Зрачок и радужка, точно утонули в капле молока, но глаз двигался, мелькал белым пятном в полумраке, за прутьями клетки.
      «Катаракта, вне всяких сомнений» — решил Шерган, расстегивая пуговицу ворота.
      В его кабинете, не таком душном, как лаборатория, лежала пухлая, потрепанная книга — редкая гадость: «Трактат о глазных недугах». В прошлом он увлекался медициной, но сейчас — нет. Фанатичная любовь к науке сгорела в болезненном жаре людей, чьи тела иссушила Моровая смерть. Знания оказались бессильны, лекарства бесполезны… Но Шерган продолжал лечить, пока не слег сам.
      Он заглянул во второй глаз — от приближающегося огонька зажженной щепки зрачок сузился. Шерган не удивился, то что перед ним человек, он понял, как только шагнул в лабораторию. Подопытная сидела сгорбившись, руки и лицо исчертили морщины, но черных, как смоль волос не коснулась седина. Ей не больше тридцати, догадался Шерган. Кому, как ни ему не знать, что признаки старости это еще не показатель возраста, его волосы тоже поседели не от прожитых лет.
      — Где вы ее взяли? — спросил он, и поднес щепку к фитилю лампады. Фитиль фыркнул, искры поползли вверх, в колбу наполненную горючим газом, вспышка осветила лабораторию. Свет растекся по каменному полу, продырявил, свисающую с потолка паутину и вогнал мрак в огромные клетки.
      У дверей лаборатории несли караул Двухголовые псы — проще сказать, убийцы на службе ордена. Ученики Шергана, к коим был обращен вопрос, не приближались ни к убийцам, ни к клеткам. Эти домашние мальчики, сыновья знатных господ, знали острые кинжалы Двухголовых псов, могут внезапно впиться в шею, как зубы. Они стояли в углу, неосознанно прикрывая спину печью для плавления. Нити паутины тянулись от ее дверей и заслонок к полу и покрывали полки. В белом коконе покоились пробирки, сосуды, перегонные кубы и другой бесполезный хлам. Все нужное Шерган носил с собой.
      — В районе неприкасаемых, — пояснил испытуемый Энджи, сын правителя маленького графства, и по-щенячьи прищурился, сцепив на брюшке пухлые пальцы.
      — Она такаматка, — опередил вопросы Шерган, ученики промолчали, только ограничились быстрыми взглядами между собой, как условными сигналами. Обладательница катаракты действительно была из рода такамат, из тех, кто первым вторгся в земли скъёров, и первым дали им бой. Из тех, кто правил Золотой империей. Но даже рожденные под звездой такамат проживали в нищенских районах, как эта женщина — осадок на дне общества, к тому же недостойный того, чтобы его отскребали. — Как можно не узнать в человеке человека?
      — Простите.
      — Зрачки реагируют на свет, кожа обожжена, и к тому же женщина… Да, она выглядит паршиво. Но она такаматка.
      — Вы же сказали: чепуха, женщины скъёров существуют! Мы хотели найти… Мы думали, вы обрадуетесь.
      — Вы меня слушаете, но не слышите, — Шерган поджег об светильник палочку, и опустил в изящную, курительную трубку. Пыхнул, запахло табаком.— Я говорил, они живут уединено.
      — Почему они не живут со своими женщинами? — спросил двенадцатилетний Арак.
      — Не знаю.
      — Но глаза…
      — Катаракта, — он снова вдохнул горький дым, выпустил из ноздрей, нетерпеливо постукивая пальцами мундштук.
      — А ведь я говорил вам! — едва оформившейся голос Огренга петушиным фальцетом царапнул слух. Шерган поднял руку, ученики переглянулись, потупили взгляды. А женщина расплылась в глуповатой улыбке, верхних зубов у нее не было, нижних… нижних тоже. Бродяжка, да еще и проститутка. О чем они только думали?
      — Госпофин офень, офень асиф, — она говорила с трудом, плевалась, язык мелькал между зубов. Шерган не разобрал ни слова, чуть приподнял бровь. — Фто нуфно молофому госпофину? Мофет это? — ее красная, обожженная рука поползла меж толстых ляжек, нищенка заулыбалась. Шерган остался глух и мрачен, она перестала улыбаться, глотнула воздух, будто ее поймали за горло. — Фо дальфе?
      Что дальше? Над вопросом Шерган размышлял не долго.
      Она свидетель. Ненужный свидетель.
      Плотно прижав платок к лицу, Шерган склонился к прутьям клетки. Вонь и вид женщины не пугали его, какой лекарь не видел подобного? Только может, придворный врач, но и тому когда-то приходилось практиковаться в общинах. Она могла быть заразна, а вдохнуть заразу для Шергана, сейчас, было равносильно смерти. Его голос был так же сух и невыразителен, как и он сам:
      — Мне очень жаль… Но ты не подходишь.
      — Фто?
      — Выпей это. — Шерган вытащил из широкого рукава мантии флакончик. Маленький пузырек, наполненный кроваво-красной настойкой, будто кто-то залил внутрь тары расплавленный огонь.
      — Шо эфо?
      — Лекарство.
      — Мне не нуфно.
       — Выпей, — повторил Шерган, в его спокойном и невыразительном голосе, зазвучали требовательные нотки.
      — Нет.
      — Выпей! — крикнул он.
      Нищенка от неожиданности ударилась спиной о стену, прутья клетки загудели, скрипнул металл о кожу, убийцы из братства вооружились кинжалами. Шерган недовольно прищурился.
       — Ну, же… Это совершенно не больно. Но будет больно, если не выпьешь… Ты же понимаешь?
      Сквозь прутья клетки просунулась рука, похожая на обезьянью лапу и проворно схватила пузырек.
      — Я умру? — спросила нищенка, облизывая пересохшие губы.
      — Конечно же, нет, — ответил Шерган, ласково улыбаясь. — Это лекарство от твоих несчастий.
      Она улыбнулась, жалко и вымученно. Умирать всегда страшно, даже если и жить, кажется, не зачем, и глотнула. А потом раздался нечеловеческий крик. Шерган соврал, это было больно, очень больно. Она тряслась, щеки ввалились, кровавая пена пошла из рта.
      Шерган отвернулся. Все было неправильно. Каждое мгновение его нынешней жизни обманывало все, к чему он стремился раньше, но он не может умереть сейчас.
       В лаборатории стало тихо, только гудел огонь в газовой лампе. Шерган так и не повернулся, но кто-то шагнул к нему, вынуждая Шергана поднять взгляд.
      — Шер. Она мертва, — Гаррт Кроу смотрел на него прозрачно-синими глазами скъёра, с седой сеточкой изморози внутри радужки, и даже зрачки были расширены. Нет, он не подходит, слишком много человеческого намешено в нем и слишком ничтожен шанс успеха, чтобы терять такого ценного помощника.
      В этот момент в двери лаборатории постучали, и громкий голос сказал:
      — Ее высочество импересса Ривена … эээ…
      — Констанрина дочь императрицы Лисель… — подсказал Шерган в закрытую дверь, прижав зубами трубку.
      — Да, — за дверью откашлялись. — Она ждет встречи.
      — Как обычно… — Шерган посмотрел на свои руки, сжал кулаки.
      — Смерть неизбежна. Жизнь уже борьба… Но боль и потери окупит победа. Наша победа, — сказал Гаррт.
      — Что?
      — Это цитата из какой-то глупой книжонки, — он пожал плечами.
      Ты запомнил цитату, но не запомнил название книги, Гаррт Кроу.
      — Победа? — Шерган вытащил трубку изо рта и пустил дым в глаза Гаррта. В них кипела жизнь и молодость, это раздражало. Пес не отвернулся. Хищный разлет черных бровей, чуть раскосые глаза, резкие черты лица и тонкие губы, которые постоянно кривила то ли гримаса, то ли усмешка. — Когда ты видишь свое отражение, Гаррт, о чем ты думаешь? Ты можешь сказать спасибо такамату за победу? Она искупила твою боль?
      — Свою боль я искуплю сам, — Гаррт опустил голову, прожигая исподлобья взглядом прозрачно-синих глаз. — А отражением я доволен.
      —Понимаю, — сказал Шерган, громко и тяжело закашлял в плотно прижатый платок.
      — Шер! — забеспокоился Гаррт.
      — Ужасная вонь….
      — Господин… — снова обратились из-за двери
      — Что еще?!
      — Герро снова напоминает вам о своем предложение касательно Эрганга…
      Шерган помолчал, сосредоточенно разглядывая ступеньки под ногами, и тщательно вытирая платком рот.
      — Ты был у них сегодня утром?
      — Да, мой господин.
      — Как настроение в замке Эффэ? — теперь Шерган попытался вытереть платком пыль с сапог.
      — Эрганг в ярости, рвет и мечет. Адам был его гордостью. Братья подозревают и обвиняют друг друга. Никто так и не понял, что произошло. Исчез целый город и часть… принца Адама. Осталась половина шахзаде.
      Холодок скользнул вдоль спины.
      — Исчез город? Половина? Кто-то разрубил принца на куски и разворовал город?
      За дверью стало тихо на некоторое время.
      — Нет, мой господин. Половина исчезла. Город исчез. Его нет… нет домов, нет людей… Ничего нет.
      — О…? — Шерган скорбно осмотрел платок, запачканный грязью и кровью. — Наверное, оползень или подземные воды размыли грунт… Но как могла исчезнуть половина шахзаде? — магистр мучительно скривил рот, обдумывая услышанное, но сдался: — Оно и к лучшему. Он был проблемой. Серьезной проблемой… Что-то еще?
      — Шахриде Мора слегла.
      —Адам и Мора дети Розалии?
      — Да.
      — Родной брат, — мрачно сказал Шерган. — Должно быть, ей тяжко. А жаль… У нас нет времени… К тому же, я не умею ухаживать.
      — Вы слишком категоричны к себе, мой господин.
      Шерган вздохнул, помолчал, инащупал у столика свою трость.
      — Избавься от тела, Гаррт.
      — Как обычно.
      
      В зале для особых гостей пахло курительными травами. Шерган прошел сквозь шелковый лабиринт, ощущая горький дым. Им пропахла башня. Травы жгли, чтобы уничтожать заразу, но иногда Шергану казалось он быстрее отравится этим душным, приторным зловонием чем подцепить то, что его наконец-то убьет. Он устал, слишком устал для всего этого. За окнами снова тарахтят машины. То королевство каким он его помнил больше не существовало. Машины захватили все. Огромные дышащие дымом, рычащие, щелкающие, гремящие… Шумные, ужасно шумные и неповоротливые. Раньше работу делали ящеры, теперь они работают вместе с жуткими махинами, и сами едва ли отличаются от них, их тела похоронены под множеством механизмов начиная от плотным очков-баночек, для защиты глаз и заканчивая алебардными установками.
       Отодвинув полупрозрачный занавес, Шерган оказался в огромной зале. Имперэсса Ривена сидела на наброшенных на пол мягких подушечках, у ее ног восседали фаворитки. Первое что бросилось в глаза изящный, черный мундштук в пальцах Ривены. Это она заразила его курением. Курящая женщина удивляла Шергана, но скоро узнав об оздоровительных свойствах курения, он решился попробовать. Это действительно помогало, но только расслабиться, после его забивал жуткий кашель.
      Молодые девушки были прекрасны, имперессу же назвать красавицей было трудно. Но широкое, скуластое лицо и большие глаза в тени ресниц, окруженные черной подводкой давали приятное глазу сочетание. Но в свой гарем Шерган бы ее не пригласил, правда, туда она и сама не пойдет. Импересса маршайцев явно не страдала без внимания поклонников. В ее мире все по-другому. Мужчины бьются за женщин на дуэлях, поднимают за них бокалы, и ценят как редкий цветок. Потому они такие жеманные, капризные и наглые. Со всем как дети.
      — Магистр Шер, — она приподнялась с подушек. От нее пахло табаком. Она так не похожа на других маршайских леди. Леди одевались в душные платья, корсеты, шляпки, с множеством кружевных рюшек и буквально варились заживо. Ривена носила штаны и простую рубаху с черным корсажем, серебряные шнурки стягивали его впереди. Выглядело она странно, но эффектно.
      Импересса протянула руку для поцелуя, поверх белых перчаток сверкнули перстни. Манеры этой женщины раздражали, Шерган не понимал, почему должен целовать ей руку… ведь она женщина. Но это был чужой этикет, чужой ему мир, с чужими правилами. И ему приходилось принимать их.
      Он быстро склонился, прижался губами, и быстро отстранился.
      — Я счастлив, видеть вас, госпожа. Вы как всегда прекрасны и очаровательны, — наверное, он сказал это слишком сухо. Хранитель библиотек давал ему пару уроков, как ведут себя мужчины маршайской империи, но это было слишком утомительно. Впрочем, она все равно засияла. Или умело изобразила это сияние. С ней он никогда ни в чем не был уверен.
      — Ой, не льстите… Не льстите мне. Я же просила вас… О боже, вы такой упрямец. Лучше налейте мне этого напитка… забыла, как называется, и давайте поговорим о наших маленьких тайнах.
      — Он называется дайлин. Ледяной поцелуй, госпожа.
      — Очаровательно. Как раз к месту.
      Шерган сделал вид, что не понял намека. Она наблюдала, как он наполняет бокалы. Напиток белый, как молоко, плескался в бокалы, от него пахло приторной сладостью. Фаворитки обмахивались веерами, в груди вздымались в тесных корсетах, дамы были близки к обмороку. В это мгновение в зал вбежала самая младшая жена Миа — кареглазая, высокая, окутанная шелком. Шерган скривил губы. Жены послали ее посмотреть на женщин из империи, зная, что он не накажет любимицу. Она увидела разодетых, накрашенных женщин, овеянных дымом курительных трав и застыла.
      — Муж мой, — женщина склонила голову. — Я прошу прощение… Я хотела принести вам холодного молока, думала вы один. — Она выставила вперед кувшин, будто защищалась им.
      — Уйди, Миа.
      — А молоко?
      — Нам не нужно.
      — Простите, — она поклонилась, спиной попятилась в двери и исчезла в шелковом лабиринте. Шерган усмехнулся. Эти женщина живут в своем мире, где каждая другая оставшаяся наедине с мужем потенциальная соперница. Если бы они все знали, как он устал.
      — Ваши жены все как на подбор юны и очаровательны, — то ли пожаловалась, то ли похвалила Ривена Констанрина.
      — Юность мимолетна, госпожа. Красота недолговечна. Душа же…
      — О, не стоит этого, Шер. Я так устала от пышных фраз. Так хочется. Ах, ну вам лучше не знать… — она улыбнулась яркими губами, тряхнула серьгами. Шер? Скрепя зубами он простил ей эту фамильярность. Она будто почувствовала его напряжение: — Я же могу вас называть просто Шер? — и не дождавшись ответа, взмахнула веером, разгоняя облако дыма. — Давайте, лучше выпьем.
      Они выпили. Имперэсса села на подушки, а Шерган напротив. Перед ним стояло блюдо с яблоками, он взял одно. Голова немного кружилась от слабости. Он не спал и не ел уже трое суток, только пил и хрустел яблоками, как горный козел. Мужчина должен питаться, мужчина у которого нет здоровья, должен питаться еще лучше.
      Импересса тоже взяла яблоко, фаворитки конфеты — финики в сладком сиропе, в наступившей тишине послышался хруст.
      — Простите, наверное, это не лучшее угощение для столь знатных дев…
      — Девам нравится, — улыбнулась импересса. Он понял, что сказал не по этикету, и безразлично откусил кусок. Шерган прожевал его, вкуса пищи он не чувствовал уже давно. Игра во взгляды затягивалась, они понимали, что беседа неизбежна. Такие дела решаются один на один, при задернутых шторах, и в окружение только самых проверенных лиц. Эти лицами были женщины. Шерган никогда не вел такие важные дела с женщинами и чувствовал себя не уверенно.
      — Я могу вас попросить? — Ривена сухо улыбнулась.
      Шерган кивнул, добавил:
      — Все зависит от того насколько просьба выполнима.
      Она кивнула, вдохнула дым.
      — Я слышала раньше в ваших землях обитал один древний народ. Но слухи настолько фантастичные, что кажутся сказочными. Они действительно существовали?
      — О ком вы говорите?
      — А разве кроме скъёров были другие народы, о которых можно было бы сказать подобное?
      — Наши земли хранят очень много тайн и легенд, госпожа. И многие из них действительно правда. Скъёры существовали, существуют… И многие их загадки до сих пор бередят души желающих знать слишком много. Вот только что из всего, что мы знаем о них правда, этого не знает никто.
      — Как жаль. Насколько я знаю, прошло не так много времени? Какой-то десяток лет. О, мне бы так хотелось взглянуть хоть на одного из тех времен, когда они были великими и могущественными. Я уже просила этого злюку Эрганга… Но у него горе. Ах, бедный мальчик!
      Кого она назвала бедным мальчиком Эрганга или почившего принца для Шергана осталось загадкой. Он улыбнулся. Ему тоже хотелось взглянуть на скъёра.
      — Увы… Мы сделали слишком много, чтобы избавится от них. Но…я постараюсь ради вас сделать все что смогу.
      И ради себя.
      — Это чудесно. Но время идет, и я думаю, нужно начать, — импересса покрутила бокал, фаворитки выглядели застывшими статуэтками. — Ах, не обращайте внимание на них, Шер. Они не знают, вашего языка, — сказала Ривена, заметив взгляд Шергана. — Если бы не этикет, женщина не должна быть наедине с мужчиной, я бы предпочла беседу с глазу на глаз… Ну вы понимаете, я не хочу, чтобы обо мне судачили и чесали языками. Хотя право, слухи о нас мне бы польстили.
      — Вы удивительная женщина, госпожа. Хотелось бы знать, об успехах нашей с вами затеи.
      Она взглянула из-под полуопущенных ресниц, двумя пальцами вытащила из сумочки у талии свернутую в рулончик бумагу, перевязанную изящным бантом, и через стол протянула его. Шерган молча взял. Распустил бант, чуть приоткрыл, скользнул взглядом по именам, и, свернув, поднес к алому язычку свечи. Записка вспыхнула.
      А после взял со стола нож и покрутил в руке.
      — Если одну сторону ножа смазать ядом, можно убить своего врага и остаться жить, — Шерган разрезал ломтик дыни и протянул половину имперессе. Она облизнула губы и рассмеялась.
      — Вы же не станете меня травить, Шер.
      — Яд — оружие женщины.
      — Не только яд, — импересса взяла половинку. — И не только женщины.
      — Я не утверждал обратное.
      Она улыбнулась, на щеках обозначились ямочки, осторожно откусила кусочек, вдумчиво пожевала.
      — Откройте секрет. Где в этой засушливых песках, вы выращиваете такое чудное лакомство?
      — Дыня не любит влагу. Я увлекаюсь… садоводством.
      — Вы очень странный человек, Шер. При вашем состоянии…
      — Даже при моем состоянии не стоит сидеть на месте и молить богов, лучше заняться делом.
      — Ах, да… Дело осталось за вами. Вы готовы пойти нам встречу.
      — Мы с вами уже встретились.
      — Я не о том… Положение Эрганга очень шаткое. Вам же доверяют, вы имеете больше влияние на знать Такамайского царства. Люди почитают Триедина, вы для них… как бы у нас выразились… святой.
      — Святой?
      — Вроде идола.
      Шерган кивнул.
      — Я понимаю. Но вы преувеличиваете любовь народа ко мне. Я для них вроде кровожадного идола. 
      — Вы как спрут, оплели своей религией и своим… ммм… орденом все Такамайское царство. Не многие бы похвастались тем, что имеют своих людей в самых знатных Домах.
      — Простите, как кто?
      — Спрут. У него большая голова и много длинных рук. Он способен потопить корабль, если как следует ухватиться, — она поправила складки рубахи и взмахнула веером. — Я все про вас знаю.
      — Хорошо.
      — Мы могли бы наладить торговлю, дать людям образование, культуру… Вы понимаете? Ваш народ живет в жутком неведенье, мир за морем другой. Это печально, что народ Серого континента не хочет принимать ничего нового и так цепляется за свои ушедшие в века ценности. Вы же умный мужчина, Шер. Вы должны понимать, как важно стране и людям развиваться. Двигаться в сторону прогресса.
      А вам так важно развивать и двигать? Неужели того что вы сделали еще недостаточно… Он не верил ни одному ее слову, но улыбнулся, и сказал:
      — Ваша помощь бесценна.
      — Я видела в каких жутких условиях растут здесь дети… Мое материнское сердце обливается кровью. А вода… Вы убиваете за воду, когда в моем мире она не стоит и медяка.
      — Я вас понимаю… Все к тому и шло. Но чтобы мы ни сделали, народ не поймет. Вы же знаете, когда народ недоволен, начинаются перевороты и революции. А чаще всего заканчивается сбором важных голов в одну корзину. Мы же не хотим, чтобы ваша или моя голова оказались в корзине.
      — Не хотим... Вы ведь из рода такамат? — задумчиво протянула Ривена.
      Шерган улыбнулся.
      — Во мне течет кровь дикарей шешу, госпожа. Помимо такамайской.
      — Вы так легко признаетесь в том…
      — Все и так это знают.
      — И что вы предлагаете?
      Шерган снова улыбнулся, он знал, что его идея придется по вкусу Ривене Констанрине. И не ошибся.