ЛЖИЗНЬ.

"Белые нити"

 

Раздвигаю её анальный проход расширителем. Выплёвываю в разверзшееся отверстие кровь, которую высосал из неё. Зашиваю отверстие белыми нитками. 

Разламываю капсулу, высыпаю порошок в воду, набираю раствор в шприц. Выцарапываю иглой слово "die" (дай) на её запястье, вместо точки нажимаю на поршень шприца.   

Ветер свиным воем ломится в окна. Отвратительно, всё отвратительно. Происходящее, погода - земная модель ада. Ты умираешь за идею, не бойся, милая.

Где твоё бахвальство? Ты говорила, что в мужчинах тебе нравится это, а не интеллект, нравственность и преданность. Я делаю это ради тебя. 

"Ешьте и пейте, пока вы не сможете отличить белую нить рассвета от нити черной", не так ли? Я не ел три дня, поэтому тягостно тошнит от происходящего, послеобразы едва проникающего света бегают по стенам, икроножные мышцы сдуваются, желудок втягивается.

С удовольствием отрезаю кусочек её плоти размером с подушечку пальца, заправляю беглый костёр её волосами, ногтями, одеждой... Невкусно.

Переворачиваю её на живот, усаживаюсь сверху, предаюсь мечтам. Самое главное в человеке - белизна зубов. Вспоминаю самый худший момент, набираюсь сил, отгрызаю суккубу палец.

Прежде чем нанести на него зубную пасту, запускаю для пущего удовольствия в чистое влагалище, она постанывает. Даже в такой момент проклятая гедонистка смеет извлекать удовольствие из смерти.    

После чистки зубов отрываю небольшой кусочек белой нити от катушки. Ещё раз прохожусь по резцам. Выпотрошив её сумку, нахожу зеркальце, скалюсь - удовлетворён процедурой.

При поимке, я буду на шаг ближе к свободе, нежели желтозубые соперники: зубы белые, ровные - не как у кровопийцы. 

Прежде чем откусить палец, я вспоминал парк, лавку, когда она, живая, блудливая, полная лживой самоуверенности восхваляла насильников перед лицом невинного девственника. Она унижала меня, уворачивалась, как будто вышла подышать свежим воздухом и не желает на меня смотреть.

Она была горда, и говорила, что любит насилие. Теперь она получает его сполна, я вновь преданно исполняю её желание. Но она уже не горда. 

Вспомнив самый худший момент, натыкаюсь в проулках памяти на самое тёплое воспоминание о ней. Но о худшем рассказывать было не стыдно, а о хорошем - стыдно. 

Главное, что после этого мне становится больно видеть её глаза, как у дохлой мухи. Несчастная, такая бледная! Как мне помочь тебе, как вернуть всю украденную кровь?!

Но уже поздно. Всё, что я могу, зашить и их белыми нитями.