***  

   Что до сих пор остается для меня сложным, так это следить за временем. Ночь - оранжевого кругляша на небе пока нет, большее сказать не в силах. Ни сколько я иду по тропинке, ни то, когда наступит рассвет. Последнее с каждой минутой волнует меня все сильнее и сильнее. Даже представить страшно, что случиться, если я не найду укрытия до появления на небе солнца. И тут, словно судьба смиловалась надо мной, издали доноситься запах человека. Терпкий, сладковато-соленый, выдающий сильную усталость. А вскоре впереди проявляется одинокий дом, наверное, жилье егеря или лесника.

   Я подхожу к закрытой двери и проникаю мыслью внутрь. Человека я ощущаю странно, как будто на него навалено множество мелких зверей. Мертвых и собранных воедино чьими-то жилами. А рядом с ним находиться еще и живой зверь. Принюхиваясь, я понимаю, что это охотничья собака. От нее веет сильным страхом. Наверное, почуяла меня. Не успеваю я насладиться ее примитивными мыслями, как дверь распахивается.

   Лесник как-то узнает о моем присутствии и, с перехваченным обеими руками топором, встает на пороге. Но, открывая дверь, он явно не догадывался, что увидит, поэтому, как пораженный молнией, замирает. Рядом бегает его собака, не осмеливающаяся напасть на меня и в то же время не способная бросить хозяина в беде. Ее метания доставляют мне даже большее удовольствие, чем приятный человеческий страх. Я не мучаю свои жертвы, первым убивая егеря. Он даже не успевает избавиться от оцепенения. Видя смерть хозяина, собака все же находит в себе смелости броситься на меня. Но лишь затем, чтобы, как и человек, быть отброшенной с пробитым черепом.

   Зайдя в дом, я удивляюсь обилию предметов, находящихся тут. Их так много, что внутренний взор слепнет на время. Но, как и обычные зрачки привыкают к яркому свету, так и мое мироощущение подстраивается под окружающее. Простая кровать в углу, стол на трех ножках, с таким же стулом поблизости, шкуры животных, какая-то дощечка на стене и прочие части обихода – все это вызывает у меня в памяти странные образы. Почему-то чувствуя боль из-за этих воспоминаний, я хватаюсь за голову и ухожу прочь из гадкого места.

***

Я осознаю уход противного солнца мгновенно. Небольшим усилием отталкиваю сгнивший ствол дерева, которым прикрывался на дне болота и начинаю подъем. Оказывается я был не прав, когда решил, что времени не ощущаю. Приближение рассвета мое неутомимое тело все же почувствовало, а разум быстро сообразил спрятаться в трясине. 

   Выйдя на сушу, я с улыбкой понимаю, что обвешен многочисленными травяными гирляндами. Этакое травянистое чудовище болотного посола. Еще бы рога прилепить, для большего устрашения. Похоже, судьба очень серьезно относиться к моим желаниям и пару рог я получаю мгновенно. Или вернее сказать парой рог.

   В этом бою я, наверное, летаю больше, чем любая птица за всю свою жизнь. Виновник моих взлетов и падений – зеленый злобнобык сносит меня раз за разом, как тряпичную куклу, пока я не догадываюсь перестать двигаться. Когда монстр убеждается, что я умер, то подходит ближе. Его острые зубы начинают пережевывать мое гнилое мясо (и почему на болоте никто не брезгует тухлятиной?) а я размышляю о своем противнике. В-первую очередь мне не до конца понятно, как такая монстряндия вообще может жить на болоте. С его-то размерами не увязнуть просто не возможно. Во-вторых, где собственно у злобнобыка слабые места? Как и крокодила, его покрывает прочная броня из мелкой каменой щетины. А скорость в движении благодаря трем парам мощных ног просто устрашает. Ну и в-третьих, почему ему собственно не питаться травой, как его меньшим собратьям, мирно пасущимся на людских полях?

   И все же неуязвимых существ ведь не бывает? Недаром ведь есть, баллада о «Трихгельме победителе белого дракона». Я мысленно запел припомнившийся отрывок:

Взмахнул тут славный рыцарь булавой,

Неспешный враг отбил ее главой. 

Рога дракона, словно темный лед,

В куски оружие главой он рвет.

Когтиста лапа монстра и страшна,

В Трихгельма устремляется она.

Но рыцарь быстр наш, силен,

Подобно камню крепок он.

Его могучая рука одна

Срубает монстру пальца два.

Ужасный рев тут раздается

И монстр в небеса несется….

   А как там дальше? Сколько голову не ломаю, вспомнить не получается. Может быть, отвлекает злобнобык, который продолжает отрывать от меня кусок за куском? Или в этом виновата память, которая так упорно не хочет сообщать о прошлом? В любом случае, надо будет заставить одну из будущих человекодобыч продекламировать балладу полностью. Мы – живые мертвецы, любим петь.

   Мое терпение вскоре окупается. Наевшийся монстр заваливается прямо рядом со мной и перестает двигаться. Отравился гад! Будет знать, как меня есть. Но, выждав, я замечаю, что брюхо злобнобыка ритмично вздымается. Значит - просто уснул. Стараясь не шуметь, я встаю и, пошатываясь, приближаюсь к нему. Да неплохо злобнобык меня ободрал. Местами даже вырвал некоторые косточки. Наверное и уснул рядом, чтобы потом доесть. Возможно, будь у меня кости покрепче, я бы и смог убить этого гада. Тем более спящего. Но в нынешнем моем состоянии… Можно конечно попробовать вырвать высунутый наружу язык и разодрать монстру небо. Но если не получиться, прощай вторая рука. И буду я сильно-сильно калеченой нечистью. Поэтому совесть воина меня не мучает, когда я поспешно и бесшумно удираю подальше, стараясь увеличить расстояние между мной и злобнобыком.

   И тут я ощущаю что-то необычное. Впереди возвышается большой столб мрака. Столь прекрасного и нежного мрака, что даже пожирание живой плоти не сравниться с лицизрением этой красоты. Мои ноги сами несут меня к нему, а разум не видит ничего кроме столба. Но это и оказывается моей ошибкой. Встав, как вкопанный с просыпающимся в душе страхом, я ощущаю окружавших меня скелетов.

   Что делать в такой ситуации? Помахать рукой и каким-то образом произнести наибанальнейшую из всех фраз «я пришел с миром»? Однако в этот момент происходит что-то совсем непонятное. Мрак выплескивается вперед, обволакивая меня с ног до головы. На меня накатывает волна защищенности и спокойствия. Наверное, так себя чувствует еще не рожденный ребенок в чреве матери. Враз уходят мои тревоги, на смену приходит забвение.

***

   Мышка что-то жует под полом, издавая смешной писк удовольствия. Подыгрывает ей Сабленогий паук, который важно перестукивает стальными лапками, плавно прохаживаясь в своей клетке. Участвует в импровизированном концерте и ветер, который подхватывает створу окна и ритмично шатает ее. А еще завораживающе вдыхает и выдыхает воздух человек предо мною. В его легких слышен тихий свист, который вызывает во мне смех.

   Боже, как мне хочется смеяться. Я словно чаша, переполненная до краев счастьем, восторгом и радостью. Ушастая чаща, способная слышать! Удовольствие от звука, от ушедшей навсегда тишины, не сравнимо ни с чем. Я шевелю телом, и божественный хруст заполняет помещение.

- Вижу, ты доволен? – раздается молодой звонкий голос. Я не вдумываюсь в смысл слов. Для меня прекрасно само их звучание. Сложение отдельных звуков в армию слов, придание им общего оттенка и смысла. Как же это захватывающе. - Ты не только способен слышать, но еще и говорить. Попробуй.

- Аааэээээъхкхеееееее – произношу я и восторженно замолкаю. Какое чудо, мне доступно это великое искусство облачать мысли в звуки. Я благодарю человека, которому обязан новым рождением – ээээссскхеееее

- Да не стоит. Мне с тобой было очень интересно работать.

- Ззиииэээеътрэ?

- Да, с нежитью общаться привычно, вот и понимаю.

- Кхрееегестыыыыпееее?

- А сам не догадываешься? Тогда позволь представиться. Я Жульен Темный, владыка северных болот и единственный некромант в округе, способный метко стрелять из лука.

- Хыыыстттэ

- Ну, может и не надо, но в здоровом теле здоровый дух

- Зэээгииииретте?

- Не мне, а тебе. Для меня это просто очередная загадка. Понятия не имею, кто тебя поднял, но сделал он это коряво. Ни зрения, ни слуха, я даже представить не могу, как ты только передвигался. Да и кости у тебя хрупче хрусталя, а сил раза в два меньше, чем у нормальных живых мертвецов.

- Аахыыызииирэээ?

- Вот в том, что перебивать меня можешь и вся загадка. Впервые в жизни вижу скелета, не лишившегося разума. Да что там вижу, ни в одной легенде я о таком не слышал.

- Сэээъкееекнкйцу!

- Ну, был зомбярой, а теперь стал скелет. Хотя те клочки кожи, что на тебе были до моей обработки, в расчет принимать нельзя. Так что ты скелет, я не оговорился.

- кхэеккккгыыы - Ну и дурак, раз думаешь, что между живым мертвецом и скелетом разницы нет. Хотя то, что у тебя остается желание юморить, меня поражает. Ты, наверное, при жизни был ужасным, аморальным человеком, раз после смерти не обезумел.

- эээкхеттттее!

- Наконец серьезным стал. Раз хочешь, давай о деле. В общем, я бы хотел, чтобы ты восстановил свою память. Я покопался в твоем разуме напрямую, но, похоже, он не способен вспомнить нужные мне знания. Поэтому восстановишь рассудок полностью, для этого тебе придется вернуть свои чувства и пройти жизненный путь наоборот.

- Тттееегрэ.

- Нашел, чем удивить. Будто вы, нечисть, хоть о чем-то кроме мести способны думать. Собственно отомстишь ты, а что дальше? И неужели не хочется вернуть обратно способность видеть?

- Тььэгрее… Кхеееезиан

- Если бы было невозможно, я бы не говорил. Да и с чего ты решил, что это идет в разрез. Восстановив память, будет легче отомстить, не думаешь?

- Кэээситеыыыграаа

- Хорошо. Во-первых. Тебе нужно добраться до Ас-Айриогда. Там найдешь моего учителя Теорая, он сможет вернуть тебе зрение.

- Тееергэ!

- Кончай перебивать. Я все же некромант, а ты поднятая нечисть, имей хоть каплю уважения! Разумеется, ходить не то что в городе, а даже в его окрестностях в нынешнем состоянии тебе будет хлопотно. Именно поэтому я вырастил в тебе черный камень. Что это такое, поймешь позже, если не подохнешь.

- Иериииан?

- Если нет, миром бы давно правили некроманты. Итак, вернемся к серьезному. Черный камень поможет тебе в свое время. Когда оно придет, ты поймешь. До этого же, тебе надо как можно больше убивать. Сила скелета растет, когда он губит чужие жизни и мечты. И посещай кладбища. Хотя уверен тебя и самого будет к ним тянуть. Так же, ты возможно будешь эволючионировать, но кто знает, кто знает…

- Греестехнен? - Вот теперь ты напоминаешь обычного, тупого скелета. Какой к черту слоник? Эволюция означает, что ты будешь становиться сильнее или слабее, но уж никак не превращаться в животных.

- Тееирэггэ.

- Сам догадаешься. Если я тебе все по полочкам разложу, мне станет не так интересно наблюдать.

- Къеириите

- Ладно, кое-что скажу. Передвигайся только ночью. Днем черный камень в тебе умрет, да и сам ты начнешь терять силы. Возможно, когда-нибудь ты станешь достаточно могущественен, чтобы не бояться света. Но пока для тебя это непозволительная роскошь. Это все.

- Экхехерае

- Да не за что. Не ради тебя стараюсь, а ради своего любопытства. Удачи скелетон.

***

   У важных вопросов есть один большой недостаток. Они появляются только когда способные на них ответить, уже далеко. Но, разумеется я понимаю, что тут дело не в вопросах. Дело во мне, сглупившем в самый ненужный момент. Хотя во многом сыграла на моей сообразительности и радость от приобретения слуха с речью. Давая себе зарок, сдерживать чувства, я продолжаю идти вперед.

   Конечно, некромант Жульен не особо хотел мне помогать, ведь я для него очередной эксперимент. Такие снобы стоят на своем до последнего, и никогда не открывают заранее карт. Но какая-то часть меня прекрасно понимает, что с помощью хитрости и лести разговорить тщеславно юнца не сложно. Поэтому я со злостью ударяю по стволу кривого дерева, растущего вблизи тропы. Мои кости проламывают довольно большую выемку, а древесные щепки застревают в суставах. А ведь некромант говорил, что во мне лишь половина свойственной нечисти сверхсилы…

   Ну ладно, что уж сожалеть о сделанном. Не возвращаться же обратно? На такой просторной тропе «вперед» может быть единственной целью. Да и надоедливых хищников тут обязано быть мало. У всей этой гадкой животной братии есть одна хорошая черта. Они воротят нос от мест, в которых ощущается человеческое. Разумеется не все, но большинство.

- Он идет. Нам везет.

- Эй, Дайен, может не надо? Ну убьем мы его, еще ведь охранная нечисть есть. С ней-то как справимся?

- Ты дурак что ли? А зачем думаешь, мы с собой этот святой артефакт перли? Он всех мертвецов в раз разгонит. И уж тогда мы поживимся некромантскими сокровищами.

- Ты гений Дайен. А я то думал, что мы святой лик просто так украли.

- Тише, он приближается.

   Мне даже жалко этих разбойников. И не потому, что святой предмет после кражи становиться оскверненным. И даже не из-за того, что они приняли меня за некроманта. Последнее не удивительно, ведь я полностью укутался в подаренный плащ. Самое смешное, что даже если бы их затея удалась, сокровищ бы они не увидели. Разве что оценят сушеные крылья и консервированные глаза.

   Арбалетная стрела со свистом пролетает сквозь меня. Очень меткий, однако, стрелок, раз попадает точно между ребрами в сердце. Будь я обычным человеком, умер бы на месте. Впрочем, ничто не мешает мне картинно завалиться и прореветь предсмертные слова. Не думаю, что они оценивают по достоинству мою цитату из темных душ: «пронзен мечом я, дети, мне пора» прозвучавшую как: «Ааагшрх». Но и говорю ее я не для них, а для своей забавы.

   Первым подходит Дайен, если я верно соотношу голоса с обладателями. Он пинает меня, и я замираю от наслаждения. Нет, не от пинка, боли я по-прежнему не ощущаю. А от эмоций человека. Любой, кто догадывается об ужасной тайне, начинает боятся. Ровно, как и любой не может просто остановиться, услышав в отдалении перешептывание заговорщиков, или стоны служанки. Любопытство толкает вперед, прильнуть к замочной скважине или поднести ухо к двери. Так же ощущает себя и разбойник передо мною. Он чувствует, что ударил не обмякшее человеческое тело а мешок с костями. Но избавиться от желания наклониться и откинуть капюшон не может.

   Когда он делает это, то я готов застонать от ужаснейшей несправедливости, лишившей меня зрения. Как же хочется взглянуть на лицо существа, испытывающего такие бурные эмоции. Однако внутреннее сожаление не мешает действовать моим рукам. Два пальца вонзаются в лицо разбойника и его шея, не выдержав силы удара, с прекрасным хрустом ломается. Я вытаскиваю окровавленную руку из лица Дайена и тут слышу шум капель.

   Похоже, второй разбойник от страха мочит штаны. Но надо отдать ему должное, желание жить в нем сильно и он драпает от меня с такой скоростью, что диву даться можно. Предо мной становиться сложный выбор: насладиться сочным трупом или же устроить погоню. Решение приходить быстро, и легко оторвав Дайену голову, я устремляюсь вперед.

   Я, безусловно, уступаю жертве в скорости, да и в способности быстро ориентироваться тоже. Но уж в чем мое главное преимущество, это в неутомимости. Пережевывая правый глаз Дайена, я неспешно бегу, а легкий ветерок развевает мой плац. Запах удирающего ведет меня лучше любого следа, нахождением которого так гордятся охотники. Как там про них поется:

Эгегей, славный охотник Енисей,

Готовь быстрей своих коней.

Сам граф Гедей морской чудак

Решил проведать твой чердак.

Кончай ты пиво пить, да эль

Смотри, не посрами своих земель.

Охотник лучший ты средь нас,

Но и в попойке ты ведь ас!

Где лук твой, стрелы не готовы?

Собаку съел, да ты здоровый?

КОНЯ продал? Да как же так!

А верно ты совсем дурак!

   Хотя моя память относительно прошлого продолжает игру в молчанку, я абсолютно уверен, что раньше любил петь эту песенку в тавернах. Какой же я был при жизни, раз знаю так много наизусть? Неужели я бродячий бард, или того хуже попрошайка-сказитель, что рассказывает истории в обмен на медяки. Эта возможность вызывает у меня такое отвращение, что я с большей яростью устремляюсь вперед. И что, я надеюсь, что бегство вперед заглушит неприятные мне мысли? От неприятных вещей бесполезно убегать, их надо просто принять и забыть. Положить, как книгу, на полочку в шкафу, под названием прошлое, которого у меня нет.

   Человек впереди замедляет темп, и это радует. Конечно, я настигну его, но только если сделаю это до рассвета. Я ощущаю, что расстояние между нами перестает увеличиваться, а значит, мы сравнялись в скорости. И тут мое несовершенное мироощущение напоминает о себе, и я спотыкаюсь об какой-то сук. Некромант был прав, когда говорил, что зомби и скелеты сильно отличаются. Первое из замеченных мною отличий – зомби при падении не разваливаются на части.

   К счастью ползать я еще не разучился, и потихоньку собираю себя. Интересно, что бы было, если б отвалилась голова, а не ноги? Скорее всего, это бы стало причиной моей гибели, так как вряд ли можно контролировать тело, не касаясь его. Перспектива навсегда остаться вечно лежащей в пыли головой настолько шокирует меня, что я даю себе зарок: «Никогда быстро не бегать и ни падать».

   Наверное, ангел-хранитель убежавшего разбойника не так ленив, как мой. Расстояние между нами теперь достаточно велико, чтобы забыть о погоне. Ведь до рассвета мне не успеть. Зато витающий в воздухе запах раздваивается. Свежий ведет вдаль, к моей не состоявшейся жертве. А вот старый след указывает чуть правее. Именно по нему я иду, мучаясь догадками, что же это может быть. Впрочем, ничего особо оригинального. Надо же было разбойникам где-то переждать, вот и соорудили временную базу в пещерке. Покопавшись в их припасах, я не нахожу ничего интересного, и уже собираюсь уйти, как мое внимание вылавливает нечто.

  Оно доноситься из глуби пещеры и так сильно манит, что я не в силах сопротивляться. Мои ноги сами ведут меня, пока я не останавливаюсь возле стены. Я был уверен, что она искусственная, но вблизи стена становиться абсолютно уместной, как будто сделана природой. Мои жалкие попытки проломить ее не приносят результатов. Хотя я не сильно стараюсь, ведь мои восстановленные некромантом кости все еще помнят каменную броню крокодила. А тут целая глыба…

   Но при этом я продолжаю ощущать что-то, находящееся за стеной. Что-то, нужное мне настолько, что это необходимость перерастает в боль. Пытаясь избавиться от нее, я выхожу из пещеры, но замираю. Рассвет уже скоро! Я стараюсь осмотреть своим внутренним взором как можно большее пространство, но других укрытий не нахожу. Даже болото стало суше, и надежных трясин не видно. И с ужасом я осознаю, что мне придется пережидать рядом с объектом моей мании.

   Что бы передать, что я чувствую, находясь в этой пещере, можно представить наркомана. Наркомана, которого мучает сильнейшая ломка, а нужный ему наркотик не смотря на близость абсолютно недоступен. Впрочем, в отличие от зависимого человека, я легко могу избавиться от своего влечения. Достаточно лишь удалиться от этого места.

   Понимание - что это так просто, доставляет мне еще больше страданий. Буквально пару шагов из пещеры, и зависимость исчезнет. Шагов под гадким солнцем, которое, наверняка, уже не опасно для меня. С ужасом я замечаю, что иду вперед. Почти перед самой световой зоной я возвращаю контроль над телом и поспешно возвращаюсь. Страх оттого, что могло случиться, обхватывает меня настолько сильно, что я начинаю дрожать. И тут со мной случается то, чего со скелетами происходить не должно. Я засыпаю.

   Лежа на пещерном камне, весь укутанный тьмой, я обхватываю кости ног руками. Впервые, за все время моей посмертной жизни, мне так тяжко. Печаль и отчаяние при пробуждении, кажется единственным, что мне остается ощущать. Дело даже не в самом сне, которого я не запоминаю. Причина столь сильной скорби в том, что сомкнув глаза я снова мог видеть. Что может быть обидней, чем получение желаемого и лишение этого через короткий миг? По-моему ничего.

   Впрочем, я не в том положении, чтобы лежать, жалея себя. Поэтому я заставляю себя подняться, и с удовольствием окунаюсь в ночную умиротворенность. Мои костяные пальцы скребутся по шероховатому камню пещеры, как будто я снова могу осязать. Но конечно я понимаю, что это просто самообман. Выйдя из пещеры, воспоминания о преследовавшей меня вчера мании возвращаются. Как ни странно, сейчас она не ощутима, как будто я больше неподвластен ее чарам.

   Запах вчерашнего разбойника все еще витает в ночном воздухе. Он вызывает у меня приступ голода, и подчиняясь инстинктам, я направляюсь вперед. Сзади доносятся многочисленные звуки, издаваемые болотными обитателями и самими топями. Важно квакают крабо-жабы, чмокает, поедая неосторожную жертву каменный крокодил, лопается поднявшийся над водой пузырь газа, беззаботно трещит болотная синица. Наслаждаясь разнообразием этой какофонии, я не сразу замечаю, что болото закончилось. Теперь меня окружают все еще мелкие, но уже ровные деревья. А впереди журчит быстрая речушка.

   Вскоре проступают очертания небольшой деревни. Маленькие угловатые дома жмутся друг к другу, словно стараются сплоченностью защититься от напастей окружающего мира. Возможно, будь у меня зрение, я бы большее понял о деревеньке. Но и увиденного внутренним взором было достаточно. Меня тут ждали. Процессия во главе со священником распевала молельные песни. Думаете, завидев их, я скрючился от боли, завизжал и помчался прочь, а напыщенно священник пропел «изыйди навечно, нечистая сила»? Возможно, так оно и было бы, если бы не витающий над служителем церкви дух порочности.

   Словно бы пережитые мною самим, я ясно вижу его грехи. Обращение власти, даваемой священным саном, в личную выгоду. Страдания от ожирения в голодные для деревни года. Убийство приемного сына, из-за любви к его невесте. И другие поступки делают крест в его руках безобидной игрушкой для меня.

   Продолжая спокойно идти вперед, я вызываю ропот среди толпы. Их страх крепчает с каждым моим шагом, и тут священник выходит на встречу. Он упирает мне в грудь крест и что-то выкрикивает. На секунду я задумываюсь: "а не притвориться ли?", но затем резким движением выхватываю символ церкви. Священнослужитель всхлипывает, когда серебряный крест застревает в его толстом теле. Сельчане провожают взглядами оседающего церковника, и тут начинается паника.

   Довольно весело бегать за визжащими людьми. Самое главное в этом деле, поочередность. За двумя деревенщинами погонишься, ни одного не поймаешь. Еще важно не столько ранить, сколько уронить убегающего наземь. После этого добить его не составляет труда. Ну и немаловажна собранность. Крики паникующей толпы сильно сбивают с толку, и лишь четкое понимание моих целей помогает мне.

   Надо отдать должное моим жертвам, не все они оказываются трусами. Некоторые, размахивая факелами, пытаются пронзить меня вилами, серпами и прочей деревенской атрибутикой. Но их подводит сама идея проткнуть скелета. Поэтому присоединить их жизни к тем, что уже загублены мною, не сложно.

   Однако с кузнецом все оказывается намного сложнее. Покачивая своим тяжелым молотом, он ожидает, когда я подойду поближе. А делать этого мне совсем не хочется, ведь свеж в памяти вчерашний «развал». Кажется, моя нерешительность придает кузнецу храбрости, и, делая мощный замах, он устремляется ко мне. Едва я успеваю поднырнуть под летящий молот, как мой противник делает отскок назад и переводит молот в следующий удар. Но прежде чем стальная гладь достигает моих костей, я успеваю добраться до человеческого горла. Кузнец с вырванной глоткой падает.

   Руководимый каким-то непонятным знанием, я нагибаюсь к поверженному врагу и переворачиваю его. Моя рука проламывает кузнецкую грудь и вытаскивает свежую пульсирующую плоть. Умирающее сердце кажется самым вкусным, что я когда-либо пробовал. Поужинав, я возобновляю охоту. Увы, кроме нескольких глупцов, запершихся в домах, поживиться мне больше некем. Большая часть переживших мое нападение сельчан оказывается достаточно умна, что бы сигануть прочь из деревни.

   Некоторое время я занят пиром, но вдруг мое внимание привлекает приятный запах, доносящийся с окраин поселения. Веет чем-то знакомым, можно сказать даже родным. Выпуская из рук недоеденный череп, я двигаюсь к источнику запаха. Что же это? Мои размышления прерывает резкая вспышка боли. Я шарахаюсь в сторону, и, запутавшись в полах плаща, падаю. Боль обжигает невероятно, будто я варюсь в котле кипящей воды. Но она пропадает, как только я отползаю достаточно далеко. А стена белого света, ставшая причиной моих страданий, обретает очертания церкви. По привычке, я перекрещиваюсь, и понимая всю нелепость совершенного поступка начинаю гоготать.

   Знакомый запах снова дразнит меня, заставляя на приличном расстоянием обходить церковь. Когда я, наконец, достигаю своей цели, могильные кресты встречают меня унылой покошенностью и запустением. Похоже, к кладбищу тут не проявляли излишнего внимания. Но для меня это не имеет значения. Ведомый наитием, я встаю посреди погоста. И сразу же из-под земли вырываются мириады костяных песчинок. Они в бешеном танце кружатся вокруг, а затем, словно сговорившись, устремляются ко мне. Я прикрываю лицо руками, и вдруг смеюсь от удовольствия, когда песчинки сливаются с моими костьми.

   Ощущение силы пропитывает все тело. Кости кажутся крепче металла, а любое дело выполнимым. К слову о делах, мне ведь все еще надо в Ас-Айриогд. Я возвращаюсь в деревню, но на этот раз мой путь устремляется к речке. Немного повозившись, я спускаю рыбацкую лодку на воду и запрыгиваю в нее. Течение не сильное, но оно есть, и это убирает нужду грести. Разумеется, неутомимому скелету гребля мозолей не натрет, но даже мертвецам знакомо чувство лени. Поэтому, улегшись на дно лодки с закинутыми за голову руками, я наслаждаюсь умиротворением.

   Обожаю такие вот маленькие речушки, по которым беззаботно плывешь, и все кажется таким маловажным и легким. Можно размышлять о серьезных вещах, а еще лучше предаться мечтам. О том, что вернув зрение и даже осязание, я отомщу своему другу. А затем, возможно, сколочу себе банду из скелетов, буду грабить караваны, поедать караванщиков, жить с красивой миссис скелет. Потом стану грозой всей империи и даже взойду на трон. И будут меня все звать Скелет Мудрый или тем паче Скелет Великий.

   Похихикав над тем, куда меня заносят фантазии, я оглядываю внутренним взором окружающее. Река стала шире и, похоже, скоро приведет к озеру. Деревья на берегу сплотились в небольшой перелесок. На их кронах мой взор вылавливает стайку каких-то птиц. В общем все: от округленных водой камней, до торчащих из воды щупалец лучиться таинствами приро…

   Недаром говорят, что умиротворение предшествует отупению. Я спохватился слишком поздно, и щупальце врезается в лодку, дробя ее в щепки. Меня не цепляет, но лодка срабатывает как катапульта, и я улетаю подобно снаряду. Кроны деревьев смягчают падение достаточно хорошо, и на земле я оказываюсь целым. Доли мгновения хватает, что бы отскочить и почувствовать атаковавшее меня существо: озерный осьминог. Довольно опасный и редкий хищник. Быстрый, сильный, а главное довольно умный для животного. Хотя и не чета океанскому кракену.

   Значит спокойного и приятного спуска по воде не будет. По речке я мог попасть в озеро, а по ведущему из него каналу и в сам Ас-Айриогд. Но, видать, мне придется сделать тоже самое пешком. Еще раз проверив себя, я подметил, что не потерял ни одной косточки. То ли падение вышло удачным, то ли…

   Раздается плеск, от которого я вздрагиваю. Кости замирают, а уши и внутренний взор напрягаются до предела. Я достаточно удален от речки, и мне ничего не должно угрожать. Но почему же мне тогда так страшно? Возможно это первый раз, когда я испытываю страх. Да и глупо ведь, чего бояться неживому скелету?

 Из воды вдруг что-то вырывается и устремляется, по направлению ко мне. Оцепенение проходит разом, и я мощным рывком кидаюсь в сторону. Мне удается… угодить прямо в присоски на щупальце осьминога. В отличие от меня он не ошибается и быстро уволакивает мои замученные кости под воду.

   А затем происходит самое обидное, что только могло произойти. Эта гадкая, противная, скользкая тварь подносит меня к своей голове. Но вместо того, что бы раздробить меня своим клювом, она просто смотрит. И в ней чувствуется такое сильное разочарование, как будто она собиралась сожрать черепахослона, а ей подсунули мелкую крысу. Даже не откусив от меня ни кусочка, озерный осьминог выкидывает меня подальше.

   Я плюхаюсь в песок на берегу. Кости остаются целы, но на душе невероятно гадко. Сам не понимаю, почему я расстроен, мне ведь радоваться надо, что жив. Но почему-то осознание того, что мною побрезговали, не сочли достаточно ценным, пропитывает все мое естество. Не в силах сдерживать обиду, я поднимаюсь, задираю голову вверх и издаю гневный рык. А после этого делаю и вовсе бесполезную вещь: подхожу к ближайшему дереву, и начинаю его колотить.

   Только разорвав половину ствола, я успокаиваюсь и ухожу. Я даже не знаю, в какой стороне и как сориентироваться. Невидно тропы, по которой я шел, а деревья сплотились и кажутся уныло одинаковыми. Непонятно, какая из двух речек, шумящих в моих ушах, является каналом.

   К счастью, я быстро замечаю, что у правого потока воды уж слишком ровные берега, а значит он искусственный. Сбоку снова раздается плеск, но уже ни страха, ни просто внимания, я ему не уделяю. Мои ноги несут меня вперед, а голова впервые за многие дни кажется ясной. Позади раздается человеческий крик, и это заставляет улыбнуться. Похоже, осьминог поймал одну из моих несостоявшихся жертв.