежать тоже. Тело пульсировало. Одна радость: руки не болят. Уже не болят. Что с семьёй? Гринд отчаянно сжал зубы, пережидая накатившую волну отчаяния и боли. Он – раб. Гринд из семьи Р’гаров, гордость семьи и всей деревни, достигший 14-летия и готовящийся осенью пройти ритуал посвящения в мужчины – раб. Никто. Собственность ларгов. Кажется, боль в ногах начала отступать. Вместе с чувствительностью. Если он лишится конечностей: ему позволят умереть? В глубинах воспаленного мозга пронеслась горькая усмешка – обмануть ларгов, сбежав к Великой Старице. Он станет бесполезным прежде, чем они опомнятся. С этой мыслью Гринд провалился в забытье, растворяясь в потоках невыносимой боли. Безумие захлестнуло разум и укрыло пеленой тьмы. Если жизни нет – то и смерти нет? Или есть? Гринду было всё равно. *** Тряска. Жёсткая поверхность, чувствовать которую становилось всё невыносимей с каждой последующей секундой пробуждающегося тела. Медленно темнело небо. Будучи жив, Гринд бы сказал, что через час наступит закат. Значит, вот как Великая Старица встречает ушедших за порог? Почему так БОЛЬНО? Гринд повернул голову и завыл от вспыхнувшей боли в шее. Из губ вырвался едва различимый сухой хрип, лопнули спекшиеся, слипшиеся губы. Слева подрагивала стенка телеги. Ставший толстым, шершавый язык провёл по распухшим губам. Зубы целы. Это главное. Руки… ощущаются. Гринд с трудом перевалился на бок, подвывая от боли в теле, безвольной руке, оказавшейся под тяжестью его веса, и заскулил от жалости к себе. Когда всё закончится? Почему ему не дадут просто умереть? Проклятые ларги… Гринд попытался вспомнить, что произошло до того, как он оказался здесь. Когда он занёс топор, подставляясь под лезвия мечей в надежде поранить хоть ещё одного врага, шепча напоследок Великой Старице просьбу позаботиться о семье – мир потяжелел, в затылке вспыхнула боль, бросив мальчишку на пол, родные стены заволокло туманом. Что с его семьей? Они живы? Что случилось с деревней? Мысли терзали мозг, буравили воспалённое сознание в поисках ответов. Крелис. Кажется, он был рядом. Где он? Гринд закрыл глаза. Боль мешала провалиться в забытье. Мальчишка вновь открыл глаза. Хрипя, перекатился на другой бок. Отдышался, позволяя накатывающим волнам боли ослабнуть. Освобождённая от тяжести его веса рука заколола болью. Рядом лежали ещё двое мальчишек. Незнакомых. За стеной телеги двигались какие-то люди. Гринд с усилием моргнул, прогоняя плавающие в глазах пятна. Ларги. Воины. Проклятые захватчики. Убийцы и насильники. Чуть дальше плыли расплывчатые деревья. Смутно знакомые. Мальчишка покопался в памяти. В голове брызгами билась боль, забивая все мысли. Что-то… отдающее тревогой и опасностью. Не хочется думать. Волна отчаяния, боли и жалости к себе вновь затопила разум. Треснувшие губы вытолкнули с трудом сухие слова: - Великая Старица, за что ты прогневалась на нас?.. Сухие, обжигающе горячие слезы поползли по носу, стекая на висок. Мутная жидкость пересекла горбинку носа и капнула на грязные доски телеги. Гринд с трудом подтянул ноги к животу и сжался в комок, чувствуя, как рыдания отдаются болью во всем теле. Скулы сводило. Хотелось кричать. Деревья плыли мимо. Гринд вспомнил. Ларги пошли через лес гроков. Судороги затрясли тело сильнее. Скоро всё кончится. Глаза закрылись. Хрип ослабел. Утихли и судороги. Гринд спал, иссушенный, выжженный изнутри только что бушевавшими эмоциями. В голове царила приятная пустота. Мальчишка балансировал на грани сна и не торопился. Ещё немного – и всё кончится. Если повезёт, ему больше не придётся видеть затопленный болью мир. Скорее бы. *** Крики людей разом зазвучали со всех сторон, переросли в рычание. Затренькали сухие щелчки арбалетов. Впитанный в кровь страх, пульсация нервов, рёв гроков. Глухие гулкие удары массивных тел о щиты. Сочные удары железа, врезающиеся в живую плоть. Запах крови и боевой ярости воинов, лошадиного пота, дерьма. Тошнотворный запах болезни, гниющего мяса, исходящего от лежащего рядом мальчишки. Рассветает. Они шли всю ночь? Неважно. Гринд закрыл глаза и нырнул в спасительные объятия сна. Ему не хотелось знать, чем закончится этот бой. *** Лиска, отчаянно хохоча, металась по полю, срывая цветы и визжа от восторга. Сегодня Лиске исполняется семь лет. Восьмилетний Гринд хмуро смотрит на сестрицу, стараясь казаться взрослым и степенным юношей. Рядом пасутся доверенные родителями коровы. Неожиданно Лиска подбегает к мальчику и с разбега бухается на колени, что-то сжимая в худеньких кулачках. - Братик, смотри, что я поймала! - Лись, ты перепугаешь коров. -Ну посмотри, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Маленькому Гринду не хочется расстраивать сестрёнку. У неё сегодня день рождения. - Ну что за чудо ты достала? Лиска бережно разжимает кулачки, доверяя миру своё сокровище. В маленьких ладошках сидит прекрасная редкая в их краях бабочка Боярка. У Гринда тяжело сжимается сердце. Хрупкое крыло на треть обломано неосторожными пальчиками. Хочется наорать на сестру, шлепнуть со всей силы, заставить ощутить такую же боль, что наверняка ощущает бабочка. Голос глух и предательски подрагивает. - Лиска, ты сломала ей крыло. Бабочка вспархивает, ещё не понимая своей увечности, тяжело пикирует вбок, но вновь поднимается ввысь. Трепещущий на ветру обломок обрывается и невесомо скрывается меж травинок. Бабочка, с трудом держась в воздухе, зигзагами летит прочь. Лиска с виноватыми глазами сидит рядом. - Братик, прости-прости… я нечаянно… я не специально… Гринд молча закрывает глаза. Внутри неприятно скребётся неведомое ранее чувство. Что-то неприятно давит на сердце. Хочется, чтобы Лиска ушла. Мальчик не в силах выносить её невинный виноватый взгляд, отдающий искренним недоумением. Великая Старица, пусть она уйдёт. Просто уйдёт… *** Гринд заорал во весь голос, чувствуя, что рот уже не сводит от жара и сухости. Кто-то злобно пнул его по рёбрам, разбудив дремлющую боль. Сильный поджарый ларг прошёл дальше и пнул следующего мальчишку. И следующего. Гринд с трудом сел, чувствуя отчаянную ломоту и проснувшуюся боль. Сколько дней он провёл в полубессознательном бреду? Полуденное солнце слепило глаза. Вокруг раскинулись тысячи палаток, лагерь гудел и шевелился, налитый жизнью. Кто-то обедал, кто-то играл в кости, где-то зарождалась отдающая кровью ссора, возле больших палаток царило почтение и дисциплина. Ларг без остановки пинал безвольно подпрыгивающее тело очередного мальчишки. Тот не подавал признаков жизни. В животе у Гринда что-то болезненно сжалось, его начали бить сухие позывы рвоты. Изъеденное большою гноящейся опухолью лицо мальчишки даже в своём уродстве казалось безмятежным. Он был безнадёжно мёртв. Ларг выругался и с силой пнул тело в последний раз. Недалеко с тяжелым хрипом приподнялся на локте Крелис. Разбитое опухшее лицо расцвело жёлтыми и фиолетовыми тонами, превращая когда-то тонкие, не лишенные красоты черты в уродливую гримасу. Гринд не хотел знать, как выглядит со стороны он сам. Ему досталось гораздо хуже. В душе шевельнулось что-то похожее на радость. Хоть одно знакомое лицо. Остальные мальчишки выглядели избитыми не меньше. Гринд огляделся внимательнее: только мальчишки. Виденных ранее молодых парней не видно. Либо их держат в другом месте, либо… им повезло больше. Уйти вместе с мальчишкой, чьё гноящееся лицо навевало сейчас на Гринда животный ужас. Ларг осмотрел побитую ватагу с хищным выражением лица и зарычал на плохом крегольском. - Вам повезло выжить, щенки, но право на жизнь вы ещё не заслужили. Отныне вы – рекруты 9 Ларгского Дивизиона. Только от вас зависит, как быстро вы сдохнете. Если кто-то из вас, щенков, попытается бежать – услышав крики этого безумца, мёртвые возрадуются, что уже мертвы. Всё понятно, крегольское отродье? Пленённые угрюмо молчали. - А теперь живо поднимайте свои костлявые задницы и тащитесь к ручью – отмываться от своего деревенского дерьма. Вас осмотрит лекарь, после чего вы станете полноправными рекрутами. Отныне я – ваш командир. Только от меня зависит, кто из вас выживет, а кто сдохнет в первый же день службы. Разговор окончен. Встать! Бегом марш! *** Крелис жарко нашёптывал на ухо, щеря осколки передних зубов. - Бежать надо. Этой же ночью – и бежать. Мы пленные, нас же определят в первый ряд. Крегольская Тьма где-то рядом. Свои же и изрубят! Гринд, сгорбившись, сидел у едва тлеющего костра и хлебал пустую похлёбку. Даже к вечеру он не отошёл после пробежки, вынувшей из него все с таким трудом сохраненные силы. Он добежал сам, а не дополз на плечах менее побитых товарищей. Губы тронула горькая усмешка. Сил спорить не было. Дохлебав похлёбку, Гринд со стоном лёг на спину, глядя одним открытым глазом на бывшего односельчанина. - Что ты предлагаешь? Здесь ларгов больше, чем я видел людей за всю жизнь. Зарубят… Крелис наклонился к уху, обдав кислым капустным дыханием. В голове Гринда лениво шевельнулось удивление: “Где он успел поесть?”. - Скоро ночь будет, часовые вдалеке бродят. Притворимся ларгами и выскользнем из лагеря. Нам бы добраться до леса гроков – это в трёх-четырёх часах ходьбы, а туда ларги войти больше не посмеют. - Я тоже. Не посмею. Крел, ты сможешь справиться хоть с одним гроком? А там их десятки, если не сотни. Крелис зашептал ещё громче, чуть ли не вцепившись Гринду в рубаху. - Ты же знаешь, что гроки не умеют лазить. Отсидимся на дереве. Побежали вместе со мной. Я не хочу умирать среди этих вонючих ларгов. Гринд закрыл глаза. Голос Кресила раздражал. Тот, видимо приняв молчание за согласие, ещё долго что-то говорил. Гринд спал. Впервые за всё время – здоровым сном. *** - Крелис, отдай дуду. – Тон Гринда суров и угрожающ, вокруг уже собралась толпа младших любопытствующих мальчишек, и это раздражало будущего Р’гара ещё больше. Мускулистый и высокий Крелис откровенно паясничает. – Молодой Р’гарёныш ещё не наигрался? Молодой чужак хочет драться? Гринд закусил губу. Его семья приехала из разорённых лесов Оут’лака и поселилась в деревне за несколько лет до его рождения. Р’гаров все уважали, лишь только Крелис не мог смириться с тем, что его испытание отложили на 16 лет ещё до вступления в Право Испытания, а молодому Гринду прочили назначение уже в только-только наступившие 12. - Крелис, отдай дуду. – Гринд старается не раздражаться, вспоминая поучения отца “Лучшая драка та – что не начиналась”. Крелиса, похоже, никто не учил. – Просто отдай мне дуду. Я не хочу с тобой драться. Улыбка Маклушина ширится до ушей. - Молодой чужак испугался? Молодой чужак не умеет драться? Гринд с силой втянул через нос воздух. Как учил его отец. А потом прыгнул. Мир вспыхнул смазавшимися красками. Крелис отлетел на несколько метров назад, выронив резную дудочку, скорчился и закашлялся кровью. Ожидавшие кровавой драки местные мальчишки застыли от неожиданности. Гринд резко выдохнул через рот воздух и отчаянно закусил губу. Ох и влетит ему от отца… он не должен пользоваться родовыми способностями Р’гаров. Не для того они бежали на край земли, чтобы снова оказаться преследуемыми. Из носа потекла кровь. Плата за один лишь прыжок. Мог ведь обойтись кулаками. Мог… Крови уже никто не видел. Гринд спешил домой. Перед глазами маячили застывшие от бессильной ненависти глаза Крелиса. Больше отпрыск Маклушиных никогда не задевал никого из Р’гаров. *** Крелис настойчиво толкал в плечо. Гринд завозился и заворчал. Синяк на плече отозвался болью. - Чего тебе? - Вставай. Скоро рассвет, часовые спят на ходу. Сейчас или никогда. Гринд был не в настроении вновь начинать спор. - Ну, беги. Я не мешаю. - Дурак! Ты умереть хочешь? Сейчас у нас есть шанс спастись, а в первом ряду у нас нет ни единого! Гринд неохотно поднялся. Тело всё ещё болело, но уже не ломило от боли. Чёрные круги перед глазами почти не беспокоили. С Крелисом было проще согласиться, чем объяснять, почему нет. До края палаток добрались за десять минут. Даже под утро кое-где разносились крики, пьяный смех и зазывной хохот девиц. Гринд брезгливо поморщился. Перерезать некогда наводящих на него ужас ларгов сейчас не стоило труда даже неопытным ополченцам. Молодой ларг-дозорный спал, прислонившись спиной к дереву. Крелис возбужденно оживился. - Вот видишь? Они спят. Пошли скорее, пока нас не заметили. Гринд тенью пошёл за ним. Затея ему не нравилась. Внезапно раздавшийся из-за спины суровый голос заставил подпрыгнуть. - Куда собрались, щенки? Гринд поспешно обернулся. Незнакомый ларг с опаленным лицом и крупным шрамом через нос и всю правую щёку, нависал над ними, с сипом выдыхая воздух сквозь зияющую щель. Крелис маячил где-то за спиной. Гринд собрался с мыслями и выдавил. - Мы… отлить пошли. На мгновение Гринд пожалел, что не может сказать ни слова на ларгском. Воин-ветеран подозрительно посмотрел на мальчишку и выдохнул сквозь зубы незнакомое проклятие, добавив на крегольском. - Живо в лагерь. Увижу ещё раз – зарублю на месте. Мальчишки поплелись обратно. В глазах Крелиса на мгновение проскользнула ненависть, заставив Гринда вновь вспомнить сон-воспоминание. Что это – думать не хотелось. Гринд в любом случае не в силах ничего изменить. *** Лагерь снялся на следующий день, растянувшись длинной цепочкой по бесплодной степи. Крегольских мальчишек согнали в центр колонны, тесня со всех сторон. Идти было тяжело. Крелис крутился рядом, успев перезнакомиться почти со всеми пленными мальчишками. Гринд замкнулся и почти ни с кем не разговаривал. Ночью ему снился ларг с острогой в горле, смотревший в глаза и с ухмылкой лапавший Лиску за бёдра. На душе было муторно. К вечеру Гринд, еле переставляющий ноги, с таким облегчением встретил привал, что свалился прямо на землю и заснул прежде, чем конец колонны успел остановиться. На второй день было ещё хуже. Перед глазами вновь плавали чёрные пятна. Ноги гудели. Хотелось упасть и больше не просыпаться. Рядом упал один из мальчишек. Гринд, шедший позади группы пленных, первым заметил обессилевшего мальчишку с серым лицом, что упал лицом в грязь. Хотелось крикнуть остальным, но прямо по спине мальчишки прокатилось колесо телеги. Возница выругался и хлестнул лошадь, подгоняя. Мальчишка даже не кричал. Гринд ещё долго оглядывался, смотря на вдавленное в грязь тело, слыша в своей голове раз за разом отвратительный хруст костей. Из сломанной руки торчала белая кость. Череп раскололся. Гринда едва не стошнило. С той минуты он решил, что дойдёт любой ценой. Лучше умереть на привале от изнеможения, чем… так. Второй вечер Гринд уже не помнил. Всё заволокло усталое беспамятство. Кажется, он продолжал слепо идти, даже когда лагерь остановился, а когда кто-то из ларгов толкнул его – он упал и вырубился прямо на месте. *** Что-то не так. Гринд с трудом открыл глаза, но ничего подозрительного не заметил. Лагерь стоял, наполненный жизнью. Пахло кровью и смертью. Других деревенских ребят не было видно. Гринд подтянул колени и сел. В ничего не соображающей от усталости голове слепо билась мысль: что-то изменилось. Но что? Гринд встал и пошёл наугад в надежде наткнуться хоть на одно знакомое лицо. Внезапное понимание заставило замереть на месте. Воины говорили на крегольском. Гринд ошалело огляделся по сторонам. Над палатками трепетал вымпел с чёрной головой медведя на зелёном фоне. Знак Крегольской Тьмы! Мальчишка даже подпрыгнул от радости и заковылял по лагерю, радостно вглядываясь в родные, по-крегольски бородатые, вытянутые лица. Один из воинов обратил на него внимание и вытянул меч. Гринд выставил перед собой руки пустые руки. - Я свой, я свой. Меня взяли в плен вместе с другими деревенскими мальчишками, они должны быть где-то здесь. Воин сплюнул и, подхватив его за шкирку, потащил его вглубь палаток. *** Мальчишки со знакомыми лицами стояли шеренгой, обнаженные по пояс. Заметно побитый Крелис стоял между ними. В груди Гринда похолодело. Перед строем прохаживался вербовщик, бесцеремонно щупая мышцы и задавая вопросы – рядом стояли командиры, оценивающие мальчишек. Нескольких самых крепких ребят определили в мечники, одного в лучники. Всех остальных, в том числе Гринда и Крелиса – в смертники первого ряда. Гринд горько сжал губы. Надо было бежать, едва только очнулся. Свои, называется, да увидит их деяния Великая Старица… *** Крелис лежал, тяжело хрипя. Гринд лежал рядом, про себя думая, что совсем недавно он был в худшем состоянии, но держался лучше. - За что тебя? - В суматохе слинять попытался. Поймали крегольцы – избили, приговаривая, какую великую честь оказывают, позволяя вступить в Крегольскую Тьму. Гром Верховный их побери. Гринд молчал. Простояв один день, Крегольская Тьма сорвалась вслед за остатками ларгов. Двигались по тому же пути, с одной лишь разницей: раненным позволили ехать на телегах, а незнакомые ругательства сменились на знакомые. Набирающий силы Гринд каждый день вспоминал семью. Что с ними? Крелис тоже ничего не знал. Или не хотел рассказывать. В груди тоскливо и страшно сжималось сердце. Уже неделю они срывались в движение, но до сих пор не встретили ни одного ларга. Густые леса окончательно сменились степью. Гринду всё чаще приходила в голову мысль: надо бежать. Если никто из семьи не выжил, он не имеет права умереть. А если кто-то выжил – обязан вернуться. Иначе нет смысла жить. *** Отец грубо ударил маленького Гринда по губам. Потекла кровь. Голос, полный презрения и разочарования бил больнее, чувствительнее сухой ладони. - Запомни, ты никогда не должен пользоваться родовыми способностями. Особенно – во вред другим. Мы - Р’гары, мы защищаем, а не калечим. Всю мою семью, братьев и родителей убили люди Ордена. Если они узнает – они доберутся и сюда. Я не хочу снова хоронить родных. Тем более, по вине собственного сына! Ты понял, Гринд? - Да, папа… - Если не хватает силёнок победить с помощью собственных кулаков – лучше умри. Но семью подставлять не смей! Ты понял, сын? Поклянись! - Папа, я… - Клянись! - Клянусь… до тех пор, пока я могу бросить тень на семью – я никогда не воспользуюсь способностями Р’гаров. - А теперь пойди и смой кровь. И да, - в голосе отца откровенно сквозили горечь и сожаление, - мой брат, Брокин, единственный боевой Р’гар, гордился бы тобой. Ступай. *** Гринд тяжело дышал. Прости меня, отец. Я не смогу сдержать свою клятву. Мальчишки спали. Воины, утомленные дневным переходом, спали. Гринд медленно, стараясь не тревожить синяки, поднялся и посмотрел на луну. Одна четверть, убывающая. В голове всплывало всё, чему учил его отец. Очень неохотно, опасаясь дать слишком ценные знания слишком рано – но учил. Луна возрастающая: сила природы, сознания; первая половина – влияние на человеческую сущность, вторая – влияние на звериную и мир растений. Луна убывающая: силы боли, силы смерти; первая половина – причинение физического ущерба, вторая – причинение смерти и влияние на мёртвое и неживое. Гринд закусил губу. Одна четверть, дыхание смерти. Он не хочет никого убивать. Мёртвый ларг снился ночами. Каждую ночь причиняет боль его сестрёнке. Надо подождать неделю… дыхание смерти ослабнет, дыхание гипноза усилится. Он выберется из лагеря. Всего через неделю. Крелис шевельнулся. Гринд подумал, что уже знает, кто станет проводником энергии. *** Голос рявкал прямо над ухом, внушая не трепет, как думал обладатель голоса, а раздражение и звенящую глухоту. - Новобранцы! Это ваш шанс показать, что вы не зря едите хлеб легендарной Крегольской Тьмы! Сражайтесь с честью, и Тьма по достоинству наградит ваше мужество. Запомните! Трусы и слабаки не выживают! Единственный ваш шанс остаться в живых - крепко держать копьё! Ваша задача: выдержать удар. Вопросы? Вопросов не было. Каждому мальчишке выдали по копью, короткому мечу и на скорую руку учили с ними обращаться. Особого усердия при обучении воины не проявляли. Новобранцы в любом случае выполнят отведённую с жестокой рассудительностью роль: либо вчерашние мальчишники отразят конную атаку стянувших свои силы ларгов, либо заставят её захлебнуться собственными телами. Зачем тратить силы на расходный материал? Знакомств никто заводить уже не стремился. Мальчишки шарахались, боялись смотреть друга на друга, видя в знакомых лицах оживших мертвецов. Крелис тихо скулил и тоскливо смотрел в противоположную от линии фронта сторону. Кажется, он прикидывал, не безопаснее ли будет дать стрекача в надежде на слепую удачу. Половина мальчишек смотрела туда же. Остальные обмерли и сбледнули лицом. Гринда охватило безразличие. Он должен был умереть в строю смертников ларгов. Теперь он должен умереть в ряду смертников крегольцев. Названия меняются, суть остаётся прежней. *** Гринда слева и справа плотно подпирали более крепкие крегольские мальчишки. Их также зажимали со всех сторон. Бежать можно только вперёд, но что-то не хотелось. Сзади кожей ощущались мечи воинов-ветеранов. Гринд попал в первый ряд, сжимая длинную, почти трёхметровую пику. Крелис вприсядку скорчился где-то во втором ряду, сжимая более короткую пику и щит. Обучение владением пикой свелось к одной фразе. - Держись покрепче за древко, парень, да постарайся насадить кого-нибудь на остриё прежде, чем насадят тебя. Ха-ха-ха. Гринд держался. Разум отказывался думать логично, цепляясь за одну мысль. Пика – это как острога, только снизу вверх. Пика – как острога, только снизу вверх. Пика – как острога… Земля задрожала. Кто-то рядом заскулил и начал оседать на землю. Гринд почти ничего не видел – страх застилал зрение. Губы отчаянно шептали уже вслух. Пика – как острога… Перед глазами стоял ларг с острогой в горле. На плечо Гринда поставили арбалет. Теснота не позволяла отстраниться. Прямо над ухом сухо щёлкнула тетива. Гринд закрыл глаза. Они не бессмертны… Пика – как острога. Ларги не бессмертны. Великая Старица, помоги! Тяжёлый конный строй широко развернулся перед ними. Всадник на крупном вороном коне с грубо обритой щетиной и раскосыми глазами резко поставил скакуна на дыбы и направил его прямо на Гринда. Тяжелая пика проходила мимо. Пика – как острога. Гринд с ненавистью выдернул пику из вытоптанной ямки и воткнул где-то сзади, направив острие прямо в конскую шею. Древесина запружинила и затрещала. Конь отчаянно завизжал. Всадник заорал от неожиданной боли и спрыгнул-упал с заваливающегося на бок коня. Пика прошла сквозь конскую грудь и пропахала бедро. Скачущий позади ларгский всадник поставил коня на дыбы, отчаянно пытаясь остановиться. Торчащее, сломавшееся от удара жало пики под косыми углом смотрело в небо. Рядом страшно и отчаянно кричали затоптанные мальчишки. Воины-ветераны стаскивали завязших всадников с коней. Стоявший левее мальчишка уже не кричал. Из глазницы торчал расщепившийся осколок пики. Голова повёрнута под неправильным углом. Превратившееся в кисель лицо с отпечатком подковы смотрит в небо мутным белком. В душе Гринда шевельнулось безразличие. В метре от него бился в мучениях ларг с распоротым бедром. Его Гринд боялся. Мертвого мальчишку – нет. Уже нет. Рядом пробежал опаленный схваткой звероватого вида воин и, одобрительно хлопнув мальчишку по плечу, на ходу всадил клинок раненному ларгу в грудь и, махнув кистенем, сшиб следующего всадника с коня, ударил клинком в грудь, в лицо, в шею и, дико захохотав, рванулся в глубь кровавой бани. Гринд сел прямо на землю. Мимо пробегали люди, стонали раненные. Пахло кровью. Ему было всё равно. Он выжил в этой схватке. На небе медленно проступала луна. Солнце почти достигло линии горизонта. Огрызок луны шёл на возрастание. Гринд смотрел на умирающих людей, осознавая, что ждал зря. Какая разница: не убьёт он, умрут в битве. Этой ночью он уйдёт из лагеря любой ценой. Отец, прости меня. Я иду к семье. Я не подставлю свою семью. Где-то на краешке сознания улыбалась Лиска.
Вот ведь, вместо подготовки к экзамену вновь погрузился в твою работу:)
Вот она, вот она, одна из лучших работ Первого Тура. Да что уж там, её смело можно ставить в один ряд с сильнейшими работами Турнира.
Вновь повторюсь, что эта работа стала просто лакомым куском. Пусть и не все моменты были раскрыты. Но действительно хороший мир и подробное описание эмоций и мыслей главного героя, описание его ощущений, с лихвой всё компенсировали.
0
