1.

 Штакет сидел в гордом одиночестве в своей однокомнатной квартире, напоминающей сейчас больше пещеру первобытного неандертальца, чем жильё современного преуспевающего человека. Маленькую комнату освещал голубой экран телевизора, показывающий какое-то модное телешоу и монитор компьютера, перед которым и сидел хозяин своих владений. Штакет – это, как можно легко догадаться, не настоящее имя человека, сидящего за монитором. Это его псевдоним (хотя все люди называют по-разному это определение). Если верить российскому паспорту, то был он Травладор Петрович Штакетов. Но практически с раннего детства представляться при знакомстве людям он стал именно как Штакет. Так его и называли почти все, кто его знал: одни не могли правильно выговорить его настоящее имя, а также не имели достаточного количества извилин, чтобы как-нибудь «потактичнее» сократить его; а другие, услышав подлинное имя этого человека, приводили к частому сокращению свои диафрагмы и рвали от смеха животы, после чего предпочитали называть его привычным его слуху именем, дабы не получить по голове за нескромный смех. Так он и стал Штакетом, что его вполне устраивало. Нередко вспоминал он недобрым словом в прошлом ударного работника колхоза «Народный» комбайнёра Петра Геннадьевича Штакетова, умершего почти синхронно с его рождением, и не оставившего в наследство ничего, кроме необычного оригинального сочетания имени-отчества. Звук телевизора был выключен, он уже давно перестал служить окном в мир или способом отвлечь мысли. Это был всего лишь ящик для искусственного освещения и является таковым настолько долго, что его хозяин уже давно забыл, где находится кнопка прибавления звука на пульте. Иногда, когда надоедало смотреть одни и те же лица, Штакет брал в руки пульт и, не смотря на кнопки, щёлкал по ним в поисках новых интересных картинок, как ребёнок, познающий ещё не открытый и дикий для него мир. Затем он снова поворачивался к монитору и на телевизор его взгляд падал лишь изредка. Аскетичного вида квартира со старыми обоями на стенах. Занавешенное окно. На компьютерном столе лежит мобильный телефон, не использовавшийся, по-видимому, очень долго. В отличие от его других электронных собратьев, находящихся здесь, его экран не горит. На верхней полке, что над монитором, стоит большая бутылка дорогого американского виски, здесь же - несколько упаковок дешёвых обезболивающих таблеток и пакетик с марихуаной. Сколько это уже длится, он не помнит – может быть, месяц, может быть два, а может и полгода. Монитор довольно-таки хорошо освещает лицо этого человека. Хоть и молодое, но «состаренное» искусственным способом. Большие глаза уставились в монитор, ожидая увидеть какую-либо информацию. Огромные круги под глазами говорили о том, что он устал. Устал от однообразия. За последнее время в его, бывшей когда-то бурной и интересной, жизни уже давно не происходит ровным счётом ничего. Сколько вечеров подряд он провёл вот таким вот образом в полумраке своей квартиры, никто не может сказать, даже он сам. У него очередной приступ депрессии. Со Штакетом было такое и раньше. Точно также он раньше сидел в своей берлоге, собирал беспорядочно метающиеся по голове мысли, потреблял алкоголь и марихуану и т.д. Приступы депрессии, приход которых нельзя предугадать, сваливались на него всегда внезапно, а через какое-то время проходили также внезапно, как и пришли. Но этот случай затянулся намного дольше, чем обычно. Очень сильно давило на виски и на глаза. Хотелось выпить. Не отрывая взгляд от монитора, Штакет протянул руку вверх, в надежде достать бутылку виски. Сил и желания вставать со стула у него не было. Рука дотянулась до стеклянной ёмкости, которую он тут же схватил и потянул к лицу. Но это была не бутылка виски, а стакан с водой. Немного раздосадовавшись по этому поводу, он почти залпом выпил содержимое стакана, оставив на донышке немного жидкости, которую затем слил в ладонь и умыл уставшие глаза. Он задумался ещё сильнее, устремив свой взгляд уже не в монитор, а в какую-то другую точку. Так прошло долгих 15 минут… Время шло, а выпить хотелось всё сильнее, и Штакет решает повторить попытку. Так же как и в первый раз, не глядя, он тянет руку вверх и вот свершилось! Рука судорожно нащупала квадратную бутылку дорогого пойла. Налив пахнущую спиртом коричневую жидкость в стакан, который чуть ранее был наполнен водой, он выпивает залпом, слегка искривив лицо от непривычной горечи во рту и от резкого запаха алкоголя. Затем Штакет достал сигарету и закурил.… Опять налил.… Опять выпил.… Опять закурил.… Опять налил.… Опять выпил.… Опять закурил… Курил он в последнее время очень много: около трёх пачек сигарет за сутки. Голове стало легче, её содержимому тоже. Вялость и заторможенность куда-то улетучились после пятого стакана. Теперь мысли стали чище и отчётливее. Штакет сидел и думал, иногда нарушая полнейшую тишину фразами, сказанными самому себе. Думал он о том, могут ли люди жить, никогда не впадая в тотальную депрессию? Нужно ли это людям? Много ли таких людей, которых не посещало такое чувство? Что делают другие люди в подобных ситуациях? Тоже глушат душевную боль алкоголем и наркотой? Или нет? Как долго это ещё продлится? Может ли это остаться на всю жизнь? «Нет!» - ответил он сам себе на последний вопрос. Он знал точный ответ, поскольку абсолютно был уверен, что завтра будет новый рабочий день, и жить станет ещё хуже…. Не знаю, к чему бы привела Штакета такая мысль, будь он трезвый. Теперь же, под сильным действием алкоголя, он спокойно представлял завтрашний день. Представлял, как вновь придёт на своё рабочее место. Как поймает десяток нейтральных взглядов в свою сторону. Как косо и молча, посмотрит на него в очередной раз Табакова. Как целый день он будет слушать тупые и бессмысленные разговоры своих коллег о шмотках, о погоде, об их семьях, собаках, неудавшейся жизни, плохой работе/зарплате и т.д. Как не сможет переносить всё это и ближе к концу рабочего дня, выйдет в туалет, проглотит десяток обезболивающих таблеток, запьёт водой из крана, вернётся на рабочее место с чувством полного безразличия ко всему происходящему вокруг. По дороге домой ещё раз подумает о том, как он сильно ненавидит людей и, наконец, вернётся в свою тёмную квартиру: туда, где он всегда чувствует себя в полной безопасности. Вновь он будет употреблять влияющие на организм вещества с целью смены душевного настроя. Помимо этого Штакет знал ещё один способ раз и навсегда избавится от надоевшего грызущего изнутри душу состояния – суицид. И это был самый верный способ, по его мнению. На предплечье левой руки у него красовалось с десяток порезов разной ширины и яркости – прошлые попытки избавления от депрессии, которые к сожалению или к счастью не принесли Штакету того результата, на который он рассчитывал. После каждой попытки самоубийства, он входил в ступор, плохо понимая, что ему в очередной раз не удалось умереть. Глаза прохожих, коллег по работе и просто знакомых округлялись всё больше и больше, если им удавалось лицезреть открытое левое предплечье Штакета. Это последний негативный период в его жизни – Штакет был в этом уверен на 100%. Совсем недавно, под действием марихуаны, его голову посетила гениальная мысль самоубийства, которая на этот раз ни за что не даст осечки. От этой мысли ему стало прекрасно на душе. Уже давно ему не было вот так хорошо, как сейчас. Штакет всегда боялся умереть от своих же рук, а точнее боялся последствий такой смерти. Когда он представлял злорадствующих врагов, наблюдающих то, что Штакет сдался, устав бороться, и непонимающие взгляды редких друзей и знакомых, ему становилось не по себе. Каждое движение ножа по предплечью требовало больших усилий забыть о последствиях. И довольно часто мысль об этих последствиях была доминирующей. Теперь же Штакет знал, что никто и ничто не помешает ему умереть, а последствия такого самоубийства люди, скорее всего, примут за естественную смерть. Продолжая радоваться хорошей в его понимании мысли, Штакет налил ещё виски в стакан…. Выпил…. Закурил… - Да! Скоро я умру! – раздался по пустой квартире радостный и ликующий вопль Штакета. Он был очень рад такой мысли, поскольку совершенно не мог себе представить дальнейшую жизнь. Жить в четырёх стенах, делая лишь вылазки в сторону места, которое нормальные люди называют «работа», он не представлял возможным. Всё равно когда-нибудь больному душевному терпению настанет конец, так зачем мучить себя тем, что всё равно настанет? Таковы были мысли Штакета. Он снова подумал о своём способе ухода из этого мира…. Ещё раз подумал о том, что терять ему совершенно нечего…. О том, что наконец-то спокойно отдохнёт, не просыпаясь ночью в холодном поту и не страдая бессонницей…. О том, что его главные враги – люди, навсегда покинут его жизнь…. Да. Он верил в то, что будет жить после смерти. Все люди, населяющие планету Земля, в один момент умрут, а он останется жить своей собственной, яркой, разнообразной жизнью и никто ему в этом не сможет помешать…. Он так думал. Почему? Он и сам не знал… - Да! Всего-то 24 года прожил на этой гнилой разлагающейся планете, а уже есть что вспомнить, чем погреть душу! – вновь раздался громкий голос Штакета в пустой, почти необитаемой квартире, и отозвался эхом в дальнем углу комнаты. По лицу Штакета покатилась слеза. Слеза радости и уныния одновременно. Редко когда его голову посещала мысль анализировать счастливые моменты прошлого. Но когда такое наступало, то оставаться равнодушным он не мог. В такие моменты он становился особенно чувствительным, как и всякий другой человек. Воспоминания о прошлом всегда доставляла ему неоднозначное двоякое чувство, которое очевидно нравилось ему. Да и вообще, про Штакета можно сказать, что он человек, живущий прошлым. Чтобы открывающиеся в подсознании картинки смотреть было легче, он налил себе целый стакан виски, тем самым опустошив до дна бутылку. Сделав попытку поставить пустую бутылку обратно на полку, он понял, что на это ему совершенно не хватит сил. Вместо этого бутылка громко полетела под стол. Снова закурил… Так продолжалось ещё минут 20, пока в памяти не кончились все хорошие моменты, ради которых стоило бы оставаться на этом свете, пополняя их число. Затем в голове вновь наступил полумрак; точно такой же, как и в окружающей Штакета квартире. К нему вновь вернулось меланхоличное расположение. То состояние, которое не покидает его на протяжении приличного временного периода. Жизнерадостные картинки в голове сменились одной большой психоделической драмой, которой всё равно когда-то должен был прийти конец. Штакет вновь подумал о суициде. Ну а затем, не способный даже думать, Штакет положил голову на столешницу и моментально вырубился, не удосужившись посмотреть на часы и завести будильник…

2.

 Ирэн Табакова была уже далеко не молодой девушкой, совсем недавно ей стукнуло двадцать восемь, но, вероятно, совсем уж престарелой и дряхлой старухой она себя не считала. Иначе как можно было объяснить её экстремально-вызывающий вид и форму одежды, которую согласилась бы надеть только самая оторванная пятнадцатилетняя юная особа, которая вопреки запретам горячо любящих мамы и папы хочет всегда выглядеть «отпадно» (или как там теперь это у них?). Короткая чёрная мини-юбка, край которой был расположен значительно выше коленей, обтягивала её широкие бёдра. Голубая блузка напрасно пыталась скрыть грудь пятого размера, приятно покачивающуюся в такт её небыстрым и нешироким шагам. Высокие шпильки и яркий макияж дополняли вид женщины, идущей с утра на работу. Да. Любой среднестатистический российский рабоче-крестьянский пролетарий, увидев такую женщину, упорно пародирующую молодую девочку, воскликнул бы: «Вот это ж..па!!!», ну в том случае, конечно, если бы увидел её сзади. Или, например, округлив и выставив на лоб свои глаза, удивлённо произнёс бы: «Вот это сиськи!!!», если ему предстал бы вид спереди. Ну, или на худой конец, не разглядев по какой-либо веской причине ни того, ни другого, громко сказал бы: «Вот это баба!!!». Да. Все формы у Ирэн были правильной пропорции, нужной консистенции и отличного товарного вида. Не присматриваясь к ней особо внимательно, а просто увидев её идущей по улице и кинув в её сторону один-единственный мимолётный взгляд, что получается обычно далеко не у всех, эту особу смело можно было бы назвать идеалом. Идеалом привлекательности. Идеалом самовыражения немолодой женщины. Идеалом непосредственности. Идеалом величия форм. Идеалом многих других идеалов. И только лишь остановив на ней долгий изучающий взгляд, можно было обратить внимание на те минусы, которые как ни странно, всё же имели место у этой, казалось бы, идеальной внешне женщины. Те минусы, которые не давали окружающим её субъектам, относить её к тому возрасту, к которому она пытается отнести сама себя. Правильной формы лицо, незначительно покрытое редкими морщинами и мешки под глазами, частично скрываемые косметикой, с большой натяжкой подходили к сочетанию с нереально короткой мини-юбкой. Огрубевшая кожа рук и непривлекательные обломанные ногти также выдавали всем, увидевшим их, истинный возраст обладательницы. Так же они могли сказать и о прошлом Ирины, состоящем отнюдь не всегда в красивых шмотках, более-менее стабильной работе и трёхкомнатной квартире, хоть и съёмной, но просторной и в хорошем районе. Не подходил к её одежде и слегка выпирающий живот; ну что тут поделаешь, вопреки всяким там потусторонним советам, от любимой еды она никогда не отказывалась. Глаза необычного коричневого цвета обычно были покрыты тонкой мутной плёнкой. Безразличие – основное выражение её глаз. Ещё один незначительный и малозаметный нюанс, очень редко замечаемый непосвящёнными людьми – это неестественно вывернутое вовнутрь левое предплечье. Обывателям, смотрящим по обыкновению пристально на другие части её тела, этот факт не представлял совершенно никакого интереса. Людям постарше, поадекватнее и поразумнее почему-то думалось, что это какая-то врождённая патология костей или приобретённая ранее инвалидность. Но на самом же деле, при нахождении в общественных местах, Ирэн специально выворачивала предплечье, насколько это было возможно. Не смущала её нестерпимая боль, не смущали и мысли случайных людей, смотрящих на её руку. Со слезами на глазах от резкой и пронзительной боли, она никогда не позволяла себе делать как-то иначе, нежели так. Там, на вывернутой до невозможности руке красовались глубокие поперечные разрезы, сделанные очевидно весьма давно, но хорошо заметные и по сей день. Об этих пережитках прошлого Ирэн не смогла бы рассказать, наверное, ни одному представителю из всех, существующих на планете, разумных форм жизни. Ну а тем более уж, зачем вообще нужно кому-либо знать, откуда, выше этих самых разрезов, практически на сгибе локтя, появились странные тёмные гематомы, очень сильно напоминающие обычные синяки, с той лишь разницей, что в центре каждого из них располагалась едва заметная точка? Ирэн шла на работу, как на праздник, хоть работа и не была для неё излюбленным местом времяпрепровождения. Она искренне радовалась, не стесняясь даже прилюдно показать свою улыбку с ровными и белыми, как порошок кокаина зубами, тем самым по обыкновению смущая молодых людей, идущих ей на встречу. Даже в красивых, но мутных глазах проблёскивала небольшая искорка радости. Грустить у неё не было абсолютно никаких причин. Как обычно говорят про такое, жизнь бьёт ключом. Неизвестно по какому месту, и каким именно ключом, скрипичным или газовым, но всё же, бьёт. Она наконец-то находится не дома – это была главная причина её радости. Муж Ирэн, с которым она вот уже два года существует под одной и той же съёмной жилплощадью, воспитывает свою восьмилетнюю дочь, и, вобщем, делает всё то, что обычно и должны делать два человека, связанные стальной колючей проволокой брака, старше её на 15 лет. Сказать о нём, что он весьма харизматичная личность, значит, совершенно ничего о нём не сказать. Столько экспрессии, жизненной энергии и скрытого потенциала, как в этом уже немолодом экземпляре, человечество не помнит со времён Да Винчи. Работал супруг Ирэн, как и полагается каждому уважающему себя и уважаемому другими гению, слесарем на одном из местных государственных предприятий. Ведь именно там, по мнению ведущих социологов страны, находится кладезь талантов и выдающихся личностей великой русской земли. Именно там растёт и развивается великая сила, способная перевернуть и растоптать в пух и прах всё, что будет мешать великим планам этих великих людей. Именно слесарь – профессия, созданная Всевышним, дабы нести в народ святое слово Божье, исцелять больных и калек, наставлять ближних своих на путь истинный, помогать страждующим и нуждающимся в помощи Всевышнего. Именно таким человеком и был Василий Семёнович Шкуркин - в районном паспортном столе он числился именно под этим простолюдинским именем. Именно под этим именем снизошёл он на нашу грешную землю. Как и полагается всем подобным ему особям, Василий не мог представить своей жизни без чистейшей святой воды крепостью 40%. Вода эта была для него и лекарством, и трапезой, и источником вдохновения для свершения благих дел – вобщем, совершенно оригинальный и ничем не заменимый продукт, дарованный человечеству свыше. Эта самая святая жидкость придавала его разуму девственную чистоту, душевное спокойствие и блаженство. И тогда, в минуты полного отрешения от всего земного, Всевышний рассказывал ему о том, с какой целью он существует на этой грешной земле, а также о методах избежания Второго Пришествия. После подобных спиритических сеансов, Василий шёл и исполнял сказанное ему свыше наследие, ради спасения мира. Главным же пунктом в этом нелёгком деле было «воспитание блудной жены». Этим Василий занимался ежедневно, и практически всегда – с применением подручных предметов. Ирэн очень сильно повезло в том, что её горячо любимый супруг даже не догадывался о том, что она вот уже несколько месяцев подряд регулярно употребляет героин. Иначе Василий, подобно тому, как Ибрахим убил своего сына, аналогично принёс бы в жертву свою жену. Был у неудавшегося в жизни немолодого непривлекательного мужчины всего лишь один козырь, по мнению Ирэн: одинокая престарелая мама с двухкомнатной квартирой в центре города. Ради перспективы стать полноценным жителем большого города, Ирэн могла вытерпеть всё: и рукоприкладства, и отсутствие денег, и секс с непривлекательным для неё человеком, и даже иногда, сквозь зубы и с неестественной улыбкой, вытягивала из себя ту самую банальную фразу из трёх слов. Терпеливая и снисходительная, ждала она в жизни своего часа, рассчитывая на то, что, наконец, судьба отблагодарит её за железное терпение. И уж тогда-то она будет жить, не думая о завтрашнем дне, и делая то, что сама желает. Супруг же этой роковой женщины, услышав вероятно впервые эти банальные три слова в свой адрес именно от неё, считал Ирэн просто сокровищем (ну, когда не пил): и пожрать всегда дома есть, и зарабатывает в два раза больше, и в сексе просто невообразима, и прощает его за «случайные» рукоприкладства. Вобщем, сокровище, а не жена. Её жизнь началась в весьма глухой деревушке, где ей и предстояло обитать без надежды на какие-нибудь перспективы до своего полного совершеннолетия. Убогость местного быта и разница между социальным уровнем тех людей, что изредка заезжали в её дремучую деревеньку из большого города в поисках безлюдной природной экзотики, подтолкнуло Ирэн бросить абсолютно всё, что было у неё на тот момент (конечно, если что-то вообще было). Собрав в голове все бегающие мысли, оттолкнув все сомнения на второй план и настроив себя на большое будущее, Ирэн приезжает в город, где началась новая веха в её непростой женской судьбе. Выглядеть, как все цивилизованные городские жители она научилась очень быстро. В этом у неё был дар от природы. Редкий человек заподозрил бы в ней бывшего представителя аграрного общества, да и то, разве что по частично оставшемуся деревенскому говору. В остальном же не было абсолютно никаких предпосылок для мыслей о жизни в другой среде обитания. Не хватало Ирэн в её новой жизни лишь жизненного опыта, который она с лихвой начала восстанавливать за все годы «бездействия». Учиться, чтобы получить какое-то образование она не хотела, а может и хотела, но не позволяло думать об этом текущее устройство – больше всего её интересовали деньги, которых вечно не хватало. Всю сознательную молодость она провела в поиске этих самых денег. Ей приходилось работать на трёх работах, не высыпаться по ночам и частично забыть о своей внешности, дабы оплатить съёмную комнату в двухкомнатной квартире с тремя соседями-алкоголиками, жить с уверенностью в завтрашнем дне и достойно воспитать нежданно-негаданно появившуюся в её жизни дочь (история о её появлении умалчивает), которая требовала огромного внимания и не менее огромных затрат. И раз уж первое её дочери никак не светило, то Ирэн решила сделать всё возможное для материального благополучия своего чада. Она была упорной и целеустремлённой девушкой, что ей очень сильно мешало бросить все свои попытки и годы ожидания и уехать жить на родину. Молодость Ирэн стремительно и неумолимо проходила, и вот теперь, спустя 10 лет после начала жизни в огромном многолюдном и кипучем мегаполисе, она идёт по улице, оскалив свою белозубую улыбку. Идёт она на своё хорошо оплачиваемое рабочее место, в голове у неё сплошной позитив и перспективы владения собственным жильём. Не могла не придать радость Ирэн и та мысль, что прошло вот уже две недели, как она порвала все отношения с этим придурком…как его... Штакет,… кажется, так… Прямо камень с плеч свалился, когда она набрала его номер и сказала ему всё, что о нём думала. Где-то полгода назад, в свой первый рабочий день на новом месте, которое предоставил Ирэн доброй души человек и просто человек из числа новых хороших знакомых, на горизонте её личного фронта появился такой персонаж, как Штакет (именно таким странным именем называли его сотрудники той организации). Был он настолько необычен и незауряден как внешне, так и внутренне, что Ирэн, посмотрев на него единожды, ещё долго не могла оторвать от него свой взгляд. С безграничным интересом смотрела она на вызывающую причёску, серьги в ушах, глубокие наполненные жизненным оптимизмом глаза и диковинный стиль одежды своего нового знакомого, которому предстояло стать её новым коллегой по работе… «И как такое можно было допустить?!» - пронеслась новая мысль в голове Ирэн, после кратких прокручиваний в голове моментов довольно тесного и плотного полугодового общения со Штакетом. Да. Начиналось всё как нельзя идеально. Штакет, для измученной судьбой и семейной жизнью с супругом-слесарем Ирэн, был как оазисом среди пустынных монотонных будней. Всё. Абсолютно всё для Ирэн было настолько восхитительным, что излишние яркие слова будут неуместны… Ну а затем, спустя положенного времени безбедных и очень милых отношений, наступил жёсткий период, в котором столкнулись два представителя диаметрально противоположных характеров. Описывать подробно впечатляющие сцены агрессии двух сторон также будет неуместным. Стоит лишь сообщить о том, что привело всё это к тому, что всегда безобидный и позитивный Штакет, вопреки жизненному принципу не бить представительниц слабого пола, взял да и разбил две бутылки своего любимого дорогого американского виски об голову своей бывшей подруги. Причём сделал это прилюдно – в одном из баров центральной улицы города. Вспомнив ненароком трагичнее события двухнедельной давности, потрогав рукой ещё полностью не восстановившиеся шрамы на голове, Ирэн, улыбаясь, пошла дальше и… моментально забыла все негативные пережитки недалёкого прошлого. До работы оставалось совсем недалеко….

3